"Ставки сделаны" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 6

На следующий день Марк Эрдман был объявлен в федеральный розыск. Согласовав свое решение с Кротовым, Олег отдал необходимые распоряжения, сказал дежурному, что его сегодня ни для кого нет, поставил запрет на все входящие звонки по служебному телефону и заперся у себя в кабинете.

Оказавшись в полном одиночестве, он открыл сейф и достал из мини-холодильника, устроенного в одном из его отделений, запотевшую бутылку чешской водки.

Но алкоголь не пьянил. Не закусывая, он выпил почти две трети ее содержимого, прежде чем появилось ощущение легкости во всем теле и едва слышный звон в ушах. Откинувшись на спинку кресла, Олег закурил и погрузился в раздумья.

Начиная «дело брата», он даже не подозревал, чем обернется это служебное расследование. Сейчас ему казалось, что было бы намного лучше, раскопай он факты какой-нибудь банальной коррупции. А вместо этого на поверхность всплыли настолько не укладывающиеся в голове вещи, что он до сих пор не мог с ними смириться.

Марк – сексуальный извращенец… Олег живо вспомнил кадры из видеоролика с бьющейся в конвульсиях девушкой – очень похоже на эпилептический припадок. К тому же выглядела она несовершеннолетней. Но то, что вытворял с ней его брат, и без этого заслуживало жестокого наказания Он передернул плечами от омерзения и налил себе еще одну рюмку водки. Потом протянул было руку к лежавшему на столе мобильному телефону, но не завершил движения.

Олег очень хотел позвонить отцу, чтобы хоть с кем-то близким поделиться тем, что происходило сейчас у него в душе. Однако он не имел никакого желания расстраивать человека, перенесшего уже не один инфаркт, сообщением о том, что его любимый (Олег не строил на этот счет никаких иллюзий) сын – психопат.

Стряхнув сигаретный пепел в квадратную пепельницу из блестящего металла, Олег положил подбородок на руки и уткнулся в дверь своего кабинета отсутствующим взглядом.

Он словно впал в какое-то оцепенение. Перед глазами бежали строчки ориентировки, собственноручно отправленной им в федеральный розыск. «Агрессивен и непредсказуем… может быть вооружен.., владеет рукопашным боем и всеми видами холодного и огнестрельного оружия.., в момент задержания необходимо проявлять максимальную осторожность… будет лучше, если вы предварительно свяжетесь с ОВД ФСБ по телефону…» Дальше шел номер его собственного мобильного.

Этим факсом он открывал вполне официальную охоту на собственного брата. И хотя между ними никогда не существовало особенно теплых отношений, глава отдела внутренних расследований чувствовал себя сейчас подлецом, по крайней мере наполовину.

И в первую очередь потому, что не смог заставить себя передать расследование кому-нибудь другому.

Олег задумчиво посмотрел на недопитую водку. Налил себе еще одну рюмку, решив, что это последняя и спрятал бутылку под стол. Потом передумал и отнес ее обратно в сейф.

Его уже вполне ощутимо покачивало.

Опустившись в кресло, он выдвинул ящик стола и достал оттуда глянцевое фото, закатанное в пластик. Отец, Марк и он на берегу горного озера в Швейцарии. На переднем плане – их обнявшаяся улыбчивая троица, похожая на все счастливые семьи одновременно. Фон – темно-синяя гладь в лучах восходящего солнца, обрамленная часовыми-скалами.

Тогда еще отец не знал, что у него рак.

Потушив в пепельнице окурок, Олег закурил новую сигарету.

Переливчатая трель мобильного телефона вывела его из состояния вязкой алкогольной дремы. Вскинув голову, он первым делом посмотрел на часы. Впрочем, это было лишним – в окнах плескался сумрак, разрезанный на узкие полоски чуть приоткрытыми вертикальными жалюзи.

Олег некоторое время смотрел, морща лоб, на звонивший телефон, потом протянул руку и взял трубку. Она была холодной, и от этого прикосновения по его телу вдруг пробежала мелкая дрожь. Протирая заспанные глаза, он поднес мобильник к уху:

– Слушаю вас.

– Здравствуй, сын.

Меньше всего Олег ожидал услышать сейчас этот усталый голос, звучащий через много-много километров, отделявших Москву от острова Крит.

– Здравствуй, – быстро трезвея, ответил он.

С языка чуть было не сорвалось: «Почему ты звонишь?»

Олег вовремя удержался от бестактного вопроса. У него слегка кружилась голова, и он встал, чтобы включить негромко жужжащий кондиционер на полную мощность.

Но так и не дошел до него. Следующая фраза отца заставила его замереть на месте.

– Мне звонил Марк, – еще более усталым голосом произнес Эрдман-старший. – Ему нужна твоя помощь.

Олег долго думал, что ответить на это, но так и не подобрал подходящих слов.

Его отец тяжело вздохнул.

– Я все знаю, – проговорил он. – Доброжелатели постарались. Горелко, будь он неладен. Но Марк…

Он запнулся, – Что – Марк?!! – Олег взорвался внезапно, сам от себя не ожидая. – Что – Марк?! Твой чертов любимый сын – извращенец, ясно тебе?! И всю жизнь таким был! Чертовым ублюдком! Ублюдком, ты понял?! Трахал маленьких девочек в…

– Заткнись, – голос в трубке стал ледяным и невообразимо далеким. – Сядь и внимательно меня выслушай.

Олега будто волной холода окатило. Он недоуменно посмотрел на телефон в своей руке, потом медленно попятился к креслу. Когда ноги уперлись в край сиденья, он рухнул в него всем весом. Тяжело дыша, словно после марафонского забега, снова поднес трубку к уху.

– Я тебя слушаю.

– Понимаю, что нелегко, – сила, неожиданно появившаяся в голосе отца, так же неожиданно исчезла, уступив место все той же невообразимой, вселенской усталости. – Но ситуация несколько изменилась. Я не могу тебе сказать, каким образом, – по телефону он сам не захотел мне об этом говорить.

Его сейчас можно понять, я думаю… – Эрдман-старший выдержал паузу, готовый к возможным возражениям Олега, но тот молчал. – Ты должен встретиться с ним, сын. Ты должен помочь ему бежать из этой страны.

– С какой стати я должен помогать этому психу? – сквозь зубы процедил Олег.

На этот раз молчание было таким долгим, что он начал беспокоиться, не случилось ли чего с отцом. Наконец его голос твердо произнес:

– Потому что это наша кровь, сын. Потому что он твой брат. Пойми, – он заговорил торопливо, не давая Олегу вставить слово, – если бы речь шла о любом другом нарушении закона.., сознательном нарушении.., я был бы первым, кто потребовал судебного разбирательства. Но он не виноват.., то есть, конечно же, виноват, но не в том смысле.., ты понимаешь меня, сынок? Он не отвечает за свои действия, это же патология, это не преступление.., его надо лечить.

Но они не будут лечить его, Олежек, не будут. Ты сам знаешь, мне не нужно тебе доказывать. Здесь одно решение – ликвидация, а этого ты не должен допустить, не должен…

Олег, я умираю, мне осталось недолго, так вчера сказал врач. Можешь считать это моей последней просьбой, сын… послушай…

– Он объявлен в федеральный розыск! Сегодня! – заорал Олег, чтобы перекрыть этот поток слов. – Это дело ведется в открытую. Я больше не могу заниматься самодеятельностью, меня контролируют Кротов и Горелко лично, понимаешь, лично!!! Не сегодня-завтра об этом узнает президент…

Олег замолчал, тяжело дыша.

– Марк сегодня придет к тебе, – глухо ответил его отец. – Делай что хочешь.

На этом связь с островом Крит прекратилась. Олег некоторое время сидел неподвижно, уставясь на свой мобильник, потом сосредоточенно и хладнокровно швырнул его в стену Хрупкий аппарат от удара разлетелся на несколько частей.

– А он сказал тебе, что на его совести – уже два сослуживца? – тихо спросил Олег у разлетевшихся по полу обломков телефона.

Разумеется, никто ему не ответил.

Эрдман взял со стола сигареты, закурил и посмотрел на часы. Половина десятого. Он нажал кнопку интеркома и вызвал дежурного.

– Скажешь, чтобы прибрали здесь, – хмуро распорядился он, когда в дверь его кабинета протиснулся парень шкафоподобного вида.

Уже уходя, Олег, подумав, вынул из сейфа табельный пистолет в подмышечной кобуре и надел ее под кремового цвета летний пиджак.

«Никогда не знаешь, – подумал он, – чего ожидать от братца, у которого не все в порядке с головой».

На всякий случай они решили разделиться и не подавать виду, что знакомы. Отыскав многоэтажную гостиницу из тех, советских, до которых еще не добрались риэлтеры, инвесторы и реконструкторы, Панкрат и Люся вошли в нее первыми. Он снял двухместный номер на четвертом этаже, отвел туда девушку и спустился, чтобы купить сигареты в гостиничном киоске. Там уже стоял Кузьма, и Панкрат, проходя мимо него к стойке с куревом, будто бы случайно уронил карточку-ключ с номером снятой им комнаты. Хакер, сообразив, тут же подал ему перфорированный пластиковый прямоугольник, не забыв как следует разглядеть цифры. Купив пачку «Житан», он, после недолгих размышлений, набрал еще целый пакет всякой еды: нужно было перекусить как следует. Потом Панкрат, не глядя на Кузьму, прошел к лифтам и поднялся обратно в номер.

Хакер постучал в их дверь через пятнадцать минут К этому времени Люся уже успела распаковать и разложить в принесенную Панкратом одноразовую посуду те продукты, которые он купил в киоске.

– Заходи, поужинаешь, – сдержанно пригласил он Кузьму. – Заодно расскажешь, как ты нас выследил. И кто тебя вообще надоумил…

Панкрат замолчал, недовольно поигрывая желваками. Он и не ожидал, что на его плечи свалится еще одна обуза в виде этого худосочного хакера, влюбленного в Люсю, с которой и без того было немало хлопот.

Кузьма почувствовал в словах Панкрата плохо скрытое раздражение и вошел, уткнув глаза в пол. Коротко глянул на Люсю и тут же отвел взгляд. Выглядел он смешно, как и всякий влюбленный.

Он сел на стул. Панкрат закурил, указал на тарелки с солеными огурцами, нарезанной колбасой, ветчиной и хлебом.

– Угощайся, Джеймс Бонд, пока к отцу Аврамию не отправил твою блудную душу.

– Да не хочу я, – дернул головой хакер. – Вот только сока, с вашего позволения, выпью.

И он взял пакет с апельсиновым нектаром.

– А на хрена тебе мое позволение? – саркастически спросил Панкрат. – Ты вон какого-то черта из монастыря за нами поперся и никакого позволения у меня не спрашивал.

У меня, между прочим, один ребенок уже есть, – он кивнул на Люсю, поджавшую губы. – С тобой мне что прикажешь делать?

– Ну, я-то не ребенок, – усмехнулся Кузьма, наливая сок в низкий стакан. – Мне тридцать скоро.

– Месяцев? – уточнил Панкрат тем же насмешливым тоном.

Люся, не выдержав, прыснула.

– Тем более, Кузьма, – продолжал Панкрат. – Ведешь себя как ребенок. Я понимаю, конечно, твое состояние, только мы ведь с ней сюда не в биртольки приехали играть. Нам жизни свои спасать надо. От психа, который не сегодня-завтра может нас стереть в порошок. Если найдет. А твоя задница – извини, Люся, – скорости и мобильности нам вовсе не добавляет, понял?

– Я могу помочь, – Хакер, у которого покраснели не только щеки, но и бритая макушка, отставил в сторону стакан с соком, так и не отпив из него. – Вернее, я знаю одного неплохого парня, который может вам помочь.

При этом Кузьма украдкой глянул на Люсю.

Но похоже, его слова не произвели на нее никакого впечатления. Девушка сидела на кровати, скрестив обтянутые джинсами ноги и подложив под спину подушку. Слушая перепалку Панкрата и хакера, она молча рассматривала свои ногти и, казалось, была больше всего на свете озабочена их состоянием.

Плотный вечерний сумрак понемногу расцвечивался огоньками загорающихся окон. Панкрат с пепельницей в руках подошел к двери небольшого балкончика, имевшегося в номере, открыл ее и прислонился к косяку.

– Что это за неплохой парень? – негромко спросил он, не оборачиваясь.

Кузьма, однако же, хорошо расслышал вопрос. Поняв, что Панкрат заинтересовался, хакер быстро проговорил:

– Он журналист. Хороший журналист, три года назад даже премию получил от издательского синдиката. Сейчас у него нет постоянного работодателя, он разовые заказы выполняет. Парень с кучей полезных знакомств в любой сфере, начиная от бандитов и заканчивая политиками и шоуменами.

– А каким боком он может быть полезен нам? – спросил Панкрат. Уже просто из вредности.

– Так я и говорю, – Кузьма хлопнул себя ладонью по колену. – У него куча знакомств. В крайнем случае, он просто передаст информацию, которой вы располагаете, по нужным каналам. Или устроит встречу с тем, кому это может быть интересно. Или то и другое вместе.

Панкрат с подозрением посмотрел на него.

– Готов побиться об заклад, что ты ему уже позвонил…

Так или нет, а?

Поколебавшись, Кузьма кивнул.

– Точно, позвонил. Сразу с вокзала, когда утром приехал. Он дома сейчас, ждет нас.

– И что ты ему рассказал? – на это раз Панкрат обернулся, чтобы пристально взглянуть в лицо Кузьме.

Но тот не смутился и не отвел взгляд.

– Не волнуйтесь, ничего я не болтал, – ответил он. – Сказал только, что он может раскопать сенсацию. Все остальное сами ему расскажете – так, как захотите.

– Шустрый ты, однако, – проворчал Панкрат.

На этот раз уже более миролюбиво.

– А впрочем, Кузьма, спасибо, – добавил он чуть позже. – Может, и выгорит что-нибудь из этого. Один журналист мне как-то крепко помог.., глядишь, и твой друг не подведет.

Краем глаза заметив, как лицо хакера расплывается в довольной улыбке, а взгляд, полный гордости, медленно смещается в сторону Люси, Панкрат усмехнулся сам и вышел на балкончик, притворив за собой дверь.

Здесь было темно и свежо. С верхних этажей, где скорее всего располагался обычный для гостиниц такого типа дорогой ресторан, доносилась громкая ритмичная музыка. Наверное, играл вживую какой-нибудь коллектив. Слов было не разобрать: они растворялись в звуках клавишных и стуке драм-машины.

Панкрат курил, глядя вниз, на гостиничную стоянку, и старался не думать о завтрашнем дне. На самом деле он был скептически настроен в отношении затеи Кузьмы. К тому же ему было жаль парня, которого придется втянуть в «крутые разборки» со спецслужбами.

Впрочем, именно так эти ребята и зарабатывают себе на жизнь. Суя свой нос повсюду, где висят запрещающие знаки…

Когда Панкрат вышел на балкон, в номере установилась хрупкая тишина. Кузьма сидел неестественно прямо, постукивая костяшками пальцев по лакированной поверхности стола, в которой отражалось его худое лицо в больших роговых очках.

Время от времени он исподлобья посматривал на Люсю.

Со стороны это выглядело довольно-таки забавно: зрелый мужчина, боящийся взглянуть в лицо девчонке. Та же явно наслаждалась этим моментом, с независимым видом поглядывая на Кузьму и усмехаясь, когда тот поспешно отводил взгляд.

Потом она совершенно серьезно произнесла:

– Зря ты приехал. – И добавила:

– Мне жаль. Правда.

Но – зря.

На лице хакера появилась глуповатая улыбка.

– Почему? – спросил он, втайне надеясь, что ослышался:

– Я хотел помочь…

– Я знаю, – кивнула девушка. – Спасибо. Но…

Она замолчала, кусая губы.

Кузьма ждал, все так же постукивая по столу. Сейчас он больше всего был похож на механическую куклу, у которой вот-вот закончится завод.

– Понимаешь, – прошептала она наконец. – Я люблю его.

– Кого – его? – переспросил он каким-то чужим голосом.

Люся кивнула в сторону балконной двери.

– Его, – повторила со спокойной уверенностью. – Ты хороший парень, Кузьма…

Она опять замолчала. Потом вскинула голову и, словно бросаясь в прорубь, выпалила:

– Я сегодня перевязывала ему рану и поняла: без него – не смогу, – и, понизив голос чуть ли не до шепота, спросила:

– Ты понимаешь, о чем я?

Она посмотрела Кузьме в лицо с тревогой и надеждой.

– Извини, ладно?

Хакер тряхнул головой. Так, будто бы у него были длинные волосы и он отбрасывал с глаз непослушную прядь.

– Ничего, – севшим внезапно голосом ответил он. – Я просто хотел помочь. Отведу вас к своему другу – и больше не появлюсь. Обещаю тебе.

Люся совершенно по-детски шмыгнула носом и спрятала лицо в ладонях.

У Олега был черный «лендкрузер» – машина не самого высокого класса, но вполне солидная. Выезжая из гаража, расположенного на подземном уровне ведомственного здания, в котором находился отдел внутренних расследований, он на прощание помахал рукой охраннику. Парень, целый день занимавшийся только тем, что нажимал кнопку подъема ворот, с тоской посмотрел ему вслед. Предстояло еще ночное дежурство. Олег поймал этот взгляд в зеркале заднего вида и криво усмехнулся: вряд ли охранник подозревает о том, что начальник отдела с удовольствием поменялся бы сейчас местами с ним, простым винтиком в системе.

– Да и я такой же винтик, – вслух произнес он. – Только сечением побольше.

Джип выехал из гаража в заасфальтированный дворик, пересек его и миновал еще одну линию безопасности – рельсовые ворота, охраняемые на этот раз двумя секьюрити в серой форме без знаков различия. В Конторе не любили бросаться в глаза, если речь, разумеется, шла не об автомобилях.

Впрочем, и в этой области на выбор неплохо обеспеченных сотрудников в первую очередь влияли такие свойства машины, как надежность и солидность. Скорость и красота при этом отходили на второй план.

Один из охранников, хотя и знал все машины в отделе так же хорошо, как и их владельцев, подошел к джипу и, приложив руку к воображаемому козырьку, заглянул внутрь. Этого требовали инструкции, а здесь ими не пренебрегали.

– Счастливого пути, – пожелал секьюрити Эрдману. – И доброй ночи.

Тот кивнул и притопил педаль акселератора. Машина покачнулась, переезжая уложенный в бетонную подушку рельс, и оказалась по другую сторону двухметровой каменной ограды, поверх которой была натянута свернутая в спираль проволока и бесстыдно щурились блестящие зрачки видеокамер службы безопасности. Одна из них, повернувшись на своем моторизованном штативе следом за джипом, проводила его. пристальным взглядом черной линзы.

Олег несколько раз нажал кнопку цифрового тюнера, выбирая подходящую станцию, и наконец отыскал для себя рок-н-ролл пошустрее на частоте «Золотого дождя».

Он открыл бардачок и вслепую нашарил банку с таблетками алка-зельцера. Из мини-холодильника между сиденьями достал банку минеральной воды, ледяную на ощупь. Не отпуская руля, вытряхнул прямо в рот одну таблетку, пальцем подковырнул кольцо на банке и сделал несколько глотков. Пузырьки смешно завозились в носу.

Одна композиция сменилась второй, вторая – третьей, а Олег все так же ехал по бульвару, источавшему жар, накопленный за день. Дорога постепенно спускалась к набережной Москва-реки, вокруг все больше сгущался сумрак.

Сделалось прохладнее, и он закурил.

Потом остановил машину и выключил двигатель. Положил голову на руль и понял, что домой ему сегодня хочется меньше всего.

В окно постучали. Олег повернулся на звук и увидел милиционера. Нажал кнопку, стекло опустилось.

– Добрый вечер, – сурово произнес молодой, не старше двадцати пяти, парень. – Здесь запрещена стоянка, гражданин.

Эрдман молча сунул руку во внутренний карман пиджака. Он постарался сделать это медленно, но милиционер тут же отступил назад и выхватил табельный пистолет из висевшей на поясе кобуры.

– Руки вверх! Выйдите из машины! – скомандовал он.

Вздохнув, Олег подчинился. Выбравшись из джипа, он заметил, что парочка, до этого, видимо, целовавшаяся у парапета, заинтересованно смотрит в его сторону. Наверное, решили, что милиционер задерживает какого-то «быка».

– У меня там документы, – пояснил он. – Хочешь – достань сам.

– Сейчас достану, гражданин, – кивнул милиционер. – Не нужно нервничать.

– Да я спокоен, – пожал плечами Эрдман.

Протянув руку, милиционер вытащил из внутреннего кармана его пиджака маленькую краснокожую книжицу. Открыв ее, досадливо закусил губу.

– Извините, товарищ майор, – покрываясь румянцем, козырнул он. – У нас обстановка сейчас очень напряженная.

Террористы, знаете.., все такое.

– А что, похож? – без улыбки спросил Олег, забирая у него свое удостоверение.

– Нет-нет, что вы, – быстро ответил милиционер, пряча пистолет.

– Слушай… – Эрдман глянул на его звездочки. – Слушай, лейтенант, у тебя брат есть?

– Есть, – озадаченно моргнул тот. – А вы откуда знаете?

– Да не знаю я ничего, – поморщился Олег. – Я так просто спросил. Наугад… Хочешь сигарету?

Милиционер почему-то оглянулся. Парочка, следившая за ними в четыре глаза, тут же отвернулась.

– Бери-бери, – Эрдман протянул ему пачку. – Угощайся.

Лейтенант осторожно вытащил сигарету и прикурил от протянутой Олегом зажигалки.

– Спасибо.

– Да не за что, – махнул рукой тот. – Ты мне лучше вот что скажи, лейтенант. Если бы твой брат человека убил, ты как поступил бы?

– Задержал бы, – практически не задумываясь, ответил милиционер. – Закон есть закон. Я – на его страже.

Он почувствовал, насколько пафосно прозвучали его слова, и снова покраснел.

– Нормально, – кивнул Олег. – А если бы брат твой болен был? Ну, на голову. И не отдавал себе отчета в том, что делает. Скажем так, во время приступов.

Лейтенант затянулся, посмотрел на рубиновый огонек сигареты. В раздумье пожал плечами.

Эрдман не торопил его. Он курил, прислонившись к капоту, и смотрел, как ветер, дующий с реки, разрывает в клочья тонкие струи дыма и уносит их в темноту.

– Задержал бы, – наконец проговорил он. – Дело не в брате. И не в болезни. В преступлении дело… В том, что он жизнь у человек отнял. А что еще может иметь значение?

Олег посмотрел в его открытые честные глаза.

– Слушай, тебя твой брат в детстве не обижал? – спросил он довольно резко и даже зло.

У милиционера недоуменно вытянулось лицо, но Эрдман уже смотрел в другую сторону. Щелчком отправив окурок через парапет, он сел за руль и с чувством хлопнул дверью.

Лейтенант смотрел на него несколько удивленно, сигарета дымилась в его опущенной руке. Все это выглядело довольно комично.

Олег повернул ключ зажигания и, оставив сконфуженного милиционера в одиночестве, выехал с набережной. На часах было половина одиннадцатого.

«Интересно, он под дверью меня будет ждать, – вдруг подумал Эрдман. – Или войдет с помощью спецсредств?»

«Все-таки он твой брат», – звучали в ушах слова отца.

Да, но он убийца. Хотя бы потому, что застрелил Искандера, будучи отнюдь не в состоянии аффекта, а просто-напросто спасая свою шкуру. Он сделал это, и все тут. Как там сказал лейтенант: дело в преступлении?

Да, безусловно.

И все-таки в глубине его души по-прежнему сохранялось чувство протеста.

Марк проснулся и увидел над собой небо. Потом, несколькими секундами позже, понял, что ошибся, приняв за небо выкрашенный в нежно-голубой цвет потолок. Смотреть на него все равно было приятно; правда, не хватало облаков.

Приподнявшись на локте, он уперся взглядом в висящий на песочной стене телевизор, зеркальный экран которого был заключен в серебристую раму корпуса. По бокам красовались две вытянутые деревянные маски, изображавшие, по всей видимости, неких африканских богов. Выкрашены они были в густо-черный и кроваво-красный цвета и выглядели устрашающе.

Он тряхнул головой, запустил пятерню в волосы и напряг память, мучительно пытаясь вспомнить события, предшествовавшие его пробуждению в этой квартире. Из памяти вынырнули сначала «порше», потом – Вика.

Марк посмотрел влево. Так и есть – рядом с ним, накрывшись простыней и вытянувшись во весь свой немаленький рост, тихо посапывала молодая женщина.

Сев в постели, он еще раз обвел глазами спальню.

Кровать была не просто большой, а огромной. Такой, что к прикроватной тумбочке, на которой лежали сигареты, он сразу и не дотянулся. Пришлось подползать.

На стене справа висело зеркало в раме из черного дерева, вырезанной в форме солнца, каким его изображали на старых астрономических картах: с короной изогнутых лепестков-лучей. По обе стороны от него с потолка опускались на серебряных проводах такие же блестящие галогеновые светильники.

Слева от кровати было окно. Полукруглое, с тремя секциями. В него светило настоящее солнце, лучи которого заливали комнату призрачным светом жемчужного оттенка.

В нем был отчетливо виден белый пушок на загорелых руках девушки.

Не удержавшись, Марк наклонился и поцеловал ее в плечо. Она пошевелилась, пробормотала что-то неразборчивое. Он улыбнулся, погладил ее по разметавшимся волосам и встал.

Подобрал свою одежду, в беспорядке разбросанную по полу, и направился в ванную.

Нежась в упругих пузырьках джакузи, Марк слушал музыку, автоматически полившуюся из скрытых динамиков, как только он вошел. Кажется, это был Вивальди, «Времена года».

Хотя он, конечно, не мог поручиться.

Вымывшись и почистив зубы, он снял с деревянной рамы под потолком большое и толстое махровое полотенце. Промокнув остававшуюся на теле воду, надел то, что купил вчера в одном из магазинчиков на Тверской. Во встроенном стенном шкафчике обнаружился дорогой мужской афтешейв. Испытав легкий укол ревности, Марк, однако, не колеблясь использовал его по назначению. Легкий и чуть горьковатый запах ему понравился.

Когда он застегивал верхнюю пуговицу на рубашке, дверь из матового стекла скользнула в сторону, и в ванную вошла Вика. Она была нагишом, и Марк еще раз смог оценить все прелести и соблазнительные изгибы ее стройного тела.

– Доброе утро, – улыбнулся он. – Выспалась?

Девушка кивнула и, обняв Марка за плечи, прижалась к нему своей большой, но упругой грудью.

Он положил руку ей на талию и безразличным тоном спросил, показывая на флакон из зеленоватого стекла:

– Кто, интересно, забыл здесь этот чудесный аромат?

Муж?

Вика усмехнулась и кончиками пальцев слегка царапнула ему шею над правой ключицей.

– А у вас, сударь, память просто девичья, – проворковала она. – Мы его вместе выбирали в «Пассаже». Хороший, правда?

Марк старательно наморщил лоб, но результата не получил. Память на слово «пассаж» отреагировала только рифмой «вернисаж», но не более. На всякий случай он спросил:

– Мы курили травку?

Прищурившись, Вика покачала головой.

– Это мелко. Мы курили кальян. Отличный индийский хэш, бэби.

– Все ясно.

Он шлепнул девушку по твердым ягодицам. Она рассмеялась и прижалась к нему еще сильнее.

– Вика, мне нужно кое-кому позвонить, – Марк наконец нашел в себе силы отстраниться. – Ты поплавай пока что, о'кей?

Она недовольно надула губы, но он решительно вышел из ванной, оставив ее в одиночестве.

Вернувшись в спальню, Марк взял с тумбочки телефон, подошел к окну и распахнул все секции. Теплый летний ветер взъерошил ему волосы. Он закурил и набрал номер отца.

– Слушаю, Марк, – отозвался Эрдман-старший спустя несколько гудков.

По голосу чувствовалось, что он сдает уже не по дням, а по часам. Видимо, его страшный недуг и в самом деле вступил в свою завершающую фазу.

– Здравствуй еще раз, – произнес Марк, выдохнув слова вместе с дымом. – Ты звонил Олегу?

– Да, – его короткий ответ был похож на упавший в колодец камень.

После чего наступила тишина.

Марку не терпелось задать следующий вопрос, но он боялся сделать это. А отец явно не хотел продолжать.

– Он отказался? – наконец предположил Марк. – Война не на жизнь, а на смерть?

– Вот именно, – голос в трубке сделался совсем мрачным. – На смерть. Сегодня тебя объявили в федеральный розыск и не остановятся ни перед чем.., даже перед ликвидацией. Они перестраховываются, что, в общем-то, правильно.

Но… – Эрдман-старший запнулся. – Я никогда не думал, что фигурантом такого приказа станешь ты.

Марк, прищурившись, смотрел в окно на залитый золотом город.

– Я тоже не думал, – произнес он каким-то чужим голосом.

Так, будто речь шла вовсе не о нем, а о человеке, совершенно незнакомом им обоим.

– Что будет делать Олег, я не знаю, – снова заговорил отец. – В общем-то, он так и не дал однозначного ответа. Я думаю, в момент вашей встречи все будет зависеть от того, как ты себя поведешь. Он может помочь.., но нужно его убедить в этом. Тебе ведь потребуются новые документы, деньги…

– Деньги не проблема, – прервал Марк монолог в трубке. – Хорошо, отец, я понял. Если выберусь отсюда, то первым делом загляну к тебе, обещаю. Пожелай мне удачи.

– Удачи, сын, – специально ради этой фразы Эрдман-старший сумел-таки добавить в свой уставший голос немного бодрости. – Надеюсь, ты выберешься.

– Спасибо.

Марк отключил телефон.

Постоял некоторое время, затягиваясь практически без пауз. Щелчком пальцев отправил окурок в окно, сдул с подоконника серые щепотки случайно упавшего пепла.

Сзади, ступая практически бесшумно, на цыпочках подошла Виктория – Слушай, – спросил Марк, когда она положила голову с влажными волосами ему на плечо. – А чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Я фотограф, – просто ответила она.

– Не думал, что с помощью камеры в наши дни можно заработать на «порше», – озадаченно протянул он.

– «Порше» остался мне от мужа. Он погиб.

Ее голос при этом ничуть не изменился. Так говорят о вещах грустных, но уже давным-давно оплаканных.

– Извини, – Марк накрыл ее ладонь своей – Я не хотел.

– Ладно тебе, – Вика чуть-чуть отстранилась, ее тело почти неуловимо напряглось. – Мой муж разбился на этом «порше». В том месте, где я тебя подобрала. Я восстановила машину. Для этого пришлось то, что от нее осталось, отвезти в Германию, на завод. Езжу на ней до сих пор. Когда на душе особенно тяжело, катаюсь по автостраде с закрытыми глазами, – она вздохнула. – А что касается фотографии.., ты знаешь, на «порше» можно заработать и этим. Я очень модный фотограф. Много работаю для пиарщиков и рекламистов. Причем не только в этой стране.

Некоторое время Марк молчал, обдумывая услышанное.

Еще один повод усомниться в ее нормальности? Ну кто, будучи в здравом уме и трезвой памяти, сядет в машину, зная, что ее салон стал гробом для другого, к тому же близкого, человека? Наверняка было много крови… Он очень живо представил себе забрызганные красным сиденья, потом – высохшие бурые пятна, которые с традиционной немецкой тщательностью смывают щелочными составами работники завода Porsche AEG, втайне покручивающие у виска пальцами при упоминании об «этой сумасшедшей русской». Интересно, что ею двигало? Что она испытывала, садясь за руль этого автомобиля?

Впрочем, вряд ли она была действительно безумна. Скорее – просто эксцентрична. Во всем остальном ее действия подчинялись железной логике. Даже сексом она любила заниматься, будучи сверху. И следовало отметить, делала это превосходно. Этой ночью Марку оставалось только расслабиться и получать удовольствие.

– Хочешь кофе? – спросила Виктория. – У меня есть настоящий.

– Что значит «настоящий»? – спросил Марк.

– То и значит, – промурлыкала она ему в самое ухо. – Не та коричневая пыль, которую здесь выдают за арабику, а тот самый кофе, что варят жители Анд, когда им нужно долго не спать, охраняя свои селения.

С этими словами Виктория подняла голову с его плеча, отстранилась, собрала руками волосы в узел на затылке и нагишом отправилась на кухню.

– Иди за мной, – крикнула она уже из коридора. – И сигареты возьми.

Потом он сидел на белом кожаном диване в кухне, блестевшей так, словно ее выставили для обозрения в мебельном павильоне. В центре просторного помещения стояли стол и четыре стула в стиле хай-тек – четырехгранные металлические ножки, обесцвеченный дуб, полное отсутствие декора. Над столом, на толстой черной цепи, висел кованый чугунный подсвечник с оплывшими огарками толстых разноцветных свечей.

Диван, в котором обосновался Марк, стоял напротив огромного окна, также выходившего на солнечную сторону. Жалюзи были открыты. Он курил, стряхивая пепел в пепельницу, сделанную в виде унитаза, и умиротворенно наблюдал за манипуляциями Виктории. По-мужски зажав в зубах тонкую сигарету, она колдовала над туркой, то подбрасывая туда щепотку чего-то черного, словно сажа, из небольшого кожаного мешочка с неразборчиво отпечатанной пиктограммой, то помешивая ее содержимое металлической ложечкой. Когда столбик пепла на кончике сигареты угрожающе повисал, готовый упасть прямо в поспевающий кофе, Виктория в последний момент делала резкое движение головой в сторону мойки, и пепел улетал туда. Каждый раз, глядя это, Марк не мог удержать улыбку.

На то, чтобы приготовить «настоящий» кофе, ей понадобилось почти пятнадцать минут. За это время Эрдман успел выкурить две сигареты и отшутиться на вопрос о том, как он оказался в одних трусах посреди дороги. Виктория не настаивала: видимо, не слишком-то и рассчитывала на немедленный ответ.

Интересно, за кого она меня принимает, подумал Марк, когда девушка взяла из шкафа две крошечные чашечки, чтобы налить кофе. Он даже чуть было не спросил ее об этом, но не успел.

– Готово, – объявила она, поставив перед Марком поднос с чашечками, двумя высокими стаканами, в которых была негазированная минеральная вода, и плетеной корзинкой с круассанами. – Не самое безупречное сочетание, пожалуй…

Если хочешь чего-нибудь посущественнее, не стесняйся – я приготовлю.

Марк покачал головой.

– Никогда не делал из еды культа. Но если проголодаюсь – попрошу отвезти меня в ресторан.

Виктория улыбнулась.

– Нет проблем. В пределах города – десять рублей за километр.

– С таким такси, как у тебя, могла бы и больше запросить, – он тоже улыбнулся и заглянул в свою чашку. – Слушай, а почему это настоящего кофе так мало?

И в без того крошечной посуде кофе был только на самом донышке – угольно-черный и густой.

– Его не мало, – она покачала головой. – Его в самый раз. Ты пей, пей.

– А он с сахаром? – не унимался Марк.

Виктория шутливо нахмурилась.

– За кого ты меня принимаешь? Нет конечно. У него, как и у хорошего вина, есть свой букет, который нельзя портить. Пей.

Он взял чашечку двумя пальцами и поднес к губам. Сделал небольшой глоток.

Кофе действительно оказался вязким, словно подстывший кисель. С той лишь разницей, что он-то был как раз очень горячий. Марку показалось, что он проглотил концентрированный раствор молотого перца. Однако огонь, обжегший горло, тут же сменился ледяной волной, которая окатила его затылок. Ощущение было такое, словно из его черепной коробки разом вымыло все ненужное и неприятное.

Это было настолько непривычно, что на мгновение у Марка закружилась голова. В следующую секунду он почувствовал во всем теле необычайную легкость и, поставив чашку на стол, непроизвольно схватился обеими руками за края стула, на котором сидел.

Виктория тоже сделала глоток и теперь внимательно следила за Марком.

– Какие-нибудь грибы? – первым делом предположил он, когда к нему вернулся дар речи. – Или химия? Угадал?

– Это кофе, – мягко повторила она, словно учительница, объясняющая урок нерадивому ученику. – Всего лишь кофе.

Разумеется, его тоже можно считать наркотиком.

Марк кивнул – дескать, верю – и допил то, что еще оставалось в чашке. Эффект был аналогичным, но уже не таким ярким.

– А можно мне еще кофе? Настоящего? – попросил он, поставив чашку на поднос.

– Нельзя, – покачала головой Виктория.

– Почему?

– Это тебя убьет, – без улыбки ответила девушка. – Той дозы, которую ты сейчас получил, вполне хватает на сутки. Для твоего непривыкшего организма это заряд бодрости дня на два. Если повторить прямо сейчас, наступит нервное истощение, сердечная недостаточность и нечто вроде комы.

Поэтому пить настоящий кофе литрами, как «чибо», «нестле» или «якобс», – верная смерть.

Хмыкнув, Марк показал ей большой палец.

– Супер, – ему казалось, что сейчас достаточно одного неосторожного движения – и он взлетит. – А где ты взяла этот замечательный напиток?

– Я же говорила, что у горцев. Тех, которые живут в Андах.

– Они твои прямые поставщики? – усмехнулся Марк, отпив кристально чистой воды из стоявшего на подносе стакана.

Виктория, принявшаяся за круассаны, только кивнула. Вода оказалась такой ледяной, что от холода заломило в зубах.

– Отличный боржоми, – похвалил он и вытащил из пачки очередную сигарету.

Так, запивая никотин минеральной водой, Марк дождался, пока Виктория расправится с круассанами. Потом она убрала поднос в мойку и опять забралась к нему на диван. Поджав ноги, попросила прикурить ей сигарету.

Некоторое время они молчали. Первой тишину нарушила девушка. Дождавшись, когда Марк потушит окурок, она проговорила, глядя куда-то поверх его головы:

– Ты так и не сказал о себе ни слова. Почему?

Он усмехнулся.

– Врожденная скромность. Не люблю говорить о себе.

К тому же и рассказать нечего. Дом не построил, дерево не посадил, сына не вырастил…

– А хочешь? – внезапно спросила она.

Спросила очень серьезно.

Марк замолчал, словно врезавшись в стену. Прошло почти полминуты, прежде чем он справился со своими чувствами и спросил:

– Это что, предложение?

Виктория пожала плечами.

– Лично я так не говорила. Но возражать против твоей версии не хочу.

Она обняла его и прильнула всем телом.

– Ты ворвался в мою жизнь как свежий ветер, – прошептала она, и ее горячее дыхание коснулось его шеи. – Я хочу, чтобы этот ветер не стихал.., никогда.

Марк почувствовал себя свиньей. На этот раз он молчал гораздо дольше.

– Мне нужна твоя помощь, – произнес он наконец, не слишком вежливо меняя тему. – Сегодня вечером.

Девушка вздохнула. На мгновение Марку показалось, что сейчас она отстранится, встанет и уйдет, но этого не случилось.

– Хорошо, – проговорила Виктория. – А что нужно сделать?

– Отвезти меня в гости, – ответил он. – К брату.

И привезти назад. Ничего сложного.

Здание было безыскусным. Четыре этажа, сталинский ампир, потемневшая от времени штукатурка, двухметровый бетонный забор вокруг прилегающей территории. Окна первого этажа были забраны решетками, а перед входом цвели две пышные клумбы в массивных каменных чашах. На тяжелой дубовой двери главного входа блестела отполированная латунная табличка: «Московское региональное управление федеральной службы безопасности».

Справа от двери висел старомодный почтовый ящик, выкрашенный в синий цвет. К нему никогда не Прикасались почтальоны, собиравшие по утрам почту, – только сотрудники. Он был предназначен для писем доброжелателей.

Автоматические камеры видеонаблюдения, установленные над дверью, позволяли быть в курсе всего, что происходило перед входом и на ближайшем участке улицы. Все, что они транслировали на два экрана в боксе дежурного, записывалось на видеодиски. В том числе и лица тех, кто подходил, чтобы украдкой бросить в ящик письмо, чаще всего без подписи.

В заборе слева от фасада имелись железные ворота с еще одной видеокамерой, открывавшиеся автоматически. В них проезжали только автомобили сотрудников.

Тот летний полдень выдался особенно жарким. Дежурный, лейтенант с греческой фамилией Петрас, потягивал охлажденную кока-колу из пластикового стаканчика и жутко потел. Раз в две минуты он доставал платок, чтобы промокнуть лоб, потому что соленые капли стекали прямо в глаза.

И тогда он не мог видеть происходящего на экранах, поэтому пропустил тот момент, когда перед дверью управления появился небритый человек в не первой свежести плаще мышиного цвета.

Вскинув взгляд на экраны, Петрас обнаружил там его лицо крупным планом. Подошедший, в отличие от лейтенанта, совершенно не страдал от жары, хотя и одет был скорее по-осеннему. Глядя прямо в объектив одной из камер, он приоткрыл полу плаща, и тут вдоль позвоночника Петраса пробежал неприятный холодок: под плащом на плече незнакомца висел стволом вниз укороченный «Калашников».

Дрогнувшим пальцем лейтенант нажал тумблер интеркома и не своим голосом объявил:

– Внимание! Нештатная ситуация! Вооруженный человек у входа в здание… Охране принять меры предосторожности.

Сам он вдруг ощутил, что мерзнет, и поежился.

Человек в плаще потянул на себя дверную ручку. Массивная дубовая плита подалась с негромким скрипом.

К чести спецслужб, за дверью его уже ждали. Охранники управления даром хлеб не ели. Трое из них взяли на прицел дверной проем, а еще двое встали по обе стороны от него, Поэтому, когда незнакомец вошел, то первым делом увидел несколько стволов, смотревших ему точно в переносицу, а потом ощутил, как еще два бесцеремонно уткнулись под ребра.

Он, однако, ничуть не испугался. На его лице даже появилась улыбка. По всей видимости, на другой прием он и не рассчитывал.

– Распахни плащ! – потребовал один из охранников, стоявших перед ним.

По всей видимости, он был старшим.

Вошедший без колебаний выполнил это требование.

– Я пришел сдаться, – глухо сообщил он.

– Разберемся, – ответил на это старший. – Ложись на пол, руки на затылок. Живо.

Незнакомец сначала опустился на колени, а потом лег так, как приказывали.

– Саша, забери у него оружие, – скомандовал старший одному из охранников.

Тот опустил пистолет и подошел к лежащему. Присел, стянул один из рукавов плаща, а следом – и ремень автомата. Отошел обратно, держа оружие за цевье.

– Я хочу говорить с полковником Комовым, – уже с пола произнес человек. – Мне есть что ему рассказать. Отведите…

Старший усмехнулся.

– Думаю, что Александр Петрович сам к вам придет.

Чуть-чуть попозже. Пока что можете встать.

Человек в плаще поднялся, и тут же двое, стоявшие у него по бокам, заломили ему за спину руки и защелкнули на запястьях холодные браслеты.

– Шагай, – один из охранников махнул рукой в направлении лестницы, ведущей, по всей видимости, в подвал.

«Чуть позже» продлилось почти два часа. Задержанный провел их в металлической клетке из прутьев толщиной в палец. Охранник периодически отрывал взгляд от какого-то глянцевого журнала, чтобы удостовериться в его присутствии.

Человек неподвижно сидел на деревянной скамье внутри клетки, воткнув взгляд, словно нож, в стену напротив. На его лице была только усталость – и больше ничего.

Начальник управления, полковник Александр Петрович Комов, спустился в подвал к концу рабочего дня. С интересом взглянув на задержанного – вернее, сдавшегося добровольно, – он кивнул дежурному:

– В двенадцатый его. Не будем терять время и проверим его на детекторе.

И потом добавил, на сей раз обращаясь к запертому в клетке незнакомцу:

– Таков порядок. Возражения не принимаются.

В глазах у того, вопреки ожиданиям полковника, не было ни страха, ни удивления. А потому Комов решил, что человеку в плаще знакома процедура допроса с помощью детектора лжи.

Когда начальник управления вышел, охранник вызвал по интеркому своего коллегу, и вдвоем они отвели незнакомца в кабинет, где был установлен детектор.

Там уже находился медик в белом халате и сам полковник. Охранники сняли с задержанного наручники и плащ. До пояса он разделся самостоятельно, демонстрируя полное самообладание и завидное хладнокровие.

– Сюда? – вопросительно посмотрел на врача, сделав жест в сторону кресла с высокой спинкой и подлокотниками-желобками.

Врач кивнул.

Человек сел и даже поерзал, устраиваясь поудобнее. Врач затянул на его плечах и запястьях эластичные зажимы и начал крепить провода с микродатчиками, фиксируя каждый из них на строго определенных участках тела с помощью резиновых присосок. Потом он выдвинул ящик стола, перед которым был установлен детектор, и вынул оттуда крошечный шприц, непрозрачную ампулу, жгут и тампон с бутылочкой спирта.

Набрав в шприц какую-то бесцветную жидкость, врач затянул жгут на левой руке человека. Протер место укола и легким движением профессионала воткнул иглу в вену и дожал поршень до упора. Незнакомец даже не поморщился.

Комов вытащил сигарету из лежавшей на столе пачки, закурил. Один из охранников тут же включил кондиционер.

Звонок мобильного телефона отыграл первые аккорды фуги Баха. Полковник вынул мобильник, поднес к уху:

– Слушаю.

Его собеседник говорил долго. С каждой секундой лицо Комова все больше мрачнело. Время от времени он бросал короткие, ничего хорошего не обещавшие взгляды на незнакомца, глаза которого медленно затягивал туман.

Поблагодарив звонившего за ценную информацию, полковник отключил телефон и положил его во внутренний карман пиджака. Зажав сигарету в зубах, тяжело опустился на стул и, устремив взгляд поверх головы врача, проговорил:

– Экспертиза идентифицировала автомат. Он был похищен у охранника ведомственного госпиталя, убитого полторы недели назад неким Волковым, совершившим побег.

Врач почесал бровь. Один из секьюрити дернул щекой, второй опустил глаза в пол. Потом все четверо одновременно посмотрели на замершего в кресле человека.

В тишине и неподвижности прошло несколько минут.

Вдруг глаза сидящего закрылись, и он уронил голову на грудь, словно моментально заснул. Помедлив, врач подошел к нему и пальцем оттянул верхнее веко.

– Нормально, – сообщил он остальным. – Можно начинать.

С этими словами врач отошел в дальний угол комнаты, где стоял полукруглый пульт, на экраны которого поступала информация от датчиков, закрепленных на теле сидящего в кресле человека. Включив приборы и принтер, который должен был параллельно печатать графики физиологического состояния допрашиваемого, он, не отрывая взгляд от экранов, махнул рукой полковнику.

Дескать, можете задавать вопросы.

Комов, не выпуская сигарету, отодвинул второй стул и сел напротив.

– Ваши фамилия, имя, отчество? – как обычно, начал он.

– Волков Родион Иванович, – глухо ответил человек, не поднимая головы.