"Якоб Бургиу. За тридевять земель..." - читать интересную книгу автора

позор убивать такого бесценного мальчугана!
- Да кто его убивать-то собрался?! - возмущенно вскричал отец, бросая
гневные взгляды на маму.
Мама, обычно такая маленькая, такая покорная, на этот раз смело
встретилась с ним глазами, распрямилась, стала словно выше и моложе и
сказала напрямик, не тая боль, столько лет терзавшую ее:
- Ты! Ты их убиваешь, потому что они похожи на тебя. Потому что они
переняли все твои байки и песни. Думаешь, я не знаю, что ты замыслил? Три
дня рта не Раскрывал, зато во сне все высказал. Ты сквозь зубы скрежетал,
что убьешь их, да! С досады бесился, потому что не дались тебе книги в твое
время, а теперь дети тебя обошли, так зло и берет, зачем родил их со мной.
Обидно тебе, что состарился, что ушла и уже не вернется назад твоя
молодость, что не судьба уж тебе гулять, как гуливал когда-то... Да за чем
дело стало? Если снова приспичило шалопутничать - скатертью дорога! Ступай
вон из дома, срамник, носи свою глупость по ветру, пусть радуются люди, что
они умнее тебя, пусть видят, что ты за птица! Будь добр, уходи! Я не позволю
тебе сделать детей несчастными...
И, сказав все это, мама заплакала.
Тень сожаления упала на лицо отца. Горько улыбнулся он маме: мол, не
поняла она его и вовек не поймет. Улыбнулся, словно прощаясь с ней,
улыбнулся с болью и любовью, надвинул шляпу, поднялся с лавки, шагнул к
дверному проему, но не смог переступить порог. Ему как будто стало неловко,
и не столько людских глаз, сколько самого себя, потому что не по-доброму
расставался он с нашим домом. Он обернулся и, верно, хотел сказать что-то,
но слова не шли. По его сосредоточенному лицу было видно, что он ищет шутку,
хочет осушить мамины слезы и снова стать хозяином, но шутка никак не
выговаривалась. Похоже было, что я обобрал его догола. Увлажнившимися
глазами посмотрел он на родичей. Все это были трудовые, жадные до работы
люди, и лукавая мысль осенила отца: значит, вот что, дорогие, родные мои
плугари, коли в этот весенний день не сыскали вы работы дома, так найдет вам
Якоб работу на своем дворе. Отец чуть не рассмеялся от удовольствия, однако
успел овладеть собой. Он потянулся к кружке. Но в порожнем ведре даже дно
высохло, и отец совсем затуманился. Он болезненно скривился, позеленел, как
человек, много лет носящий в себе неодолимый недуг, и мягким, полным горечи
голосом сказал, то ли плача, то ли жалуясь, то ли молясь невидимому богу:
- Ведра воды некому принести в этом доме. Огород вскопать некому...
Картошку посадить некому тоже... Все в артисты подались...
- Не тужи, брат, мы тебе поможем, затем и пришли. Если кому тяжело,
надо плечо подставить, - успокоил его дядя Захария и, подхватив ведра,
затрусил к колодцу.
Работа - дело такое, что если один возьмется, так и другим не стоится
на месте. Не успел дядя Захария переступить порог, а уже бабуня спрашивала
маму, где семенной картофель, и, пока отец выволакивал из погреба тяжелый
мешок, чтобы перебрать его на свету, соседи сбегали по домам за лопатами и
присоединились к тем, кто уже начал копать. Солнце еще не спустилось с
полуденного неба, спеша к нам на помощь, а уже вода была в сенях и картофель
в земле. Нашлись и другие дела. Дядя Костаке починил забор, который мы
давным-давно сломали играя, потом со смехом прицепил к калитке колокольчик:
пусть, дескать, оповестит отца, если мы соберемся задать стрекача из дому.
Дядя Григоре подмел двор, чтобы вольно было нам с сестрой бегать и прыгать.