"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

этого времени для Риенцо было достаточно, чтобы произнести все, чего желал
сам Адриан.
Другой крик, еще сильнее и продолжительнее первого, крик, в котором
выразилось облегчение от тревожных мыслей и сильного волнения, служил знаком
окончания речи. После минутной паузы толпа рассыпалась по разным
направлениям и пошла по улицам кучками и группами. Видно было, что речь на
всех произвела сильное и неизгладимое впечатление. У каждого щеки пылали и
язык говорил; одушевление оратора проникло в сердца слушателей. Он гремел
против бесчинства патрициев, и однако же обезоружил гнев плебеев; одним
словом, он проповедовал свободу, но запрещал своеволие. Он успокоил
настоящее обещанием будущего. Он порицал их ссоры, но поддерживал дело их.
Он удержал сегодняшнюю месть торжественным уверением, что завтра настанет
правосудие. Так велика власть, так могущественно красноречие, так грозен
гений одного человека, безоружного, незнатного, который не имеет меча и
горностаевой мантии, но обращается к чувствам угнетенного народа!

IV
ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Избегая раздробленных потоков рассеявшейся толпы, Адриан Колонна быстро
шел по одной из узких улиц, которая вела к его дворцу, находившемуся на
довольно значительном расстоянии от места последней ссоры. Полученное им
воспитание делало его способным глубоко интересоваться не только
несогласиями и распрями своей родины, но также сценой, которую он только что
видел, и властью, которую выказал Риенцо.
Сирота из младшей, но богатой ветви семьи Колоннов, Адриан вырос под
опекой и попечительством своего родственника, коварного, но вместе
доблестного Стефана Колонны, который из всех нобилей Рима был самый
могущественный, как по благосклонности к нему папы, так и по большому числу
окружавших его вооруженных наемников. Адриан рано обнаружил необыкновенную в
те времена склонность к умственным занятиям и усвоил многое из того, что
было тогда известно относительно древнего языка и древней истории его
родины.
Хотя Адриан был еще мальчиком в то время, когда видел горесть Риенцо по
случаю смерти брата, но его доброе сердце прониклось симпатией к этой печали
и стыдом за своих родственников, равнодушных к такому последствию их ссор.
Он настойчиво искал дружбы Риенцо и, несмотря на свою молодость, понял силу
и энергию его характера. Но хотя Риенцо по прошествии некоторого времени,
казалось, перестал думать о смерти брата и снова стал посещать замок
Колоннов, пользуясь их презрительным гостеприимством, однако же он держал
себя в некотором отдалении и отчуждении, которые Адриан мог преодолеть
только отчасти. Кола отвергал всякое предложение услуг, протекции и
возвышения; а необыкновенная ласковость со стороны Адриана, вместо того,
чтобы делать Риенцо общительнее, казалось, только оскорбляла его и
заставляла держаться еще с большей холодностью. Непринужденный юмор и
живость разговора, делавшие его прежде приятным гостем для тех, вся жизнь
которых проходила в пирах и битвах, перешли в иронию, цинизм и едкость. Но
тупоголовые бароны по-прежнему забавлялись его остроумием, и Адриан был
почти единственным человеком, который видел змею, скрытую под его улыбкой.
Часто Риенцо сидел за столом безмолвный, но наблюдательный, как будто