"Канатные плясуны" - читать интересную книгу автора (Костин Андрей)

ЗАВОДЬ

— Все такой же! — Паша-мореход шагнул навстречу вошедшему в его кабинет директору Электролампового завода Джабраилу Саидову, попросту — Саиду, и обнял его. — Саид, давненько мы с тобой пару пива не раздавливали. Эх, блин, годы…

— Ничего не мешает тебе угостить меня, — ухмыльнулся Саид. — Пусть даже пивом.

— Принеси нам что-нибудь, — приказал Паша телохранителю. — И закусить.

— Дело серьезно поставлено? — поинтересовался Саид, глядя вслед удаляющемуся охраннику.

— Разве это серьезно? — иронично, в тон ему, ответил Паша.

— Трюмы под склады, остальное по мелочи. Скажем так, плавучий мотель с полным пансионом. Три звездочки, не больше, ты в таких постоялых дворах не останавливаешься.

— Здесь еще игорный притон, публичный дом, да и «балуются» твои постояльцы, — кивнул Саид.

— Вот уж насчет наркотиков — не знаю. Или ты с обыском заявился, а, Саид? — Паша засмеялся и по-свойски хлопнул его по плечу. — Может, твои нынешние корефаны из мэрии тебя прокурором назначили, а? Да не обижайся ты, слушай лучше, я тут на днях вспоминал: как-то на Святки лет пятнадцать назад, мы еще учились, ты, я, да три девчонки — племянница с подружками — гадали… Помнишь?

— Помню. Но…

— Нет, ты вспомни!

— Ну да, — нехотя кивнул Саид, — когда мы на блюдце гадали, ты спросил — если душу продать, турнир выиграю?..

— Ну и…

— Ты выиграл то соревнование.

В это время вошел телохранитель. Он нес большой поднос, на котором в виде экзотического цветка лотос на блюде находились тонко нарезанная осетрина холодного (балычок) и горячего копчения, как стебельки лиан струились жирные угри, вперемешку с лепестками розовой слезящейся семгой и фигурно расположенными гроздьями серой белужьей, оранжевой лососевой и желтой щучьей икры. В центре подноса стоял штоф с ледяной водкой, настоенной еще прошлой весной на смородиновых почках, а вокруг, как гнездо птицы, лежала зелень: молодой лук, салат, базилик, веточки кудрявой петрушки и ядрышки редиски.

— Вот видишь, — сказал Паша, взяв в руки графин и разливая водку. — Я выиграл тот турнир. Давай — по сто пятьдесят за нашу школьную дружбу.

— Мореход, — Джабраил Саидов взял хрустальный бокал и чокнувшись с Пашей, выпил, тут же закусив редиской. — Похоже, теперь пришло время платить по счетам.

— Какие могут быть счеты с кентарем? — развел руками Паша-мореход, в одной из которых была емкость с водкой, а в другой — ломтик копченого на вишневых стружках угря, с которого падали капельки жира.

— В городе война, Павел, и ты это знаешь. Более того, тебе это выгодно. Я знаю, ты уже подключил людей Учкана, в команде Старика ты тоже первый, и бригады Адидаса скорее всего станут на твою сторону.

Паша выпил, крякнул и закусил.

— А ты завидуешь? — спросил он.

— С кем ты воюешь, старичок? — по-молодежному (времен их юности) назвал его Саид.

— Если у тебя такие осведомители, сам знаешь, — взгляд у Паши стал совсем не таким дружелюбным. — Может, лучше договоримся?

— Скажу тебе, Паша, одну новость, — Саид вдруг как-то на глазах постарел и сгорбился. — В нашем городе зарегистрирована одна фирма. Закрытое акционерное общество. Электроламповый завод. Мой отец работал на этом заводе мастером. А отец моего отца его строил — разнорабочим. Наш род сюда переселили… Завод выпускает продукцию для ночного освещения городов. В том смысле, что милый город зажигает огни, а потом их выключает — как только утро красит нежным светом.

— Да знаю я, знаю… Это не мой бизнес, ну его к лешему, — Паша развел руками.

— А ты в курсе, кто владеет этой фирмой, которой я управляю?

— В курсе, курсе. Но ведь мы твоих хозяев не тронем. Пусть они на Электроламповом продолжают хозяйничать и в наши дела нос не суют.

— Опять не понял, старичок, — мягко улыбнулся Саид. — Там контрольный пакет у мужа жены… жены мужа, тфу! У брата сестры… или сестры брата…

— Может, у дочки отца? — подсказал Паша.

— Да какая разница! Дело в том, что расстреляв несколько человек у здания областного театра, ты привлек внимание. Не к себе, нет. Ты и так на особом счету. А вот Электроламповый станут проверять те, кому мешает… муж, дочь или брат… Ты ввязался в большую политику…

— Да на хрена мне эта политика?

— Вот и я полагаю — на хрена? — кивнул Саид и разлил по второй.

Луч прожектора скользнул по правому борту. Потом, второй раз, уже позади, за кормой. Все тихо. То ли их попросту не заметили, потому что не ожидали, что в такой час кому-то взбредет в голову пробраться на судно, то ли у лодочника на самом деле был контракт на поставку продуктов, и его ждали.

Вот только ждали ли Диму?

— Прощайте, скалистые горы… — не лишенным приятности голосом пропел лодочник, когда их плавсредство преодолело границу, очерчиваемую прожектором, и буквально через несколько минут оказалась в тени покрытого ржавчиной корпуса.

Перегнувшись через борт, лодочник ощупывал в темноте стальные листы обшивки, пока не уцепился за перекладину лесенки, ведущей к люку высоко над головой. Люк казался таким узким, что в него и голову нельзя было просунуть. И располагался он так высоко…

— Вот таким образом ты проберешься на главную палубу, — объяснил лодочник. — Не заблудишься.

— Ненавижу лезть наверх, — сквозь зубы процедил Дима, глядя на ржавые скобы, приваренные к обшивке. — А «срезать» дорогу никак нельзя?

— Посто ты трусишь, — пояснил лодочник.

— Неужели продукты ты им доставляешь через эту крысиную дыру?

— Нет, конечно. Но когда привозил продукты, заприметил это отверстие. Подумал — мало ли, как жизнь повернется, вдруг пригодится, если понадобится незаметно пробраться на пароход. Подозреваю, на судне даже не знают, что этот люк существует. Цепляйся! — приказал он.

— Пастор не умел ходить на лыжах, — с трудом взбираясь наверх, пробормотал Дима.

— Наши разборки никак не связаны, — Паша покраснел от возмущения. — Тебе, как старому корешу, скажу — те быки в джипе, которых я положил у театра, заявились вовсе не на «стрелку». Они без понятия, что существует такой «НЭЛЗ» — «Нововладимирский электроламповый завод». Между нами: я одного живьем взял, сейчас отдыхает в трюме. Если не веришь мне, могу, как там это называется, очную ставку устроить. Он все пропел, что знал. В Москве грохнули какого-то Трупина, и «медведя» его распотрошили. А в сейфе были не то что баки или баклажаны, не доллары или фунты, а всякие там продукты… Ну, договора, контракты, акции… Вот за этой-то макулатурой залетные к нам и пожаловали. По их наводке — весь ливер из «медведя» сейчас у нас, в городе гуляет. И, представь, у кого? Артисты в театре, братва у них на спектакле была, вот у кого-то из них в багаже — то, что в кладке у бобки было. Хочешь, сам с тем фраером побазарь, он метать атанду не станет, я уже воспитательную работу провел. Но только, старичок, все это строго между нами.

Понимаешь, случай какой? Можно все бригады объединить, если они знать не будут, что «варягам» вовсе не наш город нужен… А объединимся — и тебе легче станет. Случись что, договариваться будешь со мной — одним! А со мной ты всегда договоришься, — Паша-мореход разлил остававшуюся в штофе водку.

— Не понял ты, — поморщился Джабраил, — очень все даже связано. Вот так — связано, — и он переплел пальцы обеих рук.

Это снизу, от воды, люк выглядел таким крошечным. Дима отодвинул крышку, и скрип ржавых петель показался оглушительным в ночи. Протиснуться внутрь не составило труда.

Стальной желоб, по которому, упираясь локтями и коленями, взбирался вверх Дима, явно не был предусмотрен конструкторами судна. Скорее всего, его приделали позже, чтобы без помех сбрасывать за борт отходы жизнедеятельности.

Путь наверх был скользким, хотя по запаху Дима определил, что этим «руслом» давно уже не пользовались.

Наконец, он уперся макушкой в крышку, закрывавшую тоннель с другой стороны. Толкнул ее раз, другой. Уцепиться было не за что, и каждый раз, толкнув крышку, Дима съезжал вниз, убеждаясь, что сила противодействия истинно равна действию. И только когда совсем отчаялся, он вспомнил о карманном ноже, который захватил с собой для самозащиты. Просунул лезвие в щель между крышкой и палубой. Надавил, используя клинок как рычаг.

Лезвие сломалось.

Выбросил бесполезный теперь нож, и тот, гремя, скатился вниз по желобу. Со злорадством Дима понадеялся, что тот упадет на голову лодочнику, отправившему его в безнадежное путешествие…

«Лодочник, как и стрелочник, всегда виноваты» — пробормотал Дима себе под нос и тут же, неистово, словно утопающий за глотком воздуха, рванулся вверх.

Неожиданно крышка поддалась.

Выбрался на палубу. Огляделся. Прислушался.

Река, невидимая в темноте, ощущалась запахом воды, шелестом волн об обшивку судна, словно проползала мимо, огибая пароход, гигантская змея. Луч прожектора, установленного на корме, скользил вдали от парохода, и там, где он соприкасался с водой, клубился туман, как будто испарялась вода под лучом гипотетического гиперболоида.

За спиной Дима услышал чье-то осторожное дыхание.

— Эй, — раздался голос. — Ты что тут делаешь?

Торопливо расстегнув ширинку, Дима принялся мочиться в шпигат.

— Не утерпел, — пробормотал он невидимому в темноте собеседнику.

— Как ты на палубу попал? — спросил тот.

— Через дверь. Я тут новенький. Ну, гальюн искал, а оказался на палубе.

— Пойдем, дружок, — мягко попросили из темноты.

— Я закончу, если ты не против, — предложил Дима. — Или собираешься меня оштрафовать за загрязнение окружающей среды?

— Моча и пепел, — произнес голос за спиной. — все, что остается от удовольствия. Значит, самое чистое. Только вот в чем проблема. Все двери, ведущие на эту палубу, к этому часу запираются надежными замками.

— Значит, один был не такой уж надежный.

— И еще — на палубе сейчас может находиться только дежурная команда.

— Я же не знал.

— И последнее. На судне нет новичков…

В воздухе, как ночная птица, промелькнул кулак. Дима успел отклониться в сторону, и кулак с глухим стуком врезался в вертикальную стойку ограждения.

— Попробуй еще разок, — предложил Дима, гордый тем, что увернулся от удара.

— Пожалуй, я не стану тебе мешать, — прозвучал из темноты миролюбивый голос. — Ты писай, писай. Писай, не стесняйся.

— Не вижу никакой связи, — удивился Паша. — При чем здесь документы, которые из сейфа увели, и чисто-конкретно наши внутренние разборки?

— В субботу какое число? — как бы между прочим поинтересовался Саид. — Ты газету читал?

— Какую газету? — еще больше удивился Мореход.

— В субботу — собрание акционеров Электролампового завода. Объявление печатали.

— Ну?

— В субботу — открытие, отчет правления и всякая там бодяга по регламенту. Заседание продлится два дня и закончится торжественной частью. Будет коктейль. Из верных источников слышал — только это между нами — в морге хранится до поры до времени огромная глыба льда, из который народный скульптор с задумчивой грузинской фамилией Бзднулия к банкету вырубит медведя. Ледяной медведь будет держать в ледяных лапах ледяное же корытце с зернистой икрой…

— По-моему, ты чего-то недоговариваешь, — заметил Паша. — А вдруг икра окажется паюсной?

— Тебя не проведешь, — вздохнул генеральный директор Электролампового. — Перед банкетом, часа за два, чтобы акционеры успели переодеться в вечернее, состоится голосование. Выберут правление. Людей, которые станут хозяйничать на заводе ближайшие четыре года.

— Кажется, я начинаю догадываться, — признался Паша. — Документы, «свистнутые» из сейфа, и голосование — как-то связаны?

— Свистнуты, Паша, и свистнуты — ой! — как не вовремя. Достаточно будет предъявить их, буквально перед самым голосованием, и завод — твой. А, значит, и город.

— Я чувствовал, чувствовал! — Паша стукнул кулаком по столу так, что у того сломалась ножка, и поднос с грохотом упал на пол.

В каюту вскочил охранник, но Мореход раздраженно махнул ему, чтобы тот убирался.

— Саид, я одного не пойму, — продолжил Паша, но уже не так эмоционально. — Документы, акции эти или как их там — они ведь чисто конкретно на кого-то записаны? Тут не «лопатник» выначить из кармана, в котором боны незасвечены — пользуйся! Ну, взял кто-то документы из сейфа, да как он ими воспользоваться сможет? Я тех «актеров» из театра хоть сейчас на судно доставлю, и если документы у них — вытрясу. Но что дальше…

— В этом-то вся проблема, — покачал головой Саид. — Поэтому их нельзя трогать, пока не выясним, каким образом они собираются воспользоваться документами, украденными из сейфа Трупина. И — конкретно: что они сделали с документами? Может, с собой везут, во что я не верю. Надежнее — по почте или с курьером. Или — подставное лицо используют? Так что тут осторожненько надо — не за дыхалку брать, а так, гуманитарно, провентилировать вопрос. Прямо от тебя к ним поеду, попробую договориться. Дешевле будет заплатить. Дешевле будет, если я ПЕРВЫМ с ними договорюсь.

— Но документы точно у них? — переспросил Паша.

— Ой, не знаю, — устало вздохнул директор. — Я сейчас как та собака: след взял, а вот тот ли это след, или просто телега проехала…

— Значит… — Значит, у нас теперь два выхода, как из кинотеатра. С одной стороны, надо следить за этими, как ты их назвал, трюкачами…

— Артистами.

— Какая разница? Пока акции не нашли своего хозяина, хозяин сам станет их искать.

— Любите вы, азиаты, туманно выражаться, — засмеялся Паша.

— Потенциальные хозяева завода одну команду уже прислали, куда уж яснее.

— С этими-то я быстро разобрался.

— Вряд ли они успокоятся. Будут еще люди. С пистолетами, автоматами, а, может, даже на танках, — Саид тоненько засмеялся. — Грязи они не побоятся.

— Я тоже не побоюсь, — Паша-мореход оскалился. — «Варягов» беру на себя, будь спокоен. А ты — разберись с «покупкой» — что там они задумали? У нас все получится.

— Что — получится?

— Электроламповый станет нашим. А об остальном — договоримся.

— Звучит многообещающе. Только…

— Только?

— С чего ты решил, что я договариваться пришел? Я только предупредить хотел, раз мы друзья.

Капитан милиции Комаров завел двигатель повидавшего виды «козла» и некоторое время прислушивался, как нарастает гул набирающего обороты движка. Потом решительно повернул обратно ключ зажигания, и мотор смолк.

— Нет, так не годится, — пробормотал он сам себе.

Площадь перед театром была пуста, только возле фонтана, что в центре, наблюдалось шевеление. Там давно уже обосновались попрошайки, попадающие в их город в основном с поездов из Азии.

«Почему не устроили засаду? — продолжал размышлять капитан Комаров. — Ни для кого в управлении не секрет, что жестокая перестрелка, в которой схлестнулись, вот на этом самом месте, местные бандюки и заезжие из Москвы, связана еще с несколькими убийствами криминальных авторитетов. Что происходит? Передел города?» Капитан был против передела. Не потому, что любил местных бандюков. Но на своем участке он смог с ними договориться. И хотя прекрасно знал сколько и кому отстегивают коммерсанты (барыги по определению), вернее, вместо них граждане (так как бандитские проценты включались в стоимость товара), считал, что организованная преступность — лучше неорганизованной.

Когда вдруг прокатилась волна изнасилований, он попросту, по разным причинам закрыл несколько продуктовых магазинов, сауну и малое «Закрытое общество на акциях (паях)» (ЗОНА и маленькое «п») по производству газированных напитков. Через пару дней деловые люди через осведомителей заверили, что группа школьников (блин, пацанов), совершивших те преступления, поймана и, главное, наказана. Каким образом наказана, братва уточнять не захотела, но изнасилования, в корне, пресеклись. И, вообще, на улицах с подростковыми правонарушениями стало не в пример спокойнее.

«С другой стороны, часто стали пропадать одинокие старики, вроде — как уезжать к родственникам, — задумался капитан. — И квартиру продадут, и документы на продажу по всем правилам оформят (хотя старики ни хрена по правилам сами оформить не сумеют), и записку соседям оставят, мол: обоснуемся на новом месте, так сразу новый адрес вам и сообщим… А потом вдруг — несчастный случай… Тот в бане угорел, этот поганых грибов обкушался. Вот, к примеру, Яша, Яков Ильич, с которым они вместе уже восемь лет личных собак выгуливают… И псы постарели, и из компании собачников кое-кто поумирал. Но Яша — этот крепкий, даром что инфаркт перенес. И пес у него Борис — славный. Так вот, здрасьте: уехал Яша к свойственникам под Елец, а Бориса забыл… И бегает пес Борис один по двору. По помойкам пес шастает…

— Стало быть, ты собираешься все эти свистнутые акции вернуть хозяину? — недоверчиво переспросил Паша-мореход, провожая гостя на палубу. — А почему — не рабочему классу, блин, мужикам — или ты народ не уважаешь? Вроде как Стенька Разин или Робин Гуд? Зачем ты рискуешь? Мы могли бы договориться. А верни ты Электроламповый народу — тебя куда-нибудь изберут. Ха! Представь, Саид, будешь мэром Нововладимира. Если доживешь. Но почему ты, как последний холуй — Паша не на шутку разгорячился, — когти в кровь рвешь, чтобы вернуть собственность этим маклакам? Сам ведь знаешь, как приватизировали Электроламповый. Вагон водки, и все акции — их!

— Вот именно, — кивнул Саид. — Ты поручишься, если власть на заводе вернется к тем, кто там работает, они снова не продадут завод за вагон водки?

— Но я-то — не продам, — Паша постучал себя кулаком по груди. — Правильно, не мечи бисер, сожрут вместе с отрубями, да еще руку укусят. Но разве среди нас, авторитетных, не найдется такого, кто бы дело поставил?..

— Сколько людей на Электроламповом работают? — спросил Саид, когда они вышли на палубу.

— Считай, полгорода. Может, теперь чуть меньше.

— Куда они пойдут работать потом, если хозяином кто-то другой станет?

— Там же работать станут. — удивился Паша. — Про других не скажу, а я никого, если пашет по-настоящему, не обижу. Ну, если хозяином стану.

— А кому тогда нужны будут твои лампочки? Разве что себе… засовывать?

— Не понял?

— Сейчас вся продукция завода закупается. И закупается она благодаря тем самым жирным маклакам, как ты выразился. Хотя не пойму, с чего ты взял, что они краденое скупают. Ну, да дело не в этом. А в том, что как только они перестанут иметь свой интерес в нашем заводе, продукцию для государственных нужд у другого завода закупать начнут. Деньги-то бюджетные. А бюджет — что дышло.

На палубе было сыро и прохладно. Ночная сырость на реке не сравнится ни с чем, разве что с коньяком. Натурально, восхитительно, старо и вредно для здоровья.

— Саид, — Паша-мореход развел руками. — но ведь если так… Какая же может быть инициатива? Сидишь на должности — гребешь бабки внаглую. Купил завод — под него заказ. Отсосал у кого надо — получил должность. И так — по цепочке. А как же людям, которые по понятиям жисть стоить хочут? — нарочито простецки заговорил он. — Украл, выпил — и в тюрьму? Это же вы нас глушите!

— Как говорил один знакомый сантехник, тут не заглушку, тут всю систему давно менять надо было. Это когда, помнишь, в детском саду трубу прорвало и трое детишек заживо сварились. А вместе с ними и воспитательница, которая кинулась спасать.

— Светлана? Помню, — Паша опустил вниз глаза. — Твоя жена… Ты прости, я тогда на похороны не смог…

— Главное, корефан, — с деланным весельем сказал Саид, — не попасть на собственные похороны. И если ты сейчас утихнешь, на рожон лезть не станешь, успокоишь местную братву — а я ведь могу шепнуть так, что до Парижа докатится, — «варягов» ты сам выдумал… У тебя появится шанс не попасть… На собственные похороны.

По шторм-трапу Саид спустился вниз, где его ждал катер.

— Может, в реку его мокнуть? — спросил подошедший сзади к Паше-мореходу продавец сосисок.

— Ни в жисть, — Паша отрицательно повертел головой. — Следи, чтобы волос с его головы не упал! А главное — чтобы с тех актеров, что в театре живут.

Продавец кивнул и по-кошачьи ловко спустился вниз на ожидающий катер.

— Как мы могли, просто затмение на нас нашло! — Семен с несвойстенной ему агрессивностью потряс кулаком перед собой. — Бросили Димку одного! А если с ним что-нибудь случится? Димка сейчас за всех отдувается.

— В одиночку, — кивнул Ренат.

— Это ваши похороны, пацаны, — отпарировал «Робин Гуд».

— Какие еще похороны?!

— Поговорка такая есть, — пояснил он, — в английском языке.

— Надо срочно выбраться отсюда. И — к нему на помощь.

— Хотя бы еще одному из нас удалось выбраться, — кивнул Ренат. — Надо Димыча подстраховать.

— А я знаю, как, — вдруг сказала Джессика. — Случайно в костюмерной я видела медицинский халат. И шапочку. Беленькую.

— Ну-ка, поясни.

Некоторое время, понизив голос, она что-то втолковывала собеседникам. Те внимательно слушали, только Семен перебил ее один раз, спросив:

— Почему именно ты?

— Где ты видел санитара с таким пузом? — она ткнула пальцем в Рената. — тем более, халатик — женский. Еле еле п… закрывает.

— Тьфу, — возмутился Семен, не переносивший матерных слов.

Настроение у Паши-морехода было испорчено окончательно.

Чтобы как-то развеяться, он отправился на кухню, или «камбуз», как называли считавшие себя моряками служащие парохода.

Паша любил тепло кухни. С тех пор, как учился в Москве, и из общаги попадал к друзьям, которые жили в этом городе. На уютных пятиметровых кухнях «хрущобок» кто-то к полуночи заваривал чай, нет, не заваривал, а совершал обряд, на глаз определяя, когда вода закипит под «белый ключ», а чай был краснодарский с бесценной щепоткой цейлонского… И высушенными лепестками жасмина, собранными в близлежащем парке. Сигаретный дым «Явы» явской висел туманом, и готовили коктейли (кубинский ром, который дешевле водки, газировка из сифона и сок выдавленного лимона с ложечкой сахара. А главное — веточка мяты. Без веточки мяты, конечно, не то. А вот с мятой… «Такие обожал сам Хемингуэй. Когда на Кубе жил, садился в автомобиль, чтобы в Гавану ехать, его закутывали а плед, старенький уже был, а в руки давали стакан в коктейлем. «Мохито» называется. А уж как любил «Мохито» Че Гевара, так и говорить не приходится, и так ясно). И разговоры. Разговоры, блин! От ужения рыбы на блесну спорного наименования «шторлинг» или «шторлинк» (как потом выяснилось, блесна называется шторлек) — до журнала «Плейбой» двадцатилетней давности. О политике, хоть об этом и утверждают те, кто слинял и отрабатывал, не говорил на тех кухнях никто. На кой она нужна, политика? Мы же не какие-то там узники совести были? На ром хватало, а уж на портвейн тем более.

На камбузе оказалось жарко. Паша-мореход сразу снял пиджак и закинул его на плечо, держась за петельку.

Подошел шеф-повар. Он выглядел недовольным. Кухня была его владением, и даже хозяин парохода не должен был, по понятиям, вмешиваться.

Но хозяин — все-таки хозяин — рассудил про себя шеф-повар и нехотя отрапортовал:

— Семь заказов, только один потребовал лобстера. Впарим ему раков, свеженькие, с затона привезли утром. Остальное — как обычно. салаты, шашлык и рыбное ассорти…

— Ты смог бы накормить сотню человек? В течение двух дней?

Шеф-повар немного опешил от вопроса, а потом уточнил:

— Когда?

— В субботу. И до воскресенья.

Брови у шеф-повара поползли вверх.

— Собрание, конгресс или что-то вроде того. Никаких персональных заказов. Сожрут, что подадут, — успокоил его Паша.

— Мяса и рыбы хватит, — он задумался на секунду. — Есть еще куры… Если зажарить в гриле их заранее, а потом каждую разделать на четыре порции… С гарниром возникнут проблемы. Картошки хватит, но вот овощей надо много, — шеф-повар был похож на архистратига, обдумывающего сокрушительный разгром. — Овощи, зелень — занимают много места на тарелке и выглядят аппетитно, — пояснил он Паше. — если будет овощей в достатке, мы справимся.

— Вот и отлично, готовься, — кивнул Паша. — Закажи, чтобы доставили овощи. Деньги не жалей.

— Проблема с десертом, — повар жестом остановил Пашу, который собрался уходить. — У нас не хватит десерта на сто человек.

— Подавай мороженое. С клубникой или вишнями. Можно с вареньем. Я, например, пломбир с абрикосовым вареньем очень уважаю.

— Я давно просил поставить два новых холодильника. Остальные — забиты до отказа. Мы не сможем сохранить мороженое.

— Тогда, — поморщился Паша, — приготовь им пирог с черникой и взбитыми сливками… Ну придумай сам что-нибудь!

И засмеялся, увидев возмущенное лицо шеф-повара.

— Паша, — охранник выглядел растерянным, — тут одного хмыря поймали… Ну, не совсем чтобы поймали…

— Какого еще хмыря? — переспросил Паша, недовольный, что помешали его размышлениям. — Где поймали? Я же говорил — рыбу во время дежурства не ловить… Постой? Хмыря?! Это что еще за карась?

— Человек это, не рыба, — пояснил охранник. — Непонятно как проник на судно. Требует встречи с тобой.

— Хочешь сказать, кто-то пробрался на пароход, его схватили, и теперь он хочет поговорить со мной?

— Нет, — охранник почувствовал, что дрожит, то ли от сырости, то ли от страха. — Он вырубил одного из наших, отобрал у того оружие, и теперь сидит в твоем кабинете и ждет тебя.

— Веселенькое дело, — Паша искренне засмеялся. — Всегда мечтал побеседовать с супергероем.

Супергерой Дима сидел в кресле, нога на ногу. Увидев Пашу-морехода в сопровождении телохранителей, он аккуратно положил пистолет, который до этого держал на коленях, на пол, и ногой подтолкнул в сторону вошедших.

— Этого достаточно, — кивнул Паша, и, обратясь к телохранителям, добавил, — обыскивать не надо. Такой уж я человек, — он посмотрел на Диму. — Доверчивый. Ну, разве не понятно сказано? — спросил у телохранителей.

Те переглянулись между собой и молча вышли вон.

— У меня нет другого оружия, — Дима пожал плечами.

— Выпьешь? — гостеприимно предложил Мореход.

Перевернутый во время разговора с Саидом столик уже убрали, но на полу остались осколки.

— Не откажусь, — кивнул Дима.

— Мне тут подарили, — Паша открыл ящик стола и достал бутыль темного стекла. — Знаешь, что это? Кальвадос. А знаешь, почему кальвадос можно ввозить в Россию только контрабандой? Мудак-чиновник, составлявший перечень крепких спиртных напитков понятия не имел, что такой кальвадос существует. И поэтому не внес его в перечень. Теперь получается, что если ты хочешь производить или торговать в России кальвадосом, надо оформлять отдельную лицензию. Водкой, джином или коньяком — пожалуйста, а кальвадосом — нет! На самом же деле — обыкновенная яблочная самогонка.

— Может, чиновник вовсе не мудак? Он хотел сохранить стратегически важный продукт. Ведь яблоки очень полезны для здоровья, — возразил Дима.

— Особенно для зубов, — уточнил Паша-мореход.

Они выпили по стаканчику и ощутили, как отступила промозглая ночная сырость, пронизывавшая пароход и его команду.

— Я пришел, чтобы… — начал Дима. — Это подождет. Сначала я хочу узнать, как ты сюда пробрался? Сигареты свои курить будешь? Или, хочешь, американские? Правда, извини, без акцизной марки. Но ведь это не влияет на их вкус? У меня весь товар забирает Адидас. И курит, заметь, только эти, безакцизные. Говорит, моральное удовольствие получает, когда превращает бюджет государства в пепел. Не патриот, — Паша покачал головой. — Ой, не патриот, он всегда таким был, еще когда на «чухасы» производства швейной фабрики «Красный цеховик» импортные лейблы пришивал.

— Но то, о чем я хочу с тобой поговорить — важнее, чем…

— Хорошо. Мы ведь никуда не торопимся, — Паша разлил еще по одной. — Успеем все обсудить.

— Люди, которых ты расстрелял в джипе, не имеют никакого отношения к разборкам в городе.

— Мне это уже известно, — спокойно подтвердил Паша.

— Они искали нас… Меня и моих друзей.

— И это я знаю. Вот только не знаю, как ты проник на пароход.

— И ты знаешь, почему они нас искали?

Паша кивнул.

— Может, тебе известно, что у нас нет того, что они ищут? Никто из нас не убивал Трупина, и никто не грабил его сейф.

— А как ты докажешь, что акции Электролампового завода не у кого-нибудь в сумке из твоей команды?

— Мы готовы отдать тебе все свои сумки, — Дима выдохнул и залпом выпил. — Хотя у нас их нет. Что-то уже на дне реки, что-то вообще неизвестно где.

— Верю, — Паша был очень серьезен. — Но что тебе надо? Неужели ты рисковал шкурой, чтобы только сообщить, что никого не мочил и не крал? Я ведь не прокурор и не исповедник.

— Один из тех, кто сидел в джипе, из тех, кто охотился на нас — у тебя?

— Ну и что?

— Мне нужно, чтобы ты его отпустил. И он расскажет людям, которые его наняли — мы тут не при чем.

— А эти люди поверят? — иронично усомнился Паша.

— Сделай так, чтобы они поверили.

— С какой стати?

— Тебе это выгодно.

— ?

— Если нас убьют и не найдут — а они не найдут! — того, что ищут, то решат, что ЭТО — у тебя. Или у кого-то из твоих компаньонов, вместе с которыми ты делишь город.

— Ну и что?

— Они убьют вас всех, чтобы добраться до цели.

— Пока получилось наоборот.

— Брось ты! — пренебрежительно махнул рукой Дима. — Этот джип с вооруженными людьми предназначался только для того, чтобы захватить нас троих. Когда они, заказчики, решат, что теперь им надо иметь дело с тобой, или со всей вашей мафией, не волнуйся, пришлют покруче. Или у тебя тут в трюме припасена ракетная установка «земля-воздух-земля»?

— Дело так далеко зайдет? — иронически поинтересовался Паша-мореход. — И откуда ты узнал про зенитную установку?

— А что им стоит взорвать пару-тройку заводов и пароходов вместе с их владельцами в вашем Нововладимире?

— Абсурд!

— От абсурда слышу.

Паша засмеялся. Потом резко смолк. Посмотрев в глаза собеседнику, он коротко спросил:

— Как?

— Как я проник на твою территорию? Можно прямо с реки забраться. По лесенке. Раз ступенька, два ступенька…

И Дима объяснил, как он влез на палубу.

— Кто тебе это сообщил? Кто из моих людей рассказал, что можно пробраться на пароход таким макаром?

— Нет уж. Я же не стукач. Да и какая разница? Один сварочный аппарат, и никто не пролезет, никаким макаром. Пусть тот, кто заработал на этом свои деньги, с этими деньгами и останется.

— Согласен. И, знаешь, почему?

— Хоть убей!

— Не мешало бы. Но ты из тех парней, мне почудилось, кто считает, что есть что-то поважнее жизни. Друзья, скажем, честь, или… женщина. Ерунда! Поважнее жизни нет ничего… Каждое утро сам себе это твержу, прежде чем открыть глаза.

— Как же мы решим нашу маленькую проблему? — напомнил Дима.

— А — никак. В смысле — по-джентльменски.

— Как это?

— Ты меня попросил — я сделаю. Чего бы мне это ни стоило.

А я тебя попрошу…

— «Чего бы мне это ни стоило» — я не согласен, — проявил неожиданную рассудительность Дима. — Цену определим заранее.

«Нет, — решил капитан Комаров, — какое-никакое малое предприятие снова закрою, а Якова Ильича верну. Нельзя псу Борису без хозяина обитаться.

Но не это, не это сейчас главное! — вернулся к исходной мысли капитан. — Если тех мужиков в театре руководство решило как бы охранять, то зачем охранять именно в театре? Здание огромное, подходов к нему — тьма! Проще — в КПЗ бы заперли — и все дела. Ни риска, ни дополнительных сотрудников на дежурство посылать».

Снова, ой, снова отвлекли его мысли о Якове Ильиче и дебошире-пьянице Пузикове, регулярно плюющимся с балкона на головы соседей по дому и даже совершенно посторонних граждан. Может, оттого, что капитан не умел сосредоточиваться на главном, никогда не стал бы он майором. А вот майор Голиков, некогда служивший под его началом, уже полковничью должность занимает.

Единственная надежда — сержант Леха. Своих детей у капитана не было, и Алешка из соседнего подъезда казался ему продолжателем дела, вроде как учеником, которому он передаст секреты мастерства. Вроде… вроде, как Страдивари, расскажет про свои скрипки. А пока пусть Леха улицы потопчет, — думал капитан, — оперативного опыта наберется. Время настанет, мы его дальше учиться пошлем. Еще посмотрим, кто раньше: Голиков, или Леха полковником станет…

А может, вовсе не в передаче тайн мастерства закавыка, а в том, что до армии Комаров был влюблен в красивую девочку Нину из соседнего двора. Но Нина из армии его не дождалась, как это часто случается с красивыми девочками, и когда Комаров демобилизовался, она была уже замужем и с сыном Алешкой.

Опять посторонние мысли отвлекли капитана.

«Посижу-ка я машине, — решил он для себя. — Вход в театр — как на ладони. Сержант молодой, зеленый, да и напарник у него — одного поля ягода. А вот если что затевается, мне отсюда полный обзор и преимущество, как на главенствующей высоте».

Когда Алешка подрос, отслужил, он сам попросил дядю Колю устроить его работать в милицию.

Рядом, почти бесшумно, остановилась иномарка. Из нее вылез пассажир и направился к «козлу», в котором сидел капитан. Комаров узнал директора Саидова.

— Родной милиции! — Джабраил Саидов шутливо взял под несуществующий козырек. — Охраняем?

— А то, — согласился капитан.

— Дядя Коля, ты меня с детства знаешь…

— Я весь город знаю. И половину его — с детства.

— Капитан, мне с теми «актерами», которых в театре держат, поговорить надо.

— Поговори, — капитна пожал плечами. — Они, насколько я в курсе, по-русски разумеют, так что тебе переводчик не надобен.

— Дядя Коля, мне срочно надо. Пойми, эти люди опасны. Сами по себе — неопасны, но у них может находиться то, что разнесет весь город.

— Взрывчатка? — встрепенулся капитан.

— Покруче. Документы. Из-за этих документов сцепится, как на собачьей свадьбе, весь наш крутяк. Мочить начнут направо и налево. Бойня будет, дядя Коля. Вот я и хочу успеть договориться, потому что договариваться лучше, чем воевать.

— Звони начальству. Разрешат — встречайся. Я здесь случайно оказался, мотор заглох, — капитан вздохнул оттого, что приходится врать. — Не мое дежурство.

— Дядя Коля, разве ты не понял: начальство тоже в деле. Помоги, а? У тебя ж авторитет. Не знаю, кто их там охраняет сейчас, но тебя любой из ментов пропустит. Ты ведь у нас, — директор завода улыбнулся, — главнее меня, главнее мэра. Потому что тебя уважают. И любят.

— Не проси, — капитан отрицательно замотал головой.

— Дядя Коля, ты мне всегда помогал! Помнишь, я пацаном стекло мячом разбил, так ты за это стекло сам заплатил. Потому что если б отцу штраф принесли, он бы меня порол три дня.

— Не надо про отца плохо, царство ему небесное, пусть даже ваше, мусульманское, — строго сказал капитан. — Помню, перед двадцатым партсъездом нам вместе грамоты вручали. Мне — как лучшему участковому, а ему — как ударнику труда.

— А теперь бы ему, как лицу кавказской национальности… Дядя Коля, так ты поможешь, или нет?

— Чья машина?

— Моя машина, — директор недоуменно оглянулся на иномарку за спиной. — А чья же еще?

— Нет, не эта. Вон, видишь, морда торчит из переулка? Узнаю, узнаю, хоть номер и не видать, но этот разбитый подфарник я вовек не забуду. Это когда водитель спьяну на детскую площадку въехал, а его «отмазали» после. Помощник мэра на этой машине ездит, поверь мне…

— Слетаются вороны, — хмуро заметил директор. — Надо успеть.

— Ладно, пойдем, — капитан открыл дверцу. — Попробую тебе помочь.

— Дядя Коля, я тебе обязан…

— Не мне, не мне. Алешка счас дежурит, сержант, может помнишь его, хотя он и младше тебя. Вот ты и станешь потом ему, когда он дальше учиться пойдет, стипендию платить. Пя-ять лет!

— у капитан засмеялся. — Как по статье…

— На высшее образование денег не жалко, — и директор засмеялся тоже.

Сержант милиции очень любил фрикадельки. Некоторые просто любят фрикадельки, а он — очень. Развернув пакет, который принес капитан Комаров, он увидел, что бутерброд был с фрикадельками.

В только что заваренный чай он положил шесть кубиков сахара. Сержант любил не только фрикадельки, но и сладкое.

— Умирает, умирает! — вниз по широкой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, сбежал рыжий мужичок.

Один из той компании, которую ему необходимо было охранять.

Фрикаделька застряла в горле.

— Кто там еще умирает? — спросил сержант милиции, откашливаясь фрикаделькой. — Тихо, спокойно, — попытался он обуздать эмоции субъекта.

— Мой друг, ему плохо! Надо срочно вызвать скорую помощь… — Это который друг? — наморщил лоб сержант. — Который худой и длинноволосый?

— Нет, другой…

— А, толстый татарин…

— Да какая вам разница — толстый он или татарин? — возмутился Семен. — Надо срочно вызвать врачей!

Отрываться от фрикаделек сержанту очень не хотелось, но напарник, как назло, куда-то отлучился. Сказал, что пойдет, проверит здание, а сам теперь, наверняка, где-нибудь дрыхнет.

— Я потому спрашиваю, толстый он или худой, — нашелся сержант, — чтобы знать, сколько санитаров потребуется его выносить. Татарина — уж никак не меньше четырех человек поднять смогут…

— Маразм какой-то.

— Вы, гражданин, поосторожнее со словами, — озлобился сержант. — Я при исполнении, а не маразм какой-то.

Нарочито медленно он доел фрикадельки, запил чаем, а уж после передал по рации, что одному из подопечных потребовался врач.

Врача пообещали прислать.

— Пойдем, посмотрим, что там с твоим другом, — вздохнул сержант и стряхнул крошки с подбородка.

— Вас ведь охранять поставили, а не сторожить нас, — возмущенно пробормотал Семен.

Он побаивался этого двадцатилетнего паренька с пустыми глазами и автоматом на груди.

«Дали бы мне в таком возрасте оружие и неограниченную власть над людьми, у меня бы тоже стал такой взгляд, — убеждал себя Семен, пока они шли в зрительный зал. Фашисты тоже были по большей части двадцатилетние и с автоматами».

— Подожди, а где остальные? — недоумевающе спросил сержант, увидев лишь Рената, лежащего на спине, и очкарика, который делал вид, что щупает пульс.

Они расположились на сцене театра.

— Вы — врач? — очкарик уставился на милиционера.

— Я?.. — он несколько озадачился. — Разве похож?

— Необходимо сделать укол прямо в сердце, а иначе он откинет копыта, — продолжал очкарик наглым голосом. — Справитесь?

— Я…

— Ну да, прямо в сердце, — снова уточнил очкарик. — Резко так, одним движением, как ножом ударить.

— Только в кино такое видел, — признался сержант растерянно. — «Криминальное чтиво» называется.

— В кино все видели, — покачал головой «Робин Гуд». — Тогда где же врач?

— А вот и они, — облегченно вздохнул милиционер, услышав, как хлопнула парадная дверь.

И прогремел выстрел.

Сержант побежал.

Он бежал по проходу между рядами кресел к выходу из зала, а за первым выстрелом последовал второй и третий…

Поперек входа в театр, там, где в лучшие времена стояла перед премьерой билетерша, лежал человек в форме милиционера. Ногами он упирался в дверь, мешая ей закрыться.

— Товарищ капитан! — сержант на мгновение склонился над ним. — Дядя Коля, — по-детски испугано позвал он…

Капитан молчал, только еще блестел в свете электрической лампы мертвый глаз. На месте другой глазницы зияло пулевое отверстие.

— Убью! — заорал сержант, выбегая на улицу.

Площадь перед театром просматривалась даже ночью, в свете оставшихся целыми фонарей. Сообщество нищих, устроившее жилище из коробок в чаше неработающего фонтана, металось длинными тенями.

— Где?! — задыхаясь не от бега, а от ненависти, спросил сержант.

Бомжара только закрыл голову руками, сидя на корточках. Что-то отдаленно похожее на женщину спряталось в коробку из-под холодильника «Стинол». Целая орава чумазых детей, округлив от страха рты, смотрела на сержанта.

— Дядя, это ты меня хлебом кормил? — вдруг спросил один из них. — Я по-омню… Там еще мясные шарики внутри были…

— Дядя, дай хлеба, — заорали остальные дети так громко, что их бомжиха вылезла обратно из коробки.

Нищий перестал закрывать голову руками и поднял глаза на сержанта.

— Ты ищешь того, кто стрелял? — спросил он, щуря и без того заплывшие веки.

Сержант кивнул и проглотил слюну, чтобы смочить пересохшее горло.

— Нельзя говорить, кто стрелял, — бродяга покачал головой. — БМЖ не должен такого говорить… бомжачка мокнуть, все равно что кошку раздавить, только тормозного следа не будет.

Сержант оглядел площадь. Кроме сообщества нищих на ней никого не было. Даже кошки, хотя какая тут польза от кошки?

Капитан Комаров. Дядя Коля.

Когда-то младший лейтенант Комаров, или участковый Комар, отправил его отца на зону, где тот и сгинул. Мать перестала ходить с синяками и разбитыми губами, и ради одного этого сержант, а тогда еще пацан, был готов отдать жизнь за дядю Колю. И он всегда будет помнить, как участковый пригласил их всех, его, мать, сестренку — в гости. Всю ночь перед этим мать что-то гладила, зашивала, штопала. А таких вкусных фрикаделек, как приготовила мама дяди Коли… Нет, это была просто фантастика. Тем более, в тот день он попробывал фрикадельки впервые в жизни.

После армии дядя Коля помог ему с работой. Жизнь налаживалась, и к зиме сержант собирался приобрести автомобиль. Он уже присмотрел пятилетнюю «Хонду»…

— Послушай, — обратился сержант. — Ты пойми, убили милиционера… Ты же не дурак…

— Ой, дурак, дурак, — покачал головой без определенного места жительства. — При советской власти был кандидатом наук. Тогда еще размножался такой вид — ученые. И даже лауреаты премии ленинского комсомола. А теперь я просто мразь… Но! — и с лица его исчезло испуганное и глупое выражение, — Ты однажды накормил моего ребенка. И поэтому я скажу тебе, убили не только мента. Мента вовсе не хотели убивать, просто он оказался рядом.

А убили, — бомж пальцем указал в темноту ночи, — большого человека, директора лампочного завода. Вон он лежит, у фонтана… Три дырки, и все в голове, как у гималайской скульптурки, что сидит на корточках. И я видел, кто стрелял… Но я только тебе это скажу, никому больше.

Машина «Скорой помощи» приехала через десять минут после стрельбы. Ренату сделали укол в ягодицу, и фельдшерица заметила, что его состояние не вызывает никаких опасений. Впрочем, она подозревала, что и до укола опасений никаких не было, но только не хотела этого говорить при молоденьком враче Василии, который пока еще относился к каждому вызову с особой серьезностью.

Капитану Комарову медицинская помощь уже не требовалась, как и директору Электролампового завода, чей труп обнаружили чуть позже, разметав картонные коробки нищенского поселения. Следом за «Скорой помощью» приехал пикап, перевозивший трупы. Пикап прождал у здания театра до утра, так как тела мертвых милиционера и бизнесмена не трогали, пока не приехало поднятое среди ночи высокое начальство. Побывал даже губернатор в паре с мэром, и губернатор позже сообщил заспанной ведущей программы новостей местного телевидения, что хоть и возвращается в областной центр, но оттуда будет следить за расследованием и, больше, берет это дело под личный контроль.

Интервью смонтировали и выпустили в эфир аккурат в дневном блоке, так что зрители смогли почувствовать облегчение.

Перед камерой губернатор говорил:

— Это наглый вызов власти, порядку, государственности, — сказал губернатор. — Мы накажем бандитов. Мы найдем их и призовем к ответу в любом месте и в любое время, где бы они ни прятались, пусть даже в сортире.

— Сильно сказано, — похвалил губернатора Паша-мореход, догадавшийся, кого цитирует выступающий. — По-русски это называется — задавим на параше.

Созданная на скорую губернаторскую руку бригада по расследованию убийств не нашла времени посмотреть дневной выпуск новостей. Их занимали другие вопросы: а) какое отношение имеет расстрел директора Электролампового завода и капитана милиции к недавней бандитской разборке возле здания театра? б) где находился Д. Саидов перед тем, как приехать в театр, и почему у него были мокрые ботинки? в) каким образом связан разгул преступности с предстоящим собранием акционеров Электролампового завода (вопрос задан губернатором лично и находится под его контролем).

И, наконец, масса мелких, оперативных проблем, начиная от установление личностей находившихся в театре граждан, выдававших себя за актеров, и временно задержанных, вплоть до снятия отпечатков пальцев с ручки парадного подъезда и определения, из какого оружия были застрелены потерпевшие. Предстояло еще подготовить приличный гостиничный номер для «важняка», который приезжал в понедельник из Москвы в связи с этим делом.

И еще — куда, черт побери, куда подевался дежуривший сержант с автоматом!