"Энтони Берджес. Трепет намерения" - читать интересную книгу автора

Плакала, значит, моя стипендия.
Да, никто не сомневался, что Роупер блестяще сдаст экзамены и получит
стипендию.
- Вот и подумай,-сказал я.-Подумай о евреях. Об Эйнштейне, Фрейде и
им подобным. Ведь нацисты относятся к науке как к международному еврейскому
заговору.
- Тем не менее, в Германии живут светила мировой науки,-сказал
Роупер. Я поправил:
- Жили. От большинства они теперь избавляются. Потому-то им и не
выиграть войну. Но поймут они это не скоро.
В тот год выдалось чудесное лето. С десятью фунтами в карманах, голосуя
на дорогах, мы с Роупером проехались по Бельгии, Люксембургу, Голландии и
Франции. Целый месяц мы питались сыром, дешевым вином, каламбурами типа
"Чемберлен- j' aime Berlin" * и разговорами о войне, которые затевали,
греясь на солнышке. Однажды мы устроились на ночь в спальных мешках возле
линии Мажино и чувствовали себя в полной безопасности. В Англию мы вернулись
за три дня до начала войны. Выскочив из едва не прихлопнувшей нас
европейской мышеловки, мы узнали, что результаты экзаменов известны. У меня
они были хорошими, у Роупера же-просто великолепными. Ходили разговоры, что
меня пошлют в Лондон в институт славянских исследований, а Роуперу следовало
подождать, пока ему оформят стипендию. Между тем нас обоих тянуло в то
единственное место, где все ощущалось родным,-в колледж.
У отца Берна появился теперь новый номер-"страдающая Ирландия". Родом
он был из Корка и даже намекал, что во время беспорядков "черно-пегие"*
изнасиловали его сестру. "Англичане-поджигатели войны-надрывался он на
утреннем собрании. О поправших веру немцах он почему-то не упоминал,-да-да,
они снова объявили войну и снова опираются на еврейские миллионы.
(Молниеносный шарж: "Всемирная еврейская плутократия"). Война будет
страшной. На Европу набросятся, - если уже не набросились - миллионы
обезумевших мародеров в погонах. Опять на многострадальную ирландскую землю
хлынут орды тупых дикарей, у которых на уме только мерзостное совокупление,
да хранят нас от этого греха Всемогущий Господь и Пресвятая Богородица".
Весьма скоро он добрался и до Роджера Кейсмента*, после чего объявил, что
все стипендии временно отменяются. Целое утро мы изнывали от скуки в нашей
библиотеке. Наконец я предложил:
- Надо напиться.
- Напиться? А можно?
- Мне, например, даже нужно. Не бойся, мы теперь вольные пташки.
Пиво в барах было тогда по пять пенсов за пинту. Мы пили "Кларендон",
"Джордж", "Кадди", "Кингз хед", "Адмирал Вернон". В Брадкастере пахло хаки и
дизельным топливом. К этому добавлялся сладостный аромат надежды: ночи
сулили "мерзостные совокупления". Казалось, девушки на улицах только и
делают, что кокетничают, и что губы у них стали ярче, а грудь больше. А
может, отец Берн в чем-то и прав? После шестой кружки я стал воображать,
будто идет первая мировая война, я получил короткий отпуск и, щеголяя
офицерской формой, шествую по перрону лондонского вокзала "Виктория". Я
пахну вражеской кровью, и девушек это сводит с ума. "Милашки, чего я только
не навидался в окопах".-"Ой, расскажите, расскажите!"
- Пошли добровольцами,-сказал я Роуперу.-Мы же любим нашу чудесную
страну.