"Энтони Берджес. Трепет намерения" - читать интересную книгу автора

по-идиотски добавил:-Alles, alIеs uber Deutschland.-На ее глаза
навернулись гневные слезы. Я вышел, не дожидаясь, пока меня выставят.
Трясясь в автобусе, я представлял себе, как под белой хлопчатобумажной
блузкой Бригитты мерно вздымается огромная, будто у Urmutter, грудь. Вот
Роупер расстегивает пуговицу, и я слышу катехизический диалог: "Кто был
виновен?"-"Англия... Англия..." (Дыхание учащается.) То же самое, но
быстрее, еще раз, еще-до тех пор, пока Бригитте не надоедает катехизис. Я
представляю себя на месте Роупера. Конечно, сжимая эту
восхитительно-упругую, громадную тевтонскую грудь, я тоже, тяжело дыша,
начинаю поносить Англию, готов обвинить собственную мать в развязывании
войны и перед тем, как войти, приговариваю, что через газовые камеры прошло
слишком мало евреев. Но вот все стихает, и я беру свои слова назад - совсем
не в посткоитальной апатии: я начинаю ее обвинять, кричу, что она развратная
сука. Желанная сука. И все начинается снова.
Сэр, для Роупера это оказалось одним из главных событий в жизни. Я
говорю о его посещении лагеря смерти, где он впервые увидел подлинное зло -
не сладострастно обсосанное зло из воскресной газетенки, а зло воняющее и
осязаемое. Храня верность научному рационализму, он отбросил единственную
систему, способную объяснить увиденное,-я говорю о католичестве; оказавшись
перед иррациональной пустотой, он погрузился (буквально!) в первую
попавшуюся логически не противоречащую систему обвинении. Было еще одно
письмо, о котором я пока не упоминал,-ответ на мое, где я советовал Роуперу
приударить за немецкими женщинами.
Роупер писал: "Я пробовал то, о чем ты пишешь. Странным образом это
напоминало мне, как мы когда-то ходили на исповедь (верующий скажет, что я
богохульствую). Я встретил ее в пивнушке. Она пришла туда с каким-то немцем.
Я был слегка пьян и поэтому вел себя развязнее, чем обычно. Спутник,
по-видимому, был ее братом. Я несколько раз угостил ее пивом и подарил три
пачки сигарет. Короче, не успел я понять, что происходит, как мы уже
валялись на каком-то газоне. Был чудесный вечер, она то и дело повторяла:
"Mondschein". Идеальная обстановка для того, что зовется "ЛЮБОВЬЮ". Но когда
при свете луны показалось ее обнаженное тело, мне вдруг вспомнились другие
тела-голых лагерных полутрупов. Да, выглядели они иначе! Я яростно
набросился на нее, и, пока мы занимались любовью, ненависть к ней доходила
почти до крика. Но ей, похоже, это нравилось. Она кричала: "Wieder, wieder,
wieder!". Мне казалось, что я причиняю ей зло, что я насилую, нет,
хуже-развращаю; она же наслаждалась тем, что было, как я думал, ненавистью,
а оказалось наслаждением и для меня самого. Я себе противен, я готов убить
себя, я сгораю от стыда".
За день до того, как пришло это письмо, я получил от Роупера
телеграмму: УНИЧТОЖЬ ПИСЬМО НЕ ЧИТАЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ВСЕ ОБЪЯСНЮ. Но никаких
объяснений не последовало. Вместо этого он пытался искупить грех перед
женщиной, которая тогда под луной кричала "Wieder!". Скорее даже перед
девушкой, а не женщиной. Ведь Бригитта была еще совсем юной.




До следующей нашей встречи с Роупером прошло достаточно много
времени-достаточно, чтобы забыть копченую семгу, ветчинный гробик дядюшки