"Последний год" - читать интересную книгу автора (Зуев-Ордынец Михаил)ВСТРЕЧА В ОКЕАНЕСквозь сон Андрей услышал, как хлопнула входная дверь. А глаза он открыл от капитанского крика: — Андрей Федорович, ангелуша, вы послушайте, что случилось! Не успел отец Нарцисс молебен отпеть, а зверобои мои, глядь, в бухту входят! Вот она, молитва-то! Можем мы теперь в Ново-Архангельск отправляться по нашему уговорному делу. Теперь у меня руки развязаны! Македон Иванович сел на лавку рядом с одевающимся Андреем и сказал горестно: — А знаете, какую весть зверобои принесли? Встретили они в море ново-архангельскую байдару-почтовуху, и почтари рассказали им, что в город пришли три американских военных корабля. Чуете? Вот он, конец-то! Андрей нахмурил брови, но ничего не сказал, продолжая торопливо одеваться. — Зверобои наши решили, не мешкая, в Ново-Архангельск морем идти, — продолжал капитан. — Хотят своими глазами посмотреть на наше позорище. Вот и попутчики нам. Идите индианов торопите, а я к байдарам побегу. Индейцы, когда Андрей заглянул к ним за занавеску, уже уложили свои мешки. Видимо, их встревожил громкий, возбужденный голос капитана. — Громовая Стрела, мы едем в Ситку покупать оружие для твоего народа, — сказал Андрей молодому вождю. — Уг. Хорошо говоришь, — медленно наклонил голову индеец и спокойно, без угрозы добавил: — Я хотел ночью зарезать тебя. Поп мешал, всю ночь со своим богом говорил. — Что, что? — попятился Андрей. Он растерялся, как было уже не раз, от неожиданных слов и поступков этого непонятного человека. — Ты хотел зарезать меня ночью? — Уг. Так надо. В Ситку за ружьями день не идем, два дня не идем. Значит, ты предатель. Андрей еще секунду смотрел оторопело на индейца и захохотал: — Ох, чадушки возлюбленные! С вами дело иметь, что медведя за хвост держать!.. Андрей и индейцы вышли из редута. За палисадом сразу открылся залив Якутат, пустынный и темный. С просторов его тянул на берег слабый утренний бриз. Легкий прибой шипел, растекаясь по гальке, и покачивал большие алеутские лодки байдары. Деревянные или из китового уса остовы их обтягиваются лахтаком, тюленьей кожей, со всех сторон, даже и сверху. Гребцы сидят в люках — круглых прорезях с подзорами, то есть кожаной оторочкой. Подзор затягивается вокруг пояса гребца, и байдара становится водонепроницаемой, даже если перевернется. Байдарщики-зверобои, русские и алеуты, закусывали и выпивали перед тяжелым морским походом. Столом им служил лежавший на берегу огромный китовый череп. И хотя стакан с крепкой ерошкой не в первый раз обходил диковинный стол, буро-красные, настеганные морскими ветрами лица байдарщиков были хмуры и задумчивы. Македон Иванович и отец Нарцисс стояли на редутной пристани около байдар. Прислушавшись к их разговору, Андрей улыбнулся. Монах обещал побыть на редуте до возвращения капитана из города, и Македон Иванович сдавал ему свое хозяйство. — Оставляю тебе редут, скалы, воды в заливе и гальку на берегу, — с деланной серьезностью указывал капитан. — Храни, отец, как зеницу ока. — Ладно. Буду хранить, как зеницу ока, — тоже серьезно отвечал монах. — Расписка нужна? — Не требуется, так верю. — А если мне отлучиться приспичит? — Уходи. Не забудь только редутные ворота запереть и собак моих выпустить. — Не боитесь, Македон Иванович, редут без присмотра оставлять? — удивился Андрей. — Не впервой! — небрежно отмахнулся капитан. — А что там взять? Амбар и магазин пустые. Ну, выставят индианы стекла из окон, ну, двери снимут, половиц несколько выломают. Доски они ценят. Не велик убыток, пускай! Оставил я, правда, на редуте пудов пятьдесят пороха, так они и подойти к нему близко боятся. Заскрежетала галька под многими ногами. Зверобои шли к пристани, нагруженные ружьями, веслами и походными мешками. Редутные байдары были пятилючные, но на двух было только по три зверобоя. На одну из этих байдар сели Македон Иванович и Айвика, на другую Андрей и Громовая Стрела. Молчан прыгнул на байдару, не ожидая приглашения, и лег за спиной Андрея. — С богом! — крикнул оставшийся на пристани отец Нарцисс и осенил байдары крестом. Закрестились и зверобои, крепко вдавливая в лоб, грудь и плечи одеревеневшие, негнущиеся пальцы. Послышались тяжелые вздохи. Зверобои оглядывались печально и растерянно. Они прощались и с угрюмой бухтой, и с неласковыми скалами, и даже с низким, суровым небом, поднимая на него глаза. Зверобои из русских решили не возвращаться сюда, в края, ставшие чужими. Немало мест и в России-матушке для их тяжелого, опасного и смелого труда! — Трогай! — крикнул взволнованно капитан. Его байдара отошла первой, за нею отвалили и три другие, выстроились на ходу в кильватер и понеслись по волнам. И тогда прилетел с пристани детский голосок монаха. — А ежели без тебя американы придут? — кричал он надсадно. — И флаг потребуют спустить? — Не сметь спускать! — громыхнул басом Македон Иванович, порываясь вскочить, забыв, что он стянут подзором. — Взорви редут, а не спускай! Строго с тебя спрошу, монах! Что ответил отец Нарцисс, не слышно было. Пристань уходила уже в утреннюю мглу. Байдарщики гребли легко и слаженно глубокими, но плавными гребками двухлопастных алеутских весел. При каждом взмахе распахивались, как крылья, их кожаные плащи, и байдары были похожи на птиц, стремительно летящих над водой. В полдень байдары вышли из Якутатского залива. Ледяным осенним ветром встретил их Великий океан. Начался мелкий секущий дождь, но и через его пелену байдарщики увидели прямо по носу два судна. Они лежали в дрейфе, и байдары быстро сближались с ними. В одном из них Андрей узнал русский сторожевой крейсер «Алеут», второе, траурно-черное, судно он никогда раньше не видел. Это был по оснастке бриг, но высокий нос, низкие борта и корма делали его похожим на яхту. Во всем облике брига, в мачтах и обводах корпуса было изящество и благородство. — Чье это черное судно? Русское, иностранное? — спросил Андрей гребца, сидевшего к нему спиной. — Джона Петельки посудина, — неохотно ответил гребец. — Не приведи господь байдаре с ним в море встретиться. — А почему? Ограбит? — И ограбит, а бывает и душу вынет. На его руках немало, чай, человечьей крови запеклось. Зверобой, сидевший посередине байдары и прислушивавшийся к их разговору, крикнул, обернув злое лицо: — Зовут Петелькой, а на него петли нет, как заколдованный! Шедшая передовой байдара начала табанить, видимо, по приказу Македона Ивановича. А капитан, сложив руки рупором, крикнул: — Андрей Федорович, а ну-ка прочитайте название черного брига! Андрей вгляделся и прочел на корме: «Серпрайз. Бостон». За время, пока он разбирал надпись на бриге, его байдара подгребла к остановившейся байдаре Македона Ивановича. Они встали борт о борт, и теперь можно было разговаривать, не напрягая голоса. — Каково название? — кивнул капитан на бриг. — Истинно сюрприз, неприятный и опасный. Джон Петелька. Что вы хотите… — Объясните мне, наконец, кто же он, Джон Петелька? — Настоящая его фамилия Пинк. Капитан Джон Пинк из Бостона, — начал рассказывать Македон Иванович, не спуская глаз с палубы брига. — Старый Пинк, бородатый Пинк! Расскажут о нем многое, а за руку или за бороду никто его не схватил. Ловок, хитер и быстрокрыл. Истинно — быстрокрыл! Нежданный-негаданный появится, а неладное почует — исчезнет, как птица! — Это хорошо для морского разбойника, — сказал Андрей. — И этим ремеслом занимался он в пятьдесят пятом [46]. Лихую память оставил на наших береговых редутах и на зверобойных стоянках. Он и не скрывает этого. А после войны черным мясом торговал, опиум из Кантона возил, ловцов жемчуга в южных морях грабил, а теперь на наших котиковых лежбищах хищничает или водку и оружие дикарям возит. После его визитов и появляются «подснежники» на наших берегах. Чем не сюрприз? — А почему у него кличка Петелька? — полюбопытствовал Андрей. — По Сеньке и шапка! Доведется вам, ангелуша, встретиться с ним, посмотрите на его глаза. Выпучены, как у краба. Попался он все же однажды, вешали его на ноке, а он, сатана, вырвался из петли! А глаза выпученными остались. И сейчас, бьюсь об заклад, возвращался он из какого-нибудь воровского набега, а наш «Алеут» его выследил. Вывернется и на этот раз, бородатая акула! — вздохнул Македон Иванович. Андрей посмотрел на стоявшие друг против друга суда и невольно улыбнулся. Черный бриг и белый как лебедь крейсер, раскачиваясь на катившихся под их носы волнах, приседали и кланялись церемонно, совсем как благовоспитанные девицы в глубоких реверансах. — Что я говорил? Вывернулся змей! — зло и сожалеюще крикнул вдруг капитан. — Смотрите на вельбот. Не взяли Петельку! Я его по бороде и отсюда бы узнал. От брига отвалила военная шестерка и пошла к крейсеру. И тотчас на реях брига взлетели паруса. «Сюрприз» увалился немного под ветер, и сразу же по обе стороны его острого, как бритва, форштевня взлетели седые усы. Бриг словно сорвался с места и помчался, с каждой секундой все быстрее и быстрее. В его высоко поднятом носу и в изящно наклоненных мачтах было что-то презрительное и вызывающее. — Вся повадка пиратская, а хоро-ош! — восхищенно протянул Македон Иванович, глядя на улетающий бриг. И вдруг, подавшись через борт к Андрею, сказал тихо: — Что ежели нам к Пинку по нашему делу постучаться? Пока будем мы в городе подходящих людей искать да негоциации [47] с ними вести, уйму времени ухлопаем. А проволочка — нашему делу гибель. Пинку ведь дела с оружием хорошо знакомы. Стриженая девка косы заплести не успеет, как он выложит нам ружьишки! — Заметив отвращение на лице Андрея, капитан добавил скороговоркой: — Вы, ангелок, свою дворянскую спесь забудьте. Мы теперь тоже супротив закона идем, нам теперь и черт — родной брат. Ответить Андрей не успел. Капитан крикнул зверобоям: — Мочи весла, молодцы! В городе всем по штофу и на закуску рубец с горчицей!.. В Ситкинский залив байдары вошли ночью. И едва обошли Японский остров (около него разбилась когда-то японская джонка), как на передовой байдаре крикнули: — Вспышку вижу! На горизонте вспыхнул золотистый огонек маяка Кекур-Камня, башня замка Баранова. Он вспыхнул всего на миг, но живая теплая искра эта словно позвала измученных, перезябших людей в тепло, в уют, на долгожданный отдых А затем еще искра, еще и еще, и весла живее, нетерпеливее забили по черной ночной воде. А навстречу летели запахи и звуки города: зернистый запах каменного угля, сразу заглушивший первобытные запахи океана, уханье парового молота в арсенале, гудок парохода и визг терзаемого резцом металла. — Город! — радостно и почтительно сказал гребец впереди Андрея. — Наш город! «Сегодня еще наш. А завтра?» — с внезапной тоской подумал Андрей. |
|
|