"Уильям С.Берроуз. Нагой обед" - читать интересную книгу автора

спирали хрящей окаймленных кристальными соплями, говном времени и плотскими
фильтрами черной крови как кружевом."
Он стоял там в продолговатой тени зала суда, все лицо изодрано будто
изломанная пленка похотями и голодами личиночных органов копошащихся в
предполагаемой эктоплазменной плоти мусорного оттяга (десять дней на инее во
время Первого Слушания) плоти блекнущей при первом молчаливом касании
мусора.
Я видел как это произошло. Десять фунтов скинуто за десять минут стоя
со шприцем в одной руке поддерживая штаны другой, его отрекшаяся плоть
пылает холодным желтым нимбом, именно там в нью-йоркском гостиничном
номере... ночная тумбочка замусорена конфетными коробками, окурками сигарет,
каскадом сыплющихся из трех пепельниц, мозаика бессонных ночей и внезапных
приступов голода у торчка в тасках лелеющего свою младенческую плоть....
Линчевателя судит Федеральный Суд по обвинению в самосуде Линча и он
оказывается в Федеральном Дурдоме специально приспособленном к содержанию
духов: точное, прозаичное воздействие объектов... умывальник... дверь...
параша... решетки... вот они... вот оно... все связи обрезаны... снаружи
ничего... Мертвый Тупик... И Мертвый Тупик в каждом лице...
Физические перемены сначала были медленны, затем поскакали вперед
черными толчками, проваливаясь сквозь его вялую ткань, смывая человеческие
черты... В его месте вечной тьмы рот и глаза - это один орган бросающийся
щелкая прозрачными зубами... но ни один орган не постоянен в том что
касается либо его функции либо его положения... половые органы дают побеги
где угодно... задние проходы открываются, испражняются и закрываются
снова... весь организм целиком изменяет цвет и консистенцию за какие-то доли
секунды....
Бажбан - угроза обществу из-за своих приступов, как он их называет. К
нему подступал Лох Внутри а это шарманка которую никто не может остановить;
под Филькой он выскакивает из машины отмазать нас у блондинки и легавым
одного взгляда на его рожу хватило чтобы замести всех нас.
Семьдесят два часа и пятеро клементов в кумаре с нами в стойле. Теперь
не желая разлатывать свою заначку перед этими голодными чушпанами,
приходится поманеврировать и дать сламу на фараона прежде чем оттырить себе
отдельную морилу.
Запасливые торчки, иначе белочки, хранят курки против любого шмона.
Ширяясь всякий раз, несколько капель я намеренно роняю в жилетный кармашек,
подкладка вся уже заскорузла от ширева. Пластиковая пипетка хранилась у меня
в башмаке, английская булавка вколота в ремень. Знаете, как описывают эти
прибамбасы с пипеткой и булавкой: "Она схватила безопасную булавку, всю
ржавую от запекшейся крови, выдолбила здоровенную дырку у себя в ноге, как
бы раззявившуюся непристойным, гноящимся хавлом ожидающим невыразимого
совокупления с пипеткой, уже засунутой ею прочь с глаз в зияющую рану. Но ее
отвратительная гальванизированная нужда (голод насекомых в пересохших
местах) обломила пипетку во глубине плоти ее изуродованного бедра (похожего
скорее на плакат об опасности эрозии почв). Но какая ей разница? Она даже не
побеспокоилась вынуть осколки, глядя глядя на свою окровавленную ляжку
холодными пустыми глазами торговки мясом. Какое ей дело до атомной бомбы, до
вольтанутых клопов, до злокачественной квартплаты, Дружелюбная Касса уже
готова изъять ее просроченную плоть.... Сладких снов тебе, Пантопонная
Роза."