"Энтони Берджесс. Время тигра" - читать интересную книгу автора

даже похвальным. Однако...
Капрал Алладад-хан провел по горлу опасной бритвой и слегка порезался.
И выругался по-английски. По-английски он знал только вот что: названия
машин и машинных деталей; армейские термины, включая словесные команды;
марки пива и сигарет; ругательства. Он давно служил в армии в Индии - пошел
тринадцатилетним мальчишкой, неправильно указав возраст. Теперь, в тридцать,
видел впереди еще десять лет, прежде чем можно будет уйти из малайской
полиции с пенсией и вернуться в Пенджаб. Однако...
- Проклятая лгунья! - сказал он бритве. - Пошла в ж...! - Она дурно
вела себя нынче утром. Он фактически не любил даже простейших приборов. Даже
у бритвы была злобная гадкая душонка, которая ухмылялась над ним синевато
поблескивавшим металлом. - Дура, гадина! - Можно было вслух ругаться, потому
что жена его, немного знавшая по-английски, уехала в Куала-Лумпур пожить у
своего дяди с теткой, занимаясь чрезмерными и ленивыми приготовлениями к
рождению ребенка, их первенца. Алладад-хан никаких детей не хотел. Он был не
слишком правоверным мусульманином. Были у него шокировавшие жену идеи.
Однажды он сказал, будто его не ужасает мысль о съеденной свиной колбасе.
Любил пиво, хоть и не мог себе много позволить. А теперь, когда Адамс-сахиб
потребовал взаймы, мог еще меньше позволить. Смотрел английские и
американские фильмы с поцелуями и как-то предложил жене испробовать
эротическую новинку. Она пришла в ужас, обвинила его в извращениях, в самом
черном чувственном разврате. Даже пригрозила пожаловаться на него своему
брату.
При таких ее речах он счел полезным малайское выражение "тида'апа".
"Тида'ana" значило гораздо больше, чем "наплевать" или "кому какое дело".
Было тут нечто неуловимое, удовлетворявшее, подразумевавшее, что вселенная
устоит, солнце будет светить, дуриан - осыпаться, что бы она или еще
кто-нибудь ни сказали, ни сделали. Ее брат. Вот в чем вся проблема. Ее брат,
Абдул-хан, командир районной полиции, большой человек, неженатый, учившийся
в английском полицейском колледже, самостоятельно многому научившийся. Ее
родители - их родители - умерли. Брату пришлось устраивать ее брак, и,
естественно, она должна была выйти за Хана. Что б он ни делал, какое бы
положение ни занимал, только бы не слуги (каковым, разумеется, Хан никак не
мог быть), ей требовался Хан. Ну, Хана она и получила, его самого,
Алладад-хана. Алладад-хан мрачно посмеялся в зеркало, прежде чем смыть с
лица мыло после бритья, и подровнял усы маникюрными ножницами. Он был
хорошим мужем, верным, осторожным с деньгами, любящим, умеренно страстным;
чего ей еще желать? Ха! Дело не в том, чего она желает, а в том, чего хочет
он, Алладад-хан.
Он застегивал рубашку в маленькой гостиной, сардонически глядя на
свадебную фотографию. Когда снималась фотография, он знал ее ровно два часа
десять минут. До того видел снимок; она на него посмотрела в дырочку в
занавеске, но они между собой ни разу не разговаривали, не держались за
руки, не делали той ужасающей эротической вещи, которой полны английские и
американские фильмы. Вот-вот предстояло начаться военной кампании
ухажерства. Вот он, на фоне фотографических пальм в кадках, неуклюжий в
лучшем костюме, в сонгкоке; она уверенно кладет руку ему на колено,
демонстрируя фотографу-китайцу крепкий длинный нос, каннибальские зубы.
Аллах, про ухаживание ей все было известно.
Однако теперь его мысли во многом заняла мем-сахиб, миссис Краббе. Он с