О странствующих и путешествующих

«Фрау Магда! Извините, что снова не смог предупредить вас лично, но дела требуют моего срочного отъезда. Отсутствовать я буду, вероятно, около месяца. Деньги оставляю в кабинете на столе. Присмотрите, пожалуйста, за Тао. X.»

Экономка, пожав плечами, спрятала записку в карман и погладила довольно мурлыкнувшего Тао. Она уже привыкла к внезапным отъездам герра Хеккельмана: торговля – дело хлопотное, сегодня и не подозреваешь, куда тебя занесет завтра. Когда коммерсант имеет партнеров буквально во всех странах Европы, неудивительно, что ему приходится столько ездить. Немного странно, правда, что выезжает он почти всегда ночью, но ведь бывают неотложные дела... А почты-то сколько! Франция, Италия и даже эта, как ее... Швеция. Все-таки компаньоны герра Хеккельмана удивительно несамостоятельные люди. Опять в чем-то не могут разобраться, а ему, бедному, снова нужно срываться, как на пожар...

Фрау Магда положила конверты на стол я решительно взялась за тряпку. Порядок есть порядок, хотя хозяин и в отъезде, но в квартире должна быть чистота. Она со вздохом оглядела полки, заставленные книгами. Господи, и сколько их... Когда только хозяин успевает все это читать...

Герр Хеккельман действительно любил книга, и даже сам пробовал кое-что писать. Он вообще был человеком незаурядным, как считал начальник охранного отделения генерал Ратаев. Вот удавилась бы почтенная фрау Магда, если бы узнала, что ее хозяин очень часто представляется как герр Хартманн. Или как герр Хейнеман. И что многим он известен как Ландезен. Что в Англии он вдруг оказывается датчанином, во Франции – немцем, в Швеции его знают как англичанина, а в России – как француза...

Фрау Магда, вытирая пыль с высоких книжных полок в кабинете, и не подозревала, что главное не на полках, а за ними. Герр Хеккельман любил Гейне, Гете, Шиллера, но самым любимым его автором был статс-секретарь военно-морского ведомства Германской империи Альфред фон Тирпиц. Это была действительно бескорыстная любовь, как сказали бы сегодня – его хобби, потому что учреждение, которому подчинялся герр Хеккельман, не требовало от него произведений Тирпица. Оно имело несколько иной профиль. Вот потому-то, наверное, герр Хеккельман и стеснялся своей слабости, и прятал добытые творения адмирала в небольшом потайном сейфе. Он мог уже, пожалуй, издать сборник избранных приказов и распоряжений Тирпица, но, как истинный поклонник большого таланта, не останавливался на достигнутом и продолжал пополнять свою коллекцию с настойчивостью и последовательностью, достойными всякого уважения и подражания. Да, герр Хеккельман был не одинок в своей страсти, существовало целое общество подобных ему любителей, которые не жалели денег, чтобы только заполучить какой-нибудь особенно редкий приказ. Герр Хеккельман, естественно, поддерживал с ним самые тесные контакты и, как человек не жадный, часто делился своими находками. Не бесплатно, разумеется. Однако он не стремился афишировать свои связи. Действительно, чем коммерсант Хеккельман мог торговать с русским Главным морским штабом?

Вполне понятно, что такой человек не может не извлекать внимания окружающих, и потому отъезд герра Хеккельмана не остался незамеченным. Впрочем, полицей-президент Берлина в эту ночь спал спокойно, ему не было дела до какого-то там Хеккельмана. Заметили другие. В тот же день английский военно-морской атташе в Берлине Алленби отправил в Лондон некоему мистеру Джонсу телеграмму, извещающую о том, что «Фриц выехал в Копенгаген».

Скромно, но со вкусом одетый господин, небрежно помахивая зонтом, медленно шел по Стреэт, со скучающим видом разглядывая витрины магазинчиков. После размеренной, но мчавшейся, как курьерский поезд, жизни в Берлине Копенгаген казался Хеккельману тихим захолустьем. Единственным светлым местом был Тиволи, веселый сад Тиволи. Туда стремились все – и члены чопорного дипломатического корпуса, и разудалые капитаны пароходов, стоявших в городском порту, и сливки местного общества. Так что нет ничего удивительного в том, что и герр Хеккельман каждый день наведывался в здешний ресторан. Вот и сейчас он идет туда же...

– Простите, но я, кажется, имел неосторожность обеспокоить вас.

– Нет, что вы.

– Поверьте, я искренне сожалею об этом и приношу свои извинения.

– Не стоит,

Герр Хеккельман поклонился, господин, которого он нечаянно задел рукоятью зонта, ответил не менее вежливым поклоном. Герр Хеккельман собрался было двинуться дальше, но, по-видимому, раздумал, потому что снова обратился к обеспокоенному им господину, доказав, что его знание датского языка выходит за пределы обычного набора дежурных фраз.

– Еще раз прошу меня извинить, но я хотел бы побеспокоить вас одним вопросом.

– Окажите честь, – склонил голову собеседник.

– Не мог ли я вас где-нибудь встретить раньше?

– Если вы...

– Арнольд, мистер Арнольд из Бирмингема.

– Арнольд...– Высокий господин наморщил лоб. – Мне тоже кажется, что мы где-то встречались, но я не могу вспомнить, где именно.

– Берлин, Брюссель, Бухарест, – подсказал Хеккельман.

– Пожалуй, нет.

– Тогда, может быть, Прага, Париж, Петербург?

Господин бросил на Хеккельмана короткий внимательный взгляд.

– Вот это, пожалуй, возможно. Или Лондон, Лиссабон.

– Совершенно верно, – подтвердил Хеккельман.

– Уж не под шпицем ли?

– Вряд ли, я подчиняюсь другому ведомству.

На лице высокого явственно проступила смесь удавления, брезгливости и смятения. Господ из охранки военные не любили, но справедливости ради, надо заметить, что нелюбовь эта была взаимной. Сейчас, однако, им предстояло работать вместе. В решаюший момент каждый командующий бросает в бой свои самые надежные части, свою гвардию. Для Николая Романова ею были, нет, ее семеновцы, не преображенцы, не гвардейский морокой экипаж... Романов бросил в бой свою личную гвардию – Охранное отделение, военную победу должна была добыть политическая полиция.

Однако, совпадав с собой, высокий натянуто улыбнулся и сказал:

– Что ж, рад вас приветствовать, господин...

– Арнольд, коммерсант из Бирмингема.

– ... мистер Арнольд,

– Если вам не трудно, перейдем на английский, господин атташе.

Собеседник Хеккельмана согласно кивнул, во при этом снисходительно усмехнулся.

– Это нужно срочно отправить в Петербург для адмирала Рожественского, – Хеккельман протянул свернутую газету. – Свежие новости из Берлина.

Атташе с сомнением посмотрел на сверток.

– Директива германского морского командования, – пояснил Хеккельман. – Определяет порядок прохождения кораблями германского флота английских проливов.

– И что же в этом может быть интересного?

– Напрасно вы так думаете, – серьезно ответил Хеккельман. – Адмирал Тирпиц, в отличие от наших деятелей, не заблуждается относительно намерений лорда Керра. Он приказал своим кораблям следовать Дуврским проливом и Английским каналом в состоянии полной боевой готовности, имея расчеты при орудиях. Сами же орудия при этом должны быть заряжены боевыми снарядами. И это в мирное время.

– Не может быть, – покачал головой атташе.

– Может, – возразил Хеккельман. – Мне стоило немалых денег добыть этот документ. Человек, продавший его, уверяет, что по крайней мете один раз этот приказ уже приведен в исполнение. Я не думаю, что английское Адмиралтейство смотрит на Российский Императорский флот с большей любовью, чем на германский. Поэтому, адмиралу Рожественскому надо будет принять не меньшие меры предосторожности.

– Может быть, вы и правы, – с сомнением сказал атташе. – Эта информация будет отправлена в Петербург надлежащим порядком. Давайте, немного пройдемся, чтобы не привлекать внимания, уж очень долго мы стоим на месте.

Они медленно двинулись по аллее, тихо беседуя, два человека, не обремененные никакими заботами и тревогами. Атташе превосходно владел собой, и то, что общество собеседника было ему крайне неприятно, не отражалось на его лице, сохранявшем выражение неизменной учтивости. Но если бы кто-нибудь случайно услышал, о чем говорят эти двое, он поразился бы крайнему несоответствию темы разговора беззаботному виду собеседников.

– У меня есть еще одно сообщение, – сказал Хеккельман.

– Чем вы нас на этот раз хотите огорчить?

– В кругах, близких к морскому министерству, циркулируют упорные слухи, будто Япония заказана в Англии несколько новых миноносцев, строительство которых ведется в настоящее время. Для них яко­бы уже прибыли команды. Однако подтвердить или хотя бы как-то проверить эти слухи пока не удается. Предположительно, строительство ведет фирма «Джон Браун» в Клайдбенке.

Маленькая справка: На верфях Великобритании для Японии были построены: 6 броненосцев, 5 броненосных и 5 бронепалубных крейсеров, 18 контрминоносцев. Это был флот, вполне сравнимый по силе с тем, что имела Россия к началу войны на Дальнем Востоке. А ведь у Японии были и другое помощники...

– Но почему «Джон Браун»? Ведь они никогда не специализировались на постройке миноносцев, а занимались, почти исключительно, крупными кораблями. Есть же Торникрофт, Ярроу, Уайт наконец. Вы совершенно уверены в достоверности этой информации? Ведь вы же не специалист, – на сей раз в голосе атташе, правда, едва заметно, прозвучала ирония.

Хеккельман неопределенно пожал плечами.

– Этого я объяснить не могу. Я только предполагаю, что верфи Клайдбенка потому и выбраны, что никто не будет искать там миноносцы.

– Я передам в Петербург все, что вы сообщали, это может заслуживать внимания, и Главный морской штаб изучит вопрос. Теперь о другом. Вам поручается организация наблюдения за датскими проливами. Штаб подозревает – и ваши сообщения только укрепляют эти подозрения – что японцы готовят какую-то диверсию против Второй эскадры, причем в европейских водах. Какую именно – мы, к сожаление, не знаем. Нам приходится всемерно избегать осложнений, и потому поручить патрулирование военным кораблям невозможно. Вам предлагается нанять несколько траулеров и яхт для наблюдения и, по возможности, организовать систему береговых постов, использовав для этого вашу агентуру.

– Вряд ли это возможно.

– В таком случае вы должны сделать невозможное, но выполнить директиву Морского министерства.

– Простите, но я не подчиняюсь Морскому министерству. Кроме того, предлагаемая вами акция потребует больших расходов. Атташе неопределенно кликнул.

– В ваше распоряжение выделяется на данный момент 50 тысяч рублей и 150 тысяч Франков. При нужде в дополнительных расходах, обращайтесь ко мне. Морское министерство готово на все для обеспечения безопасности перехода второй эскадры, нам сейчас не до экономии.

– Но я не могу отвлекать свою агентуру от выполнения основных задач.

Атташе искоса посмотрел на Хеккельмана, почти не скрывая презрения. Полицейская ищейка. Да что он умеет кроме провокаций? И зачем Главный морской штаб вдруг связался в этом деле с Охранным отделением? Но приказ есть приказ, его нужно выполнять, а потому придется быть вежливым с этим... филером,

– Я уже сказал, что сейчас главное – безопасность Второй эскадры.

Хеккельман задумался, а потом медленно, словно размышляя вслух, произнес:

– Если это так важно, то я выполню поручение. Я мог бы даже, пожалуй, организовать наблюдение и на большем участке, в случае получения дополнительных сумм, разумеется.

– Этого не потребуется. Вперед по маршруту следования эскадры уже высланы люди. Ваша задача – обеспечить наблюдение и сбор информации на отрезке от Скагена до Виго, Особенно, я подчеркиваю, особенно опасным считается район Северного моря. Наймите десять, двадцать, сто человек, в коше концов наймите столько, сколько вы сочтете нужным, но адмирал Рожественский должен знать, что происходит в каждом уголке, в каждом, даже самом маленьком порту,

– Но если этот район является таким опасным, почему его нельзя обойти?

– Я передаю вам только то, что мне приказали передать. А этот вопрос вне моей компетенции.

– Как будет организована передача информации?

– Все указания будут направлены вам в пакете с деньгами, который вы получите сегодня вечером в отеле «Феникс».

– Хорошо. Но это, как я понимаю, деньги, предназначенные для вербовки агентуры. А как...

– Ваше вознаграждение составит 10 тысяч рублей,

– Отлично, – не смог скрыть довольной улыбки Хеккельман. – Как я могу найти вас в случае чрезвычайных обстоятельств?

– «Отель д'Англетер» или наша миссия на Брэгадэ. Но это совершенно нежелательно. А пока – честь имею, – атташе чуть кивнул, прощаясь, и, не подав руки, круто свернул в боковую аллею.

Хеккельман внимательно посмотрел ему вслед. Десять тысяч... десять тысяч – неплохо для начала. Для начала. Судя по всему, с него можно будет содрать больше. Надутый индюк. «Приказ, приказ»... Война, видите ли... На империю надвигается другая война, пострашнее. Забывают господа офицеры присягу. «От врагов внешних и внутренних», так-то. И сейчас враг внутренний будет во много раз опаснее. Впрочем, об этом пусть начальство заботится. Главное – не упустить момент, моряки паникуют и готовы поверить всему на свете, лишь бы звучало пострашнее. Нужно только не зарваться, дадим парочку настоящих информаций, а потом он будет платить...

­ – Честь имею, господин атташе, – с ухмылкой поклонился Хеккельман ­опустевшей аллее, – Мы с вами еще встретимся.

Трудно быть военным атташе, очень трудно. Давно уже сложилось всеобщее и твердое убеждение, что военный атташе – это официальный шпион. Почему? Ведь у каждого человека есть вполне естественная любознательность – и только. Конечно, имеются еще этика и достоинство официального представителя, но ведь так хочется, покрываясь непробиваемой броней дипломатического паспорта, постараться узнать то, что любезные хозяева отнюдь не горят желанием сообщить. Но нельзя, нельзя! И тогда в атташе, измученном неравной борьбой с самим собой, просыпается вдруг тяга к странствиям. Ему надоедают холодные блестящие балы у посланника, чопорные рауты в министерстве иностранных дел, вязкая и непреодолимая, как разогретая смола, неприязнь военно­го министерства. Атташе решает отдохнуть, вдохнуть от своих много­трудных обязанностей, отдохнуть от неприкрытых знаков внимания, оказываемого ему полющей (явной и тайной), ну, словом, просто отдохнуть. Он сбрасывает увешанный орденами и аксельбантами мундир, прячет подальше парадную саблю и, облачившись в скромный серый костюм, старается, по возможности незаметно, пробраться на вокзал.

Путешествует он, обычно, год чужой фамилией, стремясь не привлекать ничьего внимания, но это ему редко удается. Как правило, несколько до странности похожих мужчин, одетых в добротные, но дурно пошитые костюмы, с независимым видом следуют за ним повсюду. По какому-то странному стечению обстоятельств в поезде они оказываются в одном вагоне с атташе, и на каждой станции напротив двери его купе маячит неподвижная серая фигура, плохо вписывающаяся в вокзальную суматоху. Но вот путешествие окончено. Однако беспокойство мужчин в плохих костюмах резко возрастает. Они начинают преследовать нашего отдыхающего с настойчивостью, уже выходящей за рамки приличий. Атташе, решив, что он, в конце концов не оперная примадонна, привыкшая окружать себя точной поклонников, старается как-нибудь скрыться от них. Человек приехал на курорт отдыхать, оставьте же его в покое? И если рядом с курортом оказался крупный оружейный завод (арсенал, военно-морская база и так далее), то это не его вина, бывают в жизни и более неожиданные совпадения. Иногда ему удается усколь­знуть от внимания попутчиков, и те долго мечутся с растерянными лицами по пляжам и курзалам.

Назад, в столицу, атташе возвращается свежий и отдохнувший, его спутники же, напротив, едут в самом скверном состоянии духа, с тоской предвкушая неприятные объяснения, По приезду атташе начинает писать письма, видимо, делясь дорожными впечатлениями со своими друзьями, которые, конечно по чистой случайности, служат в генеральном штабе. А потом... Потом все начинается сначала.

Вот почему мужчины в скверных костюмах неподдельно обрадовались, когда поезд, уносивший японского атташе из Берлина, пересек голландскую границу. Один из них даже смахнул платком несколько сомнительной свежести срезу, выступившую в уголке глаза. На сей раз обошлось, чем тот будет заниматься дальше – не их забота. Донесение, соответствующим образом занумерованное и подшитое, легло в архив, и больше никто, кроме тамошних крыс, им не интересовался. И зря.

Осень. Скучнеют шумные летом города южной Англии, Пустеют номера отелей, исчезают до следующего лета завсегдатаи пансионатов. Тихо становится на улицах Брайтона, Богнор-Риджиса, Борнемута, С моря ползет холодная промозглая сырость, так и норовящая забраться в рукава и противным влажным комом свалиться за воротник. Только ветер, что-то раздраженно насвистывая, шляется по пустынным пляжам в напрасной надежде найти кого-нибудь. Но тщетно! Те немногие чудаки, которые приезжают сюда осенью, все-таки предпочитают прятаться от него в аллеях парсов или дожидаются у теплого камина редкого в это время года солнечного дня. Их, этих людей, немного, и он невольно ищут друг друга, чтобы перекинуться хоть парой слов.

И нет ничего удивительного в том, что встретились эти двое, медленно идущие сейчас по аллее. Один их них записался в отеле как мистер Джонс, второй – как мистер Хара, коммерсант.

Ветер швырнул им в лицо пригоршню листьев, смешанных с мелкой, почти невесомой водяной далью, злорадно фыркнул и помчался дальше. Мистер Дюне зябко поежился и поплотнее запахнул пальто, его спутник чихнул и поднял воротник.

– Ох уж эта ваша осенняя погода, – недовольно пробурчал он и чихнул еще раз, – Извините.

– Вы правы, погода не очень располагает к прогулкам, но мне кажется, что здесь спокойнее, чем в отеле.

Мистер Хара согласно кивнул.

– Мистер Джонс, мне хотелось бы уточнять срок заключения нашей сделки.

Джонс внимательно посмотрел на него, а потом начел рассеянно ворошить тростью опавшие листья.

– Мистер Хара, мы еще не пришли к взаимоприемлемому соглашению, и поэтому говорить о сроках мне представляется несколько преждевременно.

– Извините, мистер Джонс, но ваш представитель в Берлине – мистер Алленби – сообщил мне, что правление вашей фирмы благосклонно отнеслось к идее сделки.

– В этом мистер Алленби был прав. Мы действительно поддергива­ем саму идею, однако правление нашей фирмы, членом которого являюсь и я, категорически не согласно о предлагаемыми ваш условиями.

Японец удивленно посмотрел на него.

– Но, мистер Джонс, та помощь, которую вы до сих пор нам оказы­вали, дает основания надеяться, что вы поддержите и нашу последнюю просьбу. Ведь вы не меньше нас заинтересованы в успехе наших совместных – именно так! – действий. Кроме того, мистер Алленби обещал...

– Я еще раз повторяю: мы готовы помочь, но то, что предлагаете вы – неприемлемо. Дня нас это повлечет разрыв слишком со многими партнерами, и полученная выгода не оправдает понесенных убытков.

– Но мы просим только о небольшой помощи.

– Мистер Джонс улыбнулся.

– По видимому, мистер Хара, мы с вами вкладываем несколько разный смысл в слово «помощь». Вам отлично известно, что наша фирма участвует во всех ваших предприятиях негласно, и соблюдение секретности ставится во главу угла. Именно поэтому мы просили приехать в Англию вас, а не обратились к лондонскому представителю вшей фирмы. У нас есть самые серьезные основания подозревать, что наши общие конкуренты установили за ним слежку. Обратите внимание, на какие усложнения мы идем, чтобы гарантировать секретность всего лишь переговоров. А то, что вы предлагаете... Мы можем организовать продажу именно сейчас. Кроме того, вам вряд ли удастся скрыть прибытие вашего персонала.

– Но это можно отложить до самого последнего момента.

– Однако вы не стали откладывать, – покачал головой мистер Джонс, – И, как мне кажется, несколько поспешили.

Мистер Хара изобразил искреннее недоумение и совершенное непонимание.

– «Мы имеем людей, расположенных в разных местах, которые должны сообщать нам обо всех движениях и, по возможности, препятствовать им». Ведь эту телеграмму отправил ваш представитель в Гааге? – осведомился мистер Джонс несколько рассеянно.

Мистер Хара побледнел и облизнул внезапно пересоздав губы, удар был метким и сильным. Но, немного оправившись, он попытался перейти в наступление.

– Послушайте, господин капитан...

– Мистер Джонс, – мягко, но настойчиво поправил англичанин.

– Послушайте, господин капитан 1 ранга! – разозлился японец, – давайте не будем играть в прятки. Объясните, почему вы не хотите продать миноносцы.

Улыбка англичанина мгновенно пропала, и он сухо ответил:

– Правительство Его Величества в вашем конфликте с Россией занимает строго нейтральную позицию...

Сигнальщик, заметив дымок, осторожно кашлянул. Вахтенный офицер, еще раз затянувшись сигаретой, лениво поинтересовался:

– Что случилось, Ходжсон?

– Корабль, сэр.

Офицер, щелчком отправив сигарету за борт, поднял бинокль. И вдруг его словно ударяли. Он лихорадочно подкрутил окуляры, напряженно вглядываясь в сверкнувшую год солнцем голубизну. Потом, срывая голос, выкрикнул:

– Рассыльный! Передай капитану: просьба немедленно подняться на мостик. Быстрее!

Когда капитан, застегивая на ходу китель, взбежал по трапу, офицер встретил его словами:

– Русский крейсер, сэр!

Щека капитана нервно дернулась.

– Вы не ошиблись?

– Нет, сэр. Три трубы, одна мачта. Это «Новик», сэр.

Капитан долго разглядывал в бинокль низкий серый силуэт. Снова расстегнув воротник кителя, он тяжело опустился на разножку возле штурвала,

– Если он решит проверить, что лежит у нас в трюмах...

Штурман, перехватив его взгляд, решительно двинул ручки машинного телеграфа на «полный вперед». Капитан, прикусив губу, продолжал следить за русским крейсером. Наконец он облегченно вздохнул и с чувством перекрестился,

– Кажется, пронесло. Он идет на норд, и ему, похоже, не до нас. Но как только мы придем в Иокогаму...

Сообщение капитана «Селтика» сделало свое дело – японцы отправили на перехват «Новика» два крейсера. После неравного боя русский корабль был затоплен своей командой.

– ... в случае необходимости, мы выполним третий пункт приложения к договору и вступим в войну. Но мы никогда не предпримем никаких шагов, могущих спровоцировать обострение отношений с Россией.

Японец посмотрел на него с внезапно мелькнувшей в глазах злобой, но англичанин продолжал невозмутимо ворошить концом трости листья, усыпавшие дорожку,

– Кроме того, – продолжал он, – я хочу прямо сказать, что мы опасаемся не утраты секретности как таковой, а того, что это может вызвать принятие русскими дополнительных мер предосторожности, что расстроит намеченную ваш акцию.

Японец криво улыбнулся и с некоторой натугой спросил:

– Что вы имеете в виду? Я, извините, не совсем вас понял. Англичанин, немного помолчав, сказал:

– Вы просили продать вам миноносцы, разумеется же не потому, что Объединенный флот остро нуждается в трех или четырех таких кораблях. Вашей целью была атака русской эскадры на переходе Северным морем,

– Извините, ни в коем случае! – поспешно, слишком поспешно, перебил японец.

Англичанин с сомнением пожал плечами.

– Почему же вы в таком случае упорно настаиваете на продаже именно теперь, когда русские выходят? Причем на продаже кораблей с полным боекомплектом?

Японец нервно повел головой, не замечая водяной пыли, сыпавшейся ему за воротник.

– Вас трудно понять, мистер Джоне. То вы настоятельно требуете строжайшего сохранения тайны, извините, то хотите прямо противоположного. Секрет возможно сохранить лишь тогда, когда о намечающихся действиях знают лишь те, кто должен знать.

Англичанин снова улыбнулся.

– «... и каждый получил инструкции и приготовлен ко всяким случайностям», – медленно процитировал он, подчеркивая каждое слово движением трости, словно читая на дорожке видимые только ему письмена.

Японец на этот раз промолчал.

– Между партнерами должна быть полная откровенность, масштаб наших отношений, все наш совместные действия должны оставаться тайной только для окружающих. Вы намечаете какие-то действия у наших берегов, намереваясь оставить нас в неведении?

Мистер Хара, поколебавшись, ответил:

– Мы не исключали, что при благоприятных условиях возможна встреча наших миноносцев с русской эскадрой. Но мы отнюдь не собирались нарушать ничьих территориальных вод.

Англичанин рассеянно посмотрел на изорванные ветром в клочья облака и тихо спросил;

– А что, если Японскому Императорскому флоту удастся это дерзкое предприятие?

Мистер Хара даже не попытался скрыть своего удивления,

– Простите, кап... мистер Джоне, я вас совершенно не понимаю. Только что вы наотрез отказались содействовать этой операции, и тут же...

– Совершенно верно, – кивнул англичанин. – То, что вы предлагаете, могло толкнуть Россию на разрыв дипломатических отношений, даже на объявление войны. Однако есть варианты, которые позволяют избежать подобной опасности. Русские собирается совершить поход вокруг света. Отлично! Что может помешать японскому флоту проделать то же самое? Почему бы вам не выслать навстречу русским отряд миноносцев в сопровождении угольщиков?

– Это нужно было сделать полгода назад, а не сейчас, – с легким вздохом сказал японец. – Кроме того, в отличие от русских, мы не могли бы пользоваться промежуточными портами. Главной идеей такой операции была бы сугубая секретность, внезапность атаки. Первый же заход в порт раскроет тайну выхода отряда и сломает весь план операции.

– Давайте предположим, что захода в порт удалось избежать.

– Простите, мистер Джонс, предполагать можно многое, но предположения – это нечто неощутимое, эфемерное,

Англичанин взял японца год руку и доверительно сказал:

– Я повторяю: давайте предположим. В этом случае, как вы понимаете, дальнейшее соблюдение секретности может привести ко всякого рода нежелательным осложнениям. Поэтому мы хотели бы знать, будет ли готово японское правительство в этом случае взять на себя ответственность, чтобы рассеять подозрения, которые неизбежно возникнут. Это было бы крайне желательно.

Японец, вырвав локоть, повернулся к нему.

– А вам но кажется, что после, м-м, инцидента, выступление нашего командования но будет иметь того эффекта, на который вы рассчитываете? Оно может не рассеять, а лишь усугубить подозрения.

Англичанин кашлянул.

– Все будет зависеть от формулировок, а кроме того, официальное заявление – это официальное заявление. Ему можно не верить, но отмахнуться от него нельзя.

– И тем не менее, ото как-то слишком...

– Хорошо, – покладисто согласился мистер Джонс. – Тогда давайте предположим несколько иной вариант. Что произойдет, если русская эскадра будет атакована миноносцами неизвестной национальной принадлежности.

– Корабли без флага? – задумчиво переспросил мистер Хара. – Это интересно, хотя в некотором роде, это, извините, пиратство...

«Раньше, когда две державы начинали войну, они не делали этого, не обменявшись вызовами. Рыцари прошлого посылали врагу перчатку, монархи отправляли ноту с объявлением войны...

Из всех европейских стран только Англия несколько раз игнорировала этот благородный обычай. Ее союзник – Япония – сейчас второй раз показала удивленному миру, что она считается с тонкостями дипломатии не больше, чем коварный Альбион».

«Пти журналь», 21 февраля 1904 года, Париж.

– Но, тем не менее, вы должны быть готовы взять на себя ответственность, если возникнет такая необходимость.

– Но только если она возникнет.

– Безусловно. Пусть русские сначала попробуют разобраться, кто именно, воспользовавшись благоприятным случаем, подставил им ножку.

– Значит, можно считать, что общая точка зрения выработана?

– Не совсем, – осторожно возразил англичанин. – Осталось выяснить, в какую форму будет облечено заявление вашего правительства.

Японец вежливо улыбнулся, но в его улыбке промелькнуло что-то ехидное.

– Если его превосходительство граф Кацура сочтет это нужным, то он сам определит форму заявления, извините.

– Простите, – не менее вежливо улыбнулся англичанин, – но вы несколько неправильно расставляете акценты. Граф должен будет выступить с заявлением, если мы сочтем это нужным.

Японец со свистом втянул воздух сквозь зубы,

– Я полагаю, что такие условия для нас не только неприемлемы, но я просто унизительны.

– Отнюдь. Ведь вы более других заинтересованы в успехе акции, следовательно, и мера ответственности должна быть у вас выше, чем у других.

– Короче, вы милостиво предоставляете нам таскать для вас горячие каштаны из огня, – на минуту забыв обычную вежливость, зло бросил японец,

– Смотрите, солнце выглянуло, – неожиданно мирно заявил мистер Джонс.

Мистер Хара несколько оторопело посмотрел на него.

– Давайте присядем, – указал англичанин на стоящую под деревом скамейку, – Я что-то немного устал.

– Давайте, – согласился, не успевши опомниться, мистер Хара, – Так какие условия выдвигаете вы?

– Мы должны получить от вас письменное заявление графа Хаяси. Так как ни граф Кацура, ни маршал Ямагата сделать такое заявление во время не успеют, придется взять инициативу на себя вашему послу в Лондоне.

– Простите, но вы не находите, что господин посол может и не согласиться?

– По всей вероятности, вам будет нелегко уговорить его.

– Я доведу ваш соображения до сведения господина посла и господина премьер-министра.

– Мы считаем нежелательным обращение к телеграфу, так как сообщение может быть перехвачено. Вы в этом только что имели возможность убедиться. И нет никаких гарантий, что и русские не найдут способа читать ваши телеграммы,

Японец хмуро посмотрел на мистера Джонса и поднялся.

– Я передам все это его сиятельству графу Хаяси. Должен, однако, повторить, что господин посол вряд ли подпишет требуемый вами документ, заявление же за подписью кого-либо из советников посольства я могу вам твердо обещать.

– Такое заявление не будет сочтено достаточной гарантией, только подпись самого посла.

У мистера Хары дернулась щека, но он промолчал.

– Мне очень приятно было с вами познакомиться, – поднялся мистер Джонс.

Мистер Хара щелкнул каблуками и склонил голову.

– Следующая встреча, как мы договорились ранее? – спросил он.

– Совершенно верно, – кивнул мистер Джонс.

Мистер Хара резко повернулся и зашагал прочь. По-видимому, он уже совершенно не владел собой, так как перешел на четкий строевой шаг, словно был на плацу, совсем забыв, что на нем штатский костюм, Мистер Джоне с доброй улыбкой следил за удаляющейся фигурой, но потом улыбка пропала. Он бросил вслед японцу тяжелый взгляд и быстро пошел к отелю.