"Энтони Берджесс. Время тигра" - читать интересную книгу автора

- Давай мне лима ринггит.
- Туан?
- Давай сайя лима ринггит. Сайя купит распроклятый макан.
Коренастый, безобразный косоглазый бой поколебался, потом вытащил из
кармана пятидолларовую бумажку.
- Туан бели саюр? Овоссей?
- Да, да. Предоставь дело сайя.
Нэбби Адамс вышел из грязного оштукатуренного подъезда маленькой
полицейской столовой в крошечный кампонг. Полицейская столовая была некогда
родильным домом для жен султанов штата. Выцветшая, обшарпанная,
облупившаяся, с изъеденным, не отполированным дощатым полом, она лишь
вспоминала о своей плодовитой славе. Теперь здесь нашли пристанище
многочисленные пауки, чичаки пристраивались повыше на стенах, буйно
плодилось множество насекомых; обтрепанный календарь показывал давно
минувшие месяцы. От повара было мало толку. Его единственной квалификацией
для обслуживания четырех лейтенантов полиции оставался тот факт, что он сам
был полицейским констеблем, уволенным из-за больной ноги. А теперь дорого
кормил хозяев супами в банках, сосисками в банках, молоком в банках, сыром в
банках, пудингом из говядины с почками в банках, ветчиной в банках. Все, что
не было в банках, внушало ему подозрение; хлеб редко подавался к еде.
Крыльцо усеивали растоптанные окурки, умывальню окутывала незапамятная
грязь. Упавшая с потолка штукатурка лежала, пока ее не притопчут тяжелые
тропические ботинки. Всем плевать, никому не хотелось считать помещение
домом. Нэбби Адамс стремился в Бомбей, Флаэрти рвался в Палестину, Кейр
скоро вернется в Глазго, Ворпол завел в Малакке китайскую вдову.
Там, где в старые времена массовых царственных родов было поле и
тропинка, нынче боролась за существование деревушка. Деревушки возникали
теперь где попало; коммунисты-террористы вынуждали правительство переселять
давно укоренившееся население кампонгов на новые места, лишенные опасности
идеологической заразы и возможности помогать террористам добровольно или по
принуждению. Эта новенькая деревушка у окраины города уже выглядела
столетней. Шествуя разбитым Кориоланом в тяжелой утренней жаре, Нэбби Адамс
видел фирменный росчерк старой Малайи - теплый трущобный уют, вечный, как
окружающие горы-джунгли. У колонки обливаются голые коричневые ребятишки,
старая крапчатая китайская ноня жует губами в открытых дверях, молодой
отец-малаец с великолепным сложением нянчит новорожденного младенца. Жена
его в завязанном под мышками саронге одарила Нэбби Адамса черно-золотой
улыбкой. Ни Нэбби, ни собака не ответили. Шли прямо к кедаю Гуан Mo Чана,
где Нэбби задолжал около сотни долларов. Смягчит ли пятерка жестокое сердце
тукая? Он уже чувствовал, как пот течет под рубашкой, скорей от тревоги, чем
от жары. Надо, как минимум, две большие бутылки.
Самый младший сын большого семейства снимал жалюзи - огромные планки,
вставлявшиеся в дверь лавки, подобно кусочкам китайской головоломки. Тукай в
рабочем костюме - пиджак и трусы - ухмыльнулся, кивнул, посасывая черную
сигару. Голова старого идола, лицо желтое, сморщенное, с притворной
нарисованной добротой. Нэбби Адамс взмолился:
- Сайя вань принес. Завтра сайя еще вань принесет.
Тукай радостно защебетал-засмеялся, вытащил книгу, ткнул костлявым
пальцем в итог.
- Салатус туджон пуло линггит лима пуло сен.