"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

же (и епископ сделал сильное ударение на этом слове) не могу отпустить вас
отсюда, не присоединив к мольбам слуги нашего святого отца мольбы духовного
представителя его святейшества. Да, юбилей приближается! Юбилей
приближается - а наши дороги, до самых ворот Рима, наполнены убийцами и
безбожными злодеями! Какой пилигрим отважится перебраться через Апеннины на
богомолье у алтарей св. Петра? Юбилей приближается: о, какой позор будет для
Рима, если эти алтари останутся без богомольцев, если боязливые отступят
перед опасностями пути, а смелые падут их жертвой! Поэтому прошу вас всех -
граждан и вождей - отложить в сторону несчастные раздоры, которые гак долго
истощали силу нашего святого города и, соединясь между собой узами дружбы и
братства, образовать святую лигу против дорожных грабителей. Я вижу между
вами, синьоры, многих, составляющих гордость и опору государства; но, увы! с
горем и ужасом помышляю о беспричинной и пустой ненависти между вами! Она -
соблазн для нашего города и - позвольте мне прибавить, синьоры, - не делает
чести ни вере, которую вы исповедуете, как христиане, ни достоинству вашему
в качестве защитников церкви.
Между нобилями низшего разряда, на скамейках занятых судьями и учеными
и в огромной толпе народа послышался при этих словах громкий шепот
одобрения. Знатнейшие бароны смотрели гордо, но не презрительно на лицо
прелата и хранили строгое молчание.
- В этом священном месте, - продолжал епископ, - позвольте мне просить
вас похоронить навсегда эту бесплодную вражду, которая стоила нам
достаточного количества крови и денег. Оставим эти стены с единодушной
решимостью доказать наше мужество и рыцарскую доблесть единственно против
наших общих неприятелей, этих злодеев, которые опустошают наши поля и
наполняют наши дороги, этих врагов народа, который мы обязаны защищать, и
Бога, которому мы должны служить!
Епископ сел. Нобили, не отвечая, смотрели друг на друга; народ начал
громко шептать; наконец, после небольшой паузы, Адриан ди Кастелло встал со
своего места.
- Извините меня, синьоры, и вы, почтенный отец, если я, не обладающий
ни опытностью зрелого возраста, ни значительным весом между вами, решаюсь
первый принять предложение, которое мы сейчас слышали. Охотно отказываюсь я
от всякого прежнего повода к вражде с кем бы то ни было из моих равных. К
счастью для меня, мое продолжительное отсутствие в Риме изгладило из моей
памяти распри и соперничество, знакомые мне с ранней моей юности; и в этом
благородном собрании я вижу (и он взглянул на Мартино ди Порто, который
сидел угрюмо, опустив глаза) только одного человека, против которого я
однажды счел долгом обнажить меч; залог, который я тогда бросил этому
патрицию, к моему удовольствию еще не освобожден. Я беру его назад. С этих
пор враги Рима будут моими единственными врагами!
- Благородно сказано, - громко заметил епископ.
- И, синьоры, - продолжал Адриан, бросая перчатку в середину толпы
нобилей, - я бросаю этот взятый назад залог всем вам, вызывая вас на более
важное состязание, на более благородную битву. Я приглашаю каждого поспорить
со мной в усердии к восстановлению спокойствия на наших дорогах и порядка в
нашем государстве. Если, несмотря на все мои усилия, я буду побежден в этом
споре, то я без зависти уступаю приз. В течение десяти дней с этого времени,
почтенный отец, я поставлю сорок вооруженных всадников, готовых повиноваться
всяким распоряжениям, которые будут признаны необходимыми для безопасности