"Черные колокола" - читать интересную книгу автора (Авдеенко Александр Остапович)

«РУССКАЯ ТРОЙКА»

Арпад Ковач не остался одиноким в разбушевавшемся, расколотом на много частей Будапеште.

Разбрелись кто куда временно пребывающие в партии шкурники и карьеристы, отступники, предатели, разуверившиеся.

И сплотились, слились в стальное ядро подлинные коммунисты в рядах новой Социалистической рабочей партии во главе с Яношем Кадаром. Они отстаивали настоящее и будущее своей родины и в рядах армейских частей, верных Венгерской Народной Республике.

Арпад Ковач был среди этих коммунистов. Он был назначен начальником разведывательной оперативной группы, подчиненной крупному соединению, действующему в Будапеште.

Молодой капитан Андраш Габор и другие офицеры из оперативной группы полковника Арпада Ковача были посланы на рекогносцировку — выявить силы контрреволюционных отрядов, забаррикадировавшихся в казармах Килиана, в переулке Корвин, на площади Москвы, в вокзалах и других важных пунктах столицы.

Андраш, в черном берете, с рюкзаком на спине, в плаще, в башмаках на толстой подошве, без пистолета и автомата, вооруженный только ненавистью к воскресшим фашистам, весь день и всю ночь, когда с новой силой вспыхнули атаки путчистов, пропадал в восьмом районе Будапешта. Вернулся на рассвете, доложил полковнику о том, что видел и слышал.

Арпад Ковач внимательно выслушал капитана, записал самое важное и неодобрительно покачал головой.

— Все это не то, далеко не то, что нам сейчас требуется. Вооружение бандитов Дудаша… Попытка социальной характеристики отрядов мятежников… Все это важно было узнать вчера, а сегодня… Поверхностно. Приблизительно.

— Товарищ полковник, я же действовал в пределах вашего задания.

— Да. И неплохо его выполнил. Даже хорошо. Но гордиться ни тебе, ни мне нечем. Задание было не на высоте… мелковатое.

— Вы очень самокритично настроены, товарищ полковник. Это не зря. — Андраш Габор улыбнулся и с интересом ждал, что еще скажет этот преждевременно поседевший, с печальными глазами человек, которого он любил так, как любил бы отца, если бы он был жив.

— Хочу дать тебе настоящее задание, — сказал Арпад Ковач. — Очень трудное. Очень опасное. И очень противное, откровенно говоря. — Он помолчал, вглядываясь в лицо своего молодого друга, измученное бессонницей. — Как ты к этому относишься?

— Сделаю все, что в моих силах.

— Мы должны знать глубокие замыслы противника. С кем и через кого он связан. Какие его дальнейшие намерения.

— Ясно, но… Вы думаете, я справлюсь с таким заданием?

— Должен справиться. Обязан. Бросим тебя в самое пекло. Смотри! Слушай! Обобщай! Докладывай!

Смуглолицый Андраш побледнел, и это сразу заметил полковник.

— Я предупреждал: противно и смертельно опасно. Но такая у нас с тобой работа, друг!

— А как… как вы меня к ним забросите? — спросил Андраш.

— Такие козыри врага тебе известны? — Арпад достал из кожаной офицерской сумки ядовито-желтую листовку, одну из тех, что в изобилии распространялись в эти дни вражеским подпольем, переставшим скрывать свое истинное лицо. — Очень важный документ. Только что попал в наши руки. Обнародован на севере Венгрии, в городе Эгер, бывшим майором хортистской армии Эде Хольцером. Да и здесь, в Будапеште, тоже появились подобные прокламации. Но эта наиболее характерна, откровенна. Эде Хольцер создал в Эгере особый отряд и присвоил ему название «Революционная разведывательная и карательная служба». Видишь, разведывательный отряд в одном только небольшом Эгере! Посмотри, что пишет этот разведчик и каратель, недобитый фашист. Арпад передал листовку Андрашу. Черные типографские строчки на тонкой, ядовито-желтой бумаге:

«Венгры! Нынешний этап нашей освободительной борьбы вызвал необходимость в создании революционной разведывательной службы, а параллельно с ней — войск революционной карательной службы: разыскивать тех лиц, кто является опорой оккупационных властей (включая и тех, кто срывает наши объявления). Имена, место работы, местожительство данных элементов следует, неоднократно повторяя это, публиковать на стенах домов. Задача революционной карательной службы: убедившись в правильности данных разведки, уничтожать данные элементы имеющимися в нашем распоряжении средствами».[9]

— Ну? — спросил Арпад.

Андраш все еще не мог оторваться от листовки, снова и снова перечитывал ее. Желтая бумага, черные строчки… Желчь и сукровица, слюна бешенства и волчий рык в каждом слове, в каждой букве.

Губы Андраша крепко сжаты, сердце сильно бьется. Читает он человеконенавистнический призыв и видит сотни и сотни юных и седых венгров, уже поставленных карателями к стене, виноватых перед фашистами лишь в том, что они презирали их.

Молодые венгры, распятые, повешенные, уничтоженные на улице, в постели, в библиотеке, в очереди за молоком и хлебом, у дверей своих квартир, как вы начали 23 октября, где были в этот день, что делали, какие песни пели, какие лозунги несли?

Думал Андраш и о своих сверстниках в Варшаве и Кракове, во Львове и Тбилиси, в Москве и Баку. Далеко они отсюда, от Будапешта, не могут себе даже представить, что тут творится.

Для них, молодых граждан, капитализм и дела, творимые такими, как Эде Хольцер, далекое историческое прошлое. Невозвратимое, кажется им, прошлое, оно никогда не коснется их. Мертвое прошлое.

Если бы они прочитали эту листовку!..

— Ну? — повторил Арпад.

— Иду! — Андраш смахнул со лба крупные холодные капли пота. — Я жду ваших указаний, товарищ полковник.

— Ладно, брось эту официальщину. Легенда у тебя железная, чистой воды правда. Пойдешь к ним под фамилией шофера Миклоша Паппа, казнившего своим судом трех работников государственной безопасности.

И Арпад Ковач обстоятельно, не упуская ни единой детали, рассказал историю молодого венгра.

Вечером 25 октября в третьем районе Будапешта, на северо-западной окраине столицы, в Обуде, появилась большая черная машина с белыми шелковыми занавесками. Управлял ею Миклош Папп. Его пассажирами были два капитана и один майор, все в новеньких мундирах Управления государственной безопасности, вооруженные автоматами, гранатами, пистолетами.

Сейчас же за мостом Арпада, на большой улице в Пеште, у дома с садиком, обнесенного чугунной решеткой, где жил известный знаток русской истории, машина остановилась. Капитаны в табачных мундирах побежали в дом, майор остался в машине. Через некоторое время капитаны выволокли в скверик босого, в пижаме, насмерть перепуганного человека и, сквернословя, начали его избивать.

— Предатель! — кричали они на всю улицу. — Изменил красной звезде, обманул русских, наших братьев…

— Смерть отступнику! — Подбежавший третий пассажир в форме майора государственной безопасности длинной очередью из автомата прошил профессора.

От истоков улицы Верешвари, от Дуная, от моста Арпада черная машина понеслась вверх к окраине, свернула на улицу Бечи. Тут около дома, в котором жил известный скрипач, неоднократно гастролировавший в Москве, Ленинграде и Киеве, щедро распространявший доброе слово о русских, ЗИМ с шелковыми занавесками сделал вторую остановку, а его пассажиры совершили очередной суд и скорую расправу. Опять были истошные, рассчитанные на доверчивых слушателей вопли об измене русским, друзьям, отступничестве от красной звезды.

Третье убийство не состоялось. И не по желанию «людей закона Лоджа», напяливших на себя чужие мундиры работников Управления государственной безопасности.

Шофер Миклош Папп, парень честный, не безнадежно заразившийся националистической чумой, вдруг понял, что его пассажиры провокаторы, поджигатели, обыкновенные громилы, выполняющие чью-то волю. И он решил расправиться с ними своим судом. У Миклоша был автомат. Улучив момент, когда все три бандита оказались в машине, он выскочил из-за руля и длинной надежной очередью отправил их на тот свет.

С тремя трупами, с изрешеченным кузовом, с разбитыми вдребезги окнами на бешеной скорости Миклош промчался по Буде, вырвался на окраину Будапешта и через какое-то время, когда еще не успели остыть покойники, был в распоряжении танковой части венгерских войск.

Полковник Ковач, вызванный сюда, выслушал рассказы Миклоша о том, что произошло в Обуде, осмотрел убитых. В карманах чужих мундиров были найдены, кроме фальшивых документов, настоящие справки, выданные начальником будапештской полиции Шандором Копачи, удостоверяющие личности Петера Арбоци, Яноша Силади, Эрне Даллоша и свидетельствующие о том, что эти персоны в течение последних месяцев незаконно, по политическим мотивам, содержались в заключении, освобождены из тюрьмы с полной реабилитацией и могут пользоваться всеми правами граждан Венгерской Республики.

С помощью Миклоша Паппа было установлено, что шайка прибыла в Обуду на гастроли из центра города, из восьмого и пятого районов, где были главные гнезда контрреволюции, штаб-квартиры Йожефа Дудаша, самозванцев и других атаманов.

Вот тогда-то, глядя на трупы самозванцев, Арпад Ковач и задумал то, что теперь должен был осуществить Андраш в облике Миклоша Паппа.

Арпад разложил на столе большую крупномасштабную карту Будапешта, карандашом поставил жирную галку в квадрате «К-10».

— Вот сюда ты должен проникнуть. Только сюда! Здесь свирепствует одна из самых жестоких и хорошо натренированных банд. Молодчики на подбор. На каждом клеймо: сделан в США. Командует ими радиотехник Ласло Киш. Я его лично знаю. Штаб находится вот в этом громадном доме в форме буквы «П», на шестом этаже, в квартире Хорватов.

— Ясно, товарищ полковник.

— Не торопись. Ничего я еще не прояснил. Вот, посмотри!

Арпад достал из командирской сумки увеличенную фотографию Кароя Рожи, положил перед Андрашем.

— Американский корреспондент — по документам, а по существу — посол Даллеса. Часто бывает в штаб-квартире Ласло Киш. Координирует, направляет и в других местах. Мы должны знать, чем и как связаны Ласло Киш, американский корреспондент и профессор Дьюла Хорват, член клуба Петефи, одно из доверенных лиц Имре Надя. Вот и все задание. Теперь можешь, если есть охота, сказать: «Ясно!»

— Ясно, товарищ полковник. Когда прикажете отправляться?

— Не раньше, чем почувствуешь себя Миклошем Паппом. Иди к нему, он быстро введет тебя в курс своей жизни. Парень толковый, понимает, что к чему.

Андраш подъехал к громадному дому, уперся радиатором машины в массивные литые ворота, дал продолжительный сигнал. Сейчас же выскочил часовой с автоматом и гранатами, торчащими, из карманов спортивной куртки.

— Кто такой? — грозно спросил он. — В чем дело?

— Желаю говорить с твоим командиром, байтарш. Чрезвычайно важное сообщение и еще кое-что. Доложи!

Часовой исчез.

Андраш ждал, с любопытством оглядываясь и прислушиваясь. Его внимание привлекла железная, только что откованная, со следами сизой окалины птица. Она кое-как, наспех прикреплена к воротам телефонным кабелем. Турул модар!

Появился часовой в сопровождении долговязого повстанца, очевидно, командира. Это был Стефан.

— В чем дело? Откуда ты? — спросил Стефан.

Андраш подробно изложил ему свою «железную, чистой воды легенду».

Ворота, запирающие вход во внутренний двор огромного подковообразного дома, распахнулись, и Андраш попал в центральный очаг мятежников.

Стефан, исполняющий обязанности начштаба при Ласло Кише, запыхавшись, вбежал в «Колизей» и доложил атаману, что погибли три «гвардейца» — Арбоци, Силади, Даллош, — выполнявшие его особое задание.

— Где? Как? Когда? — закричал Киш и схватил автомат. — Отомстим! Сто уложим за одного нашего парня.

Стефан смущенно поскреб свой лохматый затылок.

— Успокойся, байтарш! Некому мстить.

— Как некому? Да мы поголовно… Где они погибли?

— Убиты при выполнении вашего задания в Обуде.

— Кто поднял на них руку?

— Сначала было все хорошо, как вы и задумали. Мне звонили оттуда, подробно докладывали. А потом вышла осечка. Не предусмотрели мы кое-что, просчитались. Гнев народный против авошей не учли.

— Не тяни, Стефан! Выкладывай суть.

— Шофер, машиной которого воспользовались Арбоци, Силади, Даллош, принял их за настоящих офицеров безопасности и расстрелял.

— Что за идиот? Откуда он, этот шофер?

— Из гаража чепельских заводов, Миклош Папп. Лихой парень. Не предупредили его, вот он…

— Самого расстрелять! — завопил Киш.

— Байтарш, это несправедливо. Парень достоин награды, а вы… Не знал же он, что это наши люди. В авошей стрелял, а не в гвардейцев. Я бы на вашем месте обнял, расцеловал его, объявил героем.

— Убийцу моих друзей?

— В интересах дела можно и забыть о друзьях. А интерес большой. Смотри, мол, свободный Будапешт, что сделал простой парень, сын Венгрии, шофер Миклош Папп! Убил тех, кто целился в него двадцать третьего октября, во время мирной демонстрации, кто обрушил на него огонь двадцать пятого на парламентской площади!

Ласло пожевал губами, понюхал душистую, дорогую — оттуда, с Запада, — сигарету «Караван», подмигнул своему сообразительному начальнику штаба.

— А ты, Стефан, пожалуй, прав. Где Миклош Папп?

— Во дворе, среди гвардейцев. Вместе с машиной задержан. Веселятся ребята, потешаются над убитыми авошами. Никто, конечно, не знает истины.

— Прекрасно. Пошли!

На огромном дворе, запертом железными воротами с черными крыльями турула, шумят «гвардейцы». Все кричат, смеются, каждый требует внимания к себе, и никто не слушает других. От каждого разит дымом пожарищ, спиртным. Каждый старается перещеголять другого в ненависти к трупам в чужих мундирах, лежащим в машине. Плевки, изощренные ругательства. Гам, смех, свист, улюлюканье, хохот…

Андраш стоял в стороне от беснующихся. Даже харкать на эту погань противно. Выражение его лица, однако, было независимо-гордым и как бы говорило: «Я свое отплевал пулями».

Плохо было сейчас на душе у Андраша.

В партизанский период своей жизни он неоднократно бывал в зоне действия немецких карательных войск и специальных истребительных отрядов фашистского главаря Салаши, сменившего адмирала Хорти, крестного отца Муссолини и Гитлера. Много раз он видел бесчинства фашистов в оккупированном Закарпатье: Мукачеве, Берегове, Ракове, Ужгороде. Проникал и в жандармерию Ужгорода, в застенки шефа закарпатских жандармов хортистского майора доктора Ласло Аги.

Но всякий раз, даже и в двадцатый, попадая в логово врага, он не мог привыкнуть к своей, тяжелой роли, освоитъся с ней, вжиться в нее. Всегда действовал, как в первый раз.

Это очень трудно — быть не тем, что ты есть в действительности. Скрывать свою любовь к правде, справедливости. Скрывать, что ты не убийца, не грабитель, не насильник, не умеешь надругаться над малолетней и не пожалеть седую мать.

Ласло Киш подошел к Андрашу, своей коротенькой рукой схватил его сильную большую руку, строго спросил:

— Ты и есть Миклош Папп?

— Он самый, — серьезно, без всякого подобия улыбки ответил Андраш.

— Ты понимаешь, что сделал?

— Да, байтарш. Убил своих врагов.

— Слыхали? — Ласло Киш повернулся к присмиревшим «гвардейцам». — «Убил своих врагов»? Сразу троих. А все ли вы сделали то же самое?

Кто-то тут же крикнул:

— Есть и такие, что побольше сделали.

Толпа загудела.

— Я уже пятерых укокошил.

— И я.

— И я семерых.

— А я не считал и считать не буду. Сколько ни убью, все мало покажется.

— Тихо, друзья! — попросил Мальчик. — Кто убил не менее трех твердолобых, подымите руки!

Взметнулись кверху автоматы, пистолеты, зеленые гранаты. Мальчик с удовлетворением улыбнулся.

— Обижаться некому, все равны. А ты, Миклош, все-таки герой. Спасибо! — Киш раскинул руки, обнял шофера. — Благодарю и поздравляю. Как, ребята, примем Миклоша в свой отряд?

— Давай!

— Примем!

— Голосуй, байтарш!

И опять взметнулись автоматы.

Ласло Киш разыскал глазами начальника штаба, приказал:

— Стефан, зачисляйте Миклоша Паппа в наше братство. Выдать полное довольствие и мандат. Сим удостоверяется, что байтарш Миклош Папп работает в должности личного шофера у командующего центральной зоны восстания. Оказывать полное содействие. — Киш снова обнял только что окрещенного «гвардейца». — Тебе повезло, парень, в хорошее гнездо попал. Въехал сюда шофером, а вылетишь орлом. Кумекаешь?

— Понимаю.

Стефан отдал Миклошу Паппу первый приказ:

— Выбрасывай этих авошей из машины, опутай покрепче проводом или бечевкой, надежно прикрепи буксир к бамперу машины и выволоки всех троих на улицу Кошута, Ракоци. Промчись с ветерком и шиком по Кёрету от Дуная до Дуная, пусть мадьяры полюбуются «русской тройкой».

Последние слова Стефана были покрыты дружным хохотом «национал-гвардейцев».

Когда утих смех, Ласло Киш взял Стефана под руку и громко, чтобы слышали все, сказал:

— Отмени игру. Советские войска пока в Будапеште, им не понравится «русская тройка». Выдворим их, вот тогда и взыграем.