"Последняя игра" - читать интересную книгу автора (Рыбин Алексей Викторович)Глава пятаяПосле того как Настя послала Егора вышибать долг этого несчастного Юрия Валентиновича, она, посмотрев на часы, поняла, что уже страшно опаздывает. Щелкнув клавишей коммутатора, Настя вызвала машину, которая должна была подойти минут через пятнадцать, и стала торопливо одеваться. Сколько времени съела эта душеспасительная беседа с максовскими предками, с ума сойти. А свелось все к банальному долгу в две штуки баксов. Вот что их терзало больше всего, оказывается. Ушли аж просветленные, сразу у них Настя хорошая стала… А когда получат свои две штуки, так и еще лучше будет… Хотя при гостях каких-нибудь своих, наверняка ругать будут, за глаза обзывать «мафиози», бандитским ребенком, блядью, вполне вероятно… И пусть их. В конце концов, чем им еще заниматься, кроме как вот так пыхтеть на кухне. Пусть. Главное, чтобы Максу на мозги не капали. Макс ей оч-чень нужен, просто оч-чень. Хорошо, хоть Макс – разумный человек и настоящий друг. Не стал мозги компостировать, что, мол, Настя от него ушла, за бандита замуж выходит. Хотя и не одобряет он, видно, это. Конечно, не спрячешь такие чувства, особенно от женщины, которую, он все-таки, кажется, продолжает еще любить. Настя поговорила с ним на следующий день после возвращения с Андреем из Крыма, вернее, начала только говорить, стесняясь и краснея, а он прервал ее: – Настя, да перестань ты… Я же все понимаю. Я все понял еще тогда, когда он впервые к тебе домой пришел. Еще до вашего отъезда все было ясно. Ты на него так уставилась, когда он говорил, что я думал, как в кино, помнишь, в «Иван Васильиче», – «вы на мне дыру прожжете…». Вот и я думал, что на этом бандюгане дыру прожжешь… Так смотрела. И он на тебя пялился, глаз оторвать не мог. – Чего же ты мне сразу не сказал? – растерянно спросила Настя. – Что не сказал? Что он на тебя пялился? А что тут говорить… Ты же сама все решила. Ладно, Настя, не туманься, мы с тобой взрослые люди, будем работать дальше. Ты не бойся, я на фирме нормально все буду делать, мне-то ты бабки платишь, надеюсь, не уволишь? – Нет, конечно. – Ну и оппаньки! А вообще-то, спасибо тебе. – За что? – За то, что голову мне не морочила. Сразу сказала все. Так лучше. – И тебе спасибо, что так хорошо все понимаешь. – Ладно тебе… Какие между нами счеты, «спасибо», «пожалуйста»… Димка-то звонит? – Звонит… Димка, ее первый, как говорили в школе, «парень», уехал в Штаты на недельку. Настя же его и послала связи налаживать с поставщиками. Уехал да задержался, звонил, говорил, что то то не сделал, то это… А потом, через полгода уже, наконец сообщил, что женился и остается в Нью-Йорке. – Ну и как он там? – Говорит, нормально. В гости зовет. – Ну съезди, раз зовет. – Да куда там… Сейчас столько работы будет… – Андрюша подкинет? Настя внимательно посмотрела на своего бывшего одноклассника. Она знала, как он относится к бандитам. Плохо, это не то слово… – Андрей, понимаешь ли, другой человек. Очень сложный. Ты его, пожалуйста, не считай уж за такого бандюгана. – А за какого мне его считать? Бандит и есть. Ну, это твое дело, я же тебе ничего не говорю, я же не… – Он чуть не сказал «родители», но вовремя осекся, – наставник твой, чтобы указывать. Тебе нравится – твое дело. И давай об этом не будем больше, о'кей? – О'кей… Настя оглядела себя в зеркало. Вполне для сегодняшних встреч достойно. Черный костюм, слегка расклешенные брюки, пиджак чуть широковат, но это ничего, кофточка тоже черная, шелковая, туфли… Надобности в тяжелых ботинках больше нет, по улице ей сегодня пешком вряд ли придется ходить, только от подъезда до Саниного джипа и обратно… Открыла на звонок входную дверь – Саня, конечно, кто же еще. Как всегда, минута в минуту. – Привет. Ты что, часы новые купил? – Настя скосила глаза на тяжелый золотой браслет, украшавший левую руку шофера. – Ага. По дешевке. – Это сколько же такие по дешевке? – Пятьсот бакинских. – Ого. Действительно недорого. Где ж такие продают за эти деньги? – Все, Настя, знаете ли, кончились, к сожалению… разовая акция… Менты сбрасывали излишки… Контрабанду там очередную взяли, вот и пустили часть в свободную продажу. Для своих. – Менты и бесплатно могли бы отдать. Тоже мне, бизнесмены… – Да ладно, у них тоже детишки дома плачут, надо же семьи кормить, а то загнутся на своей зарплате. – Они не загнутся. Диалог шел в шутливо-легком тоне, пока они ехали на лифте вниз. – Все взяли? – спросила Настя, садясь в машину на заднее сиденье. Спереди, рядом с водительским креслом, сидел Штихель, здоровенный дядька, совсем не похожий на одноименный инструмент. Как-то Настя спросила у Андрея, кто и за что наградил такой кличкой этого костолома. – А кто тебе сказал, что это кличка? Это фамилия у него такая. Родители наградили. Веня Штихель. То ли немец, то ли еврей, хрен его разберет. Он молчун у нас. А так привыкли все – Штихель и Штихель… Настя посмотрела на затылок Штихеля. Он повернулся, улыбнулся по-детски, – улыбка у него была светлая, такая бывает у очень крупных и физически сильных людей, – и кивнул маленькой головой, вросшей в чудовищные покатые плечи. – Все путем, Настя. Можно ехать сымать кино. – Тогда поехали. «Сымать», – повторила она за Штихелем. Самое интересное, что «сымать» они и вправду собирались. Не сами, конечно, и не было это кино самоцелью, однако через пятнадцать минут машина уже въехала на территорию «Ленфильма», пронеслась под поднятым шлагбаумом по хозяйственному двору мимо столярного цеха, свернула направо, проскочила между двух желтеньких домиков и остановилась рядом с небольшим сквериком в «главном» дворе перед входом в широкий коридор, почти тоннель, из которого вели двери в гигантские залы, именовавшиеся в то благословенное для студии время, когда здесь еще снимали кино, павильонами. Сейчас, Настя знала, в первом, самом большом и наиболее плотно задействованном прежде, павильоне расположился мебельный магазин, в остальных тоже какие-то коммерческие, как принято было теперь говорить, структуры. Парочка павильонов оставалась в первозданном виде, но снимать в них было дорого. Те из творцов, которым удавалось найти деньги на свои проекты, предпочитали работать на натуре или в городских, реальных интерьерах. Это было дешевле и проще по многим причинам, распространяться о которых творцы не любили. Настя вышла из машины в сопровождении Штихеля и Сани, последний держал в руках небольшой чемоданчик с кодовым замком. – Ну, где тут кино снимают? – весело спросил у Насти Штихель. – Этого, Веня, не знает никто. Где-то умудряются, – пожала она плечами. Двор производил впечатление полного запустения. Кроме них троих во дворе, ограниченном корпусами студии, очень просторном, с заросшим густыми кустами сквериком в центре, не было ни души. И ни одной машины. – Пошли, – сказала Настя, – в офис. Они двинулись вглубь коридора-тоннеля, производящего какое-то сюрреалистическое впечатление той же пустотой и ощущением заброшенности, словно вымерли все, кто когда-то бегал здесь с пачками документов, с тележками, на которых стояли камеры, с яуффами, набитыми отснятой и проявленной кинопленкой: режиссеры, актеры, гримеры, костюмеры, светотехники, рабочие, беспрерывно передвигающиеся в студийной суматохе по этому коридору день и ночь, – жизнь на студии не затихала ни на минуту, и в любое время суток здесь царила наполовину деловая, наполовину весело-хмельная суета – все куда-то исчезли, не оставив после себя ни малейшего следа. Исчезли вместе с «важнейшим из искусств…» Шаги гулко разносились в пустом коридоре, ирреальность окружающего интерьера вдруг в глазах Насти усилилась до наркотического бреда – в конце пустого коридора она увидела обычный торговый лоток, заваленный бананами, и торчащую за ним тетку в белом халате. Это было равносильно тому, как пойти в лес за грибами, углубиться в чащу и там нарваться неожиданно на табачный киоск. Работающий, с продавцом, сидящим за кассовым аппаратом, отмахивающимся от комаров и мошки и пересчитывающим мелочь. – Кому она, блин, бананы тут продает? – хмыкнул Саня. – Не знаю, – пожала плечами Настя. – Тут люди-то есть вообще? – продолжал крутить головой по сторонам шофер. – Как на кладбище… Да и там народу больше, на самом деле… Они прошли мимо тетки с бананами, скользнувшей по ним равнодушным взглядом, поднялись на два пролета по широкой, неожиданно чистой и красивой лестнице, свернули направо, потом налево, спустились еще по одной лесенке вниз. – Катакомбы, блин, – констатировал Штихель. Настя кивнула. Она сама с большим трудом ориентировалась в странной планировке киностудии. Кто-то рассказывал ей, что до революции в этом огромном здании располагался очень дорогой и престижный публичный дом, а на месте первого павильона находился плавательный бассейн со скамьями для публики, развернувшимися амфитеатром. В бассейне плавали полуобнаженные девушки с номерами на спинах, а почтеннейшая публика выбирала «рыбок» на свой вкус, и потом этих рыбок доставляли в номера – бесчисленные комнатки на всех четырех этажах дома, мимо дверей которых и двигалась теперь Настя со своей маленькой свитой. На киностудии в этих комнатках должны были располагаться офисы съемочных групп. – Сюда, – кивнула наконец Настя, остановившись возле одной из одинаковых дверей без каких-либо табличек и цифр. – М-да? – хмыкнул Саня. – Небогато живут киношники… Штихель пихнул ногой дверь, которая открылась с тонким визгом давно не смазанных петель, и они вошли в «группу», как назывались эти бывшие «номера». – А-а, Настенька, здравствуйте, дорогая моя, здравствуйте… Как ваши дела? Все в порядке? – Как и ваши, – ответила Настя без улыбки полноватому, лысоватому, улыбчивому, средних лет человечку, вскочившему из-за дешевого письменного стола при виде гостей. – Сергей Палыч, – протягивая руку поочередно Сане и Штихелю, мурлыкал он, – Сергей Палыч… – Саня, Веня, – буркнули сопровождающие Настю амбалы. Саня ростом почти не уступал Штихелю и выражение лица имел крайне злобное. Только те, кто знали его поближе, позволяли себе шутить и подначивать этого незлого, в общем, парня. На незнакомых же он производил впечатление чрезвычайно сумрачное. – Ну что, Венечка, – повернулась к ним Настя. – Вы подождите пока там… В кафе сходите, закажите что-нибудь, а мы подойдем с Сергеем Палычем попозже, ладно? – О'кей, – ответил за Веню Саня. – Пошли, братан. Он играл как по нотам, пережимал в своем образе ровно настолько, насколько было предложено Настей. «Надо, чтобы они слегка вас подыспугались, – сказала она в машине. – Так, на всякий случай. Мы им большие деньги даем, конечно, они никуда не денутся, но все же, пусть… Лучше, как говорится, перебздеть, чем недобздеть…» Она приняла кейс из рук Сани и, оставшись в кабинете вдвоем с Палычем, без приглашения села в мягкое, старинное кресло, обшитое черной кожей, странным образом, казалось, попавшее в этот дешевый казенный интерьер, который составляли письменный стол Палыча, стандартная магазинная «стенка» пятнадцатилетней давности и небольшой холодильник в углу. Покрутив головой по сторонам, откровенно разглядывая кабинет, Настя заметила, что ничего похожего на сейф в комнате не было. Она крепче сжала в руках чемоданчик с полумиллионом долларов и вопросительно глянула на Палыча, суетившегося в углу с электрическим чайником и насыпающего в высокие белые кружки растворимый кофе. – У нас как, Настенька, время терпит? Сейчас Ася подойдет, и мы начнем о делах… А пока давайте кофейку, вам сколько сахару? – Нисколько, – ответила Настя. – Я без сахара пью. – Фигуру бережете?.. Ну у вас еще проблем, Настенька, с фигурой нет, вам бояться нечего… Это мне вот надо задуматься, да, знаете, работа такая, не успеваю ничего… Настя приняла горячую, неудобную кружку из рук Сергея Палыча, поставила перед собой на стол. – Курите? – Палыч придвинул к ней пачку «Мальборо». – Нет, спасибо… – Молодец. Вот молодец! – искренне воскликнул Палыч и, мгновенно прикурив, задымил сигаретой. – А я вот не могу бросить. Никак! – А что же так? – спросила Настя. – Нервы. Нервы не дают… Все на нервах… Студия развалена, все рушится… Денег нет, ничего нет… «Их и не будет никогда, если вот так на жопе ровно сидеть и кофе жрать целыми днями, – подумала Настя. – Мне бы эту студию, тут же золотые россыпи под ногами…» – А вот и я! – в открывшуюся дверь влетела в теплом густом облаке хороших французских духов Ася Выдрина, генеральный продюсер какой-то там очередной кинокомпании, Настя все не могла запомнить ее название. То ли КДК, то ли ДТП. Или, может быть, БМВ?.. Асе было лет сорок, но выглядела она для своего возраста очень даже неплохо и, не дойдя еще до возраста, когда, по народному замечанию, «баба ягодка опять», вполне тянула на эту самую «ягодку». Светловолосая, с короткой стрижкой, выгодно подчеркивающей правильные крупные черты ее лица, длинное узкое платье, туфли – все говорило о том, что передвигаться Ася Выдрина привыкла не пешком и, уж точно, не на общественном транспорте. Настя отдала должное ее вкусу. Особенно она одобрила платье, которое едва не дотягивало до настоящего вечернего, но не дотягивало ровно настолько, чтобы в нем можно было ходить на работу и казаться на этой работе определенно самой значимой фигурой в своем окружении. Правда, духов можно было выливать на себя чуть поменьше, отметила Настя, но по легкому дрожанию пальцев, в которых Ася сжимала длинную сигарету, и по красноватым белкам глаз поняла, что духи лишь попытка скрыть следы вчерашнего или, что скорее всего, уже сегодняшнего ночного «отдыха». – Добрый день, Настенька, – она не стала садиться, кивнула Палычу и сразу же продолжила: – Так. Пойдемте-ка в мой кабинет, сразу дела сделаем, а потом… У вас, Настенька, какие планы на сегодняшний день? – Я занята до ночи, – ответила Настя. – А-а… Жаль. А то в Доме кино сегодня… Ну ладно, это уже неважно. Пойдемте, господа, к нашим, так сказать, баранам… Ася шагнула из комнаты в коридор и, не закрыв за собой дверь, вздрогнув всем телом, громко ахнула. Потом обернулась в комнату, смущенно посмотрела на Настю: – О Боже!.. Это ваши люди там? Настя спокойно подошла к Асе, увидев за ее спиной топчущегося в коридоре Штихеля. – Веня, – строго сказала она. – Вы что людей пугаете? – Настя, да мы решили на всякий случай проконтролировать тут… – невнятно, словно сжевывая слова, произнес Штихель. Настя знала, что, конечно, это все его шуточки. Он любил вот так, неожиданно, возникнуть перед открывающейся дверью, считая это чрезвычайно остроумной шуткой, и испуг наталкивающегося на него человека расценивал как подтверждение собственного чувства юмора. – На всякий случай, – давя маленькую змеиную улыбочку между толстых щек, бубнил Штихель… Кабинет Аси располагался через комнату по тому же коридору. Он был побольше и состоял из двух помещений. Мебель здесь стояла классом повыше, большой сейф в углу был почти высотой с Настю, компьютер с принтером, сканером и колонками на отдельном столике, офисная телефонная станция – все здесь говорило о том, что хозяин кабинета все-таки здесь работает, а не кофе пьет за приятной беседой. Тем более, что в соседней комнате бродили молодые люди, передавая друг другу какие-то бумаги, щелкали клавишами компьютеров, вполголоса переговаривались и озадаченно чесали затылки, то есть вели себя так, как и положено служащим действующей конторы в разгар рабочего дня. – Ну, Настя, вы готовы дать ответ? – А вы готовы? – спросила Настя без улыбки, усевшись в высокое, обитое мягкой тканью, вертящееся на стальной ножке кресло. – Мы… Мы в данный момент в прямой зависимости от вас… Андрей мне звонил сегодня утром, Быков, сказал, что вы подъедете с ответом… Что вы, Настя, имеете все полномочия. – Да, это моя тема, – задумчиво сказала Настя. – Ну я-то, положим, готова. Вот. Она подняла небольшой чемоданчик, с которым не расставалась последние двадцать минут, и поставила его на стол. – Здесь первый наш взнос. – Как договаривались? – спросила Ася. – Сумма та? – Та, та. Но нужно оговорить наши условия. – Конечно, конечно… Сценарий вы читали? – Читали. – Ну и как? – Не знаю. Я не поняла ничего. Честно говоря, я не люблю пьесы читать. И сценарии. – Да, да, это же не литература… – Вот именно, – многозначительно подтвердила Настя. – Не литература. Именно что не литература… Ася промолчала, только слегка покраснела. Она поняла, что этой девчонке сценарий не понравился. В другое время таких соплячек она не то что ставила на место, а даже близко к себе не подпускала, а сейчас вот должна прислушиваться к мнению этого надутого подростка, нетраханного еще как следует… А может быть и скорее всего, слишком много уже траханного. Бандитами своими. Не даром же ее сам Быков своим представителем сделал… Понятно, каким местом эта девка на него работает… – В общем, так, – сказала Настя, – деловую сторону мы вроде бы вчера утрясли. Десять процентов от продажи кассет, возврат денег в четыре приема, постепенно, в течение полутора месяцев… Я имею в виду и те деньги, которые по смете не будут израсходованы… Кстати, что там со сметой-то? – Да со сметой все нормально. Картина малобюджетная, в четыреста-пятьсот тысяч баксов уложимся легко. Это даже по нынешним меркам не малый бюджет, а так, ближе к среднему… – Четыреста-пятьсот? А с актерами как? – А что – с актерами? – Мы хотим, чтобы у вас снимались Абдулов, Миронов… – Ну, Настенька, тогда надо смету перекраивать… Там же гонорары такие надо будет платить… И потом – может, он не согласится, Абдулов?.. – Как это – не согласится? Он же актер – это его работа, в кино сниматься. Вы сделайте так, чтобы согласился. – Ну попробуем, – Ася казалась растерянной, но изо всех сил пыталась скрыть свое состояние. Теперь эта поблядушка бандитская будет ей еще актеров навязывать! Ася хотела продвинуть свою «творческую», как она называла, «молодежь», а эта – фантазии ноль, звезд подавай, и все… – Кассеты должны продаваться, – безапелляционно отрезала Настя. – Я помню, Ася, вы говорили о своих молодых артистах («которые тебя трахают», – мысленно закончила она фразу), так вот, молодых артистов в этой картине на ведущих ролях быть не должно. Должны быть звезды. Только звезды. Приемыхов, может быть, Евгений Миронов, Лавров, кто там еще у нас?.. Джигарханян – вот беспроигрышный вариант… А из молодых… У нас сериал – «Менты», вот этих можно взять, которые ментов играют… Нилов, кажется, да? Лыков… Вот их, чтобы люди узнавали своих героев… Кассеты должны продаваться, это без вариантов. Так что, Ася, это наше условие непременное. И вы нас в известность поставьте, когда ясность будет в этом плане. И с режиссером определитесь, тоже левых людей нам не надо. Вот, собственно, все. Итак, мы вам передаем три миллиона. – Настя открыла чемоданчик. – Пересчитайте. Здесь пятьсот тысяч. – Александра Яковлевна, – крикнула Ася в соседнюю комнату. – Подойдите, пожалуйста… Александра Яковлевна, главный бухгалтер кинокомпании, возглавляемой Асей Выдриной, по ее словам, была асом своего дела. Она и выглядела как типичный бухгалтер, в синем строгом костюме с юбкой-миди, в скромных туфлях, полная седая женщина. Она равнодушно стала распечатывать пачки долларовых купюр и засовывать их в счетную машинку, стоящую на столике рядом с компьютером. Делала она это с таким натурально-равнодушным видом, что Настя поняла: эта женщина совсем не так проста, как выглядит, и пересчитывать ей приходилось значительно большие суммы, чем эти пол-лимона «зеленых». Да и не только пересчитывать. Тем временем Ася протянула Насте расписку, напечатанную на принтере, со вписанной от руки суммой и размашистой подписью. – Это для внутреннего, так сказать, пользования. Формальность, – заметила Настя, складывая расписку и убирая ее во внутренний карман пиджака. – Насчет сметы мы определимся в течение трех-четырех дней, – сказала Ася. – Так, Александра Яковлевна? – Сделаем, – ответила та, не отрывая глаз от машинки. – Значит, смету на полную сумму, на три миллиона, тратите пятьсот или сколько там тысяч, остальное тратите на бумаге. Платите налоги и возвращаете нам. – Дело известное, – равнодушно, не поднимая глаз, сказала Александра Яковлевна. – Можете не объяснять. И так все ясно. – Ну тогда до новых встреч. – Настя поднялась с кресла. – Остальные деньги получите в конце этой недели. – Вас проводить? – спросила Ася. – Спасибо, меня проводят мои люди. До свидания. Они выехали на своей машине через ворота на Кронверкскую улицу, а через полчаса с другой стороны, через главную проходную, выходящую на Каменноостровский, в здание студии вошел Мухин, сопровождаемый Егором. Питер – город маленький, все пути здесь рано или поздно пересекаются не в одной, так в другой какой-нибудь точке, и Настя не встретилась с Егором чисто случайно, время немного не совпало. А если бы и встретилась, то крайне удивилась бы такому совпадению. Но в тот момент, сидя в джипе рядом с Саней на переднем сиденье – «пацанов» на этот раз она переместила назад и держа в руках трубку радиотелефона, она не думала ни об Асе, ни о Егоре, ни об этом ублюдочном должнике с его вонючими двумя тысячами. Ей звонил Кислый и говорил, чтобы она немедленно ехала к нему, что в Андрея стреляли, он ранен, а Зверь убит, что Андрей срочно хочет ее видеть и чтобы она бросала все дела и летела к нему на квартиру. |
||
|