"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

- Каждый должен подписать свое имя или поставить знак собственноручно.
- Это будет сделано.
- Так, слушай! Поди в дом Пандульфо де Гвидо сегодня вечером, на закате
солнца. Он скажет тебе, где найти несколько мужественных людей; ты достоин
быть в их числе. Ты не забудешь?
- Клянусь, я буду считать каждую минуту до тех пор! - сказал кузнец, и
его смуглое лицо просияло гордостью от оказываемого ему доверия.
- Между тем, наблюдай за своими соседями, не давай никому унывать и
падать духом, - никто из твоих друзей не должен быть запятнан клеймом
изменника!
- Если я замечу, что кто-нибудь из наших отваливает, то я перережу ему
горло, будь он сын моей матери! - сказал свирепый кузнец.
- Ха, ха! - отреагировал Риенцо своим странным смехом. - Чудо, чудо!
Картина заговорила!
Было почти темно, когда Риенцо вышел из Капитолия. Широкое
пространство, лежащее перед его стенами, было пусто; Риенцо шел задумавшись,
плотно закутавшись в свой плащ.
"Я почти взобрался на вершину, - думал он, - и теперь у меня под ногами
зияет бездна. Если мне не удастся, то - какое падение! - последняя надежда
моей родины гибнет со мной. Никогда патриций не восстанет против патрициев.
Никогда другой плебей не будет иметь удобных случаев и власти, как имею я!
Рим связан со мной одной нераздельной жизнью. Свобода во все времена
утверждалась на тростнике, который может быть с корнем выворочен ветром. Но,
о Провидение! разве Ты не сохранило и не отметило меня для великих дел? Шаг
за шагом Ты меня вело к этому важному предприятию! Каждый последующий час
был приготовляем предыдущим! И однако же, какая опасность! Если непостоянный
народ, сделавшийся трусливым вследствие продолжительного рабства, станет
только колебаться во время кризиса, я погиб!"
При этих словах он поднял глаза и увидел первую вечернюю звезду,
которая спокойно сияла над обломками Тарпейского утеса. Это было
неблагоприятное предзнаменование, и сердце Риенцо забилось сильней, когда
эта темная, обвалившаяся масса вдруг представилась его взорам.
"Грозный памятник, - думал он, - каких темных катастроф, каких
сокровенных планов бывал ты свидетелем! К какому множеству предприятий, о
которых история молчит, ты приложил печать свою! Как можем мы знать - были
они преступники или праведники? Как можем мы быть уверены, что тот, кого
осудили, как изменника, не был бы, в случае своего успеха, награжден
бессмертием, как избавитель? Если я паду, кто напишет мою историю?
Кто-нибудь из народа? Увы! Слепая и несведущая, эта масса не может создать
умов, которые могли бы апеллировать к потомству. Кто-нибудь из патрициев?
Тогда какими красками я буду изображен! Для меня не найдется гробницы между
обломками, ни одна рука не принесет цветов на мою могилу - все мои мечты о
минувшей чести и славе послужат только к тому, чтобы осудить меня на вечный
позор!"
Размышляя таким образом накануне огромного предприятия, на которое он
себя обрек, Риенцо продолжал свой путь. Дойдя до Тибра, он несколько минут
постоял около этой исторической реки, в глубине которой отражалось пурпурное
и освещенное звездами небо. Он перешел мост, ведущий к кварталу
Трастеверинскому, гордые обитатели которого считают себя единственными
настоящими потомками древних римлян. Здесь его шаги сделались скорее и