"Энтони Берджес. Трепет намерения" - читать интересную книгу автора

ближе? Можете спросить у моей доброй "неприятельницы" Бригитты. На то, чтобы
пристроить двух оставшихся сиротами вражеских детей (которым, кстати,
требовалась сложная пластическая операция), я выложил несколько миллионов
лир из собственного кармана. По натуре я игрок, но игра стала слишком
грязной, и я из нее выхожу.
Письма этого Вы не получите, потому что я его не написал. Но, если я
доставлю Вам Роупера и, несмотря на хранящиеся у меня под подкладкой
письменные заверения, Вы сделаете с ним то, чего я опасаюсь, у меня по
крайней мере будет что сказать в его защиту.
Сейчас без двух минут четыре. От полдника я воздержусь и постараюсь
поменьше есть вечером. Сатириазу я скажу: "Спокойно, сэр, спокойно".
Послезавтра мне необходимо быть в своей лучшей форме, все-таки это мое
последнее задание. А теперь надо вздремнуть. Ваш (впрочем, уже не совсем) Д.
X. (729).


* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *



Хильер проснулся весь мокрый, если не считать пересохшего рта. Было
ужасно душно. Он лежал на койке в старых серых выходных брюках и зеленой
рубашке с короткими рукавами. Брюки липли к телу. Рубашка пропиталась потом.
Хильер чувствовал его острый запах. Пробудившийся Адам вдыхает эдемские
ароматы; падшего Адама, которому недавно перевалило за сорок, встречает
благоухание дня: въевшийся в кожу табачный смрад, едва уловимый дух
кисло-сладкой мясной подливы; словно астронавт, вышедший в открытый космос и
удалившийся (но не слишком!) от своего корабля, Хильер ощущал исходивший из
его собственного рта зловонный запах горелого картофеля и сыромятни. Он
встал и мрачно сглотнул слюну. Надо было перед сном включить вентилятор.
Включил его сейчас, раздеваясь. Прохладный ветерок развеял остатки только
что снившегося кошмара: орущая толпа хлещет его колючими розами, он ковыляет
по круто уходящей в горы дороге, обессилевший, хилый. Хильер,
хилый-несомненно, сон был навеян его именем. Огромный рупор, который он
тащил, ассоциировался с именем его жертвы -Роупер. Как будто не могли
сниться другие имена!
В зеркале, стоявшем на туалетном столике, отражалось его обнаженное
тело-пока еще стройное и годное к употреблению. Но, казалось, оно вот-вот
обмякнет под тяжестью бурного прошлого, запечатлевшего на нем свои следы в
виде шрамов и оспин. На левом плече красовалась несмываемая отметина,
настоящее тавро. Соскис (который в итоге получил свое и, подыхая, проклинал
все на свете) скалил свои гнилые пожелтевшие зубы, наблюдая, как Хильера
прижигают раскаленным добела тавром в форме буквы S. "Подпись под не самой
сильной моей работой,-прошамкал Соскис.- Резьба по телу. Хотя до
неузнаваемости не изрезали". Привязанный к стулу Хильер пытался вложить в
букву (изображение которой в зеркале постепенно расплывалось) другой
смысл-Sybil, Сивилла, имя его матери. Так лучше Помощник Соскиса
сладострастно оттягивал момент прижигания, а Хильер убеждал свое тело:
"Будет не больно! Не больно! Не больно!" И снова: "Стремись к
этому,-твердил он коже,-зови, желай. Обыкновенная припарка. Полезная". Он