"Грааль никому не служит" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 4. Блаженство ничегонеделанья

Щель в небе расползлась, открывая васильковую синь неба. Солнце просверкивало сквозь облачный край, заставляя снега вспыхивать всеми красками радуги. Не сегодня завтра комбинезоны отрастят поляризационные щитки на пол-лица, и заключённые станут похожи на чёрных бескрылых стрекоз.

Антиграв уходил к горизонту, превращаясь в грязно-серую чёрточку. Холода я почти не чувствовал. По снегу бежали замысловатые узоры анизотропии. Сам не зная зачем, я пнул игольчатую поверхность. Снежинки взвихрились, восстанавливая узор, – словно железные опилки в магнитном поле.

Красиво… Раньше я этой красоты не замечал. Я ударил ещё и ещё раз; узоры каждый раз получались новые. Игольчатый снег сползался к моим ногам, словно потоки муравьёв.

С другой стороны поля ко мне двинулась крохотная фигурка. Изгой брёл неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, загребая фонтанчики анизотропной пыли.

Тяжело идет, неумело. Новичок, наверное. По снегу надо бежать, а этот ломится, словно паровоз. И вес на одной ноге нельзя задерживать: ухнешь по колено – выбирайся потом.

Словно подтверждая мои мысли, изгой упал. Лицо его побагровело от натуги. Движения стали ещё более бестолковыми.

– Хватит, – крикнул я. – Они нас не видят. Превращайся.

Новичок стал на колени. Белые иглы облепили тело, превращая его в снежную статую. Когда они осыпались, иллюзия пропала. Вместо коренастого каторжника на снегу стояла Асмика.

– Ты до посвящения в стереатре не играла? – спросил я.

– Нет. Меня в монастыре воспитывали. Я боюсь сцены.

– Представляю себе…

– Не представляешь. Дар психоморфа – это компенсация за излишнюю стеснительность.

Девушка притёрла в снегу одну ногу, потом другую. Снежные иглы под её подошвами собрались в монолит. Теперь она могла стоять, не проваливаясь. Легенды об эльфах, которые не оставляют следов на снегу, возникли не на пустом месте. Говорят, знатоки пластика умеют создавать анизотропные поля сами. И водоросль этим не губят, не то что генераторы.

– Ну что? Мы теперь саботажники? – спросила она.

– Сачки. Пойдем, прогуляемся.

Мы надели лыжи и отправились к краю анизотропного пятна. Бугристый облачный край ушёл вниз, открывая солнце. Снега вспыхнули.

Асмика отвернулась, закрывая глаза рукой:

– Ненавижу это время. Когда приходит, я сама не своя…

– Весну?

Асмика кивнула. Как она появилась на Лангедоке, не знает никто из нас. Психоморфу выжить в лагере нетрудно. Можно копировать психику передовиков, например, и успешно выполнять норму… От этой мысли я рассмеялся. Асмика глянула на меня с интересом, но ничего не спросила.

– Неправильный мир, – сказала она. – У нас на Крещенском Вечерке если зима и небо в облаках, так становится теплее. А когда небо чистое – мороз.

– Один человек на Южном материке рассказывал, отчего так. Но это долго объяснять.

– Ты родился на Казе, да?

– Да.

– Срединник, родом с Каза. Знаешь, я ведь работала в аналитическом отделе под руководством Рыбакова. И кое-что слышала.

– В аналитическом? – переспросил я. – Значит, ты влезала в мою шкуру.

– У меня не получилось. Срединников трудно копировать.

Что пробовали, я знаю. Я это почувствовал. Вопреки устоявшемуся мнению, психоморф не способен воссоздать другого человека. Он заставляет окружающих видеть его копию. А это не одно и то же.

– Как ты попал на Лангедок?

– Своим ходом.

– Прилетел?

– Да.

В десятке метров от края анизотропного пространства снег зашевелился. Слепящее сияние заставляло щуриться. Мне показалось, что там мелькнул кошачий силуэт. На мой мысленный призыв никто не откликнулся. Если это и был протей, то он не спешил вернуться к хозяину.

– Я прилетел сюда до прибытия рунархов, – соврал я. – Нам предстояло эвакуировать исследовательские посёлки. Когда земляне отступили, ничего не оставалось, как смешаться с толпой изгоев.

– Листаешь. Как раз в это время я сопровождала исследовательскую экспедицию на Южный материк. Никакой эвакуации не было.

– Значит, ты ничего не услышишь.

– А если я взамен расскажу о пяти лицах Морского Ока?

Я не сильно уклонился от правды. Как говорится, не в лотерею, а в преферанс, не десять тысяч, а триста пятьдесят и не выиграл, а проиграл.

Моё появление на Лангедоке было связано с лионесцами.

После происшествия в арсенале прошло несколько спокойных лет. Казалось, рунархов не интересует, куда делся их харон. Разведка Первого Неба пыталась нащупать ниточки, но безуспешно. Меня таскали по лабораториям, водили к месмерам КБПН. Кончилось тем, что исследования в области мифизики заморозили.

Все эти годы я обучался в спецшколе экзоразведки. Освоился с протеем, получил посвящение срединника. Мне повезло. Зверь по имени Симба оказался мил и покладист. Даже единороги порой взбрыкивают, а мне досталась мантикора.

Выпускные экзамены я сдал с отличием. Как оказалось, вовремя. Через две стандарт-недели после выпуска вспыхнул мятеж на Лионессе. Меня отправили разбираться с бунтовщиками.

Мятеж развеял мои юношеские иллюзии. Я стал мудрее, терпимее и… нет, не циничнее. Бои с обезумевшими от неустроенной жизни фронтира колонистами научили меня прощать. Себе, друзьям, врагам.

Экзоразведчики не были рыцарями в белых плащах. Я сам не похож на капитана Джи из «Мига вечности». А фермеры с кассетными пульсарниками в руках уж никак не годятся на роль злодеев. Не были они ни плакатными повстанцами из «Звёздных войн», ни слугами чёрного властелина. Всего лишь запутавшиеся бедолаги, которых жажда несбыточного бросила в горнило войны. Спроси каждого в отдельности – конечно, он предпочёл бы спокойную, пусть и тяжёлую жизнь на своей плантации. «Низы не могут, а верхи не хотят» – это чушь. Особенно в эпоху разгула СМИ.

Я стал кошмаром для жителей Лионессе. Известие о том, что на колонию напустили протея, подействовало куда эффективнее, чем высадка десантов и орбитальные бои. Диверсии следовали одна за другой. Мифология Лионессе предоставляла хороший материал для импровизаций.

Мантикора не без изящества сыграла роль Синего Кладбищенского Угробища, Ухайдаха Смейся и господина Пятницы. Люди исчезали. В повстанческой армии нарастала истерия. Не выдержав напряжения, мятежники сдались.

Трибунал Лионессе заочно приговорил меня к смерти. За мою голову назначили награду. Насколько знаю, предложение актуально и сейчас. Я дважды встречался с охотниками за головами.

После Лионессе началась полоса спокойной жизни. Меня потревожили лишь дважды. Первый раз, когда мифизический план непонятным образом закрылся для любых исследователей: и наших, и рунархских. Меня отправили на Каз проверить, смогу ли я достучаться до Лонота. Не смог.

Второй раз, когда началась война с рунархами. Поводом к войне послужила чепуховина. Посол Первого Неба на Тевайзе разговорился с одной рунари и принялся читать ей стихи.

После этого пошла ерунда. Стоявший рядом брат Без Ножен впал в амок и атаковал любителя поэзии. Началась бойня. Лишь одному атташе удалось выбраться из охваченного безумием дворца. Рунархи выслали посольство, а через два стандарт-дня флот Тевайза вошёл в систему BD +20307. Да, да, ту самую, к которой принадлежит Лангедок.

Имперские аналитики сходили с ума, пытаясь понять, что в строках древних стихов могло возмутить мирную расу, а «Милый сброд» бесчинствовал в мирах Второго Неба. Горели материки, лилась кровь. Госпиталя переполняли тела отравленных мутациями колонистов. Мышление рунархов созидательно. Там, где человек будет бить плазмой или резать лазерными лучами, рунархи модифицируют молекулярную структуру белка. На раны, причинённые их оружием, лучше не смотреть.

Именно тогда в ставку императора поступили сведения о возможном предательстве. Один из резидентов на Лионессе сообщил, что несколько миров Второго Неба вступили в сговор с врагом. У него были тому неопровержимые доказательства. К сожалению, лионесцы зря времени не теряли. Резидент пропал.

Не знаю, какой подвиг пришлось совершить нашим разведчикам, но они отыскали следы пропавшего резидента. Освобождать его выпало мне. В сопровождении четвёртой Оркнейской эскадры я проследовал к системе Орзмунда – ближайшей к BD +20307. Там выяснилось, что мы опоздали.

Разведчика отправили на Лангедок.

Я вызвался спасти его. Сам император благословил меня на подвиг. Путь к Лангедоку оказался суровым испытанием. Протеи мастера камуфляжа, но рунархи собрали в системе BD +20307 очень много войск. Их можно сравнить разве что с армией Агамемнона, пришедшей воевать Трою.

Если верить Гомеру, ахейцы выставили тысячу сто восемьдесят шесть кораблей, на каждом из которых плыло по сотне воинов. Это, конечно, преувеличение. Думаю, через три с лишком тысячи лет рунархский флот у Лангедока тоже приобретёт легендарные размеры.

На самом деле BD +20307 защищало не больше полусотни кораблей. Их возглавляли два эннера: «Мир» и «Колесо Фортуны». Каким образом я проскользнул у них под носом, останется моим профессиональным секретом. Мантикора вышла на орбиту Лангедока незамеченной. Мы обнаружили на экваторе лагерь старателей, и я решил рискнуть.

Симба сел на одной из плантаций. План мой был таков: скрываться среди льдов, прощупывая по одному все поселения. Если понадобится – перевернуть вивисекторские лаборатории Южного материка.

На деле всё вышло не совсем так, как я себе это представлял. Я нашёл каторжника. Устроил засаду на делянке, куда его вывозили собирать «блажь». Подвела случайность. Мантикора неудачно раскрылась, выпуская меня на снег, и остаточный энергетический всплеск сжёг благодать. Как оказалось, жизнь в концлагере сломила разведчика. Увидев, что поля водоросли выгорели, он запаниковал и перерезал себе горло вибролезвием.

Глупость – животное общественное, в одиночку не ходит. Я слишком далеко зашёл, чтобы сдаваться. В мирах Первого Неба действует запрет на оживление мертвецов. У нас, но не у рунархов. Роболекари Тевайза способны на чудеса. Я поднял корабль и отправился вдогонку за антигравом.

С этого момента начался мой путь на Южный материк.

Лоб Асмики пересекли морщинки.

– Тебе не удалось справиться с пилотом?

– Удалось. Рунархи спасли беднягу-изгоя. Но я недоглядел, и надсмотрщику удалось связаться с флотом.

– Что же было дальше?

– Дальше… Я стал духом Лангедока – это было привычно и не требовало работы мысли. Фольклор рунархов богат; таящиеся в ночи хищники придумывают не меньше легенд, чем их жертвы. Дважды я пытался покинуть планету, и оба раза меня вынуждали вернуться. Отыскать протея на поверхности почти невозможно, а вот в космосе прятаться негде. Когда я попытался бежать третий раз, командир одной из пентер совершил подвиг. Он атаковал меня почти в самой атмосфере. Пентера погибла, а с ней – несколько десятков рунархов. Думаю, где-то в тундре можно отыскать огромное радиоактивное пятно – всё, что от них осталось. Протей честно дотянул до лагеря и выбросил меня в периметре охраны.

– Не представляю… Ты появился в лагере, минуя обычную процедуру? Человек из ниоткуда?

– Да. У них страшный бардак. Учёт заключённых поставлен из рук вон плохо. Мне удалось прокрасться в санитарный блок, когда меняли спрей-комбинезоны. Протей сгорел, и рунархи решили, что его пилот погиб вместе с кораблём. С тех пор я живу в лагере.

Сверкание снегов пошло на убыль. Зелёная водоросль гасила свечение, и на сугробы можно было смотреть не щурясь и не прикрывая глаза ладонями.

– Андрей Перевал, значит… – задумчиво сказала Асмика, сбрасывая с плеч рюкзак. Сито в её руках щёлкнуло и зашипело, активизируясь. – Враг номер один в списках Лионессе.

– Убери сито, – посоветовал я. – Ты опасно его держишь. Что ты хочешь делать?

– Делать? – она неуверенно положила сито в снег. – Я хочу пособирать «блажи». Будет странно выглядеть, если мы оба сожжем плантации и ничего не добудем. – Асмика достала из рюкзака буй и надула его.

– Ты обещала, что расскажешь о Морском Оке.

– Да, обещала. К сожалению, я знаю немного. Его превосходительство Рыбаков говорил, что у него есть версия, объясняющая всё.

– И что это за версия?

– Не знаю.

– Негусто. Ты можешь принять облик Визионера?

– Могу. И мы сейчас попробуем. Быть может, он расскажет что-нибудь интересное.