"Энтони Берджес. Трепет намерения" - читать интересную книгу автора

погрязли в блуде и стяжательстве. Их закон не запрещает ростовщичества и
прелюбодейства.
И так далее. Отец Берн был высоким, стройным, с шеей даже более
длинной, чем требовалось по росту, однако сейчас он необычайно правдоподобно
изображал пузатого, короткошеего Шейлока, брызгал слюной, шепелявил и
потирал руки. Вот он в сердцах плюнул и крикнул: "Ви, паршивые христиане!
Вам таки не делают обрезания!" Он обожал лицедействовать. Лучшей ролью отца
Берна был Яков I Шотландский, и он с упоением потчевал нас ею на уроках
истории (что бы в тот момент ни проходили), громко причитая, сморкаясь и
вещая на якобы шотландском диалекте*. Однако и Шейлок был неплох. "Ми таки с
вами со всеми расправимся, паршивие христиане. Ой-вэй, деньжат моих ви не
получите".
Мы с Роупером считали для себя унизительным смеяться во время этих
представлений. Мы-то понимали, что нацисты уничтожают не только евреев, но и
католиков. Что такое зло, мы узнавали теперь из газет, а не из религиозных
трактатов, стоявших на отдельных стеллажах в нашей библиотеке. Мы не могли
поверить тому, что слышали о концлагерях. Кровавое месиво, распоротые
штыками гениталии! Сэр, говорите что угодно, но мы не больно отличаемся от
тех, кого ненавидим. Хотел бы кто-нибудь из нас, перекрутив пленку обратно,
в те времена, когда не было еще газовых камер и кастраций без анестезии,
вставить в проектор другую-безгрешную-пленку? Ведь на самом деле нам
хочется, чтобы подобные ужасы происходили, и мы могли бы упиваться своим
благородным нежеланием отплатить мерзавцам их же монетой. Мы с Роупером
считали, что, чем слушать шепелявое берношейлоковское шельмование евреев,
лучше уж от души позабавиться с кем-нибудь в часовне.
- Ну, что ты теперь думаешь о добре и зле?-спросил я однажды Роупера.
- Разумно было бы предположить,-отвечал он, разжевывая кусок тушеной
баранины,-что добром называется то, к чему мы стремимся, что бы это ни
было. Тут все дело в невежестве и в постепенном просветлении. Зло
проистекает от невежества.
- Немцы, говорят, не самый невежественный народ в мире.
Сказать ему было нечего. Тем не менее, он сказал:
- Есть разные виды невежества. У немцев оно проявилось в политике, и в
этом их беда. Возможно, они и не виноваты. Немецкие государства слишком
поздно заключили союз или что там они заключили?-У Роупера были весьма
туманные представления об истории-нy, ты же знаешь, все эти их леса, где в
каждом дереве по Богу.
- Ты хочешь сказать, что у немцев атавистическое сознание?
Роупер, разумеется, сам не знал, что хотел сказать. Он давно уже не
интересовался ничем, кроме физики, химии и биологии, которые собирался
сдавать на выпускных экзаменах. Он одновременно и наполнялся, и опустошался,
становился в буквальном смысле неодушевленным, превращаясь из мальчика не в
мужчину, а в машину, наделенную совершенно нечеловеческими способностями.
- А что ты скажешь, когда разразится война?-спросил я
Роупера.-Думаешь, эти кретины не ведают что творят, и их никак нельзя
остановить? Но ведь они и до нас доберутся. Вместе с отравляющими газами и
всем прочим.
Только тут до Роупера, похоже, стало доходить, что война коснется и
его, и всех нас.
- Да,-сказал Роупер,-я как-то об этом не думал. Черт подери...