"Чужая клятва" - читать интересную книгу автора (Мак-Грегор Дункан)

Глава 7. Хозяева древнего леса

К вечеру спутники оставили позади горы Кофа. Иаву сие обстоятельство весьма ободрило — он громко пел густым хрипловатым голосом легенду об Иштар и наперснице ее Ашторех и, приплясывая, маршировал рядом с варваром. Поначалу Конан шагал молча, но вскоре и его захватил веселый, не вполне соответствующий содержанию напев. Махнув рукой, он громовым басом дотянул вместе с приятелем последнюю строку, и дальше они орали уже хором, гордо показывая друг другу пальцами назад — там, в горах, разбуженное эхо послушно повторяло за ними слова, раскатисто и немузыкально дребезжа. Так, с песней, дошли путники до огромного, мрачного леса.

Вековые деревья стеной опоясывали свое царство; тяжелые черно-зеленые кроны их шапками нависали над толстенными, в три обхвата стволами. Ни пенья птиц, ни шелеста листьев не услышали приятели, подойдя вплотную к суровым исполинам. Казалось, ветер не достигает места сего — такую тишину застали здесь люди. Но вместо ветра веяла отсюда иная сила: жуткая, леденящая душу и кровь. Варвар, который терпеть не мог всякие проявления чего-то неземного, сразу учуял ее и встал перед лесом как перед врагом: ощетинившись, положив руку на эфес верного меча. Иава также почувствовал исходящее из черных глубин лесного царства дыхание. Для него, прошедшего чуть не весь свет вдоль и поперек, оно не явилось неожиданностью — тем рьянее он пустился уговаривать приятеля обойти стороной это чудовище, таящее в себе, может быть, нечто такое, что земным жителям знать и видеть не полагается. Жизнь — одна, в этом шемит не сомневался. В этом же попытался убедить он и молодого киммерийца, но тот стоял молча, не двигаясь и не спуская холодных синих глаз с леса, словно впитывал в себя витающее в воздухе знание о нем, словно уже приготовился к схватке с ним.

Солнце медленно опускалось за размытую полосу горизонта; от приближения сумерек на душе у обоих стало особенно сумрачно. Волнами накатывала безнадежность, объяснимая трудно тем более, что ничего не стоило им вернуться на пару бросков копья назад и найти приют на ночь в какой-нибудь уютной пещере вроде той, в какой прятались они от леммингов. Но варвар был упрям как два связанных вместе осла, ибо ничего не отвечал на горячие призывы Иавы, а оглянувшись вдруг на заходящее око Митры, подмигнул ему, вынул из ножен меч и ступил в лес. Проклиная тот день, когда судьба свела его с этим киммерийским дурнем, шемит пошел за ним.

А там на них пахнуло таким холодом, что Иава сразу заткнулся, в брезгливом ужасе рассматривая могучие корявые стволы, обвитые толстыми, как его рука, вьюнами. Собственно, то были не вьюны, а те же деревья, только извивающиеся как змеи вокруг прямых родственников. В некоторых местах на серой траве валялись трухлявые останки сгнивших без солнца исполинов, и змеевидные паразиты, которым уже не за что было держаться, тем не менее устояли: образовывая собою хитро переплетенные ширмы, они казались изобретением свихнувшегося божества — лесного или болотного, — протухшего в одиночестве в своих унылых владениях.

Под ногами путников лежал ковер, состоящий из плотно прилегающих — будто приклеенных — друг к другу сухих веток и сухой же серой травы; кое-где проглядывал мох, но и он не имел обычного своего цвета, а был буро-желтый, с пятнами плесени.

Расстояние между деревьями было не более одного-двух конановых шагов, а ветви их вверху, да и посередине, крепко переплетались, совсем не пропуская солнечных лучей. Воздух тут был затхлый, вонял гнилой древесиной и болотом — хотя вряд ли в лесу имелось болото, и — ни звука. Плотная тишина придавила людей к земле: ноги их быстро отяжелели, в ушах зазвенело, а плечи налились неимоверной тяжестью, словно на них — как на Первосотворенных великим Митрой — сложили весь мир с его бедами и заботами.

Иава мысленно уже попрощался с родным Шемом, куда мечтал попасть вот уже многие годы, с Халаной, чей облик все еще ясно виделся ему во сне, с теми знаниями, кои приобрел он за время скитаний. В голову варвара такие мысли не приходили.

Для него, чей земной путь исчислялся всего-то девятнадцатью годами, древний лес этот был не более чем очередной гадостью Нергала; всей первобытной природой своей ощущая здешний, совершенно особенный, пугающе нечистый дух, он двигался мягкими бесшумными шагами — так дикая кошка, убрав коготки, пробирается в поисках добычи по своей территории. Плавный ход киммерийца заставил и шемита ступать осторожнее. Сухие ветки под ногами трещали при малейшем неловком движении — в царстве тишины звуки эти были подобны разрыву молнии, и варвар, бросая на спутника быстрый сердитый взгляд, замирал, вглядываясь в черноту леса.

Они прошли совсем немного, как вдруг Конан остановился, попятился, нащупывая спиной твердую плоть дерева. Шемит встал рядом. Плечо его оказалось лишь на пять ладоней ниже мощного плеча варвара, в остальном же он мало уступал своему молодому приятелю — могучая, хотя и чуть заплывшая жирком грудь, толстая шея, мускулистые руки — и вдвоем они представляли отнюдь не слабое войско. Вот только с кем собирался бороться насторожившийся Конан, Иава понять пока не мог. Но, полностью доверяя его природному чутью, молчал, ожидая событий терпеливо и без особого волнения. Первая волна страха, накатившая на него при входе в лес, оказалась и последней.

По опыту шемит знал, что нет никакого смысла в боязни чего-либо: дрожа и плача скорее попадешь на Серые Равнины или куда-нибудь в ту же сторону. Слегка подтолкнув варвара плечом, Иава поймал его сумрачный ответный взгляд и состроил смешную рожу, желая хоть немного снять овладевшее парнем напряжение. Конан сплюнул — причем умудрился сделать это так же бесшумно, как и шел, — но потом все-таки ухмыльнулся, оторвался от дерева и медленно двинулся дальше.

Вой, внезапно разорвавший тишину, заставил обоих вновь прильнуть к дереву, но на этот раз Иава уже не ощутил спиной спасительную твердь. Исполин словно отрекался от гостей, пропустив по шершавой коре своей холодную обжигающую дрожь. Отпрянув, шемит дернул Конана за рукав, и в тот же момент где-то совсем близко раздался дикий крик, оборвавшийся вдруг странным клекотом, который подхватили и другие голоса. Хрипы, стоны, мурлыканье, гул, раздававшиеся со всех сторон, вместе составляли довольно омерзительную, жутковатую песню. Варвар быстро метнулся к поваленному великану, жестом велев Иаве сделать то же самое, и, присев возле раскидистых огромных корней, каждый из которых вполне мог сойти за отдельное деревцо, выставил перед собой меч.

Голоса приближались. Теперь в их пении ясно слышались торжествующие нотки. Затаив дыхание, люди всматривались в чащу; теперь тишина, что уползла недовольно куда-то под землю, казалась им приятной и безобидной. Звуки, заполнившие лес, были куда страшнее и несомненно опаснее. Иава покосился на смуглое, гладкое, литое тело варвара, изрисованное белыми полосками старых шрамов, и зажмурился от вдруг возникшей перед глазами картины, услужливо предложенной его живым воображением: растерзанный на окровавленные куски Конан лежит под деревом, и он, Иава, никак не может собрать его воедино, чтобы закопать в долине. Мысль понеслась дальше, и неизвестно, куда бы привела она шемита, если бы в этот момент из-за могучих стволов не появились исполнители той самой гнусной песни.

«Красавцами их не назовешь», — отметил Иава про себя, морщась от крайне неприятного вида пришельцев. Все они, видимо, когда-то были людьми — руки, ноги, головы, тела — все было в полном порядке, если не считать жутко искривленных пальцев с длинными, загибающимися желтыми когтями, пустых глаз и кроваво-красных губ; верхняя губа каждого, приподнятая двумя выпирающими клыками, придавала их рожам тупое и злобное выражение. Свалявшиеся волосы сосульками обрамляли бледные лица, вся одежда истрепалась и повисла на тощих фигурах клочьями, и единственное достоинство этих чудовищ, как опять же отметил шемит, было в их численности. Два с лишним десятка нетерпеливо перебирали худосочными ножками прямо перед ними, а сколько еще ждали своей очереди в чаще — судя по звукам, доносящимся со всех сторон, не меньше полсотни.

— Лесные вампиры, — шепнул Конану шемит, вытягивая нож. Другой рукой он начал лихорадочно шарить в сумке, отыскивая купленное давным-давно у одного кхитайского колдунишки средство: по словам того, только запаха этой мази достаточно, чтобы вампиры с позором бежали прочь. Надо сказать, что Иаве пришлось как-то раз испробовать действие кхитайского снадобья, и не где-нибудь, а на западе Аргоса — именно там, в непролазных чащах, и обитают, как известно, лесные вампиры, жуткие соседи аргосских крестьян; когда-то они нанесли страшный урон войску, идущему в поход на Зингару, перекусав чуть не половину солдат.

Знай бродяга, что монстры частично переселились на восток, в этот сумрачный лес, он ни за что не позволил бы варвару сюда войти. А впрочем, у него было средство, от которого так быстро бежали и так громко выли западные вампиры… Но где же оно? Лоб шемита мгновенно взмок, когда, в очередной раз ощупав все предметы в сумке, он понял, что круглой железной коробочки, где хранилась мазь, нет. Сейчас не время было думать, где она могла потеряться. Изможденные твари, оскалившись, подвывали и подходили все ближе, ближе… Они жаждали крови. И они знали, что напьются ее здесь же, теперь же…

Гринсвельд ликовал. Уставившись в грязные разводы оконного стекла, он боялся моргнуть, чтобы не пропустить и мгновения столь восхитительного зрелища. Как видно, отец- демон все же не оставил его — откуда иначе на востоке Аргоса, где сплошные безлюдные, безводные, высушенные солнцем и временем земли, появились вампиры? Горилла точно знал, что сии прелестные существа обитают исключительно на западе страны, в лесах, которые тянутся вдоль Хорота, и никогда, никогда прежде не мигрировали. И вдруг добрая сотня лесных вампиров переселилась на восток… А может, идея эта принадлежала Густмарху? О, молчаливый, мудрый Гу… Неужели он соизволил помочь своему презренному рабу?

Гринсвельд умел быть благодарным. Он решил дождаться гибели двух недоумков, а потом поймать для Густмарха парочку жирных чаек — не раз он наблюдал в мертвых глазах своего божества живое пламя наслаждения, когда из разорванных тушек на его каменную ослиную голову лилась горячая кровь… Гориллу даже передернуло от приятного воспоминания. Он готов был истребить всех птиц на Желтом острове, только бы вновь из глаз Гу выплеснулось на него знакомое чувство; ток его порой снился Гринсвельду, и тогда он пробуждался весь, до кончика носа мокрый от вонючего пота, но радостно возбужденный, и потом весь день ему мерещились эти жуткие глаза и кровь, кровь и глаза…

Обильные слюни капали на цветастый, толстой мягкой ткани халат хозяина Желтой башни, оставляя на нем поверх старых новые темные пятна; не отрываясь от окна, он вытер рот тыльной стороной ладони, громко засопел — схватка с вампирами была в самом разгаре и, кажется, его враги вот-вот будут разорваны на куски… Зрачки Гориллы подернулись мутной пленкой: он словно чувствовал запах крови, ее вкус… Вот шемит упал под тяжестью десятка лесных красавчиков, а вот в рычащем, визжащем, вопящем клубке мелькнула черная грива киммерийца…

Задыхаясь от нетерпения Гринсвельд сжал подлокотники кресла и подался вперед, впиваясь горящим взором в зеркальное отображение. Сейчас, сейчас все будет кончено… И когда спустя миг раздался победный вопль монстров, Горилла вскрикнул, в экстазе выдрал у себя клок волос и, не выдержав напряжения, упал на пол. Разум покинул его.

— Ну, отродье Нергала, посмотрим, что за дрянь течет в ваших жилах! Клянусь Кромом, что-то вроде мочи! — Выставив меч перед собой, Конан медленно подходил к молчаливому строю вампиров, что уставились на него голодными глазами. Отвлекая их руганью, он надеялся прорубить себе и шемиту коридор, по которому можно будет сбежать из этого поганого леса. А в том, что только так и можно спастись, варвар не сомневался.

— Что застыли, ублюдки? Хотите попробовать киммерийской крови? Ха!

Не успел Конан договорить, как строй монстров дрогнул; видимо, зря он произнес слово «кровь» — будто очнувшись, вампиры выдохнули, вновь затянули — сначала еле слышно, а потом все увереннее, громче — свою жуткую песню и начали окружать приятелей, совсем не обращая внимания на грозное оружие варвара. Носы их не учуяли опасности: люди пахли людьми и ничем более, а потому и бояться их было нечего.

Конан не двинулся с места. Спиной он уже ощутил крепкую спину Иавы, и теперь был готов к своему последнему бою, наперед зная его исход и жалея о том лишь, что жизнь уйдет из него по капле не в землю, но в глотки грязных тварей. А что случится потом… Но об этом лучше не думать. Он и не думал. Мозг его привычно заработал в поисках возможных путей спасения; бросив быстрый взгляд в стороны и наверх, варвар злобно ухмыльнулся: они находились в настоящей ловушке. Закрытые даже сверху, они не смогут уйти отсюда… Никогда…

Круг вампиров сужался. Самые нетерпеливые приплясывали, протягивали высохшие руки к людям. Конан метко плюнул в морду ближайшего, заставив его отшатнуться и в ужасе скорчиться, а затем сделал неуловимое движение и — с глухим стуком на землю упала рука со скрюченными пальцами, срезанная его мечом.

Монстры завопили. В рядах их начался разброд, ибо задние не могли понять, что произошло, и стали яростно расталкивать соседей, боясь лишиться своего глотка свежей крови. Заверещал пронзительно престарелый монстр с трясущейся как лист головой и белыми жидкими прядями длинных волос; истерично зарыдал оплеванный, решивший, по всей видимости, что Конан его отравил; тот, у которого киммериец отнял правую кисть, мгновенье стоял, обиженно скуля, но вдруг подпрыгнул, и кинулся на человека, норовя вцепиться ему в шею клыками. Не успел он коснуться обрубком своим конанова плеча, как тут же рухнул наземь, разрубленный пополам как сухое полено дровосеком.

Не дожидаясь, пока на него бросятся с стальные, варвар снова поднял меч и — престарелый ублюдок упал рядом с первым.

Ярость клокотала в груди киммерийца; одна мысль — лишь одна — билась в его мозгу, подогревая гнев: чужая клятва. Он не сможет ее исполнить. Сознание того, что он, Конан, оказался несостоятелен, ранило его больнее всего. Только день он прошел за Мангельду, и тут же попал в поганые лапы грязных тварей… Даже она, маленькая хрупкая девочка, сумела одолеть гораздо большее расстояние…

Конан рубил наотмашь, не останавливаясь и на краткую долю мига. Меч его тонко свистел, с невероятной силой опускаясь на головы нергаловых гадин. За спиной его шла не менее жестокая битва. Иава с одним кинжалом положил уже около дюжины вампиров, отпинывая легкие бескровные останки и ловко уворачиваясь от клыков и когтей.

И все же спустя некоторое время киммериец почувствовал, что начинает выдыхаться. Монстров, казалось, меньше не становилось.

Некогда было смотреть, оживают ли уже разрубленные — Конан подозревал, что да, — следовало попытаться все же сдвинуться с одного места и прорубить коридор. Другого плана остаться в живых варвар так и не придумал. Меч его летал все с той же скоростью, кроша тварей, но размеренное поначалу дыхание сбилось, да и ран поприбавилось: кожа лохмотьями свисала с рук обоих приятелей, и кровь, струившаяся из глубоких царапин, опьяняла вампиров, заставляя их лезть под меч и кинжал без страха. Коготь монстра достал наконец и лица Конана, прочертив на лбу его ярко-красную полосу, так что теперь он почти ничего не видел: кровь заливала глаза, попадала в рот, и вампиры, завистливо визжа, с утроенной энергией кидались на него. Одни, коснувшись ран людей, отбегали все-таки в сторону и там, схоронясь под деревом, жадно слизывали алую влагу; другие, опасаясь меча, искали новые пути к победе — подныривали под ноги спутникам, хватали с земли ветки и тыкали им в лица, заползали с боков…

И вот наконец стало ясно, что бой подходит к своему печальному финалу. Застрял в толстой ветке, крепко зажатой обеими руками вампира, верный меч киммерийца, и в тот же момент с дерева подобно обезьянам прыгнула на его голову горсть тварей. Иава, оставшись без опоры, оглянулся — в этом состояла его тактическая ошибка: в один только миг на него кинулись оставшиеся на ногах монстры, повалили наземь, начали рвать клыками…

— Асвельн… — прохрипел Иава, теряя сознание. — Конан, позови Асвельна!

… Словно северный ветер нашел вдруг дорогу в этот лес, подняв с земли ворохи сухих листьев. Словно лучи огненного ока Митры нашли вдруг к вечеру дорогу в этот лес, подпалив мох и ветви. Словно мир задрожал под тяжестью деревьев-исполинов, и лопнула земная кора, обнажив черное пустое нутро свое… Не успев напиться крови — успев лишь начать — монстры словно пиявки стали отваливаться от своих жертв, на глазах друг друга высыхая, крошась и исчезая бесследно. А сверху, просачиваясь сквозь плотные переплетения ветвей, на них медленно, медленно опускалось огромное ярко-белое облако; его дыхание обжигало; тело его обволакивало стволы-великаны, растекалось по канавкам в бурой коре…

Гринсвельд, в своей Желтой башне валяясь на полу без чувств, уже не слышал, как победный вопль вампиров сменился диким визгом ужаса.