"Якоб Бургиу. За тридевять земель..." - читать интересную книгу автора

сцене. Все глядели с любопытством и ждали, чем обернется комедия. Завязка
была известна, конец тоже: рано или поздно отец успокоится, и одно только не
известно, кто его укротит, - актеры или зрители.
Отец молча глядел на стену с фотографиями времен его молодости. Снимки
висели на ковре за моей спиной. Наш разговор увел его думы далеко в прошлое,
на зеленое, полное цветов ковровое поле, он скакал на белом коне, подаренном
дедом, чтобы было чем гордиться перед земляками, - скакал по краю вышитого
полотенца, по заиндевелым холодным травам, время от времени осаживая скакуна
и оглядываясь на холмы и долины, на старинные деревья, на лица людей с
фотографий, надеясь встретиться с давно миновавшей юностью. Его глаза
кричали, но стена отмалчивалась.
Бабушка Анна, услыхав, что в доме тихо, стала спроваживать людей со
двора:
- Ступайте, ступайте, спасибо вам. Я сама разберусь...
Отец, услыхав за спиной шушуканье, спешился с фотографического коня и
обернулся к окну.
- Отвори, Якобаш! - замахала ему бабушка. - Отвори! Что ты там от людей
закрылся?
- Погодите маленько: у меня разговор с моим сыном.
- А чего годить? Ты председатель, что ли, чтобы годить? - вспылила
бабушка.
- В своем доме я и председатель.
- Отвори, посоветуемся! Послушай материнского слова!
- Мама, я вас почитаю, как богом велено, и отворил бы с охотой, да вот
внучек ваш не велит: он так много хочет мне сказать... Ну давай, Костэкел,
выкладывай, недосуг мне.
- А что выкладывать?
- Отвечай, кто разрешил тебе морочить людей? Кто подучил над отцом
глумиться? Может, ваш географ, а?... Или у тебя рога прорезались и ты хочешь
меня забодать?... А ты, Тамарочка?...
Сестра подняла полные слез глаза, словно моля о помощи.
- Никто меня не учил, кроме как ты сам, - ответил я, стараясь не выдать
страх.
- Как так?
- А так вот! На свадьбах я от тебя довольно наслушался.
- Я - одно дело, а ты - другое.
- Ничего не другое! Не все ли равно, где плести небылицы: на свадьбе
или в клубе? Один бес и один бог смешит людей.
- То-то и оно, что не один. Я смешу своих друзей, а ты потешаешь все
село. Я забавляюсь, а ты из этого делаешь ремесло. Разве для того я растил
тебя, для того грамоте выучил, чтобы ты на сцене паясничал? Отвечай! - Тут
он до того возвысил голос, что стены покачнулись и задребезжали стекла в
рамах. - Ну? Что молчишь?!
И он протянул меня ремнем по плечу.
Вскрикнуть я не успел: за меня завопила Тамара. Люди из ворот кинулись
к дому. Дверь треснула и слетела с петель.
Первыми через порог посыпались родичи. Бабушка заслонила меня. Мама
укрыла собой Тамару. Отцовы братья - Григоре, дядя Захария и дядя Костаке -
бросились к нему и усадили на лавку, пытаясь вырвать ремень.
- Срам! - покрыл суматоху звучный голос бабушки Анны. - Срам! Срам и