"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

- Много добра принесет нам эта пачкотня, - сказал Барончелли кисло и
обращаясь к соседям; но никто его не слушал, и он, претендент на звание
демагога, злобно закусил губу.
Среди подавленных вздохов и проклятий мужчин, которых расталкивал дюжий
кузнец, и открытой брани и пронзительных криков женщин, к платьям и головным
уборам которых он оказывал столько же мало уважения, он дошел до
пространства, огороженного цепями, в центре которого была поставлена большая
картина.
- Как он пришел сюда? - вскричал один. - Я был первый на площади.
- Мы нашли ее здесь чуть свет, - сказал продавец плодов, - никого еще
не было возле.
- Но почему вы вообразили, что в этом участвовал Риенцо?
- Кто же другой? - отвечали двадцать голосов.
- Правда! Кто другой? - отозвался долговязый кузнец. - Я готов
поклясться, что добрый человек провел целую ночь, рисуя ее сам. Клянусь,
славная картина! Что там нарисовано?
- Вот в том-то и загадка, - сказала одна торговка рыбой.
- Если бы я могла это разобрать, то умерла бы спокойно.
- Это, без сомнения, что-нибудь о свободе и о налогах, - сказал Луиджи,
мясник, наклоняясь над цепями. - Ах, если бы Риенцо захотел, то всякий
бедняк имел бы в своем горшке кусок мяса.
- И столько хлеба, сколько бы мог съесть, - прибавил бледный хлебопек.
- Вот выдумали! Хлеба и мяса! Они теперь у всякого есть! Но какое вино
пьют бедные люди! Никаких нет поощрений, чтобы можно было позаботиться о
винограднике, - сказал виноторговец.
- Го-гопло! Многие лета Пандульфо Ди Гвидо! Дорогу - он ученый человек,
друг великого нотариуса; он нам объяснит картину. Дорогу, дайте дорогу!*
______________
* Случаи, совершенно отдельные друг от друга (так как история, подобно
вымыслу, имеет свои привилегии).

Медленно и скромно Пандульфо ди Гвидо, спокойный, богатый, честный
литератор, которого ничто, кроме насилия того времени, не могло вызвать из
его тихого дома или из его рабочего кабинета, подошел к цепям. Он долго и
пристально смотрел на картину, блестевшую еще свежими влажными красками. Она
была похожа на произведение возрождавшегося искусства, которое вначале
отличалось грубыми и жесткими чертами, а потом было доведено до гораздо
большей степени совершенства и встречается в картинах Перуджино,
процветавшего в следующей генерации. Народ толпился вокруг ученого с
открытыми ртами, обращая глаза то к картине, то к Пандульфо.
- Разве вы не видите, - сказал наконец Пандульфо, - в чем состоит
понятный и осязательный смысл этой картины. Посмотрите, как живописец
изобразил обширное и бурное море - заметьте, как оно волнуется.
- Говори громче, громче! - вскричала нетерпеливая толпа.
- Тс! - вскричали те, которые стояли вблизи Пандульфо, - достойного
синьора можно слышать совершенно ясно.
Однако же некоторые из более изобретательных, пробравшись к одной
стойке на рыночной площади, принесли оттуда неуклюжий стол и просили
Пандульфо говорить с него народу. Бледный гражданин, с некоторой неохотой и
застенчивостью из-за непривычки к речам, должен был согласиться. Но когда он