"Энтони Берджесс. Мед для медведей" - читать интересную книгу автора

было очень плохо. Она дралась с врачами и сестрами. Не хотела ехать. Она
была... забыла слово... в бреду. И все время требовала какой-то мяч.
- Милосердный Боже, - прошептал Пол, - это она меня звала. Ей нужен был
я, а вовсе не мяч. Меня зовут Пол, понимает? Я - Пол, а не ball...
- Вот оно что, - девушка расцвела в улыбке, - тогда все понятно. А мы
тут голову ломали... Слава богу, все разъяснилось. Никаких тайн.
- Где она? - спросил Пол голосом, в котором уже не осталось ничего
человеческого. - Куда ее увезли? Что вы сделали с моей женой?
Девушка сосредоточенно нахмурилась, почесала локоть, затем подбородок,
после чего изрекла:
- В какую-нибудь из клиник. Нет, постойте, кажется, я слышала, доктор
говорил, что ее повезут в Павловскую больницу. Учтите, это одна из лучших
ленинградских больниц.
- Павлов? - насторожился Пол и моментально представил, как его
горемычную супругу используют для опытов в страшной лаборатории, изучающей
поведенческие рефлексы живых существ. Где-то звенит колокольчик, а у Белинды
начинается слюноотделение. - И где бы это могло быть?
- Где бы это могло быть? Как забавно вы говорите по-английски! Это
могло бы быть именно там, где было всегда. Я так думаю. В районе площади
Мира и Садовой улицы. Вы должны немедленно отправиться к жене и сказать, что
все еще любите ее.
Это было сказано без намека на улыбку. Похоже, в этой стране люди
испытывают острый дефицит любви и относятся к ней чрезвычайно серьезно.
- Я непременно это сделаю, - так же серьезно пообещал Пол. Девушка
снова расцвела в улыбке, кивнула ему на прощанье и удалилась по своим делам.
Неоновая вывеска на самом большом портовом здании сообщала морю, что
здесь начинается Ленинград Протез снова угрожающе расшатался. Таксист нервно
шагал взад-вперед по причалу и яростно пыхтел сигаретой. Счетчик в его
машине мерно щелкал, отсчитывая копейку за копейкой в пользу того
министерства, которое ведает работой общественного транспорта. Несмотря на
довольно долгое ожидание, водитель выразил согласие ехать в Павловскую
больницу. Такси вновь запрыгало по рельсам и грубым булыжникам в сторону
выезда из порта. Полу и офицеру, проверяющему паспорта у ворот, очевидно,
суждено было вскоре стать друзьями.
А в это время где-то в темноте портового офиса "Интуриста" спокойно
лежали дрилоновые платья, такие мирные и такие опасные.
Сидя в такси, Пол ощутил, что у него щемит сердце. Но в тот момент он
не думал о Белинде. В его душе звучала тоскливая, заунывная песнь о России,
поселившая в его душе тяжелую печаль. Но почему? С чего бы ему испытывать
какие-то чувства к России, к этим темным, мрачным складам, каналам? Тем не
менее Пол ощущал странный комок в груди. Его переполняла острая жалость к
этому городу, ко всем убогим городам, которые он никогда не видел, между
которыми громыхают закопченные паровозики, выдыхающие в атмосферу черные
клубы дыма. Эта страна была вся покрыта обширными степями, где одиноко выли
волки, громко звонили колокола на соборах, варварски гремела Патетическая
симфония, а ссыльные и осужденные тяжело передвигали закованные в кандалы
ноги, ели кожаные ремни и выдалбливали могилы во льду. Здесь погибла под
колесами Анна Каренина и закончил свой век гениальный гомосексуалист
Чайковский. Бедный, милый Роберт!
На Невском проспекте горели фонари, ползли ярко освещенные трамваи,