"Огюстен Берроуз. Бегом с ножницами " - читать интересную книгу автора

Я отвернулся от зеркала на двери шкафа и положил на стол расческу.
"Нью-Йоркер" я любил за комиксы и рекламу. Может быть, мамино стихотворение
поместят рядом с рекламой "меркьюри-гран маркиз"!
- Читай, читай, читай! - закричал я.
Она отвела меня в кабинет, уселась за стол и выключила "Олимпию" -
белую пишущую машинку. Потом быстро проверила крышечку на корректирующей
жидкости, откашлялась и вытащила из пачки очередную сигарету. Я сел на
широкую двуспальную кровать, которую мама при помощи подушек и лоскутного
покрывала превратила в диван.
Ну, готов?
Готов!
Она закинула ногу на ногу, уперлась запястьем в колено и, подавшись
вперед, прочла: "Детство прошло. Юность. Порвана связь с любимыми. Горе мое
восходит к облакам. Слезы, падая с неба, заново строят землю, и мертвые
встают из могил, чтобы, шагая со мной, петь. И я..."
Мама читала подолгу - красиво, с отточенными интонациями, иногда, для
тренировки, - в микрофон, который стоял у нее в углу комнаты. Когда мама
уходила к Лидии или увлеченно обрезала в гостиной свой любимый хлорофитум, я
брал микрофон и засовывал под ширинку, а потом разглядывал себя в зеркале.
Закончив читать, мама подняла глаза и, глядя на меня, серьезно
проговорила:
- Ну а теперь скажи честно. Тебе это кажется сильным? Эмоционально
напряженным?
Я прекрасно понимал, что ответ может быть лишь один:
- Здорово! Очень похоже на то, что печатают в "Нью-Йоркере".
Мама довольно рассмеялась:
- Правда? Ты действительно так думаешь? "Нью-Йоркер" ведь очень
разборчив. Кого попало не печатает.
Она встала из-за стола и начала мерить шагами комнату.
- Честно. Я правда думаю, что они это напечатают.
Как твоя мама толкала тебя в пруд с золотыми рыбками и про
парализованную сестру - это просто замечательно!
Мама снова закурила и глубоко затянулась.
- Ну что же, посмотрим. А то я как раз получила письмо с отказом из
"Вирджиния квотерли". И расстроилась.
Разумеется, если "Нью-Йоркер" напечатает это стихотворение, твоя
бабушка его увидит. Не представляю, что она скажет. С другой стороны, не
могу же я из-за нее не печатать стихи!
Она остановилась - одна рука уперта в бедро, другая, с сигаретой, у
губ.
Ты ведь понимаешь, Огюстен, твоя мать когда-нибудь будет очень
знаменита.
Конечно, - отвечал я. При мысли, что когда-то перед нашим домом вместо
ужасного "додж-аспена" будет стоять шикарный новый лимузин, мне хотелось
кричать: "Ты обязательно прославишься! Я точно знаю!"
Еще я хотел, чтобы у лимузина были тонированные стекла и мини-бар.


* * *