"На острие" - читать интересную книгу автора (Ридпат Майкл)

15

– Ты забрался слишком высоко… Спокойно, спокойно… Не опускай так нос… Боже!

«Пайпер» ударился колесами о посадочную полосу и снова взмыл в воздух, приведя в шок обоих находящихся в нем людей.

– Беру управление на себя, – сказал Кальдер, положил ладонь на рычаг и дал полный газ. Затем он нажал кнопку микрофона и произнес: – «Альфа-танго» заходит на второй круг.

– «Альфа-танго», может, вы позволите нам убрать батут с посадочной полосы?

– Спасибо, Анжела, мы справимся, – с улыбкой проговорил Кальдер, задирая в небо нос машины.

Анжела была самой кокетливой радисткой восточной Англии и обладала потрясающе сексапильным голосом. Она не всегда действовала по инструкции, но зато привлекала кучу пилотов со всей округи. Однако на сей раз девушка совершенно права – наверное, это наихудшая посадка Кена. Во всяком случае, пока. Ученику Кальдера Кену было пятьдесят пять лет, он трудился бухгалтером в Кингс-Линне и был одержим страстью к полетам – страстью, остававшейся неудовлетворенной, несмотря на многие часы, проведенные им и Кальдером в кружении над аэродромом Лангторп. Кальдера мучил вопрос, не летает ли Кен в результате всех этих тренировок все хуже и хуже? Они вместе налетали уже двадцать шесть часов, но до первого соло Кену было еще очень далеко. Сгорбившись в левом кресле, он был скорее похож на застенчивого, не выучившего уроки школьника, нежели на успешного предпринимателя или уверенного в себе пилота.

– Думаю, что на сегодня хватит, – сказал Кальдер. – Теперь, после того как мы проверили шасси, обсудим, что пошло не так.

Кен с облегчением кивнул, поняв, что за посадку аэроплана будет отвечать кто-то другой.

Кен был для Кальдера своего рода вызовом, и он ни за что не хотел сдаваться. Кальдер уже помог трем ученикам получить лицензии частных пилотов и, обучая их летать, испытывал истинное удовольствие. Аэродром он купил девять месяцев назад, а его партнером стал Джерри Тиррел – опытный пилот-инструктор из его первого летного клуба. Время от времени Джерри и сейчас давал ему уроки воздушной акробатики. Аэродром располагался неподалеку от его родной базы в Мархэме. Летное поле находилось на плоскогорье, над крошечной деревушкой Лангторп, и со взлетной полосы открывался роскошный вид морского побережья в одиннадцати с половиной километрах от аэродрома.

Вместе с аэродромом Кальдер получил летную школу, ремонтный ангар, восемь летательных аппаратов, банду кипящих энтузиазмом частных пилотов и бесконечный поток проблем. Но и ему, и Джерри нравилось засучив рукава решать эти проблемы. Джерри было около пятидесяти, он недавно развелся и, наевшись досыта семейным похоронным бизнесом, с огромным удовольствием продал контору и взялся за работу, где мог летать с утра до вечера. Что касается разделения труда, то с самого начала было ясно, что Джерри будет выступать в роли главного полетного инструктора, а Кальдер обеспечит поступление восьмидесяти процентов необходимых для существования школы средств. Однако с самого начала Кальдер принялся развивать в себе и задатки инструктора.

Дохода их предприятие пока не приносило, но Кальдер не терял оптимизма, полагая, что со временем прибыль придет. Самое главное, что ему нравилось его новое занятие.

Он осторожно приземлил машину, подвел ее к ангару, и Колин, их механик, немедленно приступил к осмотру шасси. Кальдер и Кен прошли к деревянному бараку, где размещалась Летная школа северного Норфолка. В дверях барака стоял худощавый мужчина с темным лицом. На нем были джинсы и синее пальто. Кальдер бросил взгляд на парковку и увидел, что рядом с его «мазератти» стоит незнакомый ему «БМВ».

Оказалось, что в дверях его поджидал Перумаль Тиагажаран. Индус нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Кальдера вовсе не обрадовало это напоминание о «Блумфилд-Вайс» в самом сердце его нового мира, но он дружелюбно улыбнулся и спросил:

– Хочешь научиться лететь?

– Вообще-то не очень, – ответил Перумаль, пожимая протянутую Кальдером руку. – У тебя найдется минутка?

– Отправляйся в кафе и закажи себе чашку чаю. Я к тебе присоединюсь, как только закончу с учеником.

Пятнадцать минут спустя Кальдер уже был в кафе. Там заправляла Паула – весьма плотная девица, выполнявшая заодно и функции пожарного. Каждый аэродром, осчастливленный лицензией Управления гражданской авиации, должен был иметь пожарную машину. Роль пожарного автомобиля в Лангторпе играл дежурный «лендровер». Аэродром должен был в обязательном порядке иметь в штате двух человек, умевших обращаться с пожарным оборудованием, и это являлось еще одной головной болью Кальдера.

Кальдер и Перумаль за время работы в «Блумфилд-Вайс» перекинулись всего несколькими словами. Перумаль входил в команду Карр-Джонса, но Кальдер против Перумаля ничего не имел. Он помнил, что Перумаль был единственным, с кем Джен продолжала поддерживать отношения после своего ухода из группы деривативов, и считал индуса безобидным чудаком.

– Итак, если ты не хочешь учиться летать, то каким образом здесь оказался?

– Ты поддерживаешь какие-нибудь контакты с «Блумфилд-Вайс»? – ответил вопросом на вопрос Перумаль.

– Нет, – сказал Кальдер и добавил: – И, по правде говоря, стараюсь держаться как можно дальше от этого заведения.

– Значит, ты на них не работаешь? Не консультируешь и все такое прочее?

– Нет.

– А с кем-нибудь из боссов общаешься?

– Нет, – сказал Кальдер, и это была сущая правда, поскольку после ухода он не разговаривал даже со своим старым другом Тареком. – Я счастлив, что ушел оттуда.

– После того, что случилось с Джен?

– Да, – кивнул Кальдер. – А также по иным причинам. За последние годы контора сильно изменилась. А может быть, изменился я. Одним словом, что-то стало иначе. В работе появилось нечто бесчеловечное, и я перестал получать от нее удовольствие.

– Понимаю… – протянул Перумаль и умолк.

Кальдер не спеша пил свой чай. Весь год после ухода он старался вспоминать «Блумфилд-Вайс» как можно реже. После смерти Джен решение покинуть банк далось ему без малейших усилий. Его желание отомстить Карр-Джонсу куда-то испарилось. Кальдер больше не хотел участвовать в этих играх. Он подумывал, не перейти ли в другой инвестиционный банк, но и там наверняка имелись клоны Карр-Джонса. Нравится ему это или нет, но верх в Сити брали плохие парни.

Выходя из здания на Бродгейт в последний раз, он испытывал огромное облегчение. Был ясный, солнечный день, и Кальдер собирался немного полетать. Теперь он мог подниматься в небо хоть каждый день. Примерно через неделю он буквально с небес свалился на Джерри. Они отправились в ближайший паб, и уже через час у них созрел план найти и купить летную школу. Три месяца спустя Лангторп уже принадлежал им.

Перумаль с беспокойством посмотрел на Кальдера, а затем принялся изучать дно своей чашки.

– Мне нужен совет, – не поднимая глаз, сказал он.

– О'кей. Сделаю все, что смогу. Но, как уже было сказано, я несколько отошел от дел.

Кальдер понимал, что Перумаль прикатил из Лондона вовсе не за тем, чтобы получить совет, как вскарабкаться по намазанному жиром карьерному шесту «Блумфилд-Вайс». Если же это так, то он обратился явно не к тому человеку.

– Знаю. Хочу поговорить с тобой именно потому, что ты отошел от дел. – Перумаль нервно сглотнул и продолжил: – Тебе не кажется, что в смерти Джен есть что-то подозрительное?

Теперь у Кальдера пробудилось любопытство.

– Подозрительное? Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Просто подозрительное.

– Ты хочешь сказать, что она не покончила с собой?

Перумаль в ответ лишь пожал плечами.

– Нет. Я не нахожу в смерти Джен ничего подозрительного, – ответил на вопрос Перумаля Кальдер. – Полиция провела дознание и пришла к выводу, что имело место самоубийство. Совершенно очевидно, что до этого ее довел Карр-Джонс. Мы все это знаем. Разве она не оставила предсмертное сообщение? Но почему ты спрашиваешь? И что ты сам об этом думаешь?

– Я не уверен… – вздохнул Перумаль.

– Ты не уверен, что это было самоубийство? Но почему?

– Уж очень своевременно она погибла.

– Своевременно для кого? Для Карр-Джонса?

– Возможно.

– Потому что она вчинила иск за сексуальное оскорбление?

– Не только поэтому.

– В таком случае почему?

Перумаль не ответил.

– Ты хочешь сказать, что ее убил Карр-Джонс? – спросил Кальдер, теряя терпение.

На этот вопрос последовало очередное пожатие плеч.

– Ты говорил об этом с полицией?

Перумаль отрицательно покачал головой.

– Брось, Перумаль. Это же абсурд, – произнес Кальдер. – Если ты считаешь, что ее убил Карр-Джонс, то так и должен сказать. Если же у тебя имеются доказательства, ты обязан сообщить в полицию.

– Все не так просто, – вздохнул Перумаль.

– Но почему?

– Будь я уверен, то знал бы, как следует поступить. Но у меня нет уверенности, и я не хочу с кем-либо об этом говорить. Именно поэтому я и пришел сюда.

– О'кей, я тебя понимаю! – Кальдер видел, как нервничает Перумаль, и ему не хотелось его окончательно спугнуть. – Почему ты считаешь, что смерть Джен оказалось удобной для Карр-Джонса?

Перумаль открыл рот, чтобы ответить, но затем его, видимо, охватили сомнения, и он, выдержав короткую паузу, спросил:

– Если я тебе скажу, ты обещаешь держать все при себе?

Наступил черед задуматься Кальдеру.

– Нет, Перумаль, этого я обещать не могу, – ответил он после довольно продолжительного молчания. – Если ее убил Карр-Джонс, то я молчать не стану. В этом случае ты тоже не имеешь права молчать.

– Понимаю, – отозвался Перумаль, и в его глазах неожиданно мелькнул страх.

– Ты, видимо, все еще работаешь на него?

– Да.

– И ты его смертельно боишься, не так ли?

– В группе у меня все идет прекрасно, – избегая смотреть в глаза Кальдеру, ответил индус. – Я провел несколько крупных операций. Очень крупных. Получил в этом году большой бонус. Теперь я звезда, такая же, какой когда-то был ты.

– Когда речь заходит о смерти человека, все это не имеет никакого значения. И ты это понимаешь, иначе тебя бы здесь не было.

Перумаль, заерзав на стуле, принялся наблюдать, как Паула вытирает столы.

– Как тебе известно, у Карр-Джонса нет иммунитета перед законом, – продолжал Кальдер. – Если он действительно виновен в смерти Джен, полиция его арестует и отправит туда, где ему положено быть.

– Я не говорю, что он виноват в смерти Джен, – возразил Перумаль.

– Что же ты в таком случае говоришь?

– Я говорю, что слишком много совпадений, – пробормотал Перумаль.

– Продолжай.

– Понимаешь… – Он явно колебался.

Кальдер ждал, горя нетерпением и желанием сказать: «Ну давай же!»

Перумаль вдруг нахмурился и взглянул на него. И в этот миг индус вдруг окончательно запаниковал. Он резко отодвинулся от стола, вскочил на ноги и заявил:

– Прости, но мне надо идти.

– Постой!

– Нет, мне вообще не следовало сюда приходить. Я думал, что могу тебе доверять, но теперь вижу, что помощи от тебя ждать не приходится.

– Перумаль…

– Забудь, что я здесь был. Забудь, что я сказал. Пожалуйста.

С этими словами он ринулся к дверям. Кальдер вышел следом и увидел бегущего к машине Перумаля. Через несколько секунд «БМВ» сорвался с места и помчался к выезду с аэродрома.

Мартель быстро расхаживал из одного конца вестибюля женевского отеля «Интерконтиненталь» в другой, буквально пожирая расстояние гигантскими шагами. Он понимал, что заставляет нервничать сидящих за стойкой регистрации клерков, но ему на них было наплевать. Он только что вернулся с длительного совещания в швейцарском банке «Шалмэ и K°», в ходе которого руководство банка представило его множеству своих инвесторов. Очередной встречи ему пришлось ждать каких-то пять минут, но он уже кипел от нетерпения.

Мартель никак не мог сосредоточиться. Несмотря на все попытки, он не в состоянии был выкинуть из памяти свой ночной разговор с Черил. Как часто случалось, размышления о фонде «Тетон» снова не позволили ему уснуть. Провертевшись несколько часов в постели, он решил ей позвонить. В Женеве было три часа ночи, а в Нью-Йорке – девять вечера. Черил остановилась в их двухкомнатной квартире рядом с Центральным парком.

Трубку она взяла не сразу.

– Это я, mon ange.

– О… – с изумлением произнесла она. – Ах да. Как ты, милый? Ведь в Женеве сейчас глубокая ночь, не так ли?

– Да. – Мартель бросил взгляд на настенные часы. – Четыре ноль шесть. Рад, что смог тебя застать. Чем занимаешься?

– Да ничем. Просто читаю в постели.

– Так вот, значит, ты где, – сказал Мартель и попытался представить супругу, одиноко лежащей в огромной кровати. Интересно, во что она одета?

– Да, – произнесла она напряженно.

И затем Мартель услышал звук. Это был кашель. Мужской кашель.

– Что это было?

– Что именно?

– Я слышал кашель.

– Это телевизор.

Мартель напрягся. Полная нелепица. Кроме кашля, никаких других звуков слышно не было.

– Но теперь я ничего не слышу.

– Это потому, что я его выключила.

– Но в спальне нет телевизора!

– В чем дело, Жан-Люк? Ты позвонил для того, чтобы испортить мне настроение?

– Нет. Но я не понимаю…

– Ах вот как! Ты мне не веришь? – Теперь голос Черил звучал очень зло. Он осмелился назвать ее лгуньей, обвинить в том, что в ее спальне находится мужчина.

– Нет, mon ange. Мне просто показалось, что в спальне ты не одна.

– Не могу поверить своим ушам, – произнесла Черил. – А теперь я возвращаюсь к своей книге. – Она бросила трубку.

Мартель снова набрал номер, но после шести гудков включился автоответчик, и его собственный голос вежливо попросил оставить сообщение.

Оставлять сообщение он не стал.

Но это не может быть правдой, не так ли? Не может быть, чтобы в квартире Черил, в их квартире, находился другой мужчина. Мысль о том, что жена могла его обманывать, никогда не приходила ему в голову. Мартель думал, что если кто-то и станет кого-то обманывать в их браке, то это будет он, и всегда поздравлял себя с тем, что хранил супруге верность.

Возможно, Черил была настолько не удовлетворена сексуальными способностями мужа, что стала искать утешения на стороне? Сама мысль об этом больно ранила гордость Мартеля. Период нормальной сексуальной жизни после итальянского триумфа продолжался лишь месяц. Теперь же он настолько боялся, что даже не делал попыток заниматься с женой любовью.

Может быть, он уже рогоносец? Нет, нет! Этого он принять не может.

Когда они вместе окажутся в Джексон-Холл, он вытянет из нее все. Заставит сказать правду.

Мартель стал расхаживать еще быстрее. Ничего из этого не получится. Он знал, что не получится. Черил плохо воспримет такого рода инквизицию.

Если романа у нее нет, то ее ярость окажется вполне оправданной, а если есть, то она просто может от него уйти. Он ее потеряет. Сама мысль об этом была ему ненавистна.

На столе в углу вестибюля высилась гора журналов, среди которых Мартель увидел «Форчун». Он взял журнал – его интересовало, увидело ли наконец свет интервью, которое он дал несколько недель назад.

Да, увидело. И именно в этом номере. Статья называлась «Человек, который обрушил евро?». Мартель улыбнулся. Но улыбка исчезла, когда он заметил вопросительный знак. Что делает здесь этот знак препинания?

Он быстро нашел интересующую его публикацию. Она открывалась его фотографией – надо признать, отличной. На ней Мартель сидел в своем офисе, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Красивое, покрытое ровным загаром лицо говорило о том, что этот человек уверен в себе и обладает острым умом. За ним через окно кабинета был виден величественный, укутанный в белую мантию Тетон. Статья занимала несколько страниц.

Он немедля приступил к чтению. Первая часть статьи была посвящена прошлому Мартеля, его триумфам и мыслям, высказанным им в разное время в связи с трейдингом, в том числе излагалась такая изотерическая теория, как наличие связи между Фрэнсисом Галтоном, Чарлзом Дарвином и Ричардом Талером. Эту теорию сам Мартель называл «Эволюцией толпы». Согласно теории Мартеля, рынок похож на живой организм, который эволюционирует и меняется в соответствии с законами естественного отбора и статистики. Журналист «Форчун» не до конца уловил все тонкости этой теории, но Мартель все равно был доволен. Наконец-то к нему стали прислушиваться. Во второй части статьи говорилось о событиях прошлой весны, когда Италия вышла из зоны евро. Пока все излагалось хорошо. Но затем тон статьи изменился: пошли выдержки из интервью других людей, многих из которых он просто не знал. Несколько экономистов утверждали, что операции Мартеля имели очень мало общего с решением Италии выйти из зоны евро. По их мнению, пресса и политики с радостью сделали его козлом отпущения, в то время как реальной причиной выхода было ужасающее состояние итальянской экономики. Прочитав это, Мартель страшно разозлился.

В статье приводились слова Уолтера Лессера – менеджера одного из нью-йоркских хеджевых фондов. Мистер Лессер заявил, что на него не произвели сильного впечатления аргументы Мартеля в пользу его игры на понижение с государственными облигациями Италии. Вместо того чтобы набраться мужества и признать свою ошибку, Лессер счел нужным сказать, что Мартель имеет репутацию человека, готового идти на необоснованный риск, что фонд «Тетон» в прошлом году был на грани полного краха и что Мартелю просто чертовски повезло.

На этом статья заканчивалась.

Мартель кипел яростью. Он вцепился в страницы, чтобы вырвать эту гадость из журнала. Какая наглость! И как Лессер осмелился говорить подобное? Все знают, что это он, Жан-Люк Мартель, с помощью своего гения и силы поставил Италию на колени.

Страницы с радующим сердце звуком выскочили из журнала. Один из клерков, высунувшись из-за стойки, спросил:

– Могу я это взять себе, сэр?

Мартель обругал его по-французски, и клерк, мгновенно съежившись, схватился за телефонную трубку.

Живот Мартеля снова давал о себе знать. Боль вернулась с мстительной радостью. Это произошло потому, что фонд «Тетон» опять сильно рисковал, и на сей раз риск был в несколько раз больше, чем год назад.

«Форчун» мог выражать сомнения в связи с масштабными итальянскими операциями Мартеля, однако на инвесторов по всему миру они произвели сильное впечатление. Средства продолжали поступать до тех пор, пока активы фонда не превысили трех миллиардов долларов. У инвесторов были огромные ожидания, и он просто обязан был их оправдать. В течение года он то там, то тут проверял температуру воды кончиками пальцев, скупая заклады, ценные бумаги Бразилии, золото, нефть и безуспешно изыскивая возможности для новой крупной операции. В конце концов он нашел такую возможность.

Япония.

Японская фондовая биржа за несколько последних десятилетий так ничего и не добилась. Экономическое чудо шестидесятых-семидесятых годов прошлого столетия стало далеким воспоминанием. Но Мартель, вернувшись из двухнедельного турне по Дальнему Востоку, пришел к убеждению, что там все скоро изменится. Он сумел уловить возросшее чувство уверенности у японских промышленников, а крупные бизнесмены и министры в Корее и Таиланде доверительно поделились с ним предположениями, что Япония вскоре вернет себе звание индустриального локомотива Юго-Восточной Азии. И Жан-Люк Мартель – человек, сокрушивший евро, решив, что для Японии настало время вернуть себе место под солнцем, начал скупать акции японских компаний. Он скупал их на миллиарды долларов, используя все известные ему трюки, для того чтобы об этом все знали. Эта кампания включала в себя и крупные покупки деривативов, которые Викрам проводил через «Блумфилд-Вайс».

Масштабы его покупок вынудили рынок в течение нескольких недель подниматься. Фонд «Тетон» получил приличную прибыль в несколько сотен миллионов долларов, но Мартель хотел большего. Им владела алчность, и он намеревался сделать те миллиарды, которых так ожидали его инвесторы.

Но затем пришло сообщение, что крупнейший банк Японии обнаружил кучу просроченных и необеспеченных кредитов. На следующей неделе еще три банка сделали такие же открытия. Рынок пришел к выводу, что Япония пока еще не вышла на магистральный путь. Цены поползли вниз, несмотря на отчаянные попытки Мартеля единолично их удержать. Нереализованные убытки фонда «Тетон», перевалив за миллиард долларов, уже приближались к двум, и Мартель был вынужден снова перекидывать обеспечение коллатерали от брокера к брокеру, чтобы те не прикрыли его контору.

В сопровождении пары здоровенных носильщиков к нему подошел управляющий гостиницей. В тот же момент из кабины лифта вышел невысокий лысеющий араб с огромными усами. Темно-карие глаза его говорили о большом уме и незаурядной проницательности.

– Месье… – начал управляющий.

– Отвали, – пробормотал Мартель по-французски и направился к арабу.

– Месье Мартель? – Араб пожал протянутую Мартелем руку. – Меня зовут Тарек аль-Сиси. Прошу извинить, что заставил вас ждать.

Перумаль никак не мог сосредоточиться на банальной романтической комедии, которую демонстрировали на крошечном экране, вмонтированном в спинку переднего сиденья. Шла вторая половина дня. В двенадцати с лишним тысячах метрах под ним проплывали прерии Небраски. Перумаль почему-то помнил, что эти самые прерии тянутся на шестьсот с половиной километров, вплоть до Скалистых гор. Аэроплан должен был приземлиться в Денвере через час с небольшим, и после двухчасового ожидания Перумаль полетит дальше, до Джексон-Холл, уже на маленьком самолете.

До этого ему ни разу не доводилось наносить визит своему самому значительному клиенту. Карр-Джонс весь год просил его сделать это, и вот наконец просто приказал лететь. Нью-Йорк пытался перетянуть одеяло на себя, заявляя, что нелепо, постоянно пребывая в Лондоне, вести дела в Вайоминге. Карр-Джонс должен был доказать, что его команда находится в постоянном контакте с фондом «Тетон», отсюда и вынужденный полет в США. Единственное, что смог сделать Перумаль, – отговорить босса лететь вместе с ним. Опять пойдут разговоры об индийской мафии.

Итак, он уже в самолете и летит в пасть тигра.

Перумаль глубоко вздохнул. Похоже, ситуация выходит из-под контроля. Но вскоре все должно так или иначе разрешиться. Когда все это закончится, он или будет мертв, или окажется за решеткой.

Впрочем, он не знал, что хуже. Если его отправят в тюрьму, то родители не смогут пережить позора. И он сам не сможет это пережить. Мать отчаянно гордится своим сыном. В прошлом году Перумаль, получив щедрый бонус, смог послать домой семьдесят тысяч долларов. Когда в августе он приехал в Кералу, восторгам матери в связи с достижениями сына не было предела. Рада тоже была поражена. Их предстоящее бракосочетание организовала мать Перумаля, хотя семья Рады была значительно богаче его семьи. Теперь стало ясно, что мать не ошибалась, утверждая, что ее сын в будущем сможет прекрасно заботиться о супруге.

Мама обожает комфорт, она ни за что не захотела бы, чтобы ее сын стал преступником. Отец тоже этого не захотел бы. Простой и набожный человек, он каждое утро перед уходом на работу совершал обряд пуджа, сжигая благовония и вознося молитву богам. Оба решили бы, что сын предал семью и свел на нет все их усилия дать ему хорошее образование. И будут правы. Может, ему было бы лучше умереть.

Смерть, кстати, была вполне реальной возможностью. На прошлой неделе он получил по электронной почте письмо, где было всего три простых слова: «Помни Дженнифер Тан». Адрес отправителя казался полной белибердой, а само послание могло быть отправлено из места, удаленного от него на тысячи миль, или с соседнего компьютера. Откуда бы оно ни пришло, его смысл вполне понятен.

Кальдер был его единственной надеждой. Перумаль знал его не очень хорошо, ему было известно, что Зеро честный и решительный человек. Но самым главным было то, что он уже не работал в «Блумфилд-Вайс». Однако Кальдер оказался чрезмерно честным. Едва начав с ним разговор, Перумаль сразу понял, что этот человек будет настаивать на том, чтобы обратиться к властям и вытащить все тайны на свет. А это как раз то, чего Перумаль всеми силами пытался избежать.

Итак, выхода у него не было.

Перумаль посмотрел в иллюминатор, и ему показалось, что он видит вдали покрытые снегом вершины Скалистых гор. Где-то там, чуть дальше к северо-востоку, находился Джексон-Холл.

Нет, Перумаль вовсе не горел желанием навестить своего лучшего клиента.