"Последние сто дней рейха" - читать интересную книгу автора (Толанд Джон)

Глава 16 Прорыв Баума

24 марта Паттон перебросил 4-ю танковую дивизию через Рейн. Теперь под командованием Уильяма Хога, того самого, который взял мост в Ремагене, дивизия со скоростью 40 километров в час двигалась к следующему препятствию — реке Майн.

Командующий 12-м корпусом генерал-майор Маттон Эдди позвонил Хоугу и поставил перед ним странную задачу: Паттон хотел, чтобы в тыл противника на глубину 90 километров послали специальный отряд для освобождения 900 американских военнопленных, находившихся в лагере у Хаммельбурга. Хог слегка удивился, но в ответ ничего не сказал.

На самом деле Маттону Эдди эта идея категорически не понравилась. Выполнение такого приказа означало послать ударные силы на восток и распылить силы дивизии, которые и так растянулись по тридцатикилометровой линии фронта, имея приказ идти дальше на север после форсирования Майна. Зачем идти на такой риск на заключительном этапе войны? Лагерей военнопленных много. Почему лагерь в Хаммельбурге имел такое значение? Эдди сказал, что переговорит об этом с Паттоном.

Хаммельбург был городком средних размеров, расположенным на реке Франкише Заале в ста километрах к востоку от Франкфурта-на-Майне. Еще в тридцати километрах от него находился городок Швайнфурт.

Лагерь пленных офицеров 13В находился на плоском блюдцеобразном участке холма в пяти километрах от Хаммельбурга. В нем находилось около 3000 офицеров Югославской королевской армии, захваченных в плен еще в 1941 году. Югославы, в основном сербы по национальности, были людьми гордыми и вспыльчивыми. Форма на них пообтрепалась, но по-прежнему выглядела изысканно. Они относились с добротой и щедростью к американским офицерам, которых привезли в лагерь в январе 1945 года, и всеобщим решением отдали им 150 пакетов с продуктами.

Большая часть американских офицеров попали в плен еще на раннем этапе сражения в Арденнах и, следовательно, не проявляли уважения к старшим офицерам. Среди американцев не было никакой организованной деятельности, за исключением воскресных церковных служб. В отличие от лагеря в Сагане там не проводилось ни спортивных, ни музыкальных, ни театральных занятий. Мало кто думал о побеге, поскольку для многих было очевидно, что война продлится еще только несколько месяцев. Посылки Красного Креста передавались всего лишь раз в месяц, и этого явно не хватало голодным людям, и, несмотря на дополнительный рацион, пленные болели простудными заболеваниями, воспалением легких. Дизентерия среди военнопленных была обыденным явлением.

Весь лагерь жил неорганизованной жизнью вплоть до 8 марта, когда из Шубина, Польша, прибыли 430 американских военнопленных, где старшим был полковник Пол Гуди, мужчина средних лет, до войны служивший инструктором в Уэст-Пойнте. Он был болен и устал от трудного перехода в новый лагерь. Но когда он, еле волоча ноги, вошел в лагерь, то смотрел с таким вызовом, что остальные военнопленные вдруг почувствовали прилив гордости.

Через день Гуди и его начальник штаба подполковник Джон Найт Уотерс навели дисциплину и порядок, и имя Гуди стало волшебным для тех молодых офицеров, которые во всем разуверились после своего пленения.

Форма теперь у всех была почищена, обувь надраена, волосы приведены в порядок, а бороды сбриты. Весь уклад жизни стал больше напоминать военный, и в бараках навели чистоту. Затем Гуди все свое внимание перевел на начальника лагеря генерал-майора Гюнтера фон Гекеля. После этого улучшилось качество пищи, были отменены построения для проверки в плохую погоду, в более полной мере использовались сооружения лагеря, а Гуди стал героем для всех, кроме тех, кто презирал его авторитарные манеры.

25 марта майор Александр Стиллер, один из помощников Паттона, неожиданно прибыл в штаб Хога. Бывший техасский рейнджер, во время первой мировой войны он был сержантом в штабе Паттона. Стиллер без обиняков заявил, что он также примет участие в освобождении лагеря в Хаммельбурге. Хог удивился. Он считал, что об этой операции забыто, и он снова обратился к Эдди, который сказал ему, чтобы тот не волновался и что он займется этим вопросом.

На следующее утро Паттон появился в штабе Эдди. Когда он вошел, то бригадный генерал Ральф Канин, начальник штаба корпуса, сообщил, что командующего нет.

— Свяжитесь с Биллом Хогом, — нетерпеливо бросил Паттон. — Прикажите ему перейти реку Майн и идти на Хаммельбург.

— Генерал, перед тем как уйти, Мэтью сказал мне, что если вы придете и отдадите такой приказ, то я не должен его выполнять.

Паттон не проявил раздражения от такого нарушения субординации.

— Свяжитесь по телефону с Хогом, я сам ему скажу, — спокойно сказал он.

Через несколько секунд он уже приказывал Хогу "немедленно приступить к выполнению плана", на что Хог заметил, что у него нет ни лишних людей, ни танков. Паттон пообещал восполнить возможные потери в живой силе и технике.

Хога несколько смутил почти умоляющий тон Паттона. Он повернулся с озадаченным видом к Стиллеру, который стоял рядом и слушал. Стиллер объяснил негромким голосом, что «старик» полон решимости освободить заключенных Хаммельбурга, а также пояснил, что в лагере содержится Джон Уотерс, зять Паттона.

Вынужденный выполнять приказ Паттона, Хог нехотя послал помощника командующего дивизии бригадного генерала Робертса к подполковнику Крейтону Абрамсу, чье подразделение только что захватило мост через реку Майн. Когда Абраме узнал, что должен послать спецподразделение в Хаммельбург, то он позвонил Хогу и заверил его, что усиленная рота с задачей не справится и следует послать полноценное подразделение. Хог передал, что Эдди запретил отвлекать такие силы на выполнение задачи.

В середине дня 26 марта капитан Абрахам Баум спал на тенте бронетранспортера, когда его разбудили и приказали явиться в штаб. Баум, до войны работавший закройщиком на фабрике одежды, теперь был офицером разведки 10-го мотопехотного батальона. При своем росте метр восемьдесят пять он, как его командир, выглядел очень воинственно. Баум все еще зевал, появившись на командном пункте, но тут же пришел в себя, едва Абраме приказал ему провести оперативно-тактическую группу через линию фронта и освободить 900 американских военнопленных. Не объяснялось никаких причин, да Баум и не ожидал никаких объяснений. Он только повернулся к своему командиру батальона подполковнику Гарольду Кохену и шутливо заметил:

— Так вы от меня все равно не избавитесь. Я вернусь.

Ему приказали взять людей и немедленно приступить к выполнению задания.

К 7 часам вечера группа Баума, состоявшая из 307 солдат, проверенных в боях, но смертельно уставших, приготовилась выступать. Колонна состояла из десяти танков «шерман», шести легких танков, трех 105-миллиметровых пушек, двадцати семи бронетранспортеров, на которых собирались везти назад военнопленных, семи джипов и санитарной машины.

Баум еще раз проанализировал задачу. Ему требовалось прорваться через линию обороны противника на глубину около ста километров со своими разведчиками. Не имея достаточно сил для проведения наступательных действий, он должен был, прорываясь, внести смятение в рядах противника в районе, который он даже не знал, не имея ни малейшего понятия о расположении основных укреплений. Итак, ему предстояло идти в совершенно незнакомый район, воевать непонятно с какими силами противника и вернуться назад с 900 пассажирами.

Уже и так чувствуя себя не в своей тарелке, Баум еще больше стал недоумевать, когда Абраме сказал ему, что к его группе присоединится и майор Стиллер.

— А он-то зачем? — спросил подозрительно Баум.

Абраме заверил, что Стиллер будет только наблюдателем, без каких-либо командных функций, и предположил, что, возможно, тот включен Паттоном в группу с целью набраться опыта, но одного взгляда на Стиллера было достаточно, чтобы понять, что опыта у него достаточно. Однажды Паттон с горечью заметил капитану Кадману, что ему чертовски хотелось бы иметь такое мужественное лицо солдата, как у Эла Стиллера.

Как и Хогу, Абрамсу была известна подлинная цель миссии. Хотя Стиллер и сказал Кохену и некоторым другим, что "собирается туда ради хохмы", он доверительно признался Абрамсу: "Думаю, что там находится зять Паттона". Подчиненным Баума об этом, разумеется, ничего не сказали. Некоторые даже понятия не имели, что они пойдут через линию фронта освобождать военнопленных.

План Абрамса перебросить людей Баума через слабую оборону немцев отличался простотой. Группа поддержки переходила через недавно захваченный железнодорожный мост и выбивала противника из маленького городка на другой стороне реки. После этого Баум со своей группой должен был прорваться сквозь брешь и идти на Хаммельбург, куда он должен был добраться к середине дня 27 марта и, если повезет, в тот же вечер вернуться.

В 9 часов вечера 26 марта группа поддержки перешла Майн. Хотя разведка предсказывала, что сопротивления не будет, Абраме сразу же столкнулся с проблемами и был вынужден бросить дополнительные силы, чтобы все-таки открыть Бауму дорогу. Бауму и его людям удалось пройти через мост, отставая на несколько часов от графика, и двигаться в восточном направлении. Стояла сухая и теплая безлунная ночь. Колонна быстро и неожиданно миновала несколько деревень, почти не встретив сопротивления. Танки стреляли по всем вероятным целям, а пехота бросала гранаты в двери и окна, лишая снайперов возможности вести огонь.

К этому моменту в 7-й армии немцев уже знали, что через их позиции прорвалась моторизованная часть, — возможно, целая дивизия, — и догадывались, что речь могла идти о Паттоне. Многие немецкие полевые командиры боялись и одновременно уважали его больше, чем других американских командующих, за смелые и непредсказуемые тактические действия. Немецкие части на пути следования Баума получили приказ задержать американцев, но Баум двигался так быстро и с таким напором, что хотя его встречали огнем из стрелкового оружия и гранатометов в каждом покрытом мраком городе, он потерял всего лишь несколько солдат.

Незадолго до рассвета, пройдя сорок километров, Баум добрался до города Лора. Когда легкие танки доехали до баррикады, перекрывавшей магистраль, то съехали в сторону, дав дорогу «шерманам». Выстрелом из фаустпатрона почти в упор был подбит один из танков, но экипажу удалось продолжить движение и колонна двинулась дальше, столкнувшись лоб в лоб с колонной немецких грузовиков, идущей с востока. Американцы расстреляли их на ходу из пулеметов. Когда один молодой офицер увидел, что некоторые из убитых оказались девушками а военной форме, его вырвало.

Колонна повернула на северо-восток, двигаясь по левому берегу извивающегося Майна, по дороге подавила встретившуюся зенитную батарею и далее уничтожала все, что попадало в поле видимости американцев. Колонна прошла Гемюнден, пересекла Синн, затем пошла на юго-восток. Местность была холмистой и покрытой лесами, но земля была достаточно твердой для танков и машин. Через несколько минут они встретили на дороге 700 советских военнопленных, которые при виде американских танков напали на своих конвоиров и разоружили их. Баум передал русским 200 пленных, захваченных его солдатами, и русские заверили, что будут продолжать партизанскую войну до прихода основных сил американцев.

Оперативная группа затем миновала Франкише Заале и уже находилась в восьми километрах от своей цели, когда в воздухе над головой раздался шум мотора немецкого разведывательного самолета. Баум остановил колонну. В относительной тишине слышался только гул танков. Теперь уже не было смысла скрываться, поэтому Баум решил двинуться на северо-восток, прямо в направлении Хаммельбурга. Прошло немного времени, и он увидел первые немецкие танки, всего лишь два, которые после двух безобидных выстрелов стали откатываться назад, но Баум был уверен, что рядом находятся и другие танки противника. В 2 часа 30 минут в поле зрения наконец показался город Хаммельбург. Не доезжая километра до города, колонна американцев свернула с главной дороги и поползла по крутым склонам холма к лагерю для военнопленных.

Неожиданно сбоку показался один немецкий танк, затем другой, еще и еще Баум приказал экипажам оставшихся шести танков атаковать и передал по рации сержанту Чарльзу Грэхему подтянуть три самоходные пушки. Бой за лагерь уже начался.

Военнопленные услышали в отдалении первые выстрелы танковых орудий, и полковник Гуди вместе с другими побежал на окраину лагеря к забору из колючей проволоки. Было видно, как на поле, где паслись овцы, два взвода немецкой охраны занимали заранее подготовленные позиции на гряде, в то время как целая рота располагалась по обе стороны дороги на Хаммельбург, возле батарей 40-миллиметровых орудий.

Военнопленные ждали около получаса, и затем началась целая какофония звуков из пулеметных очередей, винтовочных выстрелов, фаустпатронов, минометов и других видов оружия. "Так начинается бой с участием танков, сказал полковник Гуди. — Я достаточно знаком с этим, чтобы знать наверняка. Ребята генерала Паттона уже близко, и немцы собираются перевести нас в другое место". Он сказал, что в то утро уже дважды отговаривал Гекеля от принятия такого решения и собирался делать это до прихода американцев.

Шум боя становился все ближе и ближе, часть военнопленных отошла от забора и пошла к кухне, чтобы захватить запасы продуктов. Еще сто военнопленных отправились в барак отца Кавано, чтобы покаяться в грехах перед богослужением. В 3 часа 50 минут захрипел лагерный громкоговоритель и всем было приказано оставаться в бараках.

— Поскольку сюда больше никто не придет, то я немедленно начну службу и отпущу всем грехи, — сказал священник. Пока он надевал церковную одежду, которую прятал в коробке, разорвалось несколько американских снарядов. Отец Кавано начал торопливо читать молитву у алтаря, роль которого выполнял обычный стол. Он явно перепугался, но надеялся, что этого никто не видит.

Затем разорвался еще один снаряд, и все упали на пол. Подождав какое-то мгновение, Кавано выполз из-под алтаря и, понимая, что подает прихожанам не очень хороший пример, попросил их соблюдать спокойствие и оставаться с преклоненными коленями. "Если что-нибудь случится, — сказал он, — ложитесь на пол. А сейчас я отпущу вам всем грехи". Трясущимися руками он перекрестил собравшихся. "Люди, соблюдайте спокойствие, я сокращу богослужение с тем, чтобы каждый из вас смог причаститься". Стоя лицом к алтарю, он начал читать молитву. Никогда прежде в его жизни слова не имели такого значения.

Норман Смолка не был католиком, но присутствовал при богослужении, поскольку жил в этом бараке. Он смотрел вверх, через окно лучи света попадали прямо на священника, и тот казался в этом сиянии похожим на самого господа бога.

Тот, из-за кого, собственно, и разыгрались все эти события, Джон Уотерс, сидел и смотрел за происходящими событиями с первого этажа барака Гуди. Уотерс был красивым мужчиной тридцати девяти лет из Балтимора. Он учился в университете Джона Хопкинса в течение двух лет, специализируясь в искусстве и науках, а затем перевелся в Уэст-Пойнт. В 1931 году он окончил училище и получил звание лейтенанта кавалерии. Человеком он был спокойным, говорил негромко и обладал недюжинными способностями. Он занимал должность начальника штаба 1-го танкового полка, когда его взяли в плен в Северной Африке в 1943 году.

Уотерс видел, как несколько американских танков двигаются через поле и стреляют по баракам сербов. В этот момент в помещение ворвался комендант лагеря фон Гекель. Теперь — по его словам — он стал пленным Гуди и война для него закончилась. Он спросил, есть ли среди американцев добровольцы, чтобы выйти и предложить прекратить огонь. Очевидно, атакующие перепутали форму югославов с немецкой.

— Хорошо, я пойду, — сказал Уотерс. — Нам нужно взять американский флаг и еще один белый флаг, чтобы нас не пристрелили.

Затем он вышел за главные ворота, прошел мимо будки охранников. Рядом с ним находился капитан Фукс, немецкий переводчик. Чуть позади шли еще несколько американских добровольцев, один из которых нес американский флаг, а другой белую простыню на палке. Они собирались обойти поле боя и войти в контакт с атакующими.

Бойцы Баума уже поднимались на гряду, где окопалась охрана лагеря. Танковый бой на холме закончился. Он был коротким, но жестоким. Баум потерял пять машин на гусеничном ходу и три джипа, но шесть его «шерманов» уничтожили три немецких танка и три грузовика с боеприпасами. Уотерс и добровольцы продолжали идти в дыму. В километре от лагеря они подошли к амбару, окруженному деревянным забором. В пятидесяти ярдах от него в их направлении бежал солдат в камуфляжной форме. Уотерс не был уверен, немец это или американец, поэтому он крикнул по-немецки: "Американцы!".

Солдат оказался немцем. Он подбежал к забору, положил на него для упора свою снайперскую винтовку и выстрелил прежде, чём переводчик Фукс успел что-нибудь объяснить. Уотерс упал, словно его ударили бейсбольной битой, но боли, как ни странно, не почувствовал. Лежа в канаве, куда упал, Он подумал: "Черт, теперь не поохочусь и не половлю рыбу".

Немецкий солдат перепрыгнул через забор и припер Фукса к сараю, крича, что сейчас убьет и его. Прошло несколько тревожных минут, прежде чем Фукс смог объяснить ему, что они только парламентеры. После этого зятя Паттона положили на одеяло и отнесли назад в лагерь.

Внутри бараков военнопленные скучились у окон и весело комментировали ход событий, словно смотрели спортивные состязания мирового значения. Шальная пуля разбила стекло, и все бросились на пол, но через несколько мгновений снова прильнули к окнам. Со второго этажа, где находился лагерный лазарет, хирург майор Альберт Берндт из 28-й дивизии увидел американские танки. Прошло какое-то время, и в барак внесли Уотерса.

Отец Кавано заканчивал причащение, когда снаружи раздались радостные вопли. Священник повернулся к алтарю и закончил богослужение. Только после этого он спросил: "Что случилось?".

— Святой отец, мы свободны! Нас освободили! Генерал фон Гекель сдался Гуди.

— Ну не прекрасно ли это? — воскликнул майор Фред Осет. — Пока шла служба, нас освободили. Вы, святой отец, больше не военнопленный.

Все еще в церковных одеяниях, священник выглянул в окно и увидел американский танк. Вокруг него сразу собрались пленные, каждому хотелось дотронуться до своих освободителей. Отец Кавано обратил внимание на то, насколько велик контраст между освободителями и изможденными пленными. Когда святой отец вышел на улицу, то увидел свисающие со всех окон белые простыни. Американцы и сербы кричали от радости, обнимались и пожимали друг другу руки.

Заключенные получили самые большие за все время пребывания в лагере порции, когда от Гуди поступил приказ собираться. В наступивших сумерках всех освобожденных построили в колонну по пять на Герман Геринг штрассе с нехитрыми лагерными пожитками. При свете горящего здания лагерной администрации американцы прошли мимо приветствовавших их криками сербов и через большую дыру в заборе, проделанную танками, двинулись по полю мимо пустых сторожевых вышек. В полутора километрах от лагеря они присоединились к основным силам Баума.

Устав от многочисленных впечатлений, полученных за день, а также от эмоционального подъема, освобожденные сидели на прохладной сырой земле, чувствуя себя свободными людьми. Они смеялись и шутили. Вдруг раздались два винтовочных выстрела, и все снова почувствовали тревогу. По цепочке передали: "Не курить, огней не зажигать". Почти два часа прошло в напряженном ожидании. Баум узнал, к своему удивлению, что с ним находится не 900 спасенных, а 1291 человек, — намного больше, чем он мог взять с собой. Баум с грустью смотрел на людей, сидящих на холме и ожидавших возвращения домой. Он сказал Гуди, что может взять только тех, кто в состоянии ехать на танках и бронетранспортерах.

Гуди подошел к ожидающим его людям и сказал, что их разобьют на три группы: в одну группу должны войти те, кто может уйти за линию фронта самостоятельно, во вторую — те, кто мог ехать на танках и отвоевывать дорогу домой, а в третью те, кто должен вернуться в лагерь из-за плохого состояния здоровья. "Нас освободили, и теперь мы свободны, — сказал Гуди, но пока мы не доберемся до позиций американцев, каждому придется действовать самостоятельно. Нам предстоит преодолеть расстояние в девяносто километров, без еды и помощи извне, а мы с вами ослаблены… Каждый из нас волен действовать по своему усмотрению". Для освобожденных оказалось настоящим ударом узнать, что их освободил не авангард армии Паттона, а горстка танков, прорвавшихся через линию обороны противника, которая теперь должна прорваться назад. И тем не менее это был шанс пробиться назад, и 700 бывших заключенных стали искать свободные места на технике и даже бороться друг с другом за них. Было брошено все лишнее имущество, чтобы освободить дополнительные места…

Измотанная группа Баума медленно двигалась с холма по дороге, разбитой тележными колесами. Люди Баума уже находились в пути и боях более двадцати восьми часов, а предстоял еще трудный путь домой. Колея становилась все уже, и в конце концов три средних танка не смогли двигаться дальше. Пришлось возвращаться полтора километра назад и искать другой путь на запад. Слабые следы на каменистой поверхности говорили о том, что там прошли посланные в разведку легкие танки.

Главные силы Баума двинулись по дороге сквозь темноту, когда встретили один из танков-разведчиков. Была получена хорошая новость — дорога, по которой они шли, вела в Хессдорф, городок, стоявший на магистрали Хаммельбург — Вурцбург. Колонна стала двигаться быстрее. В Хессдорф они прибыли в 2 часа утра. На городской площади путь колонне преградили два брошенных немецких грузовика. Бывшие заключенные спрыгнули с танков, оттащили машины в сторону, и колонна пошла дальше. Грохот техники так напугал жителей городка, что они даже выбросили белые флаги из окон и дверей. Через некоторое время колонна уже двигалась по магистрали. Баум мог вернуться таким же путем, как и пришел, но он знал, что наткнется там на большие силы немцев, поэтому решил идти на северо-запад, пока не войдет в контакт с 4-й танковой армией.

Баум все рассчитал верно, но в полутора километрах, в следующем городке, его уже поджидали. На окраине Холлриха головной танк остановился, натолкнувшись на препятствие. С обеих сторон дороги по нему тут же открыли огонь из фаустпатронов. Тут же погиб командир танка и один из освобожденных военнопленных. Стрелок начал вслепую поливать из танкового пулемета улицу. По танку продолжали стрелять. Еще одного бывшего военнопленного, прижавшегося к башне, убило осколком гранаты, а других ранило. Танки свернули на обе стороны дороги, ведя огонь из пулеметов. Небо рассекалось красными и желтыми трассирующими пулями. Бой закончился так же быстро, как и начался, и только слышался шум моторов и стоны раненых. Продолжать движение через город было бы для Баума самоубийством, и поэтому его пришлось обойти. Через несколько минут колонна уже находилась на господствующей высоте для перегруппировки.

Баум пересчитал свои силы. В начале операции под его командованием находилось 307 человек, а теперь у него оставалось лишь сто боеспособных бойцов. Сам Баум получил ранение в руку и колено. У него оставалось шесть легких и три средних танка, три самоходные пушки и двадцать две машины на полугусеничном ходу. Баум приказал слить топливо с восьми машин и заправить танки и передал последнее сообщение, в котором говорилось, что задачу он выполнил и теперь возвращается назад.

Бесполезную технику без горючего пришлось поджечь, а тяжелораненых разместить в каменном доме, пометив его знаком Красного Креста. Затем Баум собрал оставшихся солдат и поставил перед ними задачу. Колонна собиралась возвращаться по пересеченной местности и использовать, в случае необходимости, машины на полугусеничном ходу для того, чтобы переправляться через водные преграды. В отдалении слышался гул танков противника и другой техники, идущей с востока. Он закончил краткий инструктаж и отдал приказ двигаться дальше.

Колонна Баума практически оказалась в окружении. С юга и северо-востока шли самоходные орудия, с юго-востока — две роты пехоты и шесть танков, шесть «тигров» — с севера, а с северо-запада — колонна бронемашин.

Баум уже садился в свой джип, когда по его колонне открылся ураганный огонь из танков — горящие машины сделали ее отличной мишенью. Затем из темноты началась стрельба из стрелкового оружия. Три самоходки Баума выстрелили дымными снарядами, безуспешно пытаясь создать дымовую завесу, но немцы продолжали вести огонь со смертельной точностью. Две самоходные установки, один легкий танк и несколько машин на гусеничном ходу были подбиты прямым попаданием, и пламя способствовало тому, что немцы еще больше усилили огонь со всех трех сторон.

Майор Дон Бойер из 7-й танковой дивизии сидел за танковым пулеметом. Он беспрестанно ругался, получая наслаждение от боя впервые после его пленения в Арденнском сражении. Однако одной храбрости было мало. Группа Баума продолжала таять от огня противника, которого они не видели. Каждые пятнадцать минут загоралась очередная американская машина; кольцо вокруг колонны сжималось. Баум остался без танков. Он отвел оставшиеся силы в лес и перегруппировал их. Несколько раз он пытался повести бойцов в атаку, чтобы спасти тех, кого еще можно было спасти, но каждый раз горстка американцев получала отпор.

"Разбейтесь на группы по четыре человека и уходите", — закричал Баум. Он показал направление движения и побежал с одним из освобожденных и майором Стиллером, немногословным, но отличным воином. Все трое попытались спрятаться в сосновой рощице, но через несколько минут на их след напали собаки, и в последовавшей схватке Баум получил третье ранение за последние два дня.

Все произошло настолько быстро, что у Баума едва хватило времени выбросить медальон с личными данными, чтобы немцы не могли узнать, что он еврей. Его и еще шестерых американцев повел в амбар один охранник. Баум снял каску и уже собирался ударить им ничего не подозревавшего немца, но Стиллер перехватил его руку.

Группу Баума отделили от заключенных Хаммельбурга для немедленного допроса, но несколько военнопленных сказали, что Баум сидел вместе с ними в лагере, и ему разрешили вернуться за колючую проволоку, куда он пошел, поддерживаемый Стиллером и еще одним солдатом.

На рассвете стало видно, что весь холм покрыт разбитой и еще дымящейся техникой. Деревья поблизости либо повалились, либо оказались иссечены осколками. Дом с обозначением Красного Креста лежал в руинах. Все это стало кладбищем оперативно-тактической группы Баума.

* * *

Миссия в Хаммельбург полностью провалилась, но отважные бойцы сделали нечто более важное и отличное от того, что предполагал сам Паттон. Колонна Баума оставила на своем пути след разрушений. Во всех пройденных им населенных пунктах воцарились смятение и истерия. В немецком штабе 7-й армии так и не поняли, что произошло, и уже привлекли несколько дивизий для охраны стратегических пунктов на пересечении дорог, мостов, большие силы были также брошены на поиск сбежавших военнопленных.

Цена всему этому также оказалась велика. Помимо потерь в личном составе американского подразделения, Джон Уотерс, муж дочери Паттона, был тяжело ранен и лежал в госпитале в Хаммельбурге. Пуля прошла через правое бедро и вышла через левую ягодицу. Югославский врач, полковник Радован Данич, у которого в распоряжении имелись только бумажные тампоны и кухонный нож, умело осуществил дренаж раны.

Пресс-атташе 3-й армии просто сообщил корреспондентам, что с оперативно-тактической группой была потеряна связь, и больше не представил никаких сведений. Некоторое время спустя просочилась дополнительная информация, и Паттон собрал пресс-конференцию. Он категорически заявил журналистам, что узнал о местонахождении зятя только через девять дней после того, как Баум дошел до Хаммельбурга. В доказательство этому он показал официальный и личный дневники и сказал: "Мы приняли решение освободить концлагерь, поскольку боялись, что отступающие немцы уничтожат американских военнопленных".

Хог, Абраме и Стиллер знали истинную подоплеку случившегося, но как хорошие солдаты хранили молчание. Стиллер умер, так и не рассказав правды, а двое других сделали это только через двадцать лет.