"Ставки сделаны" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 5

Следователь задумчиво посмотрел на лежавшие перед ним паспорта. На первый взгляд документы были в полном порядке – С какой целью вы прибыли в монастырь? – в очередной раз спросил он.

Панкрат медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.

– Решил здоровье дочке поправить, – внешне спокойно ответил он. – Святые места все-таки. Да и больница бесплатная здесь Он старался выглядеть простоватым жителем провинции, которым был по паспорту, и с работником милиции вести себя соответственно, то бишь слегка испуганно и подобострастно.

Однако разговор с настоящим провинциалом, которым был следователь, уже начал его доставать.

Если Люся и чувствовала то же самое, что Панкрат, то отлично держала себя в руках и просто не подавала виду.

– Чем болеет ваша дочь? – следователь явно вознамерился взять его измором. – От чего ее лечили в монастырской клинике?

При этом на саму Люсю он почему-то не смотрел.

– Я же вам объяснял, – в голосе Панкрата прорвалось-таки раздражение. – У нее заболевание крови.

– Как называется? – не унимался следователь.

Панкрат открыл было рот, но Люся, все это время сидевшая смирно и разглядывавшая собственные ладони, оторвалась вдруг от своего увлекательного занятия и, вскинув голову, четко произнесла:

– Вы его название уже записали. Посмотрите у себя в блокноте.

Следователь покраснел. Он не так давно работал в уголовном розыске и еще не утратил чувствительности. Он даже посмотрел в блокнот и что-то пробормотал – видимо, еще раз прочитал для себя название из шести довольно сложных медицинских слов, которое Панкрат и Люся придумали с помощью одного из врачей.

– Если хотите, можете посмотреть направление наших врачей, – пошел ва-банк Панкрат. – Оно есть в поликлинике.

Никакого направления, разумеется, у местных врачей не было, да и быть не могло. Но говорил он с такой уверенностью, что следователь в ответ на это предложение отрицательно замотал большой белобрысой головой:

– Не нужно, я вам верю.

На его лице отразилась глубокая задумчивость. Было видно, что ему не терпится уехать, но… Он уже записал показания Панкрата, Люси и еще двух десятков монахов. Всех расспрашивал об одном и том же: что они видели и слышали прошлой ночью. Причем рассказ каждого – а они почти не отличались друг от друга – дотошно заносил в свой блокнот, что требовало немалого терпения.

– Я вам верю, – еще раз произнес он, по-прежнему избегая смотреть на Люсю. – Однако должен просить вас не покидать территорию монастыря, не поставив меня предварительно в известность. Вот моя визитка.

Он вынул из внутреннего кармана пиджака кусочек ламинированного белого картона со щитом и мечом в окружении лавровых листьев. «Андрей Викторович Костылин, следователь, N-ский отдел уголовного розыска», – прочел Панкрат.

Вздохнув, он положил ее в карман джинсов.

В уголовке работает, подумал он, а краснеть так и не отвык.

Следователь старательно переписал в свой блокнот их паспортные данные и вернул документы Панкрату.

– Я должен буду проверить вашу прописку, – извиняющимся тоном произнес он.

Это начало забавлять Панкрата. Сделав обеспокоенное лицо, он поинтересовался, робко и с плохо скрытым волнением:

– Мы что, под подозрением?

– Да нет, что вы! – чересчур энергично ответил следователь. – Это простая формальность. Процедура, которую нужно выполнить, поскольку вы – иногородние.

Сказав это, следователь встал и попрощался. В пиджаке ему было очень жарко и не терпелось вытереть пот, выступивший на лбу. Однако сделать это при посторонних он не решался; его носовой платок был скомкан и давно уже не стиран. Так сказать, издержки холостяцкого образа жизни.

Когда Костылин закрыл за собой дверь, Люся тут же прыснула в кулак.

– Наивный чукотский парень! – рассмеялась она. – Даже и не подозревает, что мы – уже на чемоданах.

Панкрат не разделял ее веселья. Вернее, он был в мрачном расположении духа из-за того, что им приходилось действовать так, как если бы они и в самом деле были в чем-то виноваты.

Он подошел к окну и встал у стены так, чтобы оставаться невидимым. Следователь, вытирая платком вспотевший лоб, шел прочь от их домика, в сторону монастырских ворот. Выезжать на территорию монастыря на автомобилях было не принято, и ему пришлось оставить свою служебную машину по другую сторону ограды.

– Ближайшая электричка на Москву через сорок минут, – отойдя от окна, сообщил он Люсе. – Насчет транспорта я уже договорился, нас подбросит до города один из местных эскулапов. Ты пока что можешь прогуляться по свежему воздуху.., а я, с твоего позволения, прилягу перед дорогой – минут на пятнадцать.

И он прилег на койку, стоявшую в «мужской» половине дома. Уже закрывая глаза, Панкрат услышал негромкое бряцание щеколды входной двери.

Его спасло то, что к этому времени уже стемнело. Как только машина ушла под воду, Марк, превозмогая давление на дверь, все-таки открыл ее и, оттолкнувшись от сиденья, всплыл на поверхность. Но лишь для того, чтобы, набрав побольше воздуха, нырнуть снова. Он действовал совершенно хладнокровно. Так, будто происходило все это не в реальной жизни, а в не раз уже пройденном эпизоде увлекательной компьютерной игры.

Под водой он освободился от одежды и, оставшись в одних трусах, всплыл еще раз, чтобы определить направление, в котором нужно было грести, чтобы добраться до противоположного берега водохранилища. К этому моменту он уже на несколько десятков метров отдалился от водоворота, возникшего в том месте, где затонула БМВ. Большие пузыри все еще поднимались на поверхность.

Нельзя было останавливаться. Марк был уверен, что Олег не теряет времени даром, рассылая бойцов по периметру всего водохранилища. Однако дальний берег плотно порос диким кустарником и лесом, поэтому подобраться к нему было не так-то просто. Туда он и направлялся в расчете выиграть время.

Вода хорошо прогрелась за день и приятно ласкала кожу.

Марк поднимался лицом к поверхности, несколько секунд продувал легкие и набирал запас свежего воздуха, потом погружался и мощными гребками направлял свое тело, будто торпеду, к цели. Ему это даже начинало нравиться – адреналин бурлил в крови, заставляя воспринимать происходящее с азартом игрока. К тому же нервно-психическое возбуждение только придавало ему силы.

Вверх – вдох-выдох-глубокий вдох – вниз… Его тело, войдя в этот ритм, работало словно машина. Он перемещался чисто механически, не обращая внимания на стучащую в висках кровь. Он знал, что останавливаться нельзя, иначе они успеют раньше. А тогда – все.

Впрочем, в его голове на самом деле не было даже этих несложных мыслей. Только желание выжить, подчинившее себе все до единого сокращения мышц. Марк даже потерял чувство времени и опомнился только тогда, когда коснулся животом песчаного дна на прибрежной отмели. По инерции он сделал еще один гребок и довольно ощутимо ободрал кожу.

Цель была достигнута. Марк осторожно выполз на берег и, не поднимаясь на ноги, ящерицей преодолел неширокую полосу бледного песка, отделявшую воду от зарослей. Потом только вскочил и, набрав в грудь воздуха, словно перед прыжком в прорубь, нырнул в сплетение колючих ветвей. Кустарник больно хлестнул по коже, оставив на ней широкие багровые полосы, но Марк стиснув зубы молча ринулся сквозь него.

Сейчас его заботило только одно – не налететь босою ногой на какое-нибудь битое стекло, оставленное любителями «культурного» отдыха на природе.

С потемневшего вечернего неба за ним следили безучастные холодные звезды.

Он бежал, ничуть не беспокоясь о шуме, который производил, ломясь через заросли, словно испуганный лось. Интуиция подсказывала: сюда его преследователи пока еще не успели добраться. Но, в очередной раз бросившись грудью на туго переплетенные ветви молодого орешника, Марк совершенно неожиданно для себя вылетел на открытое пространство, оказавшееся автострадой.

Понять, что это именно она, ему помог шершавый асфальт под ногами и слепящие фары автомобиля, мчавшегося прямо на него.

За какую-то долю секунды в его голове пронеслись несколько мыслей-молний, в том числе и такая: как, должно быть, по-идиотски я выгляжу, стоя в мокрых трусах посреди автострады!

В следующий момент его тело рефлекторно среагировало на угрозу, пытаясь преодолеть инерцию бега. Однако из этого ничего не вышло, и, если бы не мастерство водителя за рулем фиолетового «порше», мчавшегося совершенно беззвучно, словно не касаясь дороги, Марк превратился бы в мокрое пятно на асфальте.

Раздался скрип тормозов, слившийся со скрежетом шин по асфальту. Фары вильнули в сторону, и железный зверь пронесся мимо Марка, обдав его потоком горячего воздуха.

Он ощутил его близость всей кожей: между человеком и машиной оставалось лишь несколько сантиметров.

Ошеломленный и ослепленный, Марк стоял, покачиваясь и совершенно утратив ощущение реальности. Появись сейчас его бывшие подчиненные, они взяли бы своего шефа без особых проблем.

К еще большему его изумлению, «порше» остановился, помедлил, словно раздумывая, а потом дал задний ход. И на этот раз бампер машины точно так же замер на расстоянии в толщину конского волоса от его бедра.

Хлопнула дверца. Марк не поверил своим глазам: из автомобиля выбралась высокая девушка лет двадцати, со стройной спортивной фигурой и платиновыми волосами ниже плеч. Она было одета в короткие джинсовые шорты и майку-топ, на ногах – кроссовки.

Он стоял, дрожа непонятно отчего. Загорелая кожа покрылась пупырышками. В неярком свете стоп-сигналов татуировка казалась не нарисованной, а вырезанной на коже.

Девушка окинула Марка оценивающим взглядом. Вздохнула, положила руку на покатую крышу своего железного коня и приглашающе кивнула:

– Садись.

Голос у нее оказался низкий и чуть хрипловатый, какой бывает у женщин, в меру злоупотребляющих сигаретами.

Марк, хотя и чувствовал себя персонажем дешевой мелодрамы, не колебался ни мгновения. Он обошел автомобиль, открыл дверцу и, ничуть не смущаясь, сел на переднее сиденье рядом с водителем. Увидев на приборной панели пачку сигарет, не удержался и вытащил одну.

Девушка никак не отреагировала на такое поведение незнакомца. Вернее, отреагировала, но довольно миролюбиво: она протянула ему зажигалку. Когда Марк прикурил, она поудобнее устроилась за рулем и с места взяла такую скорость, что протектор передних колес со свистом обжег асфальт.

«Порше» вонзился в темноту, словно вылетевшая из ствола пуля, но краем глаза в боковом зеркале заднего вида Марк успел заметить фары двух автомобилей, выруливавших на автостраду с какой-то грунтовой дороги.

Девушка тоже их увидела.

– За тобой? – спросила она. – Если да, то не волнуйся.

И вдавила в пол педаль газа. Во всяком случае, Марку показалось, что именно это она и сделала. Мотор под капотом взревел диким зверем, и стрелка спидометра резко прыгнула вправо. Его самого прижало к спинке сиденья.

Наверное, что-то похожее должны испытывать космонавты во время старта, подумал Марк.

Он с удовлетворением наблюдал за тем, как исчезают в полумраке две пары фар. Неизвестно, на чем ехали преследователи, но их автомобили явно не могли составить достойную конкуренцию «порше».

Облегченно вздохнув, Марк перевел взгляд на лицо девушки, собираясь поблагодарить свою спасительницу, но вздрогнул от неожиданности: ее глаза были.., плотно закрыты.

– Эй! – заорал он что было силы. – Ты угробить нас захотела, да?!

В ответ на его возмущенный и откровенно испуганный вопль на ее губах сначала появилась отсутствующая улыбка, а секундой позже она открыла глаза. Когда девушка посмотрела на него, Марк ощутил себя пустым местом.

Чувство было не из приятных.

– У тебя никогда не было желания зажмуриться и выжать педаль газа? – спросила она, отвернувшись и глядя на Дорогу.

– Каждый раз так делаю, когда в булочную езжу, – буркнул Марк. – Психованная какая-то… Мне крупно повезло, что ты ехала с открытыми глазами, когда я выбежал на дорогу.

Девушка усмехнулась.

– Хотя бы чувства юмора не лишен, в этот раз внимательно следя за дорогой. Кстати меня зовут Виктория. – произнесла она.

–А меня – Вася.

– Очень приятно, – ответил Марк. У тебя есть деньги?

В следующее мгновение он очень пожалел о том, что задал этот вопрос. Виктория рассмеялась, запрокидывая голову так, что могла видеть только потолок салона.

– Ну хватит! – резко оборвал он ее. – Я имел в виду, есть ли они у тебя с собой. И смотри на дорогу, раз уж обзавелась пассажиром.

После этих слов Виктория глянула на него совершенно по-другому. Похоже, «пустое место» начало заполняться содержимым, отметил Марк.

– Ты что, в карты проигрался? – спросила она сочувствующе.

– Хуже, Вика, хуже, – с отсутствующим выражением лица ответил он. – В карты можно отыграться… Мне нужно купить какую-нибудь одежду. Потом отвезешь меня в банк, и я верну тебе долг. Договорились?

Она кивнула, не задавая лишних вопросов. Похоже, рейтинг Марка начал стремительно расти.

Когда впереди показались призрачные огни окраинных многоэтажек, он уже успел выкурить три сигареты и обдумать ситуацию. Единственное, что он не сумел сделать, – найти из нее выход.

– А почему этот следователь на тебя даже ни разу не глянул? – спросил Панкрат не то чтобы из настоящего интереса, а просто для завязки разговора.

Он и Люся сидели в обшарпанном вагоне пригородной электрички на жестких скамьях, обтянутых рыжим дерматином. Сквозь мутные стекла сочился слабеющий свет вечернего солнца, растекавшийся по стенам, расписанным граффити и просто матерными словами. Ехать предстояло около часа, и Панкрату не хотелось проводить все это время в молчании.

На его вопрос девушка сначала ответила пожатием плеч, а потом неохотно произнесла;

– Он на меня уже насмотрелся.

Панкрат непонимающе нахмурился.

– Что ты сказала?

– То и сказала, – Люся снова пожала плечами. – Он раньше работал в московской уголовке. Я у него была свидетельницей по делу об убийстве. Случайно оказалась рядом, когда скины подрались с патлатыми. Тогда многих замели.

– Ну-ну… – тщетно пытаясь скрыть свое изумление, протянул Панкрат. – Так он, выходит, знал, что ты москвичка, но сделал вид, будто купился на наши паспорта? Не понимаю я этого, хоть убей ты меня… Какой у него резон подставляться из-за нас? Ты что по этому поводу думаешь?

– А что тут думать, – усмехнулась Люся. – Он хороший парень. Из-за меня работу в столице потерял. Я перед ним виновата.., очень. Не думала, что еще повстречаемся.

Панкрат поразился внезапной перемене, происшедшей с девушкой при этих словах. Перед ним вместо семнадцатилетнего подростка вдруг оказалась зрелая женщина с усталым, но красивым лицом, отмеченным печатью какой-то неизбывной грусти. Впрочем, это наваждение длилось не дольше секунды, а когда оно прошло, Люся опять превратилась в обыкновенную девчонку, каких миллионы.

У Панкрата на языке вертелся вполне понятный вопрос, но он так и не решился его задать.

В конце концов, это было ее дело.

А в отношении Костылина интуиция подсказывала ему, что здесь никак не обошлось без отца Аврамия. Как нельзя кстати вспомнилось Панкрату и обещание настоятеля поговорить со следователем, и фраза о том, что тот «страх Господень имеет».

«Ай да старик, – подумал он. – Спасибо тебе, отец Аврамий. Не знаю – и не узнаю уже, наверное, – что именно ты говорил следователю, но за это спасибо тебе от всей души».

– Ты посиди пока, – проговорил он, обращаясь к Люсе. – Я в тамбур выйду, покурю.

Девушка кивнула, отстраненно глядя в окно. Наверное, погрузилась в воспоминания. Вздохнув, Панкрат в который раз ощутил непреодолимую пропасть между ними и пожалел о том, что у него никогда не было детей.

Он встал и, на ходу доставая сигареты из кармана, направился к двери в тамбур. У самого выхода из вагона на двух скамьях сидела компания бритоголовых юнцов в кожаных куртках, время от времени неистово хохотавших над пошлыми шутками друг друга. Они пили пиво из жестяных банок, а пустые швыряли в открытое окно.

Один из юнцов, сидевший на краю скамьи, выставил в проход ногу в высоком шнурованном ботинке и, развалясь, нагло смотрел в лицо Панкрату, ожидая, что тот будет делать. Его друзья смолкли, готовые к потасовке; на их физиономиях было написано предвкушение драки.

Однако ожидания бритоголовых не оправдались. Панкрат ; усилием воли усмирил поднявшуюся было в душе волну ярости и с непроницаемым лицом переступил ногу, преграждавшую ему путь. Открыв дверь, он шагнул в тамбур и, закурив, привалился к стене. Бритоголовые, разочарованно вздохнув, опять зашумели.

Панкрат поднес к глазам руку с сигаретой. Она дрожала от еле сдерживаемого гнева. Но ввязываться в драку сейчас, когда и ему, и Люсе следовало привлекать к себе как можно меньше внимания со стороны правоохранительных органов, было, по меньше мере, глупо и нецелесообразно.

Он курил и, хмурясь, смотрел на закат. Небо темнело, делаясь цвета засыхающей крови, а солнце казалось просто дырой в багряно-черном своде небес, сквозь которую все еще лился свет с той стороны, где никогда не кончается день. Слабея, он делался мутным, как будто солнечные лучи проходили сквозь целлофановую пленку.

Колеса электропоезда отстукивали свой монотонный ритм, а пейзаж за окном ничуть не менялся. Панкрат докурил сигарету, выбросил окурок в щель между дверьми вагона и нижней ступенькой и еще некоторое время стоял, слушая звенящий стук колес, гипнотизировавший его и вводивший в состояние, очень напоминавшее наркотический транс.

А потом по нервам резанул девичий крик:

– Панкрат!

Он словно вынырнул на поверхность из какой-то темной, давящей глубины. Рванув в сторону дверь тамбура, Панкрат пулей ворвался в вагон.

Люсю уже окружили бритоголовые, один из которых сел рядом с ней и под лошадиное ржание своих четырех товарищей пытался обнять девушку. Пассажиры, среди которых было много здоровых мужчин, предпочитали сидеть со скучными лицами и ни во что не вмешиваться. По всей видимости, такие зрелища для них давно вошли в привычку.

Панкрат коротко и беззвучно выдохнул и шагнул к парням, обернувшимся в его сторону при звуке открывшейся двери.

– А вот и супермен, – недобро усмехнулся один из бритоголовых, выступая вперед. – Мужик, у тебя хоть медицинская страховка есть, а?

Его товарищи угрожающе расхохотались, щерясь волчьими улыбками. Панкрат представлялся им легкой добычей.

Разумеется, они не рассчитывали встретить в электричке настоящего бойца. Привыкли приставать к беззащитным дачникам, которые возвращались по вечерам со своих делянок в Подмосковье. Привыкли к безнаказанности своих действий и равнодушию молчаливых пассажиров.

Но в этот раз все получилось совсем по-другому.

Того, кто вышел ему навстречу, Панкрат, не колеблясь, ударил прямым в подбородок. Потом, когда клацнули челюсти, а голова, словно на веревочке, отлетела назад, он добавил короткий, практически без замаха, хук слева. Голова парня мотнулась в противоположную сторону, а глаза закатились, блеснув белками. Обеими руками схватив пошатнувшегося бритоголового за ворот куртки, Панкрат рванул его вниз, навстречу собственному колену. Удар в лоб оглушил парня, и тот беспомощно повис в его руках. Отпустив его, Панкрат сделал шаг назад. Бритоголовый шлепнулся в проходе лицом в пол.

Возникла пауза. Тот, что приставал к Люсе, теперь смотрел на Панкрата, раскрыв от удивления рот. Еще трое угрюмо поигрывали желваками. На лицах пассажиров, не веривших своим глазам, появились робкие улыбки. Они впервые увидели открытое сопротивление наглости и хамству.

Но бритоголовые быстро преодолели возникшее было замешательство. Подбадривая друг друга отборными матерными ругательствами, они бросились на Панкрата все одновременно. Причем в руках у них неизвестно откуда взялись опасные приспособления, которые ученики спецшкол ГРУ обычно изучали в разделе «оружие уличного бойца».

В узком проходе между двумя рядами скамей было недостаточно места для развернутой фронтальной атаки, поэтому бритоголовым пришлось действовать поодиночке. Первый из них перепрыгнул через неподвижное тело своего товарища, занося для удара продолговатый предмет, оплетенный кожей.

К его ударному концу был приварен свинцовый груз, который при хорошем замахе мог запросто пробить череп.

Панкрат ушел от удара в сторону, вскочив на сиденье скамьи. Когда бритоголовый, не в силах преодолеть инерцию, завалился вперед, он пнул его ногой в подмышку руки, державшей оружие. Пнул жестко и изо всех сил – так, чтобы выбить сустав.

Судя по воплю парня, выронившего дубинку, он достиг своей цели. Но порадоваться этому Панкрат не успел: на него тут же бросился второй бритоголовый, вооруженный кастетом. Он бил в колено его опорной ноги, и Панкрат едва ушел от удара, отпрыгнув к окну и одновременно разворачиваясь вокруг своей оси.., а в последней стадии этого разворота его кулак основанием врезался в затылок нападавшего. Такой удар назывался в карате-до «железный молот» и мог быть смертельным, но Панкрат собирался лишь оглушить своего противника. Тот рухнул вперед, ударившись головой о спинку скамьи. Кастет, звякнув, выпал из его руки.

В результате всех этих перемещений Панкрат оказался в очень неудобном положении. Его прижали спиной к окну, а движения в обе стороны были ограничены скамьями.

Именно в этот момент на него бросились сразу двое бритоголовых – один с велосипедной цепью, другой – с ножом-бабочкой.

Тот, что держал в руке цепь, хлестнул ею сверху вниз, целясь в голову Панкрату. Ему удалось увернуться, но нападавший умудрился-таки достать его плечо. Оказалось, что к звеньям цепи еще и припаяны острые шипы, один из которых распорол Панкрату футболку и рассек кожу. Он откинулся назад, чтобы разорвать дистанцию, но было поздно.

В это время бритоголовый с ножом в руке бросился вперед, метя в живот Панкрату. Он отмахнулся ногой, ребром стопы ударив нападавшего в локоть. Хрустнула кость, и ножик отлетел на несколько метров. Опередив следующий замах вооруженного цепью противника, Панкрат схватил бритоголового за поврежденную руку, от чего тот завизжал, словно кошка, которой наступили на хвост, и рванул его к себе, разворачивая и прикрываясь им, словно живым щитом.

Подонок, вооруженный цепью, уже размахнулся и не смог преодолеть инерцию удара. В следующую секунду лицо его товарища пересекла кровавая полоса, задевшая левый глаз. Раненый бритоголовый завопил, закрывая лицо руками, и Панкрат резко толкнул его на застывшего в замешательстве противника. Тот, не прекращая орать, живым снарядом врезался в своего товарища и опрокинул его на спину.

Панкрат, в азарте боя не замечая жгучей боли в правом плече, сделал два шага вперед и наступил ногой на запястье упавшего, который все еще продолжал сжимать цепь. Бритоголовый скривился от боли и с криком: «Сука!» – выпустил свое оружие.

– Ну что, ребятки, порезвились? – шумно дыша, спросил Панкрат.

Ответом ему были всхлипывающие вопли парня с окровавленным лицом.

– На следующей остановке выметайтесь из вагона, – угрожающе произнес он. – Не то сам вышвырну. Ясно?

Бритоголовые поднимались, скуля и глухо огрызаясь, словно побитые псы. Панкрат знал, что они не станут перечить. Когда последние двое, один из которых поддерживал другого, вышли из их вагона, он повернулся к Люсе и, ничуть не смущаясь присутствующих, начал стаскивать с себя футболку, правая половина которой уже стала пропитываться кровью.

– Сделаешь перевязку? – осведомился он у девушки будничным тоном.

Та молча кивнула, не отводя взгляда от его распоротого плеча. Потом, будто очнувшись, она торопливо расстегнула рюкзак Панкрата и дрожащими руками достала аптечку, которую тот предусмотрительно возил с собой. Держа в руках картонную коробку с красным крестом, она вопросительно посмотрела на него. Было видно, что ей ни разу не приходилось перевязывать раны.

Панкрат хмуро окинул взглядом вагон, и пассажиры – некоторые из них даже вытянули шеи, чтобы лучше видеть происходящее, – отвернулись к мутным немытым окнам, разом заинтересовавшись немудреным пейзажем.

Хмыкнув, Панкрат ободряюще посмотрел на Люсю.

– Сначала возьми тампон и вытри кровь вокруг раны, – начал он. – Потом обработай ее йодом и перевяжи. Можно перед этим наложить на рану еще один тампон. Поняла?

Люся решительно кивнула и, закусив нижнюю губу, приступила к выполнению его указаний со всем старанием, на которое только была способна.

Волков нашел себе прибежище в здании заброшенной шоколадной фабрики, расположенной в одной из московских промзон. Эта фабрика когда-то принадлежала Российской кофейной компании, владелец и генеральный директор которой уже несколько лет разыскивался Интерполом за финансовые махинации на территории европейских государств, а проще говоря – за отмывание денег колумбийских наркокартелей, у которых кроме кофе покупал еще и кокаин. Впрочем, надеяться на положительный результат поисков Интерпола не стоило: при таких капиталах, которые скопил господин Давыдов, можно было раз в год делать себе новую пластическую операцию и перемещаться по миру сколь угодно причудливыми маршрутами.

Покупателя на фабрику не нашлось. К тому времени оборудование, купленное ее хозяином в Германии на аукционе всякой промышленной рухляди, устарело уже окончательно. Район, в котором она находилась, был далеко не престижным, поэтому не входил в сферу коммерческих интересов ни одной из акул, промышлявших на московском рынке недвижимости. Муниципалитет тоже не желал тратиться на снос железобетонного монстра: уничтожение фабрики обошлось бы городскому бюджету в сумму не намного меньшую, чем та, которая была потрачена Давыдовым на его постройку.

Так и стояло это здание, напоминающее одновременно самолетный ангар и футуристическое складское помещение, посреди промзоны, в окружении «хрущевок» и выросших позднее многоэтажек. Поначалу его охраняли, но потом вычеркнули и эту статью из городских расходов. Со временем там обосновались бомжи, местные хулиганы, любители расписывать стены и наркоманы, жившие общинами. Иногда приезжали экстремальные альпинисты, лазавшие без страховки по железобетонным конструкциям высотой в несколько десятков метров. С частотой раз в полгода сменяли друг друга сквоттеры. «Свободные художники» особенно любили оставлять после себя причудливые инсталляции из фекалий и прочих подручных материалов.

Вернувшись в город после неудачной вылазки в подмосковный монастырь, Волков, прячась от милицейских патрулей, за несколько часов добрался до фабрики, и, когда лучи солнца позолотили грязноватые облака над столицей, он уже укрылся на втором этаже, где находились цеха по замешиванию жидкого шоколада. Отыскав относительно чистый угол, он без особой брезгливости выгреб оттуда остатки мусора и отходов человеческой жизнедеятельности, а потом растянулся прямо на пузырчатом линолеуме, провалившись в мертвецкий сон без сновидений. Автомат Родион положил себе под бок и свернулся калачиком так, что закрыл оружие своим телом.

Сколько он проспал, неизвестно. Разбудило его громкое шуршание, источником которого оказались здоровенные, размером с котенка, крысы, подбиравшиеся к Волкову со всех сторон. Родион поднял веки и увидел мерцающие бусинки крысиных глаз прямо напротив своего лица.

Он тут же вскочил, рассчитывая, что крысы, напуганные его пробуждением, бросятся наутек. Но нет – к удивлению Волкова, животные сначала всего лишь немного отпрянули, а потом и вовсе неторопливо вернулись на исходные позиции.

Сжимая в руках автомат, Родион уже подумывал было нажать на курок – таким ужасом веяло от этих самоуверенных остромордых тварей, смотревших на него со всех сторон.

Казалось, они готовы были вот-вот броситься скопом на свою жертву и свалить ее с ног. Волков никогда не считал себя трусом, но тут вспомнил прочитанную в каком-то московском таблоиде статью о крысах-мутантах, обладавших невероятной прыгучестью и вредной привычкой вцепляться человеку прямо в лицо. Он представил себе это, и вдоль позвоночника пробежал мерзкий холодок.

Установилось шаткое, готовое вот-вот нарушиться равновесие: Родион стоял неподвижно с оружием в руках, стараясь дышать практически бесшумно, а несколько десятков крыс сидели вокруг, не сводя с него маленьких блестящих глазок, напоминающих нефритовые бусинки. Может, это было чистой воды самовнушение, но Волков не испытывал сомнений в том, что, сделай он хоть одно движение, эти отвратительные животные немедленно набросятся на него. Все сразу. И он не сумеет отбиться.

По спине бежали ручьи пота, а он все стоял. Крысы не двигались. Время превратилось в тягучий студень. Родион почти физически ощущал каждую секунду, каплей срывающуюся в бездонный колодец времени.

Но в этот момент где-то далеко, практически на пределе слышимости, послышались чьи-то шаркающие шаги. Боясь поверить в это, Волков напряг свой слух. Он не обманулся: кто-то действительно приближался.

Крысы тоже расслышали этот звук. Они забеспокоились, занервничали, а потом.., сиганули врассыпную, все разом, подняв облачка пыли. Их серые тела исчезли в завалах строительного мусора, похожих на дюны некоей мертвой пустыни.

Родион выдохнул скопившийся в легких воздух и уронил голову на грудь. В сломанной переносице шевельнулась боль, но это было не так страшно, как пережитое им только что. Почувствовав, что дрожат ноги, он сел на пол прямо там, где стоял. Впрочем, автомат из рук так и не выпустил.

Шаги приближались. Становились все громче, все увереннее. На всякий случай он передернул затвор.

– Что, крысы доняли? – громко спросил сутулый человечек, появившийся в дверном проеме в следующую секунду. – Ничего, тоже Божьи твари. Ты не бойся, они не придут. Потому что меня не любят.

– Стой! – Родион поднял оружие. – Ты кто такой?

– Может, еще пароль сказать? – усмехнулся человек, лицо которого было не разглядеть в сумерках, сгустившихся внутри здания фабрики. – Странные у тебя понятия о благодарности, мил человек.

– За что мне тебя благодарить? – не опуская автомат, спросил Волков.

Он не выстрелил до сих пор лишь потому, что не видел в руках незнакомца оружия и не хотел привлекать к себе излишнего внимания со стороны прочих квартирантов, обитавших на этих заброшенных площадях.

– Так ведь это я прогнал крыс, – искренне удивился человечек. – Или ты думаешь, что они тебя испугались?

Зря ты так думаешь, нет в этом твоей заслуги. Я их уже не первый год в здешних местах истребляю, вот они меня и боятся. За версту чуют, обходят.

Странный говор незнакомца, от которого веяло стародавними временами, что-то затронул в памяти Волкова, но это «что-то» так и не смогло оформиться в четкую и ясную картину. Наморщив лоб и держа незнакомца на мушке, Родион осторожно проговорил:

– Ладно, подходи.

Человечек приблизился настолько, что теперь его внешность можно было хорошо рассмотреть. Волкову показалось, что перед ним призрак. Того, что он увидел, здесь, в этом заброшенном месте, попросту не могло быть.

Незнакомец, говоривший на языке старых книг, оказался монахом. По крайней мере, на нем была черная, местами грязная и полинявшая ряса, а на груди висел настоящий крест, хотя и вряд ли из золота.

– Ни фига себе… – пробормотал Волков. – Ну-ну.

На вид монаху можно было дать все семьдесят. Его лицо походило на печеное яблоко количеством и причудливыми траекториями морщин. Глаза – бледные, водянистые и слегка безумные – прятались в дряблых, пронизанных ярко-красными капиллярами веках. Нос был острый и крючковатый, как у злых волшебников в детских сказках. На подбородке, разделенном надвое широким шрамом, кудрявились несколько длинных седых волос.

На мгновение Волкову показалось, что этот монах из монастыря, где он побывал предыдущей ночью. Но он тут же отогнал эту бредовую мысль. Никто не мог разыскать его здесь.

Даже чеченцы, знавшие практически все о перемещениях нужных им лиц.

– Это место, – Родион обвел помещение стволом автомата, – не похоже на церковь.

Старый монах пожал плечами.

– Весь мир – храм Божий. Как тебя зовут?

– Какая тебе разница? – вопросом на вопрос ответил Волков.

– Никакой, – снова пожатие плеч. – Важно спасение, а не имя спасенного.

– Перестань говорить библейскими цитатами! – вдруг заорал на него Родион. – Ты что, других слов не знаешь?

– Знаю, – согласно кивнул монах. – Ты не против, если я присяду? У меня есть чай, чистая консервная банка, вода и спички. Если ты соберешь немного щепок – а их здесь предостаточно, – мы сможем выпить хорошего бодрящего напитка.

Волков, хотя и выспался, неожиданно ощутил, как на плечи наваливается дикая усталость, пригибая его к земле.

Аромат чая вспомнился ему так ясно и живо, что едва не закружилась голова. Совершенно обалдев от происходящего, он спросил:

– Который час?

Монах воспринял это как разрешение и неуклюже опустился на груду кирпича. Уже сев, он ответил:

– Насчет часа не знаю. Но на дворе ночь.

– Какая ночь? Прошлая или… – Волков запнулся, поняв, какую ерунду говорит.

По всему выходило, что проспал он весь день. Уронив голову на руки, Родион застыл без движения. В конце концов идея насчет чаепития показалась ему не такой уж и безумной. Убрав с колен автомат, он встал и отправился на поиски дров.

Вскоре он собрал их достаточно, чтобы разложить небольшой костерок. Монах извлек из многочисленных складок своей одежды консервную банку, бумажную пачку чая с красным слоном и полбутылки негазированной столовой воды с отклеившейся этикеткой. Последним появился коробок спичек.

В тишине, иногда нарушаемой лишь воплями пьяных бомжей на первом этаже, они дождались, когда закипит чай.

Густой запах заварки достиг ноздрей Волкова и, как ему показалось, на мгновение даже смягчил тупую ноющую боль в сломанной переносице. Он полной грудью вдохнул сочный аромат и одобрительно покачал головой.

Потом ткнул пальцем в монаха и сказал:

– Пей первым.

Тот не стал противиться.

После того как старик сделал глоток темной дымящейся жидкости, консервная банка, которую следовало держать за отогнутую крышку, перешла к Волкову. Он осторожно, чтобы не пораниться о зазубренный край, прижал его к губам и чуть-чуть наклонил. Глотнув горячего чая, он сразу же ощутил себя так, будто с его головы сняли сжимавший ее до этого железный обруч.

– Слушай, старик, а как ты здесь оказался? – спросил Родион монаха, сделав еще один глоток.

– В женщине корень зла, – ответил тот, подняв скрюченный артритом палец. – Расстригли меня из-за Евиной дщери.

– Понял, – кивнул Волков, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло. – Я из-за женщины.., тоже.

Он замолчал, стиснув зубы. Вспомнил Аню, своего друга Степана Ворошилова, после женитьбы на ней ставшего его врагом, жажду мести, которая долгое время была единственным ориентиром в жизни. Вот как оно все закончилось – в заброшенной фабрике, среди бомжей и наркоманов, в обществе полубезумного монаха-расстриги…

Волков не выдержал и заскрипел зубами. На глаза навернулись слезы детской обиды на собственную судьбу.

– Банку-то верни, – напомнил ему монах. – А заодно, сын мой, и душу свою заблудшую облегчи. Да не торопись – конец света не завтра. Это я точно знаю.., прости, Господи.

Родион протянул ему банку.

– Кто тебе сказал, старик, что я собираюсь исповедаться? – спросил он. – Может, мне это на хрен не надо.

Монах пожал плечами.

– Да и мне, сын мой, плевать на твою исповедь с церковной колокольни. И Богу, если разобраться, она вовсе ни к чему. А вот кому она действительно нужна, так это тебе, – веско произнес он. – Мы не для кого-то исповедуемся, запомни.

Для себя токмо.

Несколько удивленный как лексикой монаха-расстриги, так и его богословскими рассуждениями, Волков в задумчивости поскреб щетинистый подбородок. Сморгнул – и горячая капля упала на руку.

Почему бы и нет, подумал он вдруг. Ситуация, конечно, безумна и абсурдна, но разве не такой же была, по большому счету, вся его предыдущая жизнь?

– Когда-то давно я предал своего друга… – глухо начал он свое покаяние.

На вокзальный перрон они вышли, когда совсем уже стемнело.

Панкрат еще в поезде надел запасную футболку и теперь двигался так, что никто не смог бы догадаться о полученной им ране. Одна Люся могла понять, чего это ему стоило. Она морщилась каждый раз, когда Панкрату случалось двигать правой рукой, словно могла чувствовать и переживать его боль как свою собственную.

Люди небольшими группами выходили из вагонов, с поклажей и без, чтобы торопливо скрыться в стеклянно-бетонном чреве вокзала либо подземном переходе. Электричкам метро оставалось ходить еще целых два часа, но люди все равно спешили: стоило им вновь окунуться в суету большого города, как он мгновенно подчинял их своему ритму.

Закинув на плечо рюкзак и взяв Люсю за руку, Панкрат направился в метро, с некоторым трепетом внутри пройдя мимо дежурного милиционера, задумчиво ковырявшего в зубах антенной служебной радиостанции. Впрочем, стражей правопорядка бояться пока что не стоило. «Хороший парень» Костылин вряд ли уже подал на Панкрата и его подозрительную спутницу в федеральный розыск. Будь оно так, их бы встречали подтянутые ребята с квадратными лицами в штатской одежде мышиной расцветки.

В метро было все как всегда: многолюдно, душно, грязно.

Под ногами валялась шелуха от подсолнечных семечек, нащелканных гостями столицы из провинциальных городов.

Какие-то типы с испитыми рожами гнусно хохотали у входа в кассы, но на этот раз Панкрат предусмотрительно постарался проскользнуть так, чтобы ни он, ни Люся не попали в их поле зрения.

Они купили жетоны и прошли турникет вместе со всеми, кто спешил по своим делам. Вот только им двоим некуда было спешить: впереди их ждала полная неизвестность.

Не выпуская Люсиной руки, Панкрат вошел в полупустой вагон подъехавшей электрички. Двери за ними захлопнулись с металлическим лязгом – резиновые прокладки были почти полностью срезаны с обеих кромок. Скорее всего над ними поработали футбольные фанаты, более прочих любившие уродовать общественный транспорт.

Свободных мест в электричке оказалось предостаточно, и они сели на такие же изрезанные сиденья, из которых торчали куски светло-коричневого поролона. Все стены и даже потолок вагона были расписаны замысловатыми граффити.

Панкрат положил правую руку на бедро, чтобы хоть ненадолго успокоилась дергающая боль в рассеченном плече.

Люся, севшая слева от него, почти сразу же начала клевать носом.

Еще когда они уезжали из городка, в окрестностях которого располагался монастырь, Панкрат задумался о том, почему Кузьма не пришел проводить если не его, так Люсю, к которой явно был неравнодушен. Он даже не смог попрощаться с хакером. Тот куда-то подевался с самого утра, и никто не мог подсказать Панкрату, где именно он может быть и когда возвратится. Поэтому единственным провожатым на провинциальном вокзальчике был врач, который привез их туда на своем автомобиле. А единственным напоминанием о хакере остались несколько листов, на которых он распечатал личное дело Марка Эрдмана.

Панкрат хотел было спросить Люсю о том, что она думает о столь внезапном и необъяснимом исчезновении Кузьмы, но обнаружил, что девушка мирно посапывает у него на плече. Позабыв о ране, он поднял правую руку, чтобы коснуться ее светлых волос, но тут же едва не вскрикнул от боли в разошедшемся порезе. Чтобы не разбудить Люсю, он изо всей силы стиснул зубы, и получился сдавленный полустон-полушипение.

Никто из сидевших в вагоне пассажиров не обратил внимания на его лицо, искаженное болью. Только старушка напротив поправила очки и близоруко прищурилась, но в следующую секунду Панкрат уже улыбнулся ей самой располагающей улыбкой.

Через три остановки он пошевелил затекшим плечом, и Люся, проснувшись, недоуменно заозиралась вокруг. Встретившись взглядом с Панкратом, она вдруг почему-то опустила глаза.

– Выходим, – с преувеличенной бодростью произнес он, сделав вид, что ничего не заметил.

Они вышли из вагона одними из первых и почти последними поднялись на эскалатор. Впрочем, не последними: уже на выходе из метро Панкрат расслышал за своей спиной шаги человека, явно торопившегося догнать их.

Только бы это был не милиционер, подумал он. Я устал настолько, что просто не переживу еще одной проверки документов.

Когда шаги приблизились вплотную, Панкрат подтолкнул Люсю вперед, а сам, остановившись, резко обернулся, готовый отразить удар или ударить.

Он чуть ли не носом к носу столкнулся с тощим и длинным парнем, бритым наголо. Абсолютно не готовый к такой встрече, Панкрат даже не сразу признал в нем Кузьму.

– Ну ты даешь, хакер… – удивленно протянул он.