"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

кинжала скорее по инстинкту долгой привычки, как это было с ним всегда,
когда его раздражали или перечили ему, нежели из какого-то кровавого
намерения. Как ни был он суров и мстителен, но не мог иметь подобного
намерения против какой-либо женщины, а тем более против той, которая теперь
находилась перед ним.
- Вальтер де Монреаль, - сказала она спокойным голосом, похожим на
голос сострадания, - мальчик, я думаю, никогда не имел ни брата, ни сестры,
он был единственным ребенком в обеих линиях семьи гордой и знатной, хотя
теперь обесчещенной в обеих же линиях... К чему это нетерпение? Ты скоро
узнаешь самое худшее: ребенок умер!
- Умер! - повторил Монреаль, отступая и бледнея. - Умер! Нет, нет, не
говори этого! У него есть мать, ты знаешь, что есть! Нежная, любящая,
заботливая, надеющаяся! Нет, нет! Он не умер!
- Так ты еще в состоянии что-нибудь чувствовать к матери? - сказала
старуха, по-видимому тронутая тоном провансальца. - Но одумайся; не лучше
ли, что могила избавила его от жизни, исполненной убийства, кровопролития и
преступления? Лучше почить с Господом, нежели бодрствовать с нечистой силой!
- Умер! - проговорил Монреаль. - Умер! Милый мальчик! Еще ребенок! Эти
глаза - совершенно такие, как у матери - закрылись так рано!
- Хочешь ли ты сказать еще что-нибудь? Твой вид изгоняет из моей души
все женское! Дай мне уйти.
- Умер! Могу ли я верить тебе? Или ты насмехаешься надо мной? Ты
произнесла свое проклятие, послушай же и мое предостережение: если ты в этом
солгала, то твой последний час ужаснет тебя и твоя смертная постель будет
постелью отчаяния!
- Твои губы, - возразила старуха с презрительной улыбкой, - более
пригодны для нечистых обетов, даваемых несчастным девушкам, нежели для
обвинений, которые серьезны только в устах добрых людей. Прощай!
- Остановись, неумолимая женщина! Где он похоронен? За упокой его души
будут служиться обедни! Священники будут молиться! Грехи отца не должны
обратиться на невинную голову ребенка!
- Во Флоренции, - отвечала старуха поспешно. - Но над его могилой нет
ни одного камня! Умерший мальчик не имеет имени!
Не дожидаясь дальнейших вопросов, она прошла мимо и продолжала свой
путь. Высокая трава и изгибы спуска скоро скрыли это зловещее привидение от
глаз Монреаля.
Оставшись один, он с глубоким и тяжелым вздохом опустился на землю,
закрыл лицо руками и предался горестным мукам. Его грудь вздымалась, все
тело дрожало, и он громко рыдал со всей страшной энергией человека, которого
страсти крепки и буйны, но для которого сила скорби нова и непривычна.
Уничтоженный и павший духом, он оставался в этом положении довольно
долгое время, медленно и постепенно успокаиваясь, по мере того как слезы
облегчали его волнение, и переходя от порывистой печали в мрачную
задумчивость. Месяц стоял высоко, и уже было поздно, когда он встал. Теперь
на его лице осталось мало следов прошлого волнения: Вальтер де Монреаль был
не из тех людей, которые поддаются продолжительному горю или которым печаль
может сообщить постоянную и обычную меланхолию, посещающую людей, у которых
чувства прочнее, хотя волнения не так бурны. Характер его состоял из
элементов чисто французских, хотя доведенных до крайности. Его наиболее
серьезные качества были перемешаны с изменчивостью и капризом, его глубокая