"Великий Эллипс" - читать интересную книгу автора (Волски Пола)

VIII

— Выпусти! Сейчас! Пожалуйстапожалуйстапожалуйста!

Безмолвный призыв огнем жег мозг Невенского. Напор Искусного Огня давил нестерпимо.

— Чуть позже, — ответил магистр про себя.

— Сейчассейчассейчас!

— Терпение, прелесть моя. Еще несколько минут, и тебя ждет нечто новенькое. Мы покидаем лабораторию.

— Лабораторию?

— Вот это место, так хорошо тебе знакомое. Пространство, ограниченное четырьмя каменными стенами. Мы отправляемся на экскурсию.

— Там больше пространства?

— Намного. Там есть коридоры, лестницы, много больших комнат, а над всем этим мир, во всей его грандиозности.

— Он большой? Большой? Большой?

— Громадный.

— Там есть еда?

— Больше, чем ты мог бы съесть, если бы вырос до небес.

— Еда! Пространство! Большой! Я съем мир, весь огромный мир! Я съем звезды, потому что я — великий, я — прекрасный, я — превосходный, я — горячий, я — ИСКУСНЫЙ ОГОНЬ! Давай съедим все это!

— Съедим, — задумчиво вслух произнес Невенской. — Все.

— ЕстьЕстьЕстьЕстьЕстьЕстьЕстьЕстьЕстьЕсть…

Невыполнимо. С трудом очнувшись, магистр заставил себя ответить:

— Нет, прелесть моя должна обуздать свой энтузиазм. Сегодня наша экскурсия ограничится только королевским кабинетом.

— Король? Тухлоемясо?

— Наш благодетель и наш королевский патрон. Тот, кто навещает нас время от времени…

— Тухлоемясо.

— Вызывает нас предстать его светлейшим очам.

— Зачем?

— Он — король. Его желания не обсуждаются. Достаточно знать, что его величество Мильцин возжелал компании Искусного Огня и Невенского.

— Ница.

— Что? Что это значит?

— Ниц Нипер. НицНиперНицНиперНицНиперНицНипер…

— Где ты слышал это имя?

— Внутри тебя.

— Ну что, пусть это будет твой секрет, мой сладкий.

— Почему?

— Это очень длинная история, и я не хотел бы утомлять мой Искусный Огонь. Есть куда более приятные вещи, над которыми следует подумать. Например, сейчас Искусный Огонь впервые покидает лабораторию. Вот так, — Невенской захлопнул за собой дверь. — Свершилось. Мы на воле.

— Дай посмотреть! Дай посмотреть!

— Не сейчас.

— Хочу видеть! Выпусти!

— Очень скоро, обещаю. А пока наберись терпения и отдохни на сердце Невенского, — этот очевидно странный всплеск сентиментальности отражал истинную правду. В нагрудном кармане просторного платья магистра притаилась крошечная скукожившаяся искорка, которая сейчас являла собой Искусный Огонь. Повинуясь воле своего господина, пламя ничего не трогало. Невенской не испытывал ни боли, ни даже обычного для таких случаев тепла на коже. Уменьшившись в размерах, огонь продолжал ментально донимать магистра:

— Где мы? Где?

— Идем по коридору глубокого подземелья. Стены из обычного серого камня, как стены моей лаборатории, пол тоже каменный, ковров нет. Потолок низкий, сводчатый, через равные промежутки висят железные светильники с зажженными в них свечами.

— Там пламя? Как Искусный Огонь? Хочу видеть их, хочу познакомиться, хочу танцевать, танцевать, ТАНЦЕВАТЬ!

— Они не похожи на тебя. У них нет разума, нет сознания, они ничего не знают.

— Они умеет танцевать?

— Думаю, да.

— Хочу познакомиться с ними!

— Не сейчас. Мы идем служить…

— Тухлому мясу.

— Его Величеству.

— ЕстьЕстьЕстьЕстьЕсть…

— Веди себя хорошо. Вот сейчас мы поднимаемся по лестнице, это секретная лестница, известная очень немногим, только самым приближенным. Таким образом, мы поднимаемся никем не замеченные, и потому никто не знает, где находится моя лаборатория. Итак, мы поднимаемся…

…с большим трудом. Невенской тяжело дышал, сердце готово было выпрыгнуть из груди, в боку кололо. Не дойдя до конца лестницы, он вынужден был сделать остановку и присесть на ступеньку. Грудь его ходила ходуном, по лицу струился пот. Сомневаться не приходится, у него ожирение и он совсем потерял форму. Он провел слишком много времени в своей лаборатории, ему нужно на воздух, заняться гимнастикой. Ему не помешает умерить свою страсть к жареным ганзелям и крекерам, а лучше и вовсе от них отказаться. Если бы только они не были такими вкусными. Уже от одних воспоминаний у него засосало под ложечкой.

— ЕстьЕстьЕстьЕстьЕстьЕсть. Голодный! ЕстьЕстьЕсть…

— Именно.

— Где мы?

— Пока еще на лестнице, но это скоро кончится , — поднявшись на ноги, Невенской продолжил подъем. Вскоре, добравшись до желанной верхней ступеньки потайной лестницы, он пошел в кладовку, упрятанную в темном углу какого-то забытого хозяйственного помещения.

Из хозяйственного помещения они попали в просторный коридор на четвертом этаже, и только сейчас окружающая обстановка приняла узнаваемый дворцовый вид.

— Гладко полированный мраморный пол, — продолжил свой внутренний отчет Невенской, — он похож на лед с розовыми прожилками. Высокие окна от пола до потолка выходят в парк, в парке — водоемы. На стенах — гигантские зеркала в причудливых золоченых рамах, едва ли ты такие видел, перед каждым зеркалом стоит мраморная статуя — женская фигура с двумя головами и четырьмя грудями. Наше Величество любит многообразие в единичном, такие у него изощренные вкусы.

— Дай мне посмотреть! Выпусти меня!

— Еще чуть-чуть потерпи. Сейчас мы поднимемся еще на три золоченые ступеньки и пройдем под аркой, она украшена резными акулами, китами, скатами, осьминогами, морскими змеями и прочими водными тварями…

— Тухлая вода.

— Ну, вот мы наконец и добрались до личных королевских апартаментов. Два вооруженных караульных стоят здесь на часах, но они пропускают нас беспрепятственно, потому что они знают, что его величество вызвал Невенского.

— НицНиперНицНиперНицНиперНицНиперНицНипер.

— Пожалуйста, не делай этого. Мы проходим через королевскую переднюю, она вся увешана голубыми дамасскими клинками. Придворные в голубых ливреях, отделанных серебряным кантом, низко склоняются перед фаворитом его величества, знаменитым, талантливым и величественны разаульским магом. Они уважают и даже боятся Невенского…

— НицНицНицНицНицНицНиц.

— А сейчас они вводят нас в кабинет его величества. Хотел бы я, чтобы эти Ниперы из Фленкуца узнали, что маленький Ниц, не только жив, но и водит компанию с королевской особой. О, если бы только они могли видеть меня сейчас.

— Я хочу видеть! Я хочу видеть!

— Подожди чуть-чуть. Вспомни, чему я тебя учил. Вспомни…

— Я помню!

Привычным движением Невенской поправил свой черный парик, разгладил крашеные усы, должным образом подстриженные, расправил плечи и вошел в королевский кабинет.

Король Мильцин IX, одетый в роскошный парчовый халат, не вполне уместный в это время суток, сидел за письменным столом, на котором возвышался очень большой и искусно сделанный макет: миниатюрные здания причудливой архитектуры тянулись вдоль бульваров, которые лучиками расходились в разные стороны от центральной площади. Его величество был не один. У стола стоял плотный джентльмен, по виду иностранец, с широким лицом, обрамленным седыми бакенбардами. Невенской решил, что именно квадратно подстриженная борода и баки делают его похожим на иностранца. Все это вкупе с пышными роскошными усами и с лацканами из морского котика на его сюртуке противоречило гецианским вкусам.

Оба они повернулись, когда Невенской вошел в кабинет.

— Ну наконец-то, мой дорогой друг, — приветствовал его король.

— Сир, — с низким поклоном ответил Невенской.

— Иди сюда, дружище, ты должен видеть это, это просто чудесно. Посмотри сюда, — Мильцин обвел рукой макет города. — Ты видел что-нибудь подобное? Разве это не великолепно?

— Очень мило, сэр, — не выражая особых эмоций, ответил Невенской.

— Очень мило? И это все, что ты можешь сказать? Ха, твоя оценка возбуждает, как остывший чай. Невенской, открой по шире свои глаза! Неужели ты не видишь, что это такое?

— Это отличная модель, Ваше Величество, в миниатюрном виде представлен красивый город, вне всякого сомнения, превосходный город…

— Это не просто город, — Мильцин едва сдерживал распиравшие его эмоции. — Это — Город, Невенской, город будущего! Ты только посмотри на него. Посмотри внимательно на новые формы! А какая архитектура, невиданные детали и приемы, а ты посмотри, какие улицы, а какие новейшие научные методы утилизации отходов, многообещающие способы использования энергии воды, пара и невидимых сил природы, и газовое освещение, и рациональное использование вибрационных полей — все это безупречно, довольно цельно и убийственно современно! Никогда в жизни я не видел ничего более современного. И это все здесь, Невенской. Ответ на все вопросы, истина, прямо вот здесь, перед нами!

— Ответ на вопросы? На какие, Ваше Величество? — отважился уточнить Невенской.

— Во что превратимся мы и наш мир. Куда мы движемся, как мы будем жить, что будем делать. Ответы на все эти скромные вопросы, мой друг! Вот они, перед тобой, путь перед нами открыт, реальность завтрашнего дня разместилась прямо у меня на столе. Говорю тебе, нас освободили! Я хочу начать прямо сейчас!

— Начать, сир?

— Строить, парень, строить! Я уже выбрал строительную площадку, самая лучшая местность среди наших болот, ты себе ее и представить не можешь, это недалеко от Гилкбурга. Я готов, я горю желанием, я умираю от нетерпения немедленно начать строительство! Когда я думаю о будущем и его чудесах, когда я размышляю об идеальном мире, который настанет для всего человечества, о всеобщей пользе, которую я принесу, я признаюсь, Невенской, такой восторг разрывает мне сердце на части, что я готов расплакаться! Ха, это будет грандиозно! Ты только посмотри, какие совершенно необычные детали украшают мой макет здесь. Ну, — тут Безумный Мильцин вспомнил, — если быть абсолютно точным, это, по правде говоря, макет Зелькива, — король кивнул головой в сторону иностранца.

— Я всего лишь собрал воедино несколько оригинальных идей, которые принадлежали Вашему Величеству, и развил их здесь, — деликатно заметил незнакомец.

— Это верно. Во всем этот так много меня самого, — кивнул король. — Тем не менее честность заставляет меня представить здесь Зелькива как господина архитектора. Он весьма смышленый парень, этот Зелькив. На тебя чем-то похож, Невенской. Ах да, так он еще и твой соотечественник, разаулец, так что, я думаю, пришло время вам двоим познакомиться. Благородный землевладелец Фрем Зелькив, прошу вас, познакомьтесь с моим хорошим другом — талантливым и занимательным Невенским. Не сомневаюсь что вам, двум северянам, есть о чем поговорить!

Королевское представление их друг другу стерло социальное неравенство между знатным землевладельцем и безродным магистром тайных знаний. Зелькив сердечно протянул руку. Стремительный поток разаульской речи сорвался с его губ.

Невенской похолодел, и во рту у него пересохло.

— Затруднительное положение? — поинтересовался Искусный Огонь.

— Крайне затруднительное. Я не понимаю, что он говорит, для меня это все пустая тарабарщина.

— Тарабарщина затруднительная?

— Тарабарщина очень затруднительная, настолько затруднительная, что я… — мозг Невенского заработал как маховик, выбросив на поверхность свежую идею. Он сделал лицо, прежде чем заговорить на гецианском, подкрашенном сильным акцентом:

— О, как ублажает мой слух музыка родной речи, и все же я не могу забыть, что для Его Величества Мильцина наш разаульский не более чем северная тарабарщина. Великодушие Его Величества безмерно, и все же я бы не посмел слишком эгоистично испытывать его терпение и потому должен выражаться, насколько позволяют мне мои возможности, на родном языке короля.

— Ха, какая милая любезность! Хорошо сказано, Невенской! — воскликнул король.

Благородный землевладелец Фрем Зелькив немного покраснел, почувствовав скрытый упрек и допущенную им оплошность, но достойно выкрутился:

— Патриотические чувства на время перекрыли мое ощущение грани уместности, сир. К счастью, мой соотечественник не настолько обременен нахлынувшими чувствами и великодушно готов поправить мою ошибку.

Невенской пробурчал что-то миролюбивое в ответ.

— Как-нибудь мы выпьем вуврака и поболтаем на разаульском, — неприветливо закончил тему Зелькив, — обменяемся бесчисленными воспоминаниями о нашем родном доме.

Доме. Мне что — рассказать тебе о маленькой квартирке над магазинчиком моего папаши в Фленкуце? Вслух Невенской ответил как подобает:

— Воспоминание о родном доме хранится в каждом разаульском сердце, господин землевладелец.

— Ну вот, два моих любимых северных гения нашли друг друга, теперь у них есть повод пображничать, как я и ожидал — радостно на свой лад интерпретировал ситуацию Мильцин. — Но я вас здесь собрал, джентльмены, не для воспоминаний. Вуврак, в котором вы, разаульцы, так безрассудно находите наслаждение, должен подождать, поскольку у нас с вами есть дело. Вы здесь, чтобы обменяться чудесами своих талантов и достижениями. Зелькив продемонстрирует Невенскому центральные моменты нашего замечательного макета, и он, конечно же, оценит нашу работу. Ну, давай, парень, покажи ему!

Следующие полчаса Невенской молча стоял, смотрел и слушал, как Благородный землевладелец Фрем Зелькив демонстрировал ему различные футуристические шедевры своего миниатюрного города. Здесь были акведуки и фонтаны с настоящей струящейся водой, крошечные газовые фонари, которые горели, двигающиеся механические лестницы, соединяющие разные уровни, подвесные крытые стеклом пешеходные переходы, куда можно было подняться на современном лифте, приводимом в движение паром, оригинально спрятанные мусоропроводы, ведущие вниз, к подземным утилизирующим установкам, чудесные вибрационные поля с движущимися механизмами, миниатюрные котлы, вырабатывающие настоящий пар, действующие сборщики ветра, искусно сделанная система сигнальных огней, способная передавать сообщения в любую точку города, ледохранилище, спрятанное под серебряным изоляционным куполом, и многое другое, и все — очень замечательное, как и обещал король.

Демонстрация завершилась, и Невенской исторг из себя требуемое восхищение, в данный момент оно было искренним. Его слушали с явным наслаждением, но недолго. Мильцин задал новую тему:

— Теперь твоя очередь, Невенской. Давай, парень, удиви нас! — тихим голосом заговорщика обратился к магистру Мильцин. — Ты принес своего зеленого друга, а?

Магистр склонил голову в знак согласия.

— Ха, отлично! Тогда немедленно выпускай его — разбуди наше чудо, позабавь нас!

— Забавлять! Это моя величайшая работа, ты — ничтожество, это — моя жизнь! — Невенской спрятал свое негодование за почтительной улыбкой. Он обратил свой голос внутрь и еще дальше, в область неизвестного, и спросил:

— Прелесть моя, ты слышишь меня?

— Слышу тебя, — ответил Искусный Огонь.

— Тогда выходи, красота моя, ослепи мир.

Тонкая струйка зеленого пламени змейкой выползла из нагрудного кармана Невенского. У Благородного землевладельца Зелькива вырвался возглас изумления.

— Видел? А что я тебе говорил? — торжествовал Мильцин. — Это что! Пустяк, так, ерунда. Подожди, мой Искусный Огонь покажет, на что он способен!

— Обними меня, — внутренним голосом приказал Невенской, и огненная змейка начала расти, вытягиваясь и обвиваясь вокруг своего господина, и вот уже магистр стоял, полностью опутанный кольцами живого огня, который не причинял ему никакого вреда. — Окутай меня.

Зеленый кольца набухли и слились, с ревом вытянулись вверх и поглотили Невенского в вихре пламени.

Благородный землевладелец Зелькив остолбенел. Увидев это, король Мильцин удовлетворенно захихикал.

— Большой! — торжествовал Искусный Огонь. — Я — большой, я — огромный, я — великий, я — чудесный…

— Совершенно верно, мой сладкий.

— Я — величественный, я — великолепный, я — восхитительно вкусный…

— Ты обладаешь всеми этими качествами и даже больше, но сейчас ты должен снова уменьшиться. Сожмись, красота моя, уменьшись до размеров крошечной искорки…

— НЕТНетНетНетНетНетНет!

— Только на минутку, а потом, я обещаю, ты вырастешь так высоко, как никогда раньше не вырастал.

— Обещаешь?

— Верь мне.

— Хорошохорошохорошо!

Огромный вращающийся столб огня превратился в крошечную точку зеленого пламени, мерцающую на вытянутой ладони своего господина.

Благородный землевладелец Зелькив разразился безудержным потоком разаульских слов, но Невенской укрылся под эгидой пространных рассуждений. Пропустив мимо ушей вопросы, которые мог задать его мнимый соотечественник, он принялся профессионально описывать зачаточное сознание своего детища, телепатическую связь с ним и передачу команд с помощью этой связи.

И тут же искусная искра спрыгнула с ладони своего господина прямо в центр макета города Фрема Зелькива. Секунду спустя Искусный Огонь уже исчез в подземных лабиринтах перерабатывающей отходы системы.

— Что он делает? Что он делает? — испуганно засуетился Зелькив.

Как будто отвечая ему, Искусный Огонь снова появился, разделившись и вылившись одновременно потоком из верхних окон дюжины высоких сооружений, размещенных по периметру города.

— Отзови его! — закричал Зелькив.

— Мужайся, мой друг, — посоветовал милостиво Мильцин IX. — Все хорошо. Мой Невенской и наш Искусный Огонь знают, что делают. Вот увидишь.

Зеленое пламя вырвалось из окон башни и потекло как вода по стенам из сухого тонкого дерева, текстура которого напоминала каменную кладку, не оставляя за собой никаких вздувшихся пузырей на крашеной поверхности. Спустившись на землю, пламя разбежалось, сверкая, по бульварам, перетекая с одной улицы на другую, все ручейки встретились на центральной площади и оттуда вновь разветвились так, что весь макет города, все его артерии и вены засверкали ярким пламенем.

Искусный Огонь ничего не повредил и не разрушил. Тревога Фрема Зелькива сменилась удивлением, при этом Мильцин IX самодовольно улыбался, как будто воображал себя автором этого чуда.

Невенской не был исполнен таким безоблачным оптимизмом. Его физическая связь с Искусным Огнем оставалась устойчивой, и сообщения, поступавшие в его мозг, встревожили его.

— Другие! Здесь! Как я! Другие!

— Объясни, — попросил Невенской.

— Другие! Малышки едят газ. Мы знакомимся, мы танцуем, танцуем, ТАНЦУЕМ!

Маленькие горелки под крошечными бойлерами. Газовые фонарики. Огни. Если этот земной огонь сольется с Искусным Огнем, результат непредсказуем.

— Не танцуй. Не смешивайся с младшими по чину, никогда, не порти чистоту своей крови.

— ТанцуемТанцуемТапцуем.

— Я запрещаю.

Слишком поздно. На глазах у Невенского зеленые потоки пламенея по всем улицам города Зелькива, едва различимо меняли цвет и характер. Краска начала вздуваться.

— Нет, — громко приказал Невенской. — Остановись. Уменьшись, сожмись… — Не чувствуя отклика, он предельно сконцентрировался. — Сожмись. Сейчас. Повинуйся.

— НетНетНетНетНетНет!

— Повинуйся!

— Нет! Я поднимусь высоко! Ты обещал!

— Потом…

— СейчасСейчасСейчасСейчасСейчасСейчасСейчас! — с этими словами огненные ручейки заполнили крошечные бульвары, от чего макет начал переливаться огнями, затем они мгновенно разлились по столу Мильцина, каскадами огненных потоков с четырех сторон обрушились на пол и растеклись по кабинету.

— Вернись! Прими свой первоначальный размер и форму! Сейчас! — Ответа не было, Искусный Огонь не подавал признаков, что он услышал или понял, от ужаса у Невенского все внутри перевернулось. Острая боль, как пуля, пробила его, он стиснул зубы.

— О, это что-то новенькое! — заулыбался Безумный Мильцин. — Невенской, дружище, истинно нет пределов твоей изобретательности! Что за фокус собирается показать нам Искусный Огонь на этот раз, а?

— Не имею представления! — глубоко вдохнув, Невенской поднял в атаку все свои ментальные силы и напряг волю. — Повинуйся.

Ответ пришел как мощный бессловесный выдох. С рокотом Искусный Огонь носился по полу, взмывал вверх по стенам, кружился по потолку. Зеленое пламя простыней нависало над головой. Дверной проем и оба окна были окутаны пламенем. Но комната оставалась неповрежденной и люди не опаленными — как и всегда, Искусный Огонь ничего не трогал — но его дикое возбуждение росло, и его самообладание может исчерпать себя в считанные секунды.

— О, великолепно, — восторженные глаза Мильцина IX блуждали по сотворенному инферно. — Невенской, ты превзошел самого себя!

Невенской почти не слышал его. Все его магические силы напряглись. Он пронизывал своими интеллектуальными импульсами огненную бесконечность и наконец уловил эхо мыслей своего творения.

— Большой! Танцую! Большой!

— Прелесть моя. Услышь меня, — магистр напрягал каждый атом своей воли, — услышь меня.

— Я слышу тебя! Я повсюду, я стал всем, я — Искусный Огонь! Танцую! Большой! Есть! Есть! ЕСТЬ!

— НЕТ.

— ДА! Есть!

— Уменьшись. Вниз. Вниз, не выше подола моего платья, не больше, чем кончик моего пальца, — он достиг почти совершенной концентрации, и хотя Искусный Огонь все еще сопротивлялся, но отвратительный момент неуверенности прошел и воля пламени была сломлена.

Искусный Огонь уступил неожиданно и сдался полностью. Зеленое пламя стекло по стенам как вода, сжалось, завернулось внутрь себя до жгутика размером с большой палец за какую-нибудь пару секунд.

По лицу Невенского струился холодный пот, а желудок скрутило. Он решил, что виной всему стал контакт с газовыми форсунками в миниатюрном городе Фрема Зелькива. Это смешивание отравило Искусный Огонь, притупило искусность и чуть не привело к катастрофе. Это больше не должно повториться. Подняв зеленое пламя с пола, он спрятал Искусный Огонь в нагрудный карман, откуда продолжало поступать ему в мозг разочарованное потрескивание.

— Ха, потрясающе, мой друг! Демонстрация еще одного чуда! — бесчувственный к так близко пронесшейся катастрофе, Мильцин IX от всей души похлопал магистра по спине. Повернувшись к разаульскому гостю, он спросил: — Ну что, Зелькив, разве я тебе не говорил?

— Да, Ваше Величество, — знатный землевладелец удивленно провел пальцем по краю своего макета, немного обожженного, но все же целого, — признаюсь, я ошеломлен.

— Вот тебе еще один новообращенный, — ликовал Мильцин.

— Совершенно верно, сир. Земляк, — обратился Зелькив к Невенскому, — примите мои поздравления и мое искреннее восхищение.

Магистр скромно поклонился.

— А скажите мне, — продолжал Зелькив, — может ли ваш чудесный огонь, который согласно вашей воле так мило танцевал в этих четырех стенах, повторить то же самое, но вне этих стен?

— Конечно же, — ответил Невенской.

— Он может расширяться и сжиматься, применять свою воспламеняющую силу или не применять ее, и все это по вашей команде?

— Именно так.

— Вы можете послать его куда хотите?

— Легко.

— Тогда, сэр, слухи подтверждаются, и вы обладаете величайшим оружием из всех, что мир когда-либо знал.

— Его величество Мильцин владеет всем, что находится в пределах дворца Водяных Чар, — с притворной скромностью пробормотал Невенской.

— Уверен, сир, — торжественно начал Зелькив, — вы понимаете, что в своих руках вы держите судьбу всего мира. Моя родина — Разауль — в смертельной опасности. Грейслендские захватчики опустошают наши земли и города, нарушая нашу мирную жизнь. Они продвигаются в глубь страны беспрепятственно, нас неминуемо ждет поражение, если Ваше Величество не станет нашим спасителем. Сир, я умоляю вас о помощи. Ведь это не случайно, что создатель Искусного Огня — разаулец. Отправьте моего соотечественника Невенского назад, домой вместе с его открытием, позвольте ему использовать его выдающиеся способности на благо его страны.

— Может показаться, землевладелец, — заговорил Король Мильцин с некоторой неприязнью, — что вы воспринимаете мой Искусный Огонь как обычное оружие, которое можно использовать при ведении современной войны.

— Искусный Огонь, Ваше Величество, и необычный, и в то же время обычный. Он в действительности настолько уникален, что я…

— Вы уговариваете меня направить мой Искусный Огонь на грейслендскую армию. Вы говорите о войне и разрушении. Четко уясните себе, что это открытие — радость и благо для всего человечества — никогда не будет использоваться в такой извращенной форме. Такие пустые предложения оскорбляют меня. Никогда больше не возвращайтесь к этой теме.

Лицо и голос, короля были холодны как арктическая ночь, но Благородный землевладелец упорно продолжал:

— Сир, вы говорите об этом открытии как о благе для его человечества. Его и можно использовать во благо согласно воле Вашего Величества. Грейслендские варвары угрожают поработить весь мир, и если Искусный Огонь остановит их разрушающую силу, то он сослужит великую службу всему человечеству.

— Вести войну означает служить человечеству? Ну и извращенная у вас логика. Вы неверно поняли наши желания, землевладелец, и вы слишком злоупотребляете нашей любезностью. Дискуссия окончена. Вы можете удалиться.

Замечательно, но Зелькив отказался принять предложение выйти вон. По всей видимости, отчаяние питало его смелость, и он продолжал настаивать:

— Ваше Величество должен услышать меня. Сир, вы должны услышать меня. Вот уже несколько месяцев слухи о сверхъестественном оружии, способном изменить ход войны, дразнят ложными надеждами моего правителя и его министров. Очень немногие из нас верят этим сказкам, но природа нашего затруднительного положения обязывает нас испробовать все возможности, и в итоге мой господин отправил меня в Нижнюю Гецию. То, что я сегодня увидел, доказывает подлинность слухов. Оружие существует. Оно не только существует. Искусный Огонь, созданный разаульцем, должен спасти Разауль. Он…

— Дальше можете не продолжать, — Мильцин IX сложил на груди руки. — Насколько я помню, в рекомендательном письме вы представлены как частное лицо, специалист по архитектуре, градостроительству и планированию, прибывший изучать гецианские методы строительства.

— Да, именно так, сир. Но сверх того, я здесь как неофициальный эмиссар моего суверена…

— Если бы это было известно, то вы бы не получили аудиенции. — Казалось, короля развлекает глубина вероломства прорвавшегося к нему эмиссара.

— Уполномоченный говорить и действовать от имени разаульского алора, — продолжал Зелькив, — уполномоченный добиться временного использования Искусного Огня на тех условиях, которые Ваше Величество сочтет приемлемыми и удовлетворительными…

— Довольно. Я не намерен слушать дальше. Ваши предложения неприемлемы, а поведение — неудовлетворительное. Вы злоупотребляете моим гостеприимством. Землевладелец, я вынужден потребовать, чтобы вы покинули мой дом немедленно.

— Ваше Величество, во имя справедливости, прошу у вас всего лишь четверть часа, чтобы изложить суть своего дела.

— Это долгая история, а ваше время вышло, равно как и мое терпение. Оставьте меня, — повелел король.

— Невенской, вы — мой соотечественник, поддержите меня, — его запас гецианских слов истощился, и он страстно заговорил на разаульском.

Свое непонимание Невенской прикрыл маской вежливого сожаления. В это время Мильцин IX из всей силы дернул шнурок звонка, призывая одетых в ливреи придворных, и те выпроводили Благородного землевладельца из кабинета. С его уходом остановился и поток пламенной разаульской речи.

— Ну, — Безумный Мильцин излучал негодование поруганной добродетели. — Какая неожиданная неприятность. Что он тебе сейчас говорил на своем северном наречии?

— Сейчас? А, он уговаривал меня вернуться вместе с ним в Разауль, сир, — на ходу сочинял Невенской. — Он предлагал щедрое вознаграждение от своего правителя за использование Искусного Огня.

— Правда? И это в моем присутствии! Какая наглость!

— Вы же видите, что это ни к чему не привело, Ваше Величество. Я даже не соизволил ему ответить.

— И правильно. Молодчина! Я намерен выдворить из страны твоего соотечественника. И не пытайся меня переубедить.

— Даже мысли такой не промелькнуло, сир.

— Его счастье, что я не приказал его выпороть. Какой наглый этот северянин! Сколько лицемерия, сколько обмана! Он умышленно выдал себя не за того человека. В действительности он предложил мне полную тарелку лжи, я не могу ему этого простить. Есть только одна вещь, которую я не могу выносить в людях, окружающих меня, — и я думаю, ты согласишься со мной, Невенской, — есть только одна вещь, которую я абсолютно не терплю, это — нечестность!

— Не теряй время, — посоветовал Гирайз в'Ализанте.

— Я пытаюсь прицелиться, — Лизелл, закрыв один глаз, другим прилипла к мушке «Креннисова ФК6». Она крепко держала в руках высоко поднятый пистолет так, как учил ее Гирайз.

— Соберись, будь тверже. У тебя не так много времени.

— Я знаю. Не сбивай меня, ты просто заставляешь меня нервничать.

— Я не заставляю тебя нервничать, но любая секунда сейчас…

— Я знаю! — Лизелл стиснула зубы, зрительно уплотнила цель так, что она уместилась в крошечный кружочек мушки, задержала дыхание и…

Оснащенный как шхуна колесно-винтовой пароход «Ривенэ» качнуло, и пустая бутылка, закрепленная на перилах палубы в качестве ее мишени, нырнула в голубые воды, омывающие Жемчужные острова.

Ну вот, она опять долго тянула время. Сейчас он начнет читать ей нотацию и заставит чувствовать себя глупым ребенком…

Но он обошелся без нотации.

— Попробуй еще раз, — и, достав новую пустую бутылку из своего, похоже, неистощимого запаса, Гирайз установил ее на перилах. — Учитывая нетипичные обстоятельства, ты делаешь значительные успехи.

Похвалил сам господин маркиз? Нечто невероятное. Она бросила на него удивленный взгляд и вновь сконцентрировалась на поставленной перед ней задаче. Быстро прицелившись, нажала курок — и пуля пролетела где-то над водой. В следующую секунду «Ривенэ» качнуло, и уцелевшая бутылка свалилась за борт.

— Полный крах, — нахмурилась Лизелл. — Похоже, талантом природа меня обделила.

— Трудно судить в такой обстановке, — успокоил ее Гирайз. — В любом случае, здесь важны не столько природные данные, сколько упорство. Работай честно, и у тебя все получится.

— Ты правда так думаешь?

— Ты же усвоила основы. А сейчас все дело в тренировке, лучше бы это делать, когда под ногами твердая земля.

— Я буду тренироваться, пока не попаду.

— А когда попадешь, продолжай тренироваться и дальше.

— Обещаю. Гирайз, — она колебалась, — я хочу поблагодарить тебя за помощь. Ты потратил столько времени, обучая меня и вселяя уверенность, несмотря на то что не одобряешь в целом эту затею.

— Похвалила сама мисс Дивер? Нечто невероятное. Но ты уже знаешь, почему я это делаю. Я единственно надеюсь, что у тебя никогда не будет повода воспользоваться твоими новыми достижениями.

— У меня уже был повод, и это не случай с Бавом Чарным. — Поймав его вопросительный взгляд, она продолжила: — Я не рассказывала тебе, почему мне захотелось купить пистолет при первой же возможности.

— Ты не обязана передо мной отчитываться. Ты и так уже все достаточно ясно продемонстрировала.

— Но я хочу рассказать тебе, — кратко она описала происшедшее в Глоше: грейслендских солдат на платформе, их грубое насилие средь бела дня на глазах у многочисленных и равнодушных свидетелей. Обычно не желая признаваться в своей слабости, сейчас она рассказывала о пережитом ужасе, об оскорблении и похожем на ночной кошмар чувстве полного бессилия, которые переполняли ее в тот день, и она видела, как лицо Гирайза менялось по ходу ее рассказа.

— Совершенно ясно, что произошло бы, если бы Каслер Сторнзоф не вмешался, — сделала в конце вывод Лизелл. — Сама я ничего не могла сделать, чтобы спастись: ни убежать, ни защититься, вообще ничего не могла сделать. Это самое ужасное чувство, какое только можно представить, и я тогда пообещала себе, что больше никогда не допущу, чтобы подобное повторилось снова. Мне нужно оружие для самообороны, и маленький пистолет — самое лучшее, что можно придумать. Ну вот, теперь тебе все понятно, правда?

— Шесть лет назад я бы ответил, что красивой женщине вряд ли нужно заботиться о своей самообороне, так как у нее не может быть недостатка в преданных защитниках, и ты бы разразилась праведным гневом. Но тогда, шесть лет назад, наш разговор вообще не имел шансов состояться, поскольку ты бы не снизошла до объяснений. Почему же ты сейчас это делаешь?

— Думаю, потому, что хочу, чтобы ты знал и верил, что я не потакаю своим бессмысленным капризам.

— Я не тешу себя иллюзиями по поводу того, что ты придаешь большое значение моему мнению.

— Потому что я не руководствуюсь только твоим мнением.

— Потому что ты его упорно игнорируешь.

— Ты утрируешь. Ты разве забыл, как я собиралась купить акции Гуначио Юниверсал Панако? Ты же сумел меня отговорить.

— Удалось только потому, что ты хотела, чтобы тебя отговорили. А как насчет финансовой пирамиды Стуби-Грослингер? От этого мне не удалось тебя отговорить, и что из этого вышло, ты помнишь.

— Это было почти семь лет назад! Я была еще ребенок.

— Я привел только один случай, а сколько их было? Ты помнишь экскурсию на в'Авайлерские водопады? Я умолял тебя не ездить туда, но ты даже слушать не хотела, все едва не закончилось гибелью.

— Ну, а чего ты ждал? Ты был так категоричен; разговаривал со мной как с капризным ребенком. Если бы ты обращался со мной как с разумным взрослым человеком…

— Но ты только что сказала мне, что ты была ребенком тогда. Или я тебя неправильно понял?

— Я имела в виду, что мне недоставало опыта, но я не была глупой!

— Да никому и в голову не приходило называть тебя глупой. — И не дав ей ответить, Гирайз продолжал: — Я не забыл Таинственный Саквояж, Фирму Фабек, Зеленый Комитет, я только три назвал. Каждый раз, как только я подавал голос протеста, твое упорство во сто крат возрастало. Иногда казалось, что тебе доставляет удовольствие демонстрировать полное презрение к тому, что я думаю.

Не к тому, что ты думаешь, а к твоему авторитарному отношению ко мне. Мне этого хватило в доме Его чести, и я не хотела больше терпеть это, тем более от тебя. Но тогда ты совсем этого не понимал, подумала Лизелл. Шесть лет назад она видела только то, что он хочет защитить ее в классическом стиле бывших Благородных. Его покровительственность и самонадеянность могли спровоцировать только бунт, хотя его намерения были, несомненно, благими. Сейчас она уже выросла и может позволить себе некоторую терпимость. Проглотив обычную колкость, она ответила с не свойственной ей мягкостью:

— Ну, это было так давно, и не стоит затевать по этому поводу новую ссору. Тем более, что я начала разговор со слов благодарности тебе.

— Да, ты права. Давай поставим точку во всех наших ссорах, тем более что они бессмысленны сейчас.

Она кивнула и улыбнулась. Улыбка выражала радость, но она почувствовала, как его последние слова кольнули ее грустью.

— Ну что, я ставлю следующую мишень? — спросил он тоном, за которым должен последовать только утвердительный ответ.

— Не здесь. Солнце светит мне прямо в глаза. Пойдем на другую сторону.

Он поднял сумку с пустыми бутылками, она опустила пистолет в карман, и вместе они пошли по палубе в поисках более удобного места, стараясь говорить на нейтральные темы. Когда они останавливались у перил посмотреть на морскую гладь, разговор повисал в воздухе. «Ривенэ» как раз проплывал мимо Башни Азуре, самой известной достопримечательности Жемчужных островов. Из воды отвесно поднимался знаменитый сверкающий прожилками слюды утес. Блестящие камни образовывали ярусы, напоминающие башню, величественно устремленную к небу. Слюдяной утес был покрыт роскошными узорами голубого липкого ила, который еще называли «ложный небосвод». Ил служил питательной средой для громадных колоний голубых аэннорвермис — сапфирных червей Жемчужных островов. Червям не сиделось в щелях и норках, наверное, миллионы их выползли на поверхность. Они усиленно пожирали ил, их тела покрывали утес от основания до вершины, как блестящая синяя мантия.

Лизелл внимательно рассматривала достопримечательность Жемчужных островов, сдерживая некоторое отвращение. Было нечто завораживающее в безостановочных волнообразных движениях аэннорвермис . В каком-то смысле это было даже красиво. И она не могла оторвать глаз от шевелящейся сини, да и не хотела. Очень скоро зрение расфокусировалось, и стало казаться, что колышущаяся синь моря слилась с колышущимся голубым утесом в одно целое.

Голос Гирайза вывел ее из состояния легкого транса.

— Случалось, что люди прыгали за борт и плыли к утесу, соблазненные такой роскошной приманкой.

Лизелл поразилась нахлынувшей на него веселости. Щеки ее вспыхнули. Не ответив, она медленно отошла от перил, он последовал за ней. Вскоре они натолкнулись на Бава Чарного, развалившегося в шезлонге с неизменной фляжкой, прижатой к груди.

— О! — Чарный зло сверкнул на нее глазами. — Кого я вижу: стрелок, бьющий без промаха . Хвасталась, что с оружием не расстается, а сама тренируется каждый день и не может попасть в сарай с расстояния пяти шагов.

С высоко поднятой головой Лизелл гордо и молча прошла мимо.

— Не могу дождаться, когда мы ступим на землю и избавимся от этого разаульского пьяницы, — чуть слышно простонала она, когда Чарный остался позади. — Он сверлит меня своим дьявольским глазом каждый раз, как мы встречаемся. Он смотрит так, как будто хочет разорвать меня на части.

— Так оно и есть, наверное, — ответил Гирайз. — За что ты его винишь? Насколько я помню, это ты угрожала ему пистолетом.

— Он заслужил этого.

— Кто знает, может быть, господин Чарный имеет на этот счет иное мнение.

— Разве ты бы не попробовал применить силу, чтобы остановить его тогда, будь у тебя оружие?

— Как ты можешь знать, что я могу, а что нет?

— О да, ты бы не стал этого делать. Это не в твоем стиле.

— Ты все еще считаешь, что знаешь мой стиль?

— Звучит как вызов.

— Ты хочешь, чтобы это был вызов?

— Я готова принять любой ваш вызов, маркиз в'Ализанте.

— Вы так самонадеянны. А хватит смелости попробовать? Ты же уверена, что можешь читать меня, как открытую книгу. Для тебя стопроцентно очевидно, что такой консервативный, рациональный, абсолютно предсказуемый человек, как я, не может и помышлять об оружии. Никоим образом. Ну что, заключим пари?

— Пари? Я просто выразила свое мнение, и ты бы не предлагал пари, если бы не знал наверняка, что выиграешь. Совершенно очевидно, что у тебя должно быть оружие. А если его и нет, то ты пользуешься случаем, чтобы убедить меня в его наличии. Ты же знаешь, что я не верю в очевидность. И, поймав меня именно на этой слабости, ты пытаешься подтолкнуть меня к неверным предположениям. Если бы ты не знал, что я подумаю, что ты меня дурачишь, и…

— Не кажется тебе, что это слишком сложно? И не вполне точно отражает мой ход мыслей?

— О, я не позволю тебе связать мои мысли в морской узел. Ты блефуешь, Гирайз.

— Я?

— Ты, но тебя нетрудно разгадать.

— Ну так раскрой мой обман. Давай заключим пари.

— Отлично! Сколько ставим?

— Ну, чтобы не было так скучно, давай десять тысяч новых рекко…

— Сколько?

— Или же честный ответ на вопрос, который я задам тебе по своему усмотрению.

— Какой вопрос?

— Любой, какой я захочу задать. Ты в нерешительности. Страшно?

— Вовсе нет. А как насчет господина маркиза? Если я выиграю, то никаких праздных вопросов, я хочу получить десять тысяч новых рекко, желательно банкнотами среднего достоинства. Вы готовы заплатить?

— В соответствии с законным требованием.

— Очень хорошо. Принимаю пари. Утверждаю, что у вас нет оружия. Если я не права, докажите это сейчас же.

В ту же секунду он вынул из кармана своего пиджака пистолет, почти такой же, как и у нее.

— А, ясно. — Все-таки он одержал верх. Лицо залила краска. Она чувствовала себя последней дурой, но все же нашла в себе силы предельно равнодушно спросить: — Это «креннисов»?

— Модель ФК29. Немного тяжелее твоего ФК6, и дальность прицела больше. — Гирайз спрятал пистолет в карман.

— М-м-м. Да. Ну… В общем, ты выиграл. И я боюсь, у меня нет десяти тысяч. — Несмотря на искреннюю досаду, она все же не была расстроена. Выиграй она, Гирайз в'Ализанте безболезненно заплатил бы проигрыш, но потеря им такой крупной суммы не доставила бы ей радости. По какой-то причине, которую она вряд ли бы могла объяснить, Лизелл чувствовала, что поступила бы низко. Но проиграла она, и деньги не замарают их рук, ей нужно ответить лишь на какой-то маленький вопрос. Она понимала с едва уловимым внутренним трепетом, что не имеет ни малейшего представления, о чем он собирается ее спросить. Более того — она и представить не могла, что такой воспитанный, такой во всех отношениях замечательный человек, которого, как ей казалось, она знала так хорошо, действительно может иметь пистолет. Неужели он так сильно изменился за последние годы? Или она никогда его не знала?

— Ну, тогда ты должна мне честный ответ на один вопрос.

— На какой именно?

— Вопрос следующий, — он выпрямился, приглашая ее тем самым последовать его примеру. Глядя ей прямо в лицо, спросил: — Почему ты не сделала ни одной попытки ответить мое письмо, которое я тебе написал тогда, шесть лет назад? — Она молчала, и он добавил: — Ты помнишь то письмо?

Нехотя она кивнула головой. Она не просто помнила то письмо. Письмо до сих пор лежало в ее комнате в Ширине, в потайном ящичке ее шкатулки для драгоценностей. Плотная почтовая бумага потерлась на сгибах и стала мягкой от частых прикосновений.

— Мой посыльный заверил меня, что письмо было доставлено лично тебе в руки за день до твоего отъезда на Лактикхильский Ледяной Шельф. И все же ты уехала, не написав и слова. Я никогда не мог понять почему.

— Ты легко поймешь, когда узнаешь, что я уехала на следующее утро, так и не прочитав твоего письма.

— Понимаю. Ты решила полностью прекратить наше общение.

— Не совсем так. Это было больше… — она запнулась, но нашла в себе силы продолжить. Ведь она, в конце концов, обещала быть честной. — Я не стала читать письмо в тот вечер, когда его получила, потому что я боялась прочитать там нечто такое, что заставило бы меня изменить мои планы — отложить или даже отменить поездку. Я не хотела искушать судьбу, по этому не вскрыла письмо. Сдержаться было очень трудно. Я до сих пор помню, как покалывало кончики пальцев от желания оторвать кромку конверта. Но я заставила себя положить письмо на дно чемодана, сверху наложила массу своих вещей, а потом застегнула молнию и закрыла все замки. Я не открывала чемодан, пока не оказалась в открытом море, откуда не могла уже повернуть назад.

— И только тогда ты прочитала его?

— Только тогда.

— И до сих пор не нашла возможности ответить.

— Я не могла ответить. Я собиралась, я хотела, но я не могла найти слов. Ты знаешь, я пыталась ответить.

— Нет, я не знаю.

— Много раз, и всегда письмо превращалось в груду клочков бумаги. Я не могла сказать то, что хотела; может быть, мне что-то мешало, я не знаю точно, что — я была слишком взволнована, слишком смущена и слишком молода. — К ее удивлению, у нее вырвалось: — Прости меня.

Он тут же кивнул. Она ничего не могла прочитать по его смуглому лицу. Минуту спустя он медленно пошел по палубе, она следом. Молчание затянулось. Наконец он лениво спросил:

— Когда ты в итоге прочла мое письмо, его содержание подтвердило твои страхи?

— Страхи?

— Ты нашла там что-нибудь такое, что могло заставить тебя изменить твои планы?

— Я думаю, твоя победа дала тебе право только на один вопрос. Сейчас твоя очередь отвечать.

— Моя очередь? Почему? Я не помню, чтобы обещал нечто подобное.

— Не обещал, — она улыбнулась, давая понять, что настроение поднялось. — Считай это великодушием бывших Благородных.

— Но ведь манеры бывших Благородных в прошлом, и ты не устаешь напоминать мне об этом. Так что ты хочешь спросить?

— Почему ты решил принять участие в Великом Эллипсе? Ты обещал в Хурбе, что расскажешь мне, когда мы будем на борту в открытом море.

— Помню, упоминал об этом. Но мы как-то неопределенно, расплывчато говорили на эту тему.

— Она такая же скользкая, как те голубые червяки, и недостойна Вашей светлости, такой вывод я должна сделать?

— Еще одной иллюзии суждено разбиться.

— Ну, давай же, Гирайз, разбей ее на мелкие осколки!

— Поскольку ты так любезно просишь…

Знакомая фигура в импозантных одеждах, усыпанная жемчугами, возникла у них на пути. Раздался знакомый голос:

— А, парочка участников из Вонара, такие неразлучные. Мне нужно вас бояться? — спросил занудно общительный Поб Джил Лиджилл.

— Может, нам всем нужно друг друга бояться? — Лизелл подхватила его веселый тон, скрывая за этим свое разочарование. Уже несколько дней она упорно стремилась добиться от Гирайза ответа, но он каждый раз отражал все ее попытки. Снова и снова он уходил от ответа, да так ловко, что все его увертки казались случайностью. Сегодня ей удалось почти подвести его к краю откровения, и только вторжение — так чудовищно не вовремя — лантийского торговца снова все расстроило.

— Я думаю, что мы друг другу не угрожаем, пока находимся на борту одного и того же судна, — улыбка пряталась в уголках губ Гирайза. — Особенно если нам так повезло с отсутствием грейслендского элемента. Упоминая о нем, господин Джил Лиджилл, я бы хотел услышать, как вам удалось перехитрить наших любящих требуху друзей. Как я могу догадаться, закрытие порта не удержало вас.

— Оно и не могло, сэр. — Поб Джил Лиджилл явно заважничал. — Оно и не могло. В моем родном городе Ланти Уме, будьте уверены, у меня всегда найдутся запасные варианты.

— Другого я и не ожидал услышать. Хотя лантийское сопротивление, которое так хотело помочь своему соотечественнику, не смогло найти вас. Джил Лиджилл просто растворился в прозрачном воздухе. Как вам удалось совершить такой волшебный трюк?

— Никакого волшебного трюка, сэр, всего лишь маленькое старомодное средство, приправленное щепоткой смелости, — откровенничал Джил Лиджилл. — Я объясню. Вы помните суматоху в порту в тот день, когда мы прибыли в Ланти Уму? Ну так вот, до того как «Карвайз» встал на якорь, я был готов…

Лизелл подавила вздох скуки. Она уже знала сказку странствий Поба Джила Лиджилла. Выйдя на берег, он легко прошел через лантийскую таможню и направился в самый захудалый район города, где обитают самые отчаянные местные контрабандисты. Один из них согласился за гигантское вознаграждение тайно ночью провести его через все кордоны. Маленькая барка контрабандиста прошла почти под самым носом у грейслендского патрульного катера, выскользнула незамеченной из гавани, а затем доставила своего единственного пассажира до Хурбы, куда Поб Джил Лиджилл попал как раз вовремя, чтобы успеть купить билет на «Ривенэ». За несколько дней путешествия уже все переслушали эту историю Джила Лиджилла, включая Гирайза. И сейчас он стоял и слушал с видом глубочайшего внимания, который он умел на себя напускать, и, вероятно, в душе веселился.

— Затянутое облаками небо, туман над водой служили нам хорошим прикрытием, но все же опасность была велика… Как сейчас помню один момент, от которого чуть сердце не остановилось, когда луна появилась из-за туч… Капитан открыто признался, что был поражен моей отвагой и хладнокровием… — голос Джила Лиджилла плавно растекался волной воспоминаний, и не было этой волне ни конца ни краю.

Лизелл слушала эту историю по крайней мере уже третий раз, и с каждым новым разом она обрастала новыми подвигами рассказчика. Лизелл начала от скуки топтаться на месте. Но тут же незаметно одернула себя. Когда Поб Джил Лиджилл замолчал на секунду, чтобы перевести дух, она воспользовалась моментом и, извинившись, улизнула. Укрывшись в своей каюте, она принялась за новый роман «Проклятие королевы ведьм». За этим занятием она провела время до самого ужина.

Этим вечером ей не удалось застать Гирайза одного и пришлось отойти ко сну с неудовлетворенным любопытством.

На следующее утро она удобно устроилась в шезлонге на палубе и читала, или притворялась, что читает, как только замечала прогуливающихся по залитой солнцем палубе своих компаньонов. Она уткнулась в книгу, делая вид, что очень увлечена, как только хихикающие Стециан и Трефиан Фестинетти нарисовались на горизонте. Но она подняла глаза и улыбнулась приблизившемуся Меску Завану. Увидев это, он остановился поболтать, и это у него получилось более или менее вразумительно. Заван, и это становилось все заметнее, едва мог сдержать свое волнение по мере приближения к Аэннорве. Он непрерывно говорил о своей семье, он планировал, как лучше провести время их краткой встречи, ведь свободного времени у «эллипсоидов» почти нет. Лизелл слушала, кивала и улыбалась, а про себя в сотый раз думала: «Ему бы лучше сидеть дома» .

Меск Заван, поговорив, пошел дальше. Время шло, за бортом шумела вода и уносила назад бесчисленные Жемчужные острова. Постепенно «Королева ведьм» превратилась в скучное чтиво, но Гирайз так и не появлялся. Ее глаза выудили его в толпе пассажиров, выплеснувшихся на палубу, как только на горизонте показался берег Аэннорве. Он вместе со всеми стоял у перил, засунув руки в карманы. И легкий бриз играл его темными волосами. Она бы могла подойти и заговорить с ним, если бы захотела, но сейчас ей не хотелось этого делать. Не пройдет и часа, как «Ривенэ» бросит якорь в Аэннорве, но ее мысли уже летели дальше порта в поисках способа оторваться от своих соперников. На этот раз, решила Лизелл, она точно первой ступит на берег. Первой будет в очереди на таможне.

И может быть, ей удастся выяснить, как давно здесь проходил Каслер Сторнзоф.

Нахмурившись, она отвернулась в сторону, и пара идентичных фигур в розово-лиловом привлекла ее внимание. Невдалеке стояла парочка Фестинетти и о чем-то беседовала с капитаном. Смазливые лица близнецов были нехарактерно сосредоточены, и Лизелл заметила, как золото перетекло из одних рук в другие. При виде этого внутри у нее затрезвонили колокольчики тревоги.