"Тарас Бурмистров. Вечерняя земля" - читать интересную книгу автора

Кампаньи я попал в летний Рим, раскаляемый июльским солнцем. Я читал о том,
как необычен легкий и сухой жар итальянского лета: он обжигает, но не томит,
испаряя из человека всю жизненную энергию, но обостряя при этом до предела
его нервную восприимчивость. Местные жители сторонятся этих острых ощущений
и предпочитают сладко спать в это время, оставляя неуемным приезжим прогулки
по затихшему и опустевшему городу. Такие картины доставляли мне еще больше
наслаждения, чем описания живой и шумной современной Италии; ее корни, как и
повсюду в Европе, были лакомее и нежнее, чем плоды. И самой сердцевиной
этого мощного корня была сладостная поэзия Данте, многие строки которой
светились тусклым, полустершимся золотом на каменных плитах итальянских
городов, особенно частых во Флоренции, осужденной на то, чтобы вот уже семь
столетий сокрушаться о чересчур суровом наказании самого необычного и
непокорного из своих граждан.
Мое воображение уже не надо было подстегивать: увлекшись
разворачивающимся передо мной магическим зрелищем, я чувствовал, что мои
бесплотные видения переходят в почти навязчивые галлюцинации. Я как будто
видел проступавшие из полумрака цветные стекла витражей, пенистые струи
фонтанов, римские купола под вечерним бронзовым небом, заросшие травой
фасады некогда величественных зданий; одного усилия воображения мне было
достаточно, чтобы представить себе и жизнь в этих зданиях, когда она еще
кипела в них - огонь, пылающий в мраморном камине, вино на столике в
хрустальном стакане и изящный томик Ариосто рядом, с его свежей поэмой,
набранной тонкой венецианской печатью. Так же явственно, как краски и линии,
я воспринимал и запахи - благоухание горьких южных трав, оливковых рощ и
лимонных садов. Все это смешивалось теперь у меня в сознании в одну сплошную
однородную массу, с почти неразличимыми в ней оттенками ощущений и
переживаний.
На следующие утро, придя в себя после бурно проведенной ночи, я сразу
же после завтрака направился в итальянское консульство. Увы, мои надежды
рухнули в одно мгновение: Италия так и не собралась еще открыть свои границы
для сентиментальных путешественников, странствующих по Европе. Я мог
проехать через весь континент с востока на запад, но увидеть Средиземное
море мне было не суждено. Пора было возвращаться домой.

Октябрь 2001

ВЕНА


Скитаясь по печальным и заброшенным, оставленным жизнью западным
землям, я искал там только то, что уже видел ранее и стремился к тому, чем
уже обладал. Ничего нового я не ждал от этих стран; гораздо важнее для меня
было как можно ярче и полнее воскресить угасшие призраки тех сновидений,
которые грезились этим народам в те времена, когда они не впали еще
окончательно в ничтожество, жизненное и творческое оскудение. Грустное
наслаждение, которое я при этом испытывал, было похоже скорее на возвращение
в какое-то знакомое и родное, но давно покинутое мною место, чем на
узнавание чего-то нового и неизведанного.
В европейских городах, как в музеях, вечно сновали беспокойные толпы
посетителей; поначалу они раздражали меня, отвлекая от настроения и нарушая