"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

Стремления Адриана, бывшие до сих пор неопределенными, теперь
определились и сосредоточились; грезы девушки, дорогой его сердцу,
пробудились к жизни еще мечтательной, но уже истинной. Вся задушевность,
энергия и пылкость чувства, которые у ее брата проявлялись патриотическими
планами и стремлениями к власти, у Ирены смягчались в одной цели
существования, в одном средоточии души - в любви. Но в этом по-видимому
ограниченном пространстве мысли и деятельности существовала сфера не менее
беспредельная, как и в обширном пространстве многообъемлющего честолюбия ее
брата. Она не меньше его имела силы и воли ко всем возвышенным стремлениям,
дарованным нашей смертной природе. Не менее велик был ее энтузиазм к своему
идолу, не менее велики, в случае равных испытаний, были бы ее великодушие и
преданность: но мужество ее, конечно, было бы выше, обожание ее - неизменнее
и дальше от себялюбивых целей и низких намерений. Время, перемены,
несчастье, неблагодарность не изменили бы ее. Какое государство могло бы
пасть, какая свобода могла бы погибнуть, если бы усердие шумного патриотизма
мужчины было столь же чисто, как безмолвное бескорыстие женской любви?
В них все было молодо; они обладали неохладевшим и непоблекнувшим
сердцем - полнотой и роскошью жизни, имеющими в себе что-то божественное. В
том возрасте, когда нам кажется, что мы не можем умереть, как ярко и сильно
все, что создается нашим сердцем! Наша юность похожа на юность земли, когда
леса и воды населены божествами, когда жизнь безумно кипит, но производит
одну красоту, все ее образы - поэзия, все ее песни - мелодии Аркадии и
Олимпа. Золотой век никогда не оставляет мира: он существует и будет
существовать, пока есть на свете любовь, здоровье и поэзия. Но существует он
только для людей молодых!
Если я теперь останавливаюсь на этой интермедии драмы, требующей более
мужественных страстей, чем страсть любви, это я делаю потому, что нам
представится очень мало подобных случаев. Если я распространился в описании
Ирены и ее сокровенной привязанности, вместо того, чтобы предоставить
обстоятельствам высказать ее характер, то это я делаю потому, что, как я
предвижу, ее любящий и милый образ останется до конца более тенью, чем
портретом. Он будет отодвинут на задний план более смелыми фигурами и более
яркими цветами - обыкновенная судьба подобных натур, присутствие которых
более ощутимо, нежели видно, сама гармония которых с целым состоит в их
удалении и покорном спокойствии.

VIII
ЭНТУЗИАСТ И СУЖДЕНИЕ О НЕМ БЛАГОРАЗУМНОГО ЧЕЛОВЕКА

- Ты несправедливо судишь обо мне, - сказал Риенцо с жаром Адриану,
когда они сели перед концом продолжительного своего разговора наедине. - Я
не играю роли простого демагога; я не хочу возмущать глубину для того, чтобы
мое благополучие выплыло со дна на поверхность. Я так долго думал о
прошедшем, что мне кажется, будто бы я составляю его часть и не имею
отдельного существования. Я выковал мою душу в одну господствующую страсть,
и цель ее - восстановить Рим.
- Но какими средствами?
- Синьор, синьор! Для восстановления величия народа есть только одно
средство: воззвание к самому народу. Князья и бароны не в силах доставить
государству прочную славу; они возвышаются сами, но не возвышают вместе с