"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

тяжким трудом! Нет ничего гаже плебея, которого возвысили патриции не для
того, чтобы он руководил своим сословием, а для того, чтобы он служил
орудием для их низких интересов. Человек, происходящий из народа, изменяет
своему происхождению, если делается куклой для лицемерных тиранов, которые
указывают на него и кричат: посмотрите, какая свобода царствует в Риме, -
мы, патриции, так возвысили плебея! Разве они возвысили бы кого-нибудь из
плебеев, если бы имели к ним сочувствие? Нет, если я подымусь выше своего
состояния, то этим буду обязан рукам, а не шеям своих сограждан!
- Все мои надежды, Кола, состоят в том, что ты, в своем усердии к
согражданам, не забудешь, как ты дорог нам. Никакое величие не примирит меня
с мыслью, что оно подвергало тебя опасности.
- А я смеюсь над всеми опасностями, если только они ведут к величию.
Но - величие, величие! Это пустая мечта! Предоставим ее ночным грезам.
Довольно о моих планах; поговорим теперь о твоих, милый брат.
И, со свойственной ему сангвинической и веселой гибкостью, молодой
Кола, оставив все свои мечтательные помыслы, приготовился выслушать с
участием скромные мечты своего брата. Это были - новая лодка, праздничная
одежда, хижина в месте, наиболее удаленном от притеснений вельмож, и тому
подобные картины, свойственные неопределенным стремлениям мальчика с темными
глазами и веселыми губками. Кола с приветливым лицом и нежной улыбкой
выслушивал эти незатейливые надежды и желания и часто впоследствии вспоминал
об этом разговоре, когда он с тоской спрашивал свое сердце, какой из этих
двух родов честолюбия благоразумнее.
- Таким образом, - продолжал младший брат, - мало-помалу я могу собрать
довольно денег, чтобы купить судно, подобное вот этому, которое, без
сомнения, нагружено хлебом и товарами; мое судно будет приносить такой
хороший доход, что я буду в состоянии наполнить твою комнату книгами и не
услышу более твоих жалоб на то, что ты недовольно богат для покупки
какого-нибудь старого истертого монашеского манускрипта. Ах, как я тогда
буду счастлив!
Кола улыбнулся и сжал брата в своих объятиях.
- Дорогой мальчик, - сказал он, - пусть лучше моим делом будет
заботиться об исполнении твоих желаний. Но мне кажется, что хозяева этого
судна владеют незавидной собственностью. Взгляни, как беспокойно эти люди
смотрят и вперед, и назад, и по сторонам. Хотя это мирные торговцы, но,
кажется, даже и в городе, который был некогда рынком всего цивилизованного
мира, они боятся преследований какого-нибудь пирата. До окончания своего
путешествия они могут найти этого пирата в каком-нибудь из римских
патрициев. Увы, до чего мы дожили?
Судно, о котором говорили два брата, быстро неслось вниз по реке, и в
самом деле два или три человека на палубе с напряженным вниманием
осматривали оба берега, как бы предчувствуя врага. Однако же скоро оно ушло
из виду, и братья возобновили свой разговор о предметах, которые имели для
молодых людей привлекательность уже потому, что принадлежали к области
будущего.
Вечерняя тьма становилась гуще, и они вспомнили, что прошел уже тот
час, когда они обыкновенно возвращались домой. Они повернули назад.
- Постой, - сказал вдруг Кола, - как я разговорился! Отец Уберт обещал
мне редкую рукопись, которая, как он признается, поставила в тупик весь
монастырь. Я должен буду сходить сегодня вечером к нему. Побудь здесь