"Последняя игра" - читать интересную книгу автора (Рыбин Алексей Викторович)Глава четвертаяНастя проснулась, чувствуя необычайную легкость во всем теле. Не открывая глаз, она пыталась понять причину этой легкости. В последнее время ничего похожего с ней не происходило: она хронически недосыпала, в горле першило от выкуренных за день сигарет, вставать не хотелось… Сейчас все было по-другому. Тело было послушным и словно заряженным какой-то бешеной энергией. Оно только и ждало сигнала, чтобы включиться, спрыгнуть с кровати и… и что? Настя вдруг поняла, что она не дома. Одеяло не то, простыни… на ощупь же это легко определяется. Потом она вспомнила, как ее увез Андрей, как они сели в самолет… Она и во сне об этом помнила, но то был сон, а теперь… Наконец она решилась и открыла глаза. Сквозь широкое и низкое, словно положенное набок, окно прямо в глаза били ослепительные лучи солнца. Комната с дощатыми, отполированными стенами казалась наполненной золотистым теплым светом. Низкий потолок тоже был обшит досками. «Вагонка, – вспомнила Настя. – Это называется вагонка…» Она спустила ноги на теплый деревянный пол, увидела, что ее одежда: джинсы и свитер – лежат рядом на тумбочке, тут же стояли и кроссовки. Как ни пыталась Настя, но вспомнить, как раздевалась и ложилась, не смогла. Однако, прислушиваясь к собственным ощущениям, поняла, что спала она все-таки одна. Уже неплохо. Она подошла к окну, выглянула сквозь чистое, без единой микроскопической царапинки, стекло и замерла от восторга. Сразу за окном начинался обрыв; скала, на которой стоял дом, уходила круто вниз, в жирно-синее, словно подкрашенное гуашью, море, белыми барашками отделенное от черно-серого камня. Скалы же, огромные, совершенно на первый взгляд неприступные, ограничивали обзор справа и слева. Дом стоял в небольшой впадине среди остроконечных каменных зубьев и смотрел с высоты на крохотную бухточку, которую, наверное, и с моря-то было не видно. Это была даже не бухточка, а углубление в сплошной стене береговых скал. Только сейчас Настя вспомнила все, что было вчера. Вспомнила даже лицо мужика, который встречал их с машиной в Симферополе. Боря, кажется, его звали… А где же этот… рыцарь… Андрей. Прямо как в мексиканских сериалах, хотя Настя их сроду не смотрела. Но – такое похищение, среди ночи, на самолете в Крым, без единого слова. Нет, что-то он спросил в аэропорту. Точно! «Есть хочешь?» Настя попятилась к кровати и захохотала. «Есть хочешь?» Ну, клоун!.. Смеясь, Настя пыталась отогнать мысли о том, зачем же на самом деле он ее увез. Как все вчера началось? Андрей приехал, познакомился, вернее, познакомил ее с собой, крутого дал, со свитой прикатил… Сказал, что все про нее знает… Потом в ресторан повез, предложил устроить там что-то вроде офиса… Ресторан прежде принадлежал Клементьеву, потом – Кривому, который погиб не без помощи Настиных друзей… А потом… потом Андрей уехал домой, и она – домой… Клоун-то клоун, но когда Настя вспомнила его взгляд, веселье куда-то исчезло. Завораживающий, какой-то потусторонний… Глаз не оторвать. Она резко обернулась на скрип, раздавшийся сзади. Возле приоткрытой двери стоял Андрей. Настя даже не слышала, как он вошел в комнату, если бы не дверь, выдавшая его, когда он уже закрывал ее за собой… – Черт… – смущенно улыбнувшись, сказал он. – Смазать надо. Давно меня тут не было. Проснулась? – Вы так проницательны, – ответила Настя, не зная, как себя вести с этим человеком, о котором в Питере ходили только жуткие слухи. – Кажется, проснулась… – Шуточки… – Андрей прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Нравится? – спросил он, резко остановившись рядом с ней. – Ничего. Это все – ваше? – Наше, – он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась, лицо смешно сморщилось, утратив свою каменную рельефность, и Настя отвела глаза, чтобы не фыркнуть. Мало ли, как он воспримет, если она будет над ним прикалываться… – Пошли завтракать. Я голодный как зверь. – Пошли, – согласилась она. Кухня оказалась прямо за стеной. Она была просторной, стены так же, как и в Настиной спальне, обшиты светлыми досками. На небольшом скромном столике стояли йогурты, белый электрический чайник, в точности такой же, как у Насти дома, банка растворимого кофе, фрукты на тарелке, сыр… – Чем богаты… – развел руками Андрей. – У меня, извини, сил не было, честно говоря, набирать еды… Я же тебя только привез и поехал в поселок… Что смог – купил. Сейчас перекусим, а потом уже нормально пообедаем… Я тебя отвезу… Здесь же нет никого, – продолжил Андрей, бросив в свою чашку две ложки кофе и плеснув кипятку. – Вернее, сторож-то есть, но он у меня не мальчик на побегушках… Я же не босс какой-нибудь крутой, у которого под каждым под кустом и стол и дом… Здесь все самому приходится делать… В магазин ездить… Это, понимаешь, для конспирации, зато никто почти не знает про мою маленькую крепость… Никто не найдет… Он говорил, словно оправдываясь. «И совсем он не страшный, – подумала Настя. – А там, в городе, когда приехал, прямо зверем показался… Нормальный мужик…» – Ты чего так на меня смотришь? – спросил он, перехватив Настин взгляд. – Так. Скажите… – Она продолжала обращаться к нему на «вы», хотя он явно стремился сократить дистанцию. «Странно, – подумала она. – Чего же он хочет? Если бы трахнуть хотел, так сто раз бы уже… И прямо в Питере, зачем сюда тащить?.. Что бы я ему сделала?» – Скажите, а зачем мы сюда приехали? И так спешно? Он отвернулся. Настя теперь видела его профиль. Морщинки под глазом, темное, почти как синяк набухшее веко… Сколько он, интересно, не спит уже? Говорит, ее положил и в поселок поехал?.. Нервничает… Влюбился, что ли? – У нас дело какое-нибудь намечается? – снова спросила она, понимая, что берет инициативу в свои руки. Она совершенно не боялась его. Такой этот Крепкий оказался… мягкий. Стесняется чего-то… – Дело? – спросил Андрей. – Да, дело… Как тебе сказать?.. Я сам толком не знаю. Странно как-то… Настя улыбнулась. Ну, совсем потерялся мужик. – Что-нибудь в Крыму мне хотите показать? – В каком смысле? – Ну, в Питере – ресторан, а здесь что? – Настя, перестань. – Андрей покрутил головой и потер ладонью глаза. – Черт, глаза слипаются… – А вы поспите. – Потом. Не в этом дело… Понимаешь, устал я… – И меня выдернули, чтобы оттянуться, так? – Слушай, Настя, я же с тобой серьезно говорю. Что ты заводишься? – Я завожусь? Я не завожусь. Я уже привыкла, что меня как куклу таскают туда-сюда… А я не ребенок. У меня своя жизнь есть, между прочим. И я не подписывалась у вас пешкой быть, в ваших играх… Оставьте вы меня все в покое, наконец… – Не понял? – А что тут не понять? Я последние два года шага самостоятельного не сделала. Сначала Клементьев пас, все контролировал, этот магазин мой. Это же как иллюзия была, все он проводил, все операции… Я как пупка там сидела… – Как кто? – улыбнулся Андрей. – Как пупка… Это родители у меня так говорили, когда я еще маленькая была… Потом Клементьева убили, Кривой этот наехал… А я, может, и не хотела вообще в криминал лезть ни в какой… Нафига мне это все надо… Жила себе спокойно… А сейчас мне уже восемнадцать лет, а я ничего не понимаю, что делать, как жить дальше. Достали вы меня все, и не боюсь я вас. Уже сил нет бояться… Долбаная страна, какое дело не начни, сразу как коршуны налетают со всех сторон – дай, дай, дай… Ничего нормально сделать нельзя… – Настя, а на кого ты злишься? Кто виноват? – Кто-кто… Никто не виноват… Сама виновата, что полезла в это говно… Андрей прикрыл глаза. – Настя, давай спокойно. Никто тебя ни в какое говно не тащил… Я же говорил тебе, что много про тебя знаю… И знаю, как ты влезла во всю эту историю. Отомстить за родителей решила. Отомстила. Молодец. Честь тебе и хвала. Только как же ты не понимаешь, что оттуда и пошла цепочка, которая оборваться может только… Ладно, я не то хотел сказать. Знаешь, на фене есть выражение «за базар ответишь»? Так вот, если шире смотреть, то «отвечать» надо за все свои поступки, которые ты по жизни совершаешь. И то, что ты влезла в криминал, а ты влезла, – с нажимом подчеркнул Андрей. – Влезла. В мокруху откровенную. И теперь за это отвечать надо. По жизни… – Да что вы все заладили: «по жизни, по жизни…». Все я понимаю. Назвался груздем – полезай в кузов… – Вот именно. – Так ведь я и полезла. Меня не это раздражает. А то, что командуют мной, как ребенком… А я уже давно не ребенок… – Это точно. Как-то странно сказал Андрей последнюю фразу, так странно, что Настя запнулась и остановила поток накопившихся обид, которые собиралась вывалить на этого бандита, хотя сейчас он и на бандита-то не похож… Скорее, на какого-то бизнесмена на отдыхе, а то и вовсе отошедшего от дел. – Я так понимаю, Настя, что ты хочешь самостоятельности? – Именно так. Правильно понимаете. – И как же ты ее себе представляешь? – Не знаю. – Вот то-то и оно. Я вот сколько лет уже в Питере… Как сказать?.. – Авторитет? – усмехнувшись, помогла ему Настя. Андрей снова странно посмотрел на нее и кивнул серьезно. – Да. Авторитет. А у тебя есть какие-то сомнения? Сейчас он был похож на подростка, отстаивающего свою значимость. И вместе с тем Настя понимала и видела, что он – настоящий, и она, на самом деле, балансирует на грани. Одно неверное движение в сторону, чуть-чуть пережать – и он может взорваться. Эти бандиты – она знала, – у них же у всех с нервами дела плохи… Обидчивые очень. Чуть что не так – сразу разборки… – Удивляюсь я… – сказал он, помолчав. – Чему? – Себе… Да, о чем это мы? Авторитет… Вот я и говорю: сколько лет уже все меня знают, все со мной считаются, и то я не могу сказать, что я независим и самостоятелен. Знаешь, как противно? – Догадываюсь. – Ничего ты не догадываешься. Тебе кажется, что ты догадываешься. Все эти общаки, сходняки, все мои завязки с блатными – это все семечки. Главное, знаешь, – он наклонился вперед и приблизил свое лицо к Настиному. Глаза Андрея сверкали, в них появилась какая-то сумасшедшинка, – в том заключается, что последнее время я начал ощущать контроль над собой… «Господи, да он же псих, – подумала Настя. – Маньяк. Не про инопланетян ли сейчас заговорит? То-то мне его взгляд с самого начала странным показался». Андрей отодвинулся и улыбнулся неожиданно мягко, открыто, усталые глаза перестали сверкать маниакальным жестким светом. – Ты не бойся. Ничего сверхъестественного. Я вообще атеист, если хочешь знать. – Так что за контроль? – Насте уже второй раз приходилось направлять его монолог в заданное им самим русло, из которого Андрей постоянно выскакивал. – Контроль… Знаешь, сначала все было как обычно, никаких проблем… Ну, ты же в курсе, чем я занимаюсь? – Не совсем. – Хм… Ну, если очень приближенно, то вышибанием долгов. И еще так, по мелочам. Охрана грузов, контроль над банковскими перечислениями, контроль на таможне… – Очень разнообразные у вас интересы, Андрей, – сказала Настя. – Да. Но дело в том, что, понимаешь, когда я на Галере работал, все было спокойно. Ну, менты, само собой, дергали, так это нормально. Потом дело расширяется, появляются новые связи, новые обязательства, тоже все путем. А потом вдруг я понял, что доходишь до определенной планки – и все. Тупик. Все рушится в буквальном смысле. – То есть? Я не поняла? – Знаешь, если говорить очень упрощенно, к схеме все свести, то выглядит это так. Сидит кто-то наверху и следит за тобой. Заработал ты тысячу баксов – нормально. Этот «кто-то» кивает и посмеивается. Сто штук – нормально. Лимон – посмеивается. Сто лимонов – посмеивается. А решил ты закрутить миллиард – вдруг перед тобой все двери закрываются, зажигается надпись «Хода нет». Рыпнулся еще раз в этом направлении – и ты покойник. И ничто не спасает: ни охрана, ни деньги. И не находят никого. Киллеров – не киллеров, никого. Заслонка такая опускается – хрясь, и все. И живите дальше, люди добрые, народ русский, и забудьте этого придурка, который полез на чужое поле. Вам выделена делянка своя – вот на ней и копошитесь, а дальше носа не суйте… – Так это нормально, – сказала Настя. – Конкуренция… – Нет, дорогая моя. – Андрей покачал головой. – Нет. В том-то и дело, что это не братва между собой разбирается. У всех одни и те же проблемы. Какой бы ни был бандит-разбандит, а доходит до определенной черты – стоп машина. Дальше дороги нет. И это касается абсолютно всех… – А куда дальше-то? – спросила Настя. – Что, не хватает ста миллионов? – Да дело не в деньгах же, Настя, это-то ты должна понимать. Дело в принципе… Да и в деньгах тоже, конечно, но не в такой степени. Бизнес вообще обладает свойством затягивать, все время нужно увеличивать капитал… Это как игра, как наркотик… Но не это главное. Главное, что смотрит кто-то на тебя и решает – жить тебе или нет. Не менты, там-то все более или менее по-честному идет. Тоже игра. Выиграл, проиграл – сам виноват, лучше играть надо было. У меня на ментов никаких обид по большому счету нет. Конечно, много там у них сук позорных, но где их нет, согласись? – Да уж. – Ну вот. В общем, у меня сейчас, как говорится, сверхзадача – выйти на этих гадов, которые нам кислород перекрывают, и с ними попробовать разобраться. – Как же ты… – Настя спохватилась и на секунду запнулась, назвав случайно Андрея на «ты». Но он, кажется, не отреагировал на эту вольность, а может быть, и ждал ее… Во всяком случае, виду не подал, и она продолжила: – Как же разбираться, если там такие крутые сидят? Ядерную войну, что ли, начать? – При чем тут ядерная война? Если кто ее и начнет, так это именно эти сволочи. Они ни перед чем никогда не останавливались. – Кто? Не понимаю. Коммунисты, что ли? – Да какие коммунисты… Их как хочешь назови… Те коммунисты, зюгановские, – они никто. Фикция. А те, которые все контролируют, они сейчас и не коммунисты. Они и раньше все в руках держали, и теперь. Им все равно, как называться. Как в данный момент выгодно, так и именуют себя. Раньше были коммунисты. Ты-то этого не застала, разве что в «Огоньке» статьи. Про хлопковые империи в Узбекистане, про то, про се… Это же никуда не делось. И в тюрьму не сел почти никто. Села мелочь. А те, кто дворцы себе строил еще при Брежневе, либо спокойно умерли в богатстве и среди родственников, либо до сих пор нефть на Запад гонят. – Нефть? А… – А-а… Ты думаешь, бандиты нефть контролируют? Авторитет может взять, к примеру, эшелон с нефтью в Тюмени, перегнать через Питер куда-нибудь, продать… Так это считается у нас чуть ли не операцией века, люди седеют на этом, трясутся, все вкладывают, что у них есть, на «зеро», так сказать, ставят. Прибыль, впрочем, вполне приличная, при условии, если эшелон доедет до Питера. А это еще большой вопрос. Ну вот. Если эту операцию наш человек провернет, то потом гоголем ходит. Год отдыхает, нервы восстанавливает. А эти – хули им эшелон, если им все скважины принадлежат, и они по трубе гонят куда надо и сколько надо? Чувствуешь разницу? С металлами та же тема… Теперь поутихло немного, а в начале девяностых только ленивый не пробовал. Сначала дело шло более-менее гладко. Потом стали потихоньку убирать «металлистов». А немного позже уже и не потихоньку. Всех, начиная от посредников и кончая разными охранниками. Всех, кто хоть что-то об этом деле знал. А теперь одни слухи остались о металлических делах. Вернее, гонят-то их по-прежнему, но не братва. Другие. Вот те самые, о которых я говорил. Сверху сидящие. Это их делянка. Все сырьевые дела – их. Нам только крохи перепадают. – Да… Бедные вы… Не дают сырье продавать… – Ой, Настя, только не надо ерунду эту мне сейчас начинать про «торговлю родиной»… Торговля сырьем – нормальная операция, всю жизнь, всю историю человечества все страны, в которых есть сырьевые ресурсы, его продавали. А что – сидеть на этой нефти? Самим-то ее хватает выше крыши. Почему не продать? Это журналисты, которые все поголовно куплены, расписывают, общественное мнение формируют, опять же, против братвы направленное, а не против тех, кто по-тихому этим занимался, занимается и заниматься будет. – Андрей, – сказала Настя. – Да? – А к чему ты все это мне сейчас рассказываешь? – К чему? К вопросу о твоей самостоятельности… – Так что с самостоятельностью? – С Михалычем что там у тебя? – спросил Андрей, не ответив на ее вопрос. – С Михалычем? А при чем тут Михалыч? – А при том, что он вот туда как раз и полез. К этим главным кормушкам. А если человек туда попадет, он уничтожает всех, кто ему мешает. А я чувствую, что подошел уже к черте, понимаешь? Уже приблизился к самым запретным зонам. У меня все операции сейчас основные туда заедут краешком. – Ты что, все деньги заработать хочешь? Мало тебе? – Так уж вышло, Настя. Я не виноват. Это как машина – она пущена и не остановить, пока не выработается до конца. Пока горючее не кончится. – Какой пафос… «Я на краю…», «машина пущена…», – Настя усмехнулась. – Ты чего смеешься? – А как не смеяться-то? Ты себя послушай – бандитская романтика… – Романтика, да… Я что-то говорю, говорю… – Ничего. Нормальная лекция по бандитской политэкономии. У Насти постепенно создавалось ощущение, что Андрей пытается как-то в чем-то оправдаться перед ней. Это было уже интересно. Тем более, что он продолжил, потихоньку подтверждая ее соображения: – Бандитская, говоришь? А кто у нас не нарушает закон? Кто в этой стране долбаной живет на зарплату, скажи? Можешь назвать хоть одного знакомого тебе человека, который довольствуется только тем, что платит ему государство? Нет таких. Слово «халтура» – оно же синоним незаконной деятельности, не облагаемой никакими налогами. Халтуры, шабашки, то-се… Это пятьдесят, если не больше, процентов экономики и вообще любой жизни. Все эти ремонты на дому… Вот оно, частное предпринимательство, настоящее, которое много лет у нас уже есть и которому до сих пор дороги не дают. Эти гады, между прочим, про которых я говорил только что. Они и не дают. Не выгодно это им. Вообще… – Я не понимаю, ты к чему это все, Андрей? Мир переделать, что ли, хочешь? Он помолчал. – А кто не хочет? Все хотят переделать мир под себя, чтобы было удобней в нем жить. И все, между прочим, переделывают. Не глобально, а в своем маленьком кругу, в котором они существуют. Человек живет в государственной квартире с этими ужасными обоями, дикой покраской, делает ремонт за свой счет, доводит квартиру до ума – это уже переделка мира. Уже выход из этого круга, очерченного гадами сверху… – Тебя послушать, так просто какой-то заговор против человечества… – Я иногда думаю, что так оно и есть. В тюрьме у меня знаешь сколько времени было для таких раздумий? Ого-го! Иногда так и казалось, что все рассчитано и просчитано до мельчайших деталей, до каждой порции хряпы… – Чего? – Хряпы. Еда такая в тюрьме. Типа макарон, только макароны по сравнению с хряпой это как Моцарт по сравнению с Аленой Апиной… Нигде же, наверное, таких диких тюрем нет, как у нас. Ну, я не беру разные там Азии и Африки… Таких отношений между людьми. Такого воровства, когда воруют все. Вся страна до последнего человека. До последнего блокадника-пенсионера. Вот что страшно. – Так ты что, Андрей, революционер, что ли? Каковы твои задачи, расскажи, интересно. – Мои задачи… Одну свою задачу я уже выполнил. Тебя сюда привез. Знаешь, как мне это по кайфу… – Ну вот, слава Богу, заговорил, как человек. А то все будто учитель на уроке. – Настя, ты извини, ведь я не зануда какой… Просто так получилось. Понесло в философию. От недосыпа, наверное. – Все нормально, Андрей. Я все понимаю. – Настя посмотрела ему в глаза и кивнула. – Да-да. Все понимаю… – Все? – спросил он. – Да. – Ты уверена? – Абсолютно. – И что скажешь? – голос его стал хриплым. – Что скажу? Что таких, как ты, людей я еще не встречала в жизни. И что я согласна. – На что? На что согласна? – он вскочил из-за стола. – Я же ничего еще не предложил. – Как это, ничего не предложил? Ты еще вчера предложил, вечером… – Да? – Ну да. – Настя улыбнулась. – В аэропорту, помнишь? «Кушать хочешь?» Андрей нахмурился. – Ну, знаешь, я с тобой серьезно… – Да ладно, ладно, я тоже серьезно. Пошутила, подумаешь?.. Я все понимаю. – Все? – Ну, наверное, почти. Странно, конечно, чего это ты вдруг так… такие поступки совершаешь… – Какие поступки? – Срываешься неожиданно. У тебя же, как я понимаю, работа? Я ведь немного эту работу знаю. С нее просто так не сорвешься. – Да уж… Но что делать? Для чего работаем-то? А жизнь одна. И в ней так редко, не поверишь, так редко встречаются люди, которым… с которыми… – Меня знаешь что очень тронуло? – оборвала его Настя. – Что ты на меня не полез прямо ночью. – Ну, ты даешь… Что ты думаешь, у меня женщин мало было? И есть? Чтобы я вот так, зверем на тебя кидался? Мне, может быть, другое от тебя нужно… – Другое? – Настя надула губы. – А я-то думала… А тебе – другое… Андрей зацепил стол, рванувшись к ней, и на пол упали оба пакетика с нетронутыми йогуртами, пролился кофе из Настиной чашки, полной до краев. Сначала она не теряла головы, удивилась даже его неловкости, когда он, таща ее в спальню, ударил Настю спиной о закрытую дверь. – Убьешь раньше времени, – шепнула она, но он даже не извинился, что-то пробурчал невнятное… А потом она растворилась в его мощном, налитом мужской, взрослой силой теле, расплавилась, смешивая свой пот с его, соленым и при этом необычайно вкусным, она стала гибкой, словно не кости были внутри, а резиновые жгуты, и, послушная его рукам, принимала совершенно немыслимые позы и ни о чем не думала, испытывая впервые в жизни, кроме всего прочего, фантастическое чувство защищенности от всего, что только может быть неприятного и страшного в жизни, защищенности, которую давал ей этот первый в ее жизни мужчина и о которой она даже не подозревала, лежа в постели со своим одноклассником Максимом и, еще раньше, с молодым бандитом Димкой. Иногда, в те редкие мгновения, когда включался ее разум и она могла связать в короткую цепочку несколько несложных мыслей, Настя думала, что сейчас она по-настоящему счастлива. Только вчера она сказала Максиму, что теперь будет жить так, как захочет, что никто не сможет ею помыкать. И вот здесь она нашла подтверждение своим вчерашним словам. Как это ни странно. Ведь увез ее этот человек по собственному его желанию… Ой ли? По его ли только? Она же с самого начала, как только увидела его, поняла, что, позови он ее с собой, пойдет куда угодно, не спрашивая что, куда и зачем. И сейчас, вдавливаясь своей маленькой грудью в его тело, она чувствовала неиспытанную прежде силу, она становилась женщиной, взрослой, мудрой и сильной… Она понимала, что может командовать этим огромным мужчиной, и он сделает все, что она ему ни прикажет. В то же время и он может творить с ней все, что хочет, и она не посмеет противиться… Чудеса, да и только… Они периодически засыпали, потом будили друг друга, снова падали в пропасть без дна и летели, иногда крепко прижавшись друг к другу, иногда касаясь только кончиками пальцев, не замечая того, что солнце уже скрылось за скалами и комната погрузилась на несколько минут в полумрак, а потом в ней мгновенно, словно кто-то невидимый выключил свет, стало совсем темно. Южные сумерки. – Южные сумерки, – прошептала Настя. – Это вам не кот наплакал… – Чего? – спросил хрипло Андрей. – Ничего. Ты это серьезно? – Что – это? – Ну, все это… – А как ты думаешь? – Я надеюсь… – Правильно надеешься. – Знаешь, о чем я подумала? – О чем? – Что так странно получается, ты мне можешь приказывать все, что хочешь, и я сделаю. И я тебе могу приказывать, и ты сделаешь, да? Он помолчал немного, потом ответил: – Думаю, да. И знаешь, почему? – Почему? – Потому что я тебе никогда не прикажу делать чего-то невыполнимого, и ты мне тоже. Потому что ты для меня дорога так же, как я сам себе. – А ты для меня, как я сама себе. Ты, потому что, это – я. А я – это ты. Ты следишь за мыслью? – С трудом. Значит, ты – я, я – ты, а… мы? – А мы – это я. – Настя засмеялась. – Знаешь, что я еще хочу тебе сказать? – Что? – Я кушать хочу… |
||
|