"Последнее танго в Бруклине" - читать интересную книгу автора (Дуглас Кирк)

Глава VIII

Бен чувствовал, что потихоньку просыпается, а сон отлетает от него, как утренний туман, когда взошло солнце. Сколько же сейчас времени? Пять сорок семь? Он открыл глаза и не сразу сообразил что не так. Утренний свет лился через щели в жалюзи. Ах да, он же в квартире Эллен. Как странно, впервые за столько лет он проснулся не у себя дома. Беспокойство какое-то все не проходит. Он повернулся к тумбочке рядом с постелью – стоит справа теперь, а всегда стояла слева. Знакомые часы со светящимися цифрами. Шесть двадцать шесть. Что-то на новом месте он перестал угадывать время.

Она, наверное, позже встает. Ее рабочие часы, надо думать, с девяти до пяти, плюс полчаса на транспорт; ну так, до половины восьмого можно поваляться, ладно, хотя бы до семи. Если он сейчас в душ пойдет, не разбудит ее?

Он вылез из постели, поднял жалюзи. Окна были на юг, и солнце светило сбоку, не в лицо. Бен осмотрелся – так вот он, новые его дом, если это можно так назвать. Кому бы в голову пришло: выбрался в кино, а закончилось переселением?

Комнату он привел в порядок по собственному вкусу, хотя переставлять почти ничего не пришлось: только поместил в угол свой письменный стол, кровать передвинул напротив да развесил одежду в шкафу. Вчера днем за какой-то час со всем этим управился, а потом сидел и дожидался, когда Эллен возвратится со службы.

Только ее все не было и не было. Бен включил телевизор, так передним и заснул в конце концов. Видимо, она очень поздно пришла, он ни звука не слышал, когда укладывался в кровать.

Пожалуй, не стоит ему возиться с завтраком, забежит куда-нибудь перекусить по пути в свой зал. Может, позвонить Милту, могли бы вместе позавтракать на Монтегю, в кафе «Счастливые деньки».

Ему было немножко досадно, он ведь предвкушал, как угостит Эллен своим фирменным омлетом. Ладно, ничего не поделаешь.

Милт рыгнул. Слишком много он ест и слишком быстро. Бен прав, конечно, три яйца сразу – это на два больше, чем нужно. Да еще опаздывает он на это их «важнейшее заседание» – Рон Майкелсон, видите ли, из Голливуда явился, этот самодовольный болван, глава агентства «Знаменитые артисты», – и мысль, что ему, упаси Боже, на эту встречу не успеть, только еще больше его угнетала, заставляя желудок тревожно урчать.

Лифт в небоскребе Крайслер слишком быстрый, молнией поднял его на сорок первый этаж. Милт рыгнул снова.

Когда он ввалился в зал заседаний, Майкелсон, с наигранной небрежностью одетый в коричневый костюм, к которому не очень шла полосатая рубашка от «Тернбулла и Ассера», между прочим, а костюм фирмы «Армани» – такие целое состояние стоят – уже держал речь. Агенты, расположившиеся за столом красного дерева, метров пятнадцать в длину, – последних уж еле видно – казалось, с трепетом внимали каждому его слову.

– Мы не можем себе позволить подобных безобразий. – Он смотрел на Сэма, и ледяное презрение, читавшееся в его глазах, словно заполнило собой весь зал. – Вам и платят за то, чтобы ничего подобного не случалось, ведь это ваша прямая обязанность.

Бедняга Сэм! Видно, Майкелсон решил ему как следует врезать за Дона Арнольда.

– Но, Рон, я же с него глаз не спускал. Ума не приложу, как он успел раньше меня в гримерную… но я же сразу на него кинулся, оттащил… он просто убить ее был готов… а потом, – Сэм спотыкался на каждом слове, – потом мы все же заставили его вернуться на сцену.

– А я повторяю, что ничего подобного просто не должно происходить. – В приливе чувств Рон, как обычно, приподнялся на цыпочки, демонстрируя вручную сделанные подошвы своих итальянских туфель. – Хорошо хоть, что вам хватило соображения позвонить не в полицию, а Милту. Вам, Милт, я вот что хочу сказать…

«Вот скотина, – подумал Мишт, – и до меня добрался».

– Вы не сумели полностью нейтрализовать прессу, но, возможно, это даже и к лучшему. Работает на его образ: как же, раненый зверь, отчаяние, буйство и так далее.

«Раненый зверь? О чем это он, кретин лощеный?» Но Милт не вчера на свет родился, глупых вопросов задавать не станет.

– Самое главное, чтобы крупные газеты не очень уж размусоливали всю эту историю, – продолжал Рон. – Понимаете, Арнольд на вершине своей карьеры, и наша задача – удержать его там как можно дольше. На нем мы миллионы зарабатываем, не забывайте.

– А как насчет Доуни? – поинтересовался Фрэнк, тот несчастный агент, которому приходилось представлять ее интересы. Должно быть, он тут же пожалел, что задал этот вопрос, потому что Майкелсон так и уставился на него своими стальными, как сверла, глазами.

– Насрать мне на эту сучку Доуни, ясно? Обыкновенная поблядушка, таланта ни на цент, никто бы и внимания на нее не обратил, если бы она не была миссис Дон Арнольд. – В его голосе звучала откровенная злость. – Вообще про нее никто бы теперь и не вспомнил, если бы не необходимость что-то для нее сделать, чтобы она не напакостила студии.

«Что-то новенькое, – отметил про себя Милт, – не помню, чтобы агентство больше заботилось об интересах студии, а не клиента».

– Милт!

– Да, Рон, – подумав про себя: «Чтоб у тебя чирей на заднице вылез».

– Хорошо бы вам самому заняться этой Доуни. Постарайтесь, чтобы она как можно скорее вернулась на площадку…

– Послушайте, Рон, я не Иисус Христос, мановением руки мне ее не поднять.

– Хе-хе-хе, – задребезжал Майкелсон, очевидно, довольный шуткой. – А жаль, что Тот, Кто мог, не из наших клиентов и даже не Бенни Хинн, который Его играл.

Тут вежливо заулыбались и остальные агенты.

– Ладно вам, Милт, уж если вы ее в чувство привести не сумеете, так никому не справиться. Надо сделать так, чтобы убытки «Уорлд пикчерз» были сведены к абсолютному минимуму: ни цента больше неизбежного. Нельзя же рисковать договором с японцами.

– А что это за договор, Рон?

Майкелсон ответил не сразу. Оглядел сидевших за столом, удостоверился, что все смотрят на него с пристальным вниманием. Видя, как все заинтригованы, он все больше проникался самодовольством. Достал из кармана четки, которые всюду за собой таскает, стал их перебирать левой рукой, как бы давая понять, что сейчас произойдет что-то невероятное и драматическое.

Милту вспомнилось, что четки эти Майкелсон приобрел несколько лет назад, когда ездил с женой в Грецию, – там его убедили, что они помогают снимать внутреннее напряжение и предотвращают нервные стрессы. Только, на взгляд Милта, слишком он заигрался в эти игры, ничего хорошего от этого для него не будет.

– Недели через две в Нью-Йорк приедет мистер Осаму Хасикава, глава концерна «Хасикава электроникс», и мы должны подписать договор, над которым я работал долгое время, – он замолк, со стуком перебирая четки, потом объявил, – а по этому договору концерн приобретает «Уорлд пикчерз» за пять миллиардов долларов.

По комнате пронесся гул изумления, вырвавшийся у всех сидевших за столом. Даже Милт такого не ожидал. Ну вот, теперь понятно, отчего Майкелсон хлопочет о студии куда больше, чем о благополучии Доуни.

– Агентство получает в качестве комиссионных, – он теперь лепетал, как школьница, впервые попавшая на танцы, – не менее десяти миллионов.

– Но послушайте, Рон!

Это Билл, самый молодой из агентов, он начал работать у них совсем недавно. Милт находил, что он очень похож на самого Рона, когда тот только пришел в агентство, его еще вечно посылали к секретаршам сказать, что шефу пора принести кофе.

– В чем дело, Билл? – четки опять задвигались.

– Да понимаете… – Биллу явно было не по себе. – Я, конечно, сознаю, что это замечательная сделка, только, Рон, вы же сами знаете, выходит, что японцы перекупают у нас уже третью студию.

– Совершенно верно. И Овиц с ума сойдет от ярости, что этот контракт достался не ему, а нам.

Все громко засмеялись. Успехи второго агентства, «Настоящие художники», внушали им ненависть, а больше всего все ненавидели Майка Овица, его главу, умевшего периодически щелкать Майкелсона по носу.

Но Билл все гнул свое:

– Разве не возникает опасность…

– Какая еще опасность?

– Опасность того, что японцы начнут распоряжаться, определяя, какие фильмы нам делать, какие нет.

– Это как же они могут распоряжаться фильмами? – На лице Рона появилась кислая улыбка, но четки он теперь перебирал вдвое быстрее. – Что, вместо наших актеров начнут снимать одних карликов?

Опять взрыв общего хохота. Не смеялся один Билл.

– Все очень просто: мы хотим снять вот такой фильм, а их дело оплачивать расходы да кланяться: «Канисино, канисино». – Рон сделал низкий поклон в японском стиле. Веселье в зале не утихало.

Милт огляделся – какие вокруг во всем уверенные молодые люди, и каждый получает столько, что и мечтать о таких суммах прежде не мог. А будут получать еще больше, намного больше. Все так переменилось за долгие годы, что он связан с агентством, – подумать страшно, он ведь уже сорок лет тут служит.

– И все-таки, если будет заключен этот договор, – снова взялся за свои рассуждения Билл.

Милт пожалел, что сидит не рядом с ним, уж он бы ему объяснил, что все это напрасные разговоры. Этак и место свое потеряет прямо вот сейчас, на этом заседании.

А Билл, словно не сознавая, что такое вполне возможно, продолжал:

– Нам могут сказать, что мы должны представлять интересы клиентов, а на самом деле этого нет.

– И Овицу говорили то же самое, а он плевать хотел и правильно делал, как выяснилось.

– Но рассудите сами, – Биллом, похоже, овладела мания самоубийства, – мы, значит, получаем комиссионные от нового владельца студии, и в то же время нам платят клиенты, чьи интересы на студии мы и призваны охранять.

Это было уж слишком в точку. Четки полетели на пол. Все молча смотрели, как Рон медленно их поднимает Лицо его, когда он снова повернулся к сидевшим за столом, было свекольного цвета, жилы на шее натянулись, как канаты.

– Они станут владельцами студии. А картины будем делать мы! – Он быстро терял контроль над собой. – И никакого противоречия в том, что нам платят и студия, и клиенты, нет, запомните это – нет! – взревел он. – Понятно, идиот паршивый? – Он швырнул свои четки на стол и вылетел из зала, грохоча подошвами.

Один за другим агенты, перебрасываясь двумя-тремя словами, двинулись к выходу.

Милт, подобрав четки, попробовал утешить Билла, который, чувствуя, остракизм остальных, сидел с подавленным видом.

– Возьми на удачу, сынок, – сказал он, вкладывая четки в ладонь Билла. – Она тебе очень понадобится, удача-то.

Бен с пакетом из супермаркета в руках поднялся по лестнице, хотел позвонить, потом вспомнил: да у него же есть свои ключи.

Досадно, что тут так трудно поставить машину. Пожалуй, это пока единственное, на что он может посетовать.

– Эллен! – позвал он, отперев дверь. Молчание.

Записка, которую он оставил в двери ее спальни, так из нее и торчала. Он постучал на всякий случай, потом приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Никаких признаков жизни. Очевидно, что она не ночевала дома. Он-то нынче утром так старался не шуметь, на цыпочках ходил, а ее просто тут не было.

Он вытащил из пакета морковь, фасоль, сельдерей, салат, выложил все на кухонный стол – сейчас можно и ужином заняться; ну вот, теперь к холодильнику – она ему освободила полочки слева – туда можно положить яйца, обезжиренное молоко и йогурт. Справа, где хранились ее продукты, почти пусто – две плитки «Сникерса», баночка лукового соуса, коробка с остатками масла да корка еще какая-то. Он улыбнулся про себя: надо будет ей объяснить, что такое правильное питание.

Включил кран, стал промывать салат. Прекрасное у него получится овощное рагу – на двоих в самый раз. Только, что если она опять явится на ночь глядя, а то и вообще не придет? Тогда чего ради стараться? А, черт с ним, лучше пойти сегодня к Милту. Он набрал номер, тая надежду, что трубку снимет сам Милт (скучно и думать, как придется объясняться с Сарой из-за этой Бренды).

– Привет вам, дорогой, – весело проговорил в трубку Милт.

Бену всегда казались странными эти ужимки, которым его приятель выучился в Голливуде, – что за дела, мужской разговор, а воркуют, как голубки.

– Знаешь, хочу вас с Сарой пригласить где-нибудь пообедать, – начал Бен, пуская в ход обычный свой прием, за которым должно было последовать приглашение прийти к ним.

– Ой братец, мы бы тебя с радостью к себе позвали, только ты нас еле застал – бежим, со всех ног бежим.

– Куда это?

– В «Мэдисон-сквер-гарден» Сэму помочь, коллеге моему, который должен следить за Доном Арнольдом.

– Сэму?

– Ну конечно.

Бен ухмыльнулся. Милту уж точно достается, какой-то сумасшедший дом да и только. Было слышно, как Сара тормошит мужа: хватит болтать, опоздаем же.

– Ну, мне правда пора, хочу еще посмотреть на эту девку, которую вместо Джо пригласили. Увидимся завтра на тренажерах.

Чуть разочарованный, Бен вернулся к своему салату Быстро темнело. Листья высокого клена подступали к самому окну. Он подумал: «Надо будет ветки подкоротить, попомни, пожалуйста, может, в выходные и сделать, только вот, черт, ножовка-то со всем багажом уехала на склад. Ну и пусть, в конце концов он тут ненадолго».

Бен зажег верхний свет и поставил влажный салат в сушилку.

День был длинный, тяжелый, и Эллен чувствовала это особенно: спина, уж эта ее спина. Да и спала она у Рихарда неважно, а потом почти одиннадцать часов трудилась без перерыва, только разок кофе попила с Голди, чего же удивляться, что что-то болит.

Ладно, как-нибудь, скоро она будет дома. Эллен вышла в холл приемного отделения. Хотя времени было уже восемь с лишним, больница продолжала действовать так же активно, как и утром. Ее всегда это удивляло: смена кончается, начинается другая, а активность не спадает ни на минуту. Посторонних, правда, стало к вечеру поменьше, некоторые кабинеты закрыты, но коридоры все освещены, и свет просто ослепительный. Тут никогда не кончающийся полдень. А ночи как будто вообще не существует в природе. И смерти тоже не существует Больница живет полноценной жизнью круглые сутки, и круглые сутки она отрицает факт смерти, каких бы усилий это не стоило. Если же смерть все-таки брала свое, это означало, что медицина не справилась со своим делом. И такое стремились как можно скорее забыть.

Стараясь отделаться от печальных мыслей, Эллен поспешила на улицу. Был прохладный летний вечер, от реки тянуло свежим ветерком. Она застегнула молнию на курточке и поспешила к станции метро, находившейся в конце Оушен-паркуэй.

Звук приближающегося поезда заставил ее ускорить шаг, потом пуститься бегом. Она вскочила в вагон, когда двери уже закрывались.

Пассажиров было немного, можно выбрать местечко поуютнее. Эллен свернулась клубочком, расслабилась. Людям чаще всего противно ездить в метро, а вот ей нравится. Всегда любопытно наблюдать, до чего разный собирается тут народ: отлично одетые чиновники с чемоданчиками, а рядом – тетки, разговаривающие друг с другом по-испански, в платьях, явно купленных на дешевой распродаже. Нью-йоркская подземка – самый радикальный из демократов, для нее все одинаковые – пассажиры только и всего.

Поезд, повизгивая на рельсах, несся эстакадами, переброшенными через улицы, и только у Проспект-парк снова нырнул под землю в туннель.

Проехали «Бруклин колледж», и тут она заметила, что но вагону идут двое – один худой и низкорослый, другой высокий, но тоже худой – и что-то поют дуэтом. Ага, Колесико и Карузо за работой, стало быть. Эллен улыбнулась. Хорошая примета их встретить. Пели они замечательно, отлично дополняли друг друга и в такт песне потряхивали коробкой, где гремела мелочь: «Ты сыграй мне, ты сыграй, мистер Тромбонист, есть охота, есть охота, а карман мой чист».

Она поспешила извлечь из сумочки два четвертака и бросила им в коробку. Они, узнав се, раскланялись, но тут же, продолжая петь, двинулись дальше. Конечно, уж ей-то не надо было им подавать, она знает, на что пойдут эти деньги, да и как не знать – только нюхни, и все ясно, но сделать с собой Эллен ничего не могла. Песня была живая, радостная, но какая-то тоска примешивалась к мелодии и глубоко трогала ее сердце.

«Да, сыграю, моя крошка, а еще спою, только все никак не вспомню песенку твою…»

На углу Седьмой авеню и Флэтбуш она вышла, жалея, что так быстро добралась. Шум отъезжающего состава заглушил их голоса, но в проплывающие мимо окна она видела эту парочку, пока поезд не скрылся в туннеле.

Проходя мимо, Эллен взглянула на афишу кинотеатра «Плаза». Уже нет Марлона Брандо. Теперь другое:

Глория Суо сон

в фильме

БУЛЬ Р САНСЕТ

У них что, трубок неоновых не хватает, чтобы сделать надпись как следует?

Она пошла по Седьмой, напевая песенку, услышанную в метро: «Я напомню, я напомню, добрый Тромбонист…» Мелодия придала ей сил. Ей стало легко и радостно. С Рихардом, похоже, у нее и впрямь все хорошо. Она уже не сомневается, что он к ней переедет еще до того, как они поженятся. Неужели и правда поженятся? Господи, и подумать-то страшно! При мысли об этом браке в ней все начинало петь – возьмет, вот, и воспарит сейчас высоко в небо.

Она уже жалела, что связалась с Беном. Глупость с ее стороны. И что это она вечно поддается своим настроениям! Ну что она на этом выиграла, несколько сот долларов в уплату за квартиру, и только-то? Так денег можно было занять и не ставить себя в неудобное положение перед Рихардом.

Может, Бена и нет дома сейчас. Или он решил вообще не переезжать. Поначалу он вроде бы колебался, глядишь, и вовсе передумал. Хотя нет, он же ей деньги вперед заплатил, получая ключи.

Скрестив пальцы с пожеланием, чтобы Бен все-таки раздумал и не переезжал, она побежала по лестнице вверх и распахнула дверь. Напрасно старалась: квартира так и вибрирует, оттого что он на полную громкость запустил танго. Вот досада!

Бен стоял у раковины, затягивая ослабевшую гайку на кране.

– Привет, – радостно воскликнул он, увидев ее.

– Вы чем это заняты там? Мороженое приготовить собрались?

– Нет, чиню кран, а потом буду делать салат. Лук вот только нарежу.

– И для этого вам надо машинку запускать?

– Да, я люблю, чтобы было мелко, а ножом так не получается.

Она смотрела, как он перемешивает лук в большом деревянном блюде, где уже было полно овощей.

– Не составите мне компанию?

– Я не могу эту коровью пищу есть.

– Ну конечно, предпочитаете собачью, как я мог убедиться, – сказал Бен, показывая жестом на холодильник.

– Послушайте, что вам за дело, какая еда на моей половине?

– Вы исключительно приветливы, благодарю вас, – он уселся за стол, приготовившись ужинать. – Но все равно присаживайтесь-ка – салата и на трех человек хватит.

– Мне больше нравятся бутерброды и желе, – она вытащила из холодильника корку и стала ее намазывать маслом.

– Какие же бутерброды, это просто хлеб с маслом.

– Остальное кончилось, а я не успела зайти в лавку.

– Хотите, вместе в супермаркет съездим.

– Спасибо, желе я как-нибудь и без вас себе куплю.

– А вот настоящую еду – нет. Она промолчала.

– Физические упражнения вы, конечно, тоже не делаете.

– И не думаю даже.

– Н-да, плохо дело: едите всякую гадость, никакой гимнастики…

– У меня нет времени. И вообще, я хочу жить, а не трястись над своим здоровьем. Да и дел слишком много.

– Даже ночью ими занимаетесь, как я мог понять.

– Вот именно… я этой ночью работала, вот именно работала с доктором Вандерманном, он книгу свою заканчивает.

– Это ваш друг, так?

– Так точно, папочка, – насмешливо отпарировала она, выскребая из коробки последние крошки масла.

– И вы вместе сочиняете романчик про любовь?

– Увы, всего лишь книгу о пересадке сердца.

Бен опустил вилку.

– Рихард считает, что книга поможет ему доставать органы, которые нужны, чтобы спасать больных.

– А кто же ему эти органы предоставит?

– Например, приговоренные к казни… А можно аукционы устраивать.

– Аукционы?

– Конечно. Богатые будут платить, а потом жертвовать органы тем, кто их приобрести не в состоянии.

– Жутковато звучит.

Она бросила на него бесстрастный взгляд, доедая свой сандвич. Хлеб совсем зачерствел и на вкус был ужасен.

– Простите, пожалуйста, я вовсе не хотел ничего плохого сказать о вашем друге. Не сомневаюсь, что он верит в свое дело.

– Да уж, разумеется.

– И вы, видимо, тоже, раз всю ночь ради этого работаете.

– Опять намеки?

– Но ведь и спать тоже надо когда-нибудь.

– Вас это не касается, – в ее голосе зазвенел металл.

– Да, темперамент у вас и правда итальянский.

Она пошла из кухни, желая прекратить этот разговор.

– Прошу прощения, мне завтра рано подниматься.

– Покойной ночи, – сказал он, – спите как следует. Она молча закрыла за собой дверь комнаты.

Ну и ну, как это ее угораздило так грубо ошибиться, думала Эллен, сбрасывая туфли. С виду такой приличный старый джентльмен, к Джелло с сочувствием отнесся, к БВГ, и такие истории забавные рассказывал из своего прошлого. А вот надо же, лезет, куда его не просят. Да и это священнодействие с луком. Куда это годится? Не спорю, проводить, когда темно, – это он в самый раз, но вот общаться с ним – избавьте, пожалуйста… Прав был Рихард, и Голди была права, она и впрямь допустила грубый промах. Ну и что теперь делать? На ближайшие два месяца она связана договоренностью с ним. Ладно, зато потом он и минуты лишней здесь не задержится.

Бен, сидя на кухне, докончил ужин, вымыл и сложил посуду. «Ну и девушка, – думал он. – Огонь, да и только. Попробуй-ка, погладь ее против шерстки. Но все равно надо будет кое-что ей растолковать, дипломатично, само собой разумеется, но так, чтобы она начала питаться, как полагается. Сразу, наверняка, не выйдет, но ничего, он терпеливый».

Бен выключил на кухне свет, пошел к себе, покачиваясь в ритме танго. Потом выключил приемник. Ему нравилось в этом доме. Он знал, что тут ему будет хорошо.