"Чужая клятва" - читать интересную книгу автора (Мак-Грегор Дункан)

Глава 6. Лемминги

Конан нашел Иаву скоро: пройдя еще с десяток шагов, он наткнулся на его распростертое тело, на коем гордо восседала мерзкая, неизвестного киммерийцу происхождения склизкая тварь. Одним коротким и резким ударом меча варвар разрубил тварь пополам, едва успев отскочить от фонтанчика слизи, брызнувшего из ее нутра, и, скинув кончиком клинка на землю ее вонючие останки, присел возле своего поверженного спутника.

Казалось, Иава уже не дышал. И в темноте видна была мертвенная бледность его тугих щек. Но темные густые ресницы все же чуть подрагивали; киммериец осторожно поднял голову приятеля, зачем-то подул на его лоб, потом достал из его сумки запечатанную бутыль, вытащил из нее пробку, и, пальцем раздвинув зубы шемита, влил ему в рот пива. Шемит, все еще пребывая в беспамятстве, зачмокал губами, но предложенный приятелем напиток проглотил и же приоткрыл рот в ожидании следующей порции. Усмехнувшись, Конан убрал бутыль — такой больной может ставить их обоих вообще без пива! С трудом приподняв здоровенную тушу спутника, он взвалил ее себе на плечо и, воздавая хвалу Крому, одарившему его недюжинной силой, медленно пошел к выходу.

Как видно, Кром, который весьма редко удостаивался похвалы юного варвара, был доволен, ибо ни одной гадости более не встретилось на дороге Конана, и до лаза, ведущего наверх, он добрался быстро и без ненужных приключений.

Вывалив Иаву на землю, киммериец с наслаждением вдохнул чистый предвечерний воздух; огненный глаз Митры, готовясь опуститься за горизонт, потускнел, мимо него плыли на легком западном ветре светло-серые пухлые тучи, и небо, подобное им по цвету, казалось такой же тучей, только огромной, растекшейся по всему миру… Сидя на теплой еще земле рядом с неподвижным телом шемита, Конан смотрел в это небо, рассеянно жуя хлебную корку, и вновь вспоминал Мангельду. Но образ ее, еще утром такой ясный, сейчас почему-то едва проявлялся в воображении варвара: черты были зыбки, расплывчаты, и ему никак не удавалось восстановить их в памяти, а тонкий изящный силуэт колебался, чуть подрагивая, как колеблется и дрожит в воздухе дыхание костра. И только тоску, исходящую из глаз ее, Конан помнил отлично — словно и тоска вместе с клятвой перешла к нему по наследству. Хорошенькое наследство! Киммериец усмехнулся невесело, качнул головой. Надо же было именно ему наткнуться на Мангельду, едва живую от невероятной тяжести боли и долга… Видно, и впрямь боги пересекли их пути в горах Кофа, ибо кроме Конана никто не принял бы на себя чужую клятву, которая, к тому же, сопровождалась всевозможными неприятностями: и дальняя дорога, ни разу не совпадающая с прямым и людным трактом, а проходящая по горам, лесам, топям и самому морю Запада; и риск, поджидающий всякого путника, всякого бродягу в любом его путешествии; и сомнительная честь сразиться с полудемоном-полуобезьяной — варвар предпочел бы, честно говоря, кого-нибудь попроще, да вот хоть десяток-другой разбойников либо солдат… И нельзя забывать еще про обратный путь! Мало добыть вечно зеленую ветвь маттенсаи — потом надо доставить ее двум ребятишкам, что живут почти на другом краю земли от моря Запада!

От последней мысли Конану стало дурно. Он совсем забыл о конечной цели своего предприятия. Тащиться в неведомый нормальному человеку Ландхаагген? Через Кезанкийские горы, через тундру, а там — вечная мерзлота, снега и льды, бр-р-р… И попробуй в этой мрачной и холодной пустыне отыщи деревню антархов! А что, если к тому времени малыши погибнут?

Давно киммериец не испытывал такой досады на самого себя. Дурень! Истинно дурень! Как можно было не подумать о том, что отобрать у Гринсвельда маттенсаи — лишь половина дела… В ярости Конан несколько раз сильно ударил себя в грудь, громко предлагая Крому как-нибудь наказать неразумного сына своего — но лишь далекий шум донесся до его ушей, и было то согласие киммерийского бога или нечто иное, понять он не мог. Посидев пару вздохов молча, сверля взглядом низкую рыхлую тучу, плывущую, казалось, всего-то в сотне локтей от него, варвар вдруг словно очнулся. Он прислушался к себе, с удивлением ощущая бурление в желудке, недоверчиво хмыкнул, но разбираться не стал, а быстро извлек из мешка ломоть хлеба и уплел его, ибо хотя он и пообедал довольно плотно всего один короткий переход под землей назад, но от переживаний у него разыгралось чувство голода, а голод — это тот бог, которому Конан всегда потворствовал и был готов приносить ему жертвы хоть дюжину раз на дню. Правда, бог сей предпочитал обычно нечто более существенное, нежели хлеб, но сам варвар считал, что привередничать не стоит. Бывают в жизни моменты, когда и простой хлеб кажется лакомством…

— Пи-ить…

Слабый тонкий голос достиг ушей киммерийца. Он оглянулся на Иаву. Тот лежал все в той же позе, в какой был сброшен на землю варваром, но бледные щеки его значительно порозовели, и губы окрасились в обычный свой цвет. Вот только глаза, поблескивающие тускло из-под полуприкрытых век, были пусты. С изумлением заглянул Конан в их бессмысленную черноту, надеясь заметить хотя бы искорку прежней насмешливости или хотя бы наглости. Но печать далеких миров как маска лежала на лице шемита, отражаясь и в зрачках его. Варвар быстро выхватил из его сумки бутыль с пивом и, сам глотнув лишь раз, остальное начал аккуратно вливать в чуть приоткрытые губы приятеля. Когда в сосуде оставалось уже не более четверти, Конан, не спускавший пристального взгляда с окаменевших черт Иавы, узрел вдруг хитрый огонек, мелькнувший между щеточек ресниц. Он тут же заткнул бутыль пробкой и уселся, скрестив ноги, рядом с тушей спутника.

Киммериец уже подозревал, что дело тут нечисто — прежде не приходилось ему встречать умирающих, способных вылакать столько пива за раз, а потому он решил восстановить справедливость, то есть шемиту более ни глотка не давать — пусть утоляет жажду простой водой, коей здесь, в горах, сколь угодно. Если хорошенько поискать… По правде говоря, Конан не был уверен в том, что хитрый огонек в глазах спутника ему не померещился, но наказание отменять не собирался. К тому же, вполне возможно, что укушенный неведомой тварью Иава в скором времени отправится на Серые Равнины, и тогда никакого пива, да и воды, ему не потребуется вовсе. Смерть так близка, она всегда рядом; из мрачного царства Нергала тянутся ее длинные руки, шарят жадно по земле в поисках новых жертв, и находят — каждый миг находят. Может, маленький вонючий монстр, на коего имел неосторожность наступить шемит, и есть посланец Серых Равнин?

Конан потряс головой, прогоняя странные, несвойственные ему размышления о смерти. Он знал о ней немного, но того, что знал — с самого раннего детства — было вполне достаточно, чтобы не стремиться на Серые Равнины, но и не бояться туда попасть. Только бы смерть оказалась достойной — в бою, от руки сильного и отважного врага, с которым ты дрался до последнего вздоха, но он поразил тебя в сердце, а потом выпил за тебя кружку доброго крепкого вина в какой-нибудь захудалой харчевенке… Кром… Жаль, если Иаве суждено погибнуть иначе. Конан, напрочь уже позабывший про хитрый огонек, с сожалением посмотрел на шемита и… и кулаки его мгновенно сжались от ярости, а литые мышцы напряглись и дрогнули под кожей.

— Пи-ить, — протянул Иава, в упор глядя на приятеля насмешливым взором. Как видно, его ничуть не смутили вмиг похолодевшие синие глаза варвара и его же внушительные кулаки; напротив, столь опасная для него ситуация лишь забавляла шемита, и скрывать этого он не собирался.

— Пи-ить, — явно дразнясь, повторил он.

Тенью гепарда-охотника метнулся Конан к спутнику. В нем, ослепленном сейчас яростью, в долю мига лишь проснулось первобытное чувство, и без того довольно редко дремавшее — убить обидчика, и немедленно. Коршуном падая на недвижимое тело Иавы, он ощутил уже в руках своих его толстую шею, рыча, он торжествовал уже победу, как вдруг осознал, что никакой шеи в руках его нет, и лежит он вниз лицом, уткнувшись носом в колючую кочку, а спину его прижимает жирное колено шемита.

Дикий рев вырвался из глотки варвара. Подобного унижения он еще не испытывал. Тряхнув головой так, что длинные черные пряди волос отлетели назад, он извернулся — мускулы спины перекрутились подобно веревке — и со злобой загнанного зверя вцепился зубами в ногу Иавы чуть выше колена. Взвизгнув, тот отпустил Конана и отпрыгнул в сторону. Получивший свободу киммериец не стал ждать и вздоха. Он вновь кинулся на шемита, желая сейчас только одного: растерзать эту кучу мышц, мяса и костей на соответственно мышцы, мясо и кости. В затуманенном яростью мозгу его не было места разумным мыслям, и пролетая опять мимо Иавы, он грохнулся оземь уже почти в полном безумии. И кто знает, чем закончилась бы эта потасовка, если б, приземляясь, Конан не треснулся со всего маху лбом о камень; миг — и все, что кружилось еще в несчастной голове парня, рассыпалось в прах и улетело в небо, а то, что осталось — звалось пустотою, в чьем бесконечном черном коридоре не бывает ни мыслей, ни чувств…

— О, пресветлый Адонис и любовь твоя Иштар… О, прекрасная Иштар и любовь твоя Адонис… Вдохните жизнь в заблудшую душу юного воина… Пролейте свет и тепло в сохранившиеся извилины его серого камня… А-а-а-а… И-и-и-и… Э-э-э-э…

— Кром… Перестань выть… — хрипло попросил варвар, со стоном отрывая голову от земли. Словно тонкие короткие стрелы чернокожих туземцев вонзились в его виски, впрыснув яд под кожу; от боли искры вспыхнули в глазах киммерийца. Усилием воли повернулся он набок и, приподнявшись на локте, с удивлением посмотрел на шемита.

— Где… Где я? На Серых Равнинах?

— Ты в горах Кофа, Конан. Я не был на Серых Равнинах, но сдается мне, природа там несколько иная. Но напугал ты меня, варвар, ох и напугал. Всю ночь возносил я молитвы всем богам по очереди, и Крому твоему тоже… Уж не знаю, кто из них внял моим мольбам, только ты очнулся наконец, и я рад.

— Хватит болтать! — взмолился киммериец, пытаясь сесть. Яркий свет тут же ударил ему в глаза и он невольно отпрянул снова в тень. — Утро уже… Тьфу! Скажи лучше, что со мной? Я попал под горный обвал? Или внезапная молния врезала мне между глаз?

— Гм-м… Хм… Под горный обвал.

— И ты меня вытащил? Что ж, благодарить не буду. Я бы тоже тебя вытащил.

— Да, конечно… Еще бы! Ну и ну… — горячо, но не слишком понятно отреагировал Иава, отворотя глаза.

Конан подозрительно посмотрел на чем-то весьма смущенного шемита, но, поскольку он решительно ничего не помнил из прошлого вечера, то и дознаваться более не стал. Поднявшись, он ощупал свой лоб, с неудовольствием обнаружив здоровенную саднящую шишку, и, подхватив с земли мешок, пошел вперед, нимало не заботясь тем, что Иава еще не успел собраться.

Не успел он отойти и десяти шагов, жмурясь от ослепительных солнечных лучей, как неясный шум вдали, чем-то напоминающий шелест крыльев птичьей стаи, летящей в небесной выси, заставил его остановиться и настороженно прислушаться. Иава бесшумно подошел сзади и тоже встал. Лицо его было странно мрачно, черные брови насуплены; напрягшись, он вглядывался в бесстрастные громады гор, залитые ярким светом, как бы думая увидеть там источник этого шума.

— Лемминги… — наконец вымолвил он, поворачиваясь Конану.

— Кто? — недоуменно переспросил варвар.

— Лемминги. Такие зверьки, вроде крысы. Пойдем скорее, приятель, — Иава дернул Конана за руку и припустил вниз, прыгая с выступа на выступ подобно разжиревшему горному козлу.

Киммериец, не ожидавший от спутника такой прыти, хмыкнул и присел на корточки, с удовольствием ленивого зрителя наблюдая за скачками шемита. Не слишком богатое воображение варвара приставило к черной голове Иавы и длинных и кривых словно турецкие ятаганы рога; сие чрезвычайно развеселило Конана; он хлопнул в ладони и оглушительно захохотал, радуясь своему остроумию как ребенок. Но когда шемит вдруг скрылся из глаз, киммериец снова насторожился. Непонятный шум, так напугавший Иаву, приближался. Теперь он был похож не на шелест птичьих крыльев, а на рык водопада, и в нем послышался Конану какой-то писк, или визг, или стон…

Ринувшись вниз, варвар в несколько прыжков догнал шемита, который уже ждал его, осуждающе покачивая головой.

— Кром… Да что с тобой, разноглазый? Какие крысы? Куда ты бежишь?

Конан был не на шутку раздосадован, тем более тем, что и в самом деле в шуме сем чудилось ему нечто странное, необъяснимое, а потому и опасное.

— Погоди, Конан. Сейчас не время. Давай-ка найдем местечко и схоронимся. Если успеем…

Пригнувшись зачем-то, Иава метнулся вдоль подножия горы. Киммериец, каждый шаг сплевывая и ругаясь, двинулся следом.

— Сюда!

Шемит остановился, призывно махнул рукой приятелю.

— Отличная норка, парень, а? — Иава улыбнулся подошедшему варвару, и в тот же миг сверху на них неожиданно посыпалось что-то мягкое, теплое и тяжелое — будто расплавленные оком светлого Митры булыжники. Но, насколько знал варвар, булыжники не имели обыкновения царапаться, а то, что падало на его голову, обладало весьма острыми когтями, ибо тут же располосовало ему лоб и обе щеки.

Едва придя в себя от изумления, Конан выхватил меч и начал остервенело размахивать им, круша сам не понимая что. В запале он не сразу расслышал крик шемита, и к тому моменту, когда тот за полу безрукавки затащил-таки его в нору, лицо и макушка его оказались довольно (сильно исцарапаны, а на земле лежало десятка два зарубленных грызунов, с виду и впрямь похожих на крыс.

— Кром! Кто это?

— Лемминги. Я же говорил тебе.

Шемит пострадал гораздо меньше — только через нос его проходила глубокая кровоточащая царапина; казалось, однако, его нисколько не обеспокоила эта рана. Он возбужденно сверкал из темноты глазами и громко сопел, из чего Конан незамедлительно заключил, что вонючему маленькому монстру из подземного хода все же удалось отравить Иаву.

— Нет, приятель, — читая мысли, радостно ответствовал шемит. — Я совершенно нормален! Пусть меня слопает Золотой Павлин Сабатеи, если я лгу! Лемминги! Ты понимаешь?

— Не понимаю, — мрачно буркнул Конан. Иаве не удалось его переубедить, и киммериец уверился окончательно, что спутник его потерял рассудок. И в самом деле, не станет же нормальный человек радоваться, что его исцарапала какая-то крыса.

— Лем-мин-ги! — раздельно повторил Иава ликующим шепотом. — Я так хотел увидеть схождение леммингов с гор, и вот… Я увидел! Своими глазами!

Он пристроил свой громоздкий зад на огромном валуне и с мечтательной улыбкой воззрился на варвара,

— Лемминги, — как полоумный снова повторил он. — И я их увидел.

Затем он вскинул голову и победно загоготал, потрясая кулаками. Этого Конан уже вытерпеть не мог. Покрутив у виска пальцами, он повернулся к шемиту спиной и двинулся по направлению к выходу из норы. Но не сделал он и двух шагов, как в пещеру вбежало десятка два так любимых шемитом леммингов, пища и возясь друг с другом по дороге. Несколько грызунов, приняв, очевидно, варвара за могучий дуб, полезли на него, цепляясь коготками за штаны; он попытался сбросить их — бесполезно; пришлось каждого брать рукой и отшвыривать в сторону, а это было совсем непросто, так как гнусные лемминги очень больно кусались, да и следом за ними на ноги все лезли и лезли новые.

Громко проклиная всех крыс на свете вместе с Митрой, их породившим, Конан яростно боролся с грызунами, и схватке этой, казалось, не будет конца. Он приспособился уже ломать им шею прежде чем отбросить, но следующие партии, волнами прибывавшие в нору, накидывались на него все с тем же тупым упрямством. В один момент обернувшись на Иаву, варвар заметил, что тот испытывает те же проблемы, что и он сам: серо-коричневые тушки облепили его всего, слепо тыча носами в разные стороны. И шемит, забыв на время свою безумную радость от встречи с ними, вел неравную борьбу; он оказался неплохим стратегом и тактиком — он встал так, чтобы спина его плотно касалась стенки пещеры; отрывая от себя очередного грызуна, он метал его в кучу вновь прибывших, тем самым заставляя их покинуть нору.

В изнеможении уже сражались спутники с тучами леммингов. Глаза Конана были залиты кровью и потом, расцарапанные руки горели; у него не оказалось и свободного вздоха, чтобы достать меч или, еще лучше, нож. На волосах его висел без малого десяток зверьков, клацая зубами у самых ушей; вот один уже ткнулся мокрым носом в ухо, а другой вцепился в шею — как раз в том месте, где билась голубая жилка… Сплевывая кровь, варвар без остановки работал кулаками и ногами, пиная маленьких тварей. Но наконец, когда спутники уже почти потеряли надежду избавиться от грызунов, те поняли, что от них требуется (а может, просто догадались, что не туда попали), и начали потихоньку передислоцироваться к выходу.

Когда последний лемминг покинул пещеру, приятели, не сговариваясь, кинулись к валуну, на коем Иава восседал до начала военных действий, и быстро подкатили его к проему. То, что увидели они на воле, заставило обоих содрогнуться: через полсотни локтей гора круто обрывалась, и серо-бурые полчища леммингов сыпались вниз, отчаянно вереща; сплошным потоком пролетали они мимо норы, и поток этот не прекращался. Опасаясь нового нашествия, Конан выворотил из земли еще один камень и водрузил его на валун, почти полностью перекрыв вход в пещеру. Теперь, когда они были в безопасности, можно было заняться своими ранами.

Разодрав на длинные полоски ветхую, но чистую тунику, извлеченную со дна сумки, Иава ловко и быстро перевязал голову киммерийца; затем полил на руки себе и ему немного пива, чтобы смыть слюну леммингов и кровь. В отличие от Конана, который тут же стал слизывать пиво, смешанное с кровью, брезгливый шемит тщательно вытерся куском ткани, а потом уже последовал примеру варвара. Сидя в пещере как две покусанные собаки, спутники, глухо ворча, зализывали свои раны, и ни один из них пока не представлял себе, как им отсюда выбраться.

Варвар, который понятия не имел о существовании на земле столь странных и неприятных существ, тем более не знал, как долго будет продолжаться их поход с гор. Все происшедшее казалось ему чьей-то глупой шуткой. На мгновение лишь мелькнул похожий на воспоминание образ Гориллы Грина — Конан представлял его себе как обычную большую обезьяну, — но развивать эту идею он не стал.

— Лемминги, — вдруг мечтательно произнес Иава, и киммериец в ужасе уставился на него. Похоже, остыв после боя, приятель его вновь тронулся умом.

— Нет, Конан, — улыбнулся шемит, опять читая мысли. — Я здоров. Но я, клянусь тебе светлым Адонисом, так мечтал увидеть их…

— Зачем? — рыкнул варвар, в досаде готовый выкинуть спутника из норы прямо в лапы его любимым крысам.

— Зачем? — повторил Иава. — Не знаю, как тебе сказать… — он пожал плечами и грустно усмехнулся. — Наверное, просто затем, что я хотел это видеть… Как они спускаются с гор целыми тучами и бегут к морю, по пути совокупляясь, рождая потомство, и умирая…

— К морю? Зачем? — заинтересовался Конан. Он тоже направлялся к морю и иметь таких спутников, как эти вонючие грызуны, вовсе не желал.

— Не знаю. Не знаю, Конан, и никто не знает. Я думаю, и сами лемминги, даже если б умели разговаривать, не смогли б тебе этого объяснить. Они бросаются в море и плывут, плывут, пока не утонут…

— Тупое нергалово отродье, — фыркнул варвар.

— Природа… — не согласился Иава. — Слышал я когда-то от одного старика, что лемминги падают на землю с неба. Ну, как дождь или снег… Будто бы живут они на тучах — оттого и тучи всегда серые, — а потом Митра вдруг обращает на них свой божественный взор, и удивляется, мол — что они делают в небе? Дунет — они и валятся вниз, на землю… Вздор. Я всегда думал, что живут они высоко в горах, куда человек дойти не может…

— Я могу, — вставил Конан, с неподдельным интересом слушающий рассказ шемита.

— Ладно, ты можешь. Так вот, живут они высоко в горах, а как поедят всю траву в округе, так и спускаются вниз. Только к морю зачем? Не пойму… — Иава горестно вздохнул. — Да что лемминги! А куда сам я иду? Тоже не знаю. Болтаюсь по миру двадцать лет… Ни дома, ни сада, ни сына…

Эти слова шемит произнес еле слышно, но Конан, который при первых же нотках печали в голосе приятеля потерял интерес к беседе, переспрашивать не стал. Перед глазами его опять замаячила гнусная физиономия Гринсвельда, и он мгновенно ощутил привычный зуд в груди, сопровождаемый бурчанием в желудке — явные признаки того, что следует поторопиться. Не обращая более никакого внимания на спутника, что скрючился — насколько позволяли его габариты — в темном углу и, подвывая, тихонько напевал знаменитую песнь гордого одинокого пирата. Киммериец заглянул в щель между валуном и стенкой пещеры. Падение леммингов продолжалось, но, к великому удовольствию варвара, темп его несомненно замедлился; наверняка солнце не успеет опуститься и на пару локтей, а последние ряды мерзких крыс уже полетят в низину вслед за собратьями. Удовлетворенно хмыкнув, Конан устроился возле щели поудобнее и принялся ждать — что-что, а ждать он умел всегда…