"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

относительно Пизани.
Перейдем к восторгу толпы, осаждавшему слух певицы, когда, надев
скромную шляпу и свое девическое платье, она проходила между толпами
поклонников, занимавших все проходы.
Как нежен был поцелуй отца и дочери, возвращавшихся снова по безлюдным
улицам в карете кардинала.
Не будем останавливаться на воспоминаниях о слезах и восклицаниях
доброй и простой матери...
Вот они вернулись; вот хорошо знакомая комната. Посмотрите на старую
Джионетту, засуетившуюся, приготовляя ужин, и послушайте Пизани, который
пробуждает заснувшую скрипку, чтобы поведать о великом событии своему
неразлучному другу. Послушайте этот смех матери, английских смех, полный
веселости.
Какое счастливое собрание вокруг скромного стола! Это был праздник,
которому бы позавидовал сам Лукулл в своей зале Аполлона; этот сухой
виноград, аппетитные сардинки, каша из каштановой муки и эта старая бутылка
Lacrima-Christi - подарок доброго кардинала.
Скрипка была поставлена на кресло подле музыканта и, казалось,
принимала участие в веселом банкете. Она блестела при свете лампы, и в ее
молчании была скромная важность таинственного человека, каждый раз как ее
хозяин повертывался к ней, чтобы сообщить какую-нибудь забытую подробность.
Жена Пизани с любовью смотрела на эту сцену; счастье отняло у нее
аппетит; вдруг она встала и надела на шею артиста гирлянду цветов, которую
приготовила заранее, убежденная в успехе, а "Виола, сидевшая с другой
стороны своей сестры, скрипки, нежно надела на голову своего отца лавровый
венок и ласково обратилась к нему.
- Не правда ли, вы больше не позволите скрипке бранить меня? - сказала
она.
Бедный Пизани, взволнованный двойной лаской, оживленный успехом,
повернулся к младшей из своих дочерей - к Виоле, с наивной гордостью:
- Не знаю, которую из вас двоих должен я благодарить больше, вы мне
столько даете работы. Дочь моя, я так горжусь тобой и самим собой! Но увы,
бедный друг! Мы были так часто несчастны вместе!
Сон Виолы был беспокойный, но это естественно. Чувство гордости и
торжества, счастье, которое оно причинило, - все это было похоже на сон.
А между тем ее мысль часто отрывалась от всех этих впечатлений, чтобы
вернуться к тому взгляду и улыбке, которые еще стояли перед ней и к которым
воспоминание этого торжества и счастья должно было навсегда присоединиться.
Ее впечатления, как и характер, были странны и особенны. Это не было то, что
испытывает молодая девушка, сердце которой, пронзенное в первый раз мужским
взглядом, вспыхивает первою любовью. Это не был именно восторг, хотя лицо,
которое отражалось в каждой волне ее неисчерпаемой и подвижной фантазии,
было редкой и величественной красоты. Это не было и простым воспоминанием,
полным прелести, вызванным видом незнакомца; это было человеческое чувство
благодарности и счастья, смешанного не знаю с каким таинственным элементом
страха и благоговения. Конечно, она уже видела эти черты лица; но когда и
как? Ее мысль старалась начертать свою будущую судьбу, и, несмотря на все ее
усилия удалить это видение цветов и блеска, темное предчувствие заставляло
ее углубляться в себя.
И она нашла эту тайну, но не так, как молодость открывает существо,