"На острие" - читать интересную книгу автора (Ридпат Майкл)

16

Кальдер захлопнул за собой дверь и зашагал через болото. Его одинокий коттедж находился в полутора километрах от деревушки Хэнхем-Стейт и в семистах метрах от моря. Или в километре, если считать во время отлива. Дому было две сотни лет, он был сооружен из смеси кремниевой гальки и старинного кирпича. Когда-то он был последним в линии из полудюжины таких же домов, но ветры и постоянная влажность разрушили все строения, и о них напоминали лишь остатки пастбищ позади каждого дома.

По небу неслись низкие серые облака, говорившие о том, что полеты на аэродроме Лэнгторп сегодня не состоятся. С моря упорно дул северный ветер, он был ледяным, но одежда Кальдера позволяла противостоять даже самым свирепым порывам.

Шагая против ветра по дамбе к морю, Алекс уже не в первый раз вспоминал свой разговор с Перумалем. Каждый раз, когда он пытался отмахнуться от этих воспоминаний, перед его мысленным взором возникало испуганное лицо собеседника. Давно повернувшись спиной к Сити, он хотел навсегда остаться в таком положении. Летная школа и аэродром требовали от него всех сил. Дел было по горло, мотивов для тревоги хоть отбавляй, но, несмотря на все трудности, их с Джерри бизнес развивался в нужном направлении. Кальдер проводил много времени в воздухе: или в учебных полетах, или просто развлекаясь на своем «питтсе». Его техника воздушной акробатики существенно улучшилась, и Алекс замирал от восторга, когда ему удавалось почти без ошибок выполнить какой-нибудь трюк.

И в то же время он скучал по Сити. Ему не хватало царившего в торговом зале духа товарищества, волнения, с которым он являлся на работу, никогда не зная, что произойдет в течение дня или завтра. А больше всего ему не хватало схваток с рынком, большого риска и танцев на краю пропасти.

Во время полетов ему иногда тоже приходилось рисковать, но это был совсем другой риск. Легкомоторная авиация была полностью ориентирована на безопасность, и он, как владелец летной школы, не мог позволить себе быть уличенным в нарушении правил полетов.

На фоне неба он заметил какую-то припавшую к треножнику фигуру. Это был любитель птиц – один из тех, кто принадлежал к породе самых закаленных обитателей Норфолка. Болота вокруг кишели разного рода пернатыми. То там, то здесь слышались щебет и шорох крошечных птах, которые делали остановку на этих илистых, поросших осокой участках. Маленькие птички не интересовали Кальдера, в небе Норфолка его привлекали огромные, постоянно меняющие построение стаи диких гусей. Неожиданно тишину болот разорвал грохот, и над головой Кальдера на север по направлению к морю пронеслась пара «торнадо». Ему показалось, что на их хвостовом оперении изображена голова рыси. Он знал, что его эскадрилья по-прежнему базируется в Мархэме. Интересно, кто из его бывших коллег все еще остался на службе? Через несколько мгновений реактивные истребители исчезли из поля зрения, а еще через пару секунд затих и звук их мощных двигателей.

Проходя мимо любителя птиц, Кальдер улыбнулся и помахал рукой, получив в ответ улыбку и приветственный жест. Птицы продолжали щебетать как ни в чем не бывало.

А что, если Перумаль прав и Джен не совершала самоубийства? Возможно ли это?

Джен нашли во дворе под окном ее квартиры. Она пролетела шесть этажей. Судя по всему, полицейские искали ответ на вопрос, сама она прыгнула или ее столкнули. Взвесив все «за» и «против», они пришли к выводу, что Джен прыгнула.

Но не ошиблась ли они? Не ввел ли их в заблуждение кто-нибудь, столь же хитроумный, как Карр-Джонс?

Вполне возможно.

Но с какой стати Карр-Джонсу убивать Джен? В том, что он ее терпеть не мог, не было никакого сомнения. Но убивать? Он уже уничтожил ее карьеру. Зачем ему рисковать, завершая дело убийством? Но нельзя исключать и того, что Перумаль прав. Ведь не зря же он сказал, что смерть Джен была своевременной, и что произошло слишком много совпадений. Что, дьявол его побери, он хотел этим сказать?

Это знал только сам Перумаль.

Кальдер дошел до края песка. Был отлив, и море очень сильно отхлынуло, чуть ли не на полкилометра. Кальдер посмотрел на широкое пространство песка и ила, иссеченное ручьями и каналами соленой воды и усеянное миллионами раковин. Мегаполис моллюсков. Птицы, большие и малые, сновали по песку, выискивая наиболее вкусных обитателей этого города. Ветер, начавшийся где-то за северным горизонтом, там, где серое небо сливалось с серым морем, бил ему в лицо. Пока он смотрел, в серой ткани облаков появился разрыв, на поверхность моря упал солнечный свет и вода, мгновенно засверкав, окрасилась в желтый цвет. Через несколько секунд разрыв затянулся, и море снова потемнело.

Кальдер обернулся и посмотрел на болото, на невысокие, поросшие лесом холмы за домом и на старинную ветряную мельницу над ним. Ее крылья под напором ветра быстро вращались. Любитель птиц ушел. Вокруг него не было ни единой живой души.

Примерно в полутора сотнях километрах от него находился гигантский мегаполис, где миллионы людей зарабатывали и тратили деньги. Хочет ли он на самом деле вернуться туда?

Кальдер двинулся домой. Теперь ветер дул ему в спину. Он знал, что после смерти Джен его отношение как к «Блумфилд-Вайс», так и к Сити в целом изменилось навсегда. Он тогда решил, что может и должен уйти. Но все было не так просто. Джен сражалась за то, во что верил и он. Ее запугивали, на нее давили, ее сломали настолько, что она потеряла жизнь. Кальдер навсегда запомнил ее предсмертный звонок. Теперь он всю жизнь обречен сожалеть, что не ответил на него.

Что же, может быть, он ответит на него сейчас.

Вернувшись в коттедж, Алекс набрал номер коммутатора «Блумфилд-Вайс» и попросил соединить с Перумалем. Он нетерпеливо барабанил пальцами по столу до тех пор, пока трубку не взял один из коллег индуса. Оказалось, что Перумаль в командировке в США и его возвращение ожидается следующим утром.

Кальдер позвонил утром, но ему сказали, что Перумаль решил пару дней отдохнуть в США и вернется лишь в понедельник.

В понедельник шел дождь. Холодные фронты один за другим осаждали аэродром весь уик-энд, и прогноз оставался крайне неблагоприятным. Снова никто не мог летать. Финансовое положение летной школы зависело от погоды. Ни полетов, ни учащихся, ни желающих арендовать аэроплан. Это означало полное отсутствие доходов. В итоге все должно встать на место. Но плохое лето могло привести к банкротству.

Кальдер сидел в своем офисе, пытаясь найти поставщика авиационного бензина, готового предоставить ему существенную скидку. Занятие было не из легких. После того как его отшили в третий раз, он решил снова позвонить Перумалю, на этот раз набрав его прямой номер.

– «Блумфилд-Вайс».

Кальдер не узнал голос.

– Не мог бы я поговорить с Перумалем?

Молчание, а затем – вопрос:

– Кто спрашивает?

– Друг.

После очередной паузы последовал ответ:

– Секунду.

Молчание, после которого в трубке прозвучал хорошо знакомый голос:

– Зеро? Это Джастин.

Проклятие. Кальдер не узнал голос парня, поднявшего трубку, но тот сразу узнал его легкий шотландский акцент. Кальдер хотел было бросить трубку, но передумал, опасаясь, что этим только усилит подозрения Карр-Джонса.

– Привет, Джастин, – ответил Алекс, лихорадочно пытаясь придумать более или менее правдоподобную причину звонка одному из трейдеров Карр-Джонса.

– Ты спрашивал Перумаля?

– Да. Он звонил мне на прошлой неделе, чтобы договориться об обучении летному делу.

– Понимаю, – ответил Карр-Джонс. В его голосе начисто отсутствовало присущее ему самодовольство. Более того, он звучал как-то подавленно.

– Что случилось? – спросил Кальдер, уже зная ответ на свой вопрос.

– Боюсь, что Перумаль уже никогда не научится летать, – сказал Карр-Джонс, – он попал в аварию на снегоходе в Америке в конце прошлой недели. Лавина. Перумаль не выжил.

– Боже мой! – Хотя новость повергла его в шок, где-то в глубине души он чувствовал, что ожидал этого. Кальдер пытался найти приличествующие случаю слова, но волна подозрения захлестнула его ум. – Не могу представить Перумаля на снегоходе, – только и смог он сказать.

– Точно, – согласился Карр-Джонс. – Я тоже не могу этого представить.

– Где это случилось?

– В Вайоминге. В Джексон-Холл.

– Он посещал фонд «Тетон»?

– Прости, Зеро, но мне пора, у нас здесь куча дел, как ты понимаешь.

Кальдер понимал, что ему следовало бы выразить соболезнование в связи с кончиной одного из ценнейших членов команды Джастина, но его подозрения уже громко давали о себе знать – Карр-Джонс, по его мнению, был каким-то образом связан со смертью Перумаля.

– Спасибо, что нашел возможность мне об этом сообщить, – произнес Кальдер и положил трубку.

Он понимал, что это вовсе не несчастный случай. Во время посещения аэродрома индус казался напуганным, и это вызывало массу вопросов. Видимо, парень слишком много знал.

Кальдер понимал, что никому, кроме него и, возможно, самого Карр-Джонса, смерть Перумаля подозрительной не покажется. Кальдеру были известны детали, о которых никто не знал. Из этого следовало, что он должен обратиться к компетентным людям. А если быть точным – в полицию.

Детектив-констебль Невилл выглядела даже более юной и розовощекой, чем запомнилась Кальдеру после первой встречи. Но перед ней на столе лежал файл, и она внимательно слушала Кальдера, время от времени делая пометки в своем блокноте. Они находились в совершенно безликой комнате для допросов полицейского участка Кенсингтона.

Кальдер рассказал ей о событиях, предшествовавших самоубийству Джен, о ее вражде с Карр-Джонсом, о визите Перумаля и его словах о том, что смерть Джен была очень «своевременна». Рассказал он и о том, что Перумаль погиб в лавине в Джексон-Холл.

– Вам известно, что он там делал? – спросила Невилл.

– Когда я позвонил ему на прошлой неделе, мне сказали, что он находится в служебной командировке. В Джексон-Холл находится штаб-квартира крупного хеджевого фонда «Тетон». Может быть, вы о нем слышали? Фонд возглавляет Жан-Люк Мартель – парень, которого обвиняют в том, что в прошлом году он вынудил Италию покинуть зону евро.

Лицо Невилл осталось непроницаемым, но она продолжала делать записи.

– Вы говорили кому-нибудь в «Блумфилд-Вайс» о своих подозрениях?

– Нет, – ответил Кальдер. – Я решил, что лучше сохранить их для вас.

– Очень мудро, – сказала Невилл. – Можете не сомневаться, что мы со всеми поговорим. В том числе с полицией в Америке. Вполне возможно, что там уже проводится расследование убийства.

– У вас возникали какие-либо сомнения в связи с расследованием смерти Джен?

– Согласно вердикту коронера имело место самоубийство.

– Не ошибся ли он?

– Думаю, что нет, – ответила Невилл, открывая лежащий перед ней файл. – Однако в свете того, что вы сейчас сказали, нам, возможно, придется взглянуть еще раз.

– Но у вас лично в ходе расследования сомнений не возникало?

– По правде говоря – нет. Судмедэксперта немного обеспокоили раны на черепе жертвы. По его мнению, существовала возможность того, что одна из них нанесена раньше, чем остальные.

– Вы хотите сказать, что, прежде чем она оказалась на земле, ее ударили по голове?

– Да, таково было бы заключение, будь судмедэксперт в этом уверен.

– Но Джен могли ударить по голове и, когда она потеряла сознание, выбросить из окна.

– Мы проверяли такую версию, но не нашли никаких следов борьбы в ее квартире. Соседи не видели, чтобы кто-то входил или выходил. Звуков борьбы никто не слышал. Подозрительных отпечатков мы не обнаружили. Следов крови тоже.

– Больше ничего?

Невилл быстро пробежала глазами файл:

– Проживающая напротив женщина прошла в тот вечер мимо нее. Женщина видела, как мисс Тан с кем-то столкнулась на тротуаре и выронила сумочку. Тот, с кем она столкнулась, помог ей сумочку поднять.

– Что за тип?

– Белый, лет пятидесяти-шестидесяти, среднего роста, хорошо одет, темные волосы, тонкие темные усы. Но после столкновения он ушел.

– Итак, вы убеждены, что это самоубийство?

– Это было для нее, как вы сами сказали, тяжелое время. Подобное случается со многими людьми. У нее были все причины впасть в депрессию и наложить на себя руки. Кроме того, мисс Тан отправила SMS-сообщение матери. – Невилл заглянула в файл и прочитала: – «Прости, мам». Всего два слова. Отправлено перед тем, как она прыгнула.

– Да, я помню. Но не могло ли это сообщение быть сфабрикованным?

– Могло, но у нас нет никаких свидетельств этого.

– Как ужасно получить подобное сообщение!

– Ее мать увидела его до того, как мы успели с ней связаться. Она позвонила на мобильный мисс Тан. Ответила я. Женщина была в истерике.

– Еще бы.

Воспоминания заставили Невилл глубоко вздохнуть. Она перевернула очередную страницу и сказала:

– Показания давала ее подруга… как ее… ах да, Сэнди Уотерхаус. Вы с ней знакомы?

– Она как будто юрист?

– Да. Американка. Мисс Уотерхаус уверенно заявила, что Джен не могла совершить самоубийство. Я сама брала у нее показания.

– Но ее показаний оказалось недостаточно, чтобы поставить под сомнение вердикт коронера?[7]

– В деле о самоубийствах никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. Мы непременно примем во внимание те новые сведения, которые вы нам сообщили. Скажите, где мы сможем вас найти?

Кальдер вручил Невилл карточку летной школы Северного Норфолка, на которой имелся номер его мобильного телефона. До встречи с детективом-констеблем он беспокоился, что полиция не примет всерьез его заявление. Но он выполнил свой долг. Мисс Невилл его выслушала, и он с чистой совестью оставляет ей и ее коллегам возможность выяснить, насколько его подозрения обоснованны.

Кальдер планировал обернуться за один день, но, передумав, решил провести вечер и ночь у сестры.

Когда он подъехал к дому Энн, та выгружала из джипа своих детей. Феба с греющей душу радостью выпрыгнула из машины, чтобы обнять дядю. Робби, весело смеясь, помахал ему недоеденным бисквитом. Сестра готовила чай, при этом говоря без умолку. Это была какая-то бесконечная история о Фебе и ее любимой кошке, суть которой Кальдер так и не смог уловить. Но он вовсе не возражал: в хаотичном существовании Энн было нечто успокаивающее.

В конце концов они остались за кухонным столом вдвоем, поскольку дети были сосланы в игровую комнату. Кальдер объяснил, для чего приехал в Лондон. Энн его внимательно слушала.

– Я помню, как сильно ты был расстроен, когда умерла эта девушка, – сказала она, когда брат закончил рассказ. – Таким расстроенным я почти никогда тебя не видела.

Кальдер знал, что это «почти» относится к смерти мамы.

– Да. Ее гибель повергла меня в шок. Она сотрясла мою веру в человечество. Я очень остро ощущаю свою вину. Наверное, я мог сделать для нее гораздо больше.

– Мне кажется, что ты сделал для нее больше, чем любой другой! – возмутилась Энн. – Ради нее ты клал голову на плаху, а она это совершенно не оценила.

– Она была не в том состоянии, чтобы давать адекватные оценки. Я до сих пор не могу простить себе, что не ответил на ее звонок.

– Но если не было самоубийства, то это не имеет никакого значения.

– Да. Но кто знает, что она хотела сказать? Что хотела сообщить мне? Может быть, что-то важное о Карр-Джонсе.

– Неужели ты действительно полагаешь, что он ее убил?

– Не знаю, – вздохнул Кальдер. – Какая-то часть меня желает, чтобы это был он. В каком-то смысле это лучше, чем самому отнять свою жизнь. Но если Джен совершила самоубийство, то до этого довел ее он.

– Но убийство? Хладнокровное убийство?

– Кто знает? В этом деле я не могу быть объективным. Но я убежден, что полиция вполне серьезно воспримет мои слова, и оставляю за ней право искать истину.

Из игровой комнаты раздался громкий вопль, за которым последовал ровный вой. Энн не мешкая отправилась наводить порядок.

Вернувшись довольно скоро, она начала с места в карьер:

– Я давно хочу тебе что-то сказать.

– Слушаю.

– Тебе известно, что папа выставил Очард-Хаус на продажу?

– Нет!

Эта новость явилась для Кальдера полным сюрпризом, и, надо сказать, весьма неприятным. Семья жила в этом доме давно. Алекс не был там, наверное, года три, но уверенность, что семейное гнездо незыблемо, служила для него своего рода утешением. Он вспоминал о счастливом времени, когда была жива мама и все были одной семьей, в которой целое казалось бо#769;льшим, нежели простая сумма его составляющих.

Энн наблюдала, как под влиянием эмоций меняется выражение лица брата.

– Я тебя хорошо понимаю. Я чувствовала то же самое.

– Когда ты об этом узнала?

– В воскресенье я говорила с ним по телефону, и он как будто случайно вставил в разговор фразу о том, что пригласил кое-кого зайти, чтобы осмотреть дом. Слова были произнесены так, словно это было самое заурядное событие. Но ты знаешь отца: это был просто способ сообщить о продаже.

– Ты имеешь представление почему?

– Я спросила, и он ответил, что не хочет жить в таком большом доме.

– Но он же любит наш дом! Он напоминает ему о маме, так же как тебе или мне.

– Думаю, что ему нужны деньги. Помнишь, я в прошлом году говорила тебе, что он продал мамины драгоценности?

– Да. И картины Каделла. Об этом ты его спрашивала?

– Пыталась. Но он сменил тему. Ты же его прекрасно знаешь.

– Но зачем ему столько денег?

– Ты помнишь мою школьную подругу Стейси Макгрегор? – спросила Энн, внимательно разглядывая чаинки на дне своей чашки.

– Весьма смутно.

– Она сейчас живет в Хоике, примерно в двадцати милях от Келсо. Так вот, Стейси сказала, что видела отца, когда заходила в газетный киоск. Он покупал лотерейные билеты на целую сотню фунтов.

– Лотерейные билеты?! Отец?! Он никогда этим не занимался. Твоя подруга уверена, что это был отец?

– Совершенно уверена. Говорит, что он ее не узнал. С того времени, когда он ее видел последний раз, она довольно сильно располнела. Но его там все знают.

– Итак, ты полагаешь, что он тратит тысячи фунтов стерлингов на лотерейные билеты?

– Не знаю. Но меня все это сильно тревожит.

– Да. Ты говорила о своей тревоге еще в прошлом году.

– А тебя разве это не волнует?

Кальдеру хотелось сказать, что его это не волнует и ему на это плевать, однако на самом деле все было совсем не так. Кальдер понимал, с какой болью старик расстается с Очард-Хаусом. Ведь со старым домом его связывают тысячи воспоминаний. Видимо происходит что-то очень нехорошее. Однако Кальдер не верил, что дело только в лотерейных билетах.

– Да, – сказал он. – Меня это очень тревожит.

– Тебе следует с ним поговорить.

– Мне?! Даже в лучшие времена в том доме я мог выдержать без скандала не более получаса. Нет, это ты должна с ним поговорить.

– Я пыталась, но из этого ничего не вышло. Он отказывается меня слушать, меняет тему и, что гораздо хуже, врет. Но я знаю, что папа тебя уважает. Думаю, ты сможешь заставить его сказать правду.

– Это совершенно бессмысленная затея, – покачал головой Кальдер, хотя в глубине души понимал, что смысл в разговоре с отцом есть.

– Алекс… – Сестра очень редко просила его о чем-либо, но на сей раз изменила своим привычкам.

– Ну хорошо, – вздохнул он. – Я сделаю это.