"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

будет надобности), вы клянитесь, когда послышится одинокая труба и появится
одинокий всадник, собраться вокруг знамени республики и противодействовать
оружию угнетателей сердцем и рукой, жизнью и душой, презирая смерть и
надеясь на спасение!
- Клянемся, клянемся! - вскричали все и, столпившись около креста и
кинжала, заслонили собой свечи. Монреаль не мог ни рассмотреть церемонии, ни
слышать тихо произносимой формулы присяги, но угадывал, что обыкновенный при
тогдашних заговорах обряд, требовавший, чтобы каждый из заговорщиков пролил
несколько капель своей крови, в знак предания своей жизни предприятию, не
был упущен. Когда группа отступила назад, тот же самый человек обратился к
собранию, подняв вверх чашу обеими руками, между тем как с левой его руки
медленно струилась кровь и падала каплями на пол. Подняв глаза, он произнес
торжественным голосом:
- Свобода! Среди развалин твоего храма мы, римляне, посвящаем тебе это
возлияние! Не баснословные идолы помогают нам; нас вдохновляет Господь Сил и
Тот, кто, сойдя на землю, взывал к рыбаку и земледельцу, поручая бедным и
смиренным проповедь откровения. - Потом, вдруг обратясь к своим товарищам,
он громко вскричал, между тем как его черты, необыкновенно изменчивые в
характере и выражении, просияли торжественным благоговением. - Смерть
тирании! Жизнь республике! - Действие этого перехода было поразительно.
Каждый как бы по невольному и непреодолимому побуждению, положил руку на
свой меч, повторяя эти слова; некоторые обнажили свои клинки, как будто
сейчас уже готовы были идти на битву.
- Я видел довольно: они сейчас разойдутся, - сказал сам себе
Монреаль, - притом я скорее готов встретиться с тысячным войском, нежели с
полудюжиной таких горячих энтузиастов. - С этой мыслью он спустился наземь и
пошел прочь, и в безмолвии полночи еще раз до слуха его дошел глухой звук:
"Смерть тирании! Жизнь республике!"


Книга II
РЕВОЛЮЦИЯ

I
ПРОВАНСАЛЬСКИЙ РЫЦАРЬ И ЕГО ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Было около полудня, когда Адриан вошел в ворота палаццо Стефана
Колонны. Дворцы нобилей тогда не были тем, что они теперь - вместилищами
бессмертных картин итальянского и негибнущей скульптуры греческого
искусства. Но до настоящего дня сохранились массивные стены и окна с
решетками и обширные дворы, где в те времена помещались грубые наемники.
Гораздо выше ворот подымалась огромная твердая башня, господствовавшая над
обширным видом изувеченных остатков Рима. Сами ворота были украшены и
поддерживались с обеих сторон гранитными колоннами, дорические капители
которых обличали святотатство, отторгнувшее их от одного из многих храмов
прежнего священного форума. Из этого же источника были заимствованы огромные
обломки травертипа, из которых были сложены стены внешнего двора. Это
варварское присвоение драгоценнейших памятников искусства было в то время
так обыкновенно, что на колонны и купола древнего Рима все смотрели не более
как на каменоломни, из которых каждый был волен добывать материалы для