"Мир-Цирк" - читать интересную книгу автора (Лонгиер Барри)ВТОРОЙ ЗАКОНПоднимаясь к своим местам в зрительской секции Большой Арены, лорд Эшли Алленби остановился послушать поэта из Порса (судя по его виду – не из лучших). Круглолицый малый в мантии с синими и серыми полосами откашлялся, встал, поклонился и начал читать: Алленби нахмурился и шагнул было к поэту, но Дисус потянул его за руку. Заметив, что патрон обернулся, клоун покачал головой. Несколько слушателей зааплодировали. Дисус подтолкнул Алленби к их местам; дипломат сел и покачал головой. – Трах-тибидох-тибидох, надеюсь, войска Десятого Квадранта этот дурак позабавит. – Он откинул капюшон черно-алой мантии фокусника и откинулся на спинку каменной ступени амфитеатра. Дисус поправил оранжевую мантию и устроился подобным образом. Подождав, пока посол Девятого Квадранта немного остынет, клоун полез в кошелек. – Мовилл за твои мысли. Алленби протянул руку, и клоун вложил в нее медяк. – Моя миссия кажется им чересчур смешной, а я, возможно, – он улыбнулся, – чересчур серьезным. – Тебе есть чем гордиться, Алленби. Ты только погляди. – Дисус кивнул на трибуны, заполненные фокусниками, наездниками, дрессировщиками, клоунами, мимами, жонглерами, уродцами, акробатами, купцами и ремесленниками. – Погляди: все до одного мастера! Вон Великий Визой из Дофстаффла. А вон смотри! Сам Великий Камера! Алленби улыбнулся, зная, что Дисус, и сам мастер-клоун, будет с обожанием пожирать глазами Великого Камеру, мастера-клоуна и главу делегации Тарзака. Тут и его сердце замерло: в делегации он увидел Великого Фикса, старейшего мастера-фокусника. И Алленби, и Дисус встали поклониться, когда делегация поравнялась с трибуной зрителей. Камера кивнул Дисусу, а Фикс отделился от делегации и дал Алленби знак спуститься к нему. С колотящимся сердцем Алленби лавировал среди зрителей, пока не добрался до нижнего ряда и остановился перед Великим Фиксом. – Алленби, я бы сам поднялся, но годы берут верх над магией. Сколько запросишь за эту прогулку? – Ничего, Великий Фикс. Это честь для меня. Фикс кивнул, потом улыбнулся беззубой ухмылкой: – Спускайся на Арену. Я хочу поговорить наедине. Алленби перешагнул через низкий каменный барьер и оказался рядом с великим фокусником. – Чем могу служить тебе? Фикс подошел ближе, поднес к губам сложенную чашечкой заскорузлую руку и шепнул: – Хочу купить у тебя фокус с семью картами. – Весьма польщен. – Сколько? Алленби покачал головой: – Прости, Великий Фикс, но я, кажется, потерял способность соображать. Ты хочешь купить фокус у меня... Я потрясен. – Хороший фокус есть хороший фокус, каков бы ни был источник, Алленби. Я видел, как ты показывал его на дороге в Мийру. Алленби нахмурился: – Невозможно. Прости меня, Великий Фикс, но я бы узнал тебя. Ты не мог видеть его на дороге в Мийру. Фикс хихикнул и топнул тонкой, длинной ногой. – Ты мастер-фокусник, Алленби, но, однако же, новичок. Смотри. – Фикс замер, на секунду закрыл глаза и заслонил лицо рукавом мантии. Когда он опустил руку, Алленби увидел перед собой лицо молодой женщины. – Я бы пошла с тобой за дюны, лорд Алленби... – Она призывно улыбнулась. – Эшли... но я должна сохранить себя для суженого... – Дорна! – Алленби залился краской, потом расхохотался, когда перед ним снова оказалось веселое морщинистое лицо Великого Фикса. – Великолепно, Фикс! Ведь с тех самых пор эта дева снится мне по ночам. – Ты умеешь уговаривать, Алленби, но хорошо, что я не поддался твоему обаянию; даже я не настолько хороший иллюзионист! – Фокусники смеялись, пока на глазах у них не выступили слезы. – Да, Великий Фикс, вот моя цена за фокус с семью картами: правда о Дорне. Возможно, теперь я смогу видеть во сне что-нибудь другое. – Алленби полез за пазуху и вытащил бумажник. Просмотрев бумаги, вытянул одну и подал ее старому фокуснику. Фикс запихнул листок в свой бумажник, вынул другой и отдал Алленби. – Твоя магия становится все лучше, Алленби, но умение торговаться вызывает жалость. Возьми. Просто мелкая иллюзия в обмен на фокус. Алленби взял листок дрожащими руками: – Это великая честь для меня. Спасибо. Фикс посмотрел на центр Арены, где человек в ярко-красной мантии деловито отдавал указания сотне людей в белом. – Инспектор манежа инструктирует кассиров, я должен присоединиться к своей делегации. – Алленби поклонился, старик кивнул и заковылял к сектору Тарзака. Алленби посмотрел на бумажку, которую дал ему Фикс. Это была инструкция к иллюзии смены личности – мелкая иллюзия для Фикса, но гвоздь программы для репертуара фокусника помельче. Пряча листок в бумажник, он поднялся на трибуну к Дисусу. Занимая место, Алленби заметил промелькнувшую желто-зеленую мантию уродца. – Дисус, это Йехудин? Дисус обернулся, заслонив глаза от солнца: – Да, он. Торопится. Думаешь, миссия уже высадилась? Алленби нахмурился, и оба поднялись навстречу уродцу. Запыхавшийся Йехудин остановился перед ними и протянул руку. Алленби вложил в нее медяк. Кожа на ладони Йехудина, как и на всем теле, была орехового цвета, толстая и складчатая. – В чем дело? – Алленби, Хэмфрис здесь. Он хочет немедленно видеть тебя. – Что он здесь делает? – Алленби повернулся к Дисусу и вложил в руку клоуна несколько медяков. – Следи, что здесь и как, и быстро ко мне, если понадоблюсь. Алленби и Йехудин спустились с трибуны и, обойдя Арену, добрались до входа для зрителей. Свернув в вырубленный в камне туннель, Алленби сжал плечо Йехудина. – Хэмфрис сказал, что ему надо? – Я его просто не понял, Алленби. Он казался очень расстроенным. – Они вышли из прохладного туннеля и свернули на пыльную улицу, по обеим сторонам которой стояли белые одноэтажные дома. – Сначала Хэмфрис просто ходил с высокомерным видом, пока я не показал ему его офис в посольстве, тогда он начал обзываться. – Приношу извинения за него. – Извиняться должен не ты. Алленби кивнул. Они пришли к двухэтажному глинобитному дому. Над входом была надпись: ПОСОЛЬСТВО, ФЕДЕРАЦИЯ ДЕВЯТОГО КВАДРАНТА ОБИТАЕМЫХ ПЛАНЕТ В дверях стоял розовощекий, круглолицый и сердитый человек в полной форме вице-посла Квадранта: как понял Алленби, Бертрум Хэмфрис, его заместитель. – Я Алленби. Хэмфрис оглядел Алленби от кончика черно-алого капюшона до сандалий и грязных ног, потом, махнув рукой на здание, закричал: – Алленби, что все это означает? Вы ожидаете, что приличный представитель Квадранта может работать в... в сарае? И почему вы одеты в это нелепое платье? – Во-первых, Хэмфрис, вы будете называть меня либо «лорд Алленби», либо «господин посол». – Хэмфрис замер, опустил руку и прищурился. – Далее. Мне кажется, вы задолжали моему секретарю извинения. Хэмфрис ткнул пальцем в Йехудина: – Это... существо – ваш секретарь? – У «этого существа» есть имя, Хэмфрис! Это Йехудин, человек-аллигатор из уродцев Тарзака. Его семья – одна из самых известных на Момусе, и он мой секретарь, господин вице-посол! Правая щека Хэмфриса задергалась. Повернувшись к Йехудину, он слегка склонил голову: – Прошу прощения за мои высказывания, господин... – Йехудин. – Человек-аллигатор улыбнулся, показав два ряда острых зубов, и протянул руку вперед. Хэмфрис посмотрел на протянутую руку, потом на Алленби. – Хэмфрис, вы задолжали ему извинения. Двадцати мовиллов было бы достаточно. – Йехудин кивнул. – Вы серьезно ожидаете, что я заплачу этому... этому... – Секретарю. Да, ожидаю. Хэмфрис извлек бумажник из нагрудного кармана и вытащил несколько кредитов. – Каков обменный курс? Йехудин сложил руки. – Все кассиры Тарзака на Арене. Алленби взял у Хэмфриса несколько кредитов и подал ему двадцать медных бусин. – Вот, я обменял для вас, Хэмфрис. Озадаченный Хэмфрис взял бусинки и отдал Йехудину. Йехудин убрал мовиллы в карман, снова улыбнулся, а потом обошел Хэмфриса и отодвинул занавес на дверях посольства. – Джентльмены? В квартире посла вокруг низкого стола были разбросаны коричневые подушки. Алленби сел, наблюдая за Хэмфрисом. Тот с каждой минутой чувствовал себя все неуютнее. Стоячий воротничок форменного кителя явно душил его. У Алленби не хватило духу сказать заместителю, что, прислонившись к побеленной стене, он вымазал известкой спину темно-синей формы. – Послушайте, Хэмфрис, мне ужасно жаль, что мы так плохо начали. Очень важно, чтобы наши отношения строились на взаимоуважении и взаимопомощи. – Полагаю, на меня слишком сильно подействовали новости, лорд Алленби. – Какие еще новости? – Какие новости... да ведь Момус еще не ратифицировал отношения с Квадрантом! – Такие вещи требуют времени, Бертрум... можно называть вас Бертрум? – Берт. – Прекрасно, Берт. – Вы провели на планете два года, лорд Алленби. По-моему, времени было достаточно. Алленби пожал плечами и поднял руки: – Сначала новость должна распространиться, потом – городские ходатайства, собрания, формирование делегаций, путешествие в Тарзак. Делегации городов сейчас собрались на Большой Арене, чтобы принять Второй Закон... – Второй Закон? – Хэмфрис нахмурился. – Вы сказали «Второй Закон»? Алленби опустил руки на колени и кивнул: – Понимаете, Берт, на Момусе действует только один закон. Первый Закон был принят больше ста лет назад, и никто уже не помнит, почему его вообще приняли. – Что за Первый Закон? – Это закон о принятии законов. И он требует таких хлопот, что с тех пор не принято ни одного закона. Во-первых, жители каждого города должны ходатайствовать о городском собрании для выборов делегации... Хэмфрис поднял руку: – Пожалуйста. – Он опустил руку и покачал головой. – Вы хотите сказать, что здесь нет авторитетного политического органа, с которым можно вести дела? Алленби улыбнулся: – Наконец-то вы поняли. – Невозможно. Это против всех догматов общепринятой политической теории о жизни популяций такого размера... Я имею в виду, что они делают с налогами, преступностью или мелочами, вроде представительства планеты в Федерации Девятого Квадранта? Алленби постукивал пальцами по столу, пристально глядя на своего заместителя. Потом вздохнул и покачал головой: – Что до налогов, Берт, то каждый платит за то, чем пользуется, в соответствии с тем, как пользуется. Хэмфрис фыркнул: – А преступлений, надо думать, здесь не бывает? – Редко, но случаются. Совершивший мошенничество либо кражу должен заплатить жертве – или будет изгнан. За убийство изгоняют. – Изгоняют откуда? – Из общества добропорядочных людей. Изгнанников клеймят и отправляют в пустыню. Ни просто так, ни за плату они не получат ни разговора, ни отдыха, ни пищи, ни помощи. – И кто выносит приговор? – Народ... Берт, вы когда-нибудь были в цирке? У Хэмфриса отвалилась челюсть, а глаза вылезли на лоб. – В цирке? – Да. Хэмфрис пожал плечами: – Наверное, в детстве смотрел по телевизору... – Это очень замкнутое общество, Берт, пропитанное обычаями и традициями. Самая природа их обычаев и традиций – причина того, почему на Момусе только один закон, да и без него, наверное, можно было бы обойтись. – Если бы не одно: Десятый Квадрант. Алленби кивнул: – Верно. – Это возвращает нас к вопросу о том, чем вы тут занимались последние два года. – Берт, мне пришлось украсть спасательную шлюпку, чтобы попасть сюда, и когда я приземлился, у меня была только одежда. Сначала мне надо было привлечь их внимание, потом – завоевать их уважение. – Уважение? Вы посол первого ранга! Алленби пожал плечами: – Политика и дипломатия не считаются здесь легитимными профессиями... – Легитимными?! И, полагаю, вы завоевали уважение, напялив это смешное одеяние? – Я заслужил цвета фокусника. И, сказать вам правду, Берт, эта одежда гораздо удобнее, чем ваша смирительная рубашка. – О боже, приятель, ваши брюки! Под этой мантией что, ничего нет? – Что вы, Берт, все отлично работает. – Алленби тихонько засмеялся. Хэмфрис покачал головой: – Лорд Алленби, вы хоть представляете, насколько стара эта шутка? – Дисус говорил, это классика. Стоило мне десять медяков. – Дисус? – Мой советник. – И, полагаю, комедиант. – Нет. Клоун. – И вы заслужили уважение этих людей? – Я могу доказать это. – Алленби полез за пазуху и достал бумажник. Вынув из него листок, он положил бумагу на стол перед Хэмфрисом. – Великий Фикс, самый уважаемый фокусник Момуса, дал мне это в обмен на фокус с семью картами. Это его иллюзия смены обличья. Хэмфрис покачал головой: – Могу ли я быть откровенным, лорд Алленби? – Продолжайте. – Алленби спрятал листок и убрал бумажник. – Перед тем, как я покинул Солнечную систему, Бенсон-херст, Государственный секретарь Квадранта... – Я знаю его. – И, похоже, он знает вас, лорд Алленби. – Ясно. – Секретарь информировал меня, что вас выбрали послом на Момус из-за вашего несколько неортодоксального подхода к дипломатическим заданиям. – Хэмфрис развел руками, словно обнимая всю планету. – Я догадывался, что он имел в виду. Но это... – Он опустил руки на колени. – Это вызывает жалость. – Уже второй раз за сегодняшний день меня назвали жалким. Как человеку, стоящему выше меня по положению, Великому Фиксу это дозволено. Но поскольку я по положению выше вас, вам лучше объясниться. – Объясниться? Дипломатическая миссия провела на орбите Момуса уже десять дней, а военная миссия прибудет через три недели. А вы тут сидите в купальном халате, устроили штаб-квартиру в грязной лачуге и упиваетесь своей новой игрушкой... – Иллюзией. – Ну иллюзией. Так или иначе, вы тут играете в магию с уродцем и клоуном, когда легальность и дипломатической, и военной миссий еще не утверждена! – По-моему, для одного дня откровений достаточно, Хэмфрис. – Вы должны знать кое-что еще. – И что же? – Я обязан доложить о вас напрямую Секретарю. Алленби кивнул. Меньшего он не ожидал. – Что вы знаете о Момусе? – Конечно, меня проинструктировали. – Я спрашивал не об этом. – Ладно. Сто девяносто девять стандартных земных лет назад цирковой звездолет «Город Барабу» по пути к первой системе начинающегося турне по планетам Десятого Квадранта вследствие проблем с двигателем вышел на орбиту Момуса. Его орбита – вследствие все тех же проблем с двигателем – была непостоянной, поэтому только актеры и кое-какая скотина... – Животные. – Простите, кое-какие животные смогли спастись в спасательных шлюпках, прежде чем корабль и команда сгорели в атмосфере. – И?.. – Боюсь, это все, если не считать астрофизических данных, координат в Квадранте и тому подобного. – Другими словами, вы не знаете о Момусе почти ничего. – Судя по тому, что я видел, лорд Алленби, он всего в одном шаге от примитивного общества. Самое главное для меня... для нас здесь – противостоять территориальным устремлениям Десятого Квадранта. Я уверен, что мы и генерал Каан сможем выполнить задание, чрезмерно не увлекаясь заботами о стаде загримированных папуасов. – Папуасов... – Не меняя выражения лица, Алленби поправил мантию и наклонился к вице-послу. – Хэмфрис, старина. – Да? – Видите черную метку у меня между глаз? Вице-посол наклонился вперед и прищурился: – Х-м-м... да. Откуда это? – Смотрите на нее. А теперь положите руки на стол. – Хэмфрис медленно поднял руки и положил ладони на прохладную поверхность. Алленби улыбнулся, заметив, что ладони Хэмфриса становятся все горячее. – Что происходит? – А теперь, Хэмфрис, посмотрите вниз. Смотрите на стол. Хэмфрис опустил взгляд, его глаза расширились. Через секунду он завопил, пытаясь отнять ладони от стола. Алленби знал, что Хэмфрис видит себя погружающимся в бездонную яму пламени и серы, его кожа высыхает, плоть поджаривается, отделяясь от костей. Он побывал там сам, потому и заплатил Норману две тысячи мовиллов за иллюзию. Он был почти счастлив, что появился Хэмфрис: ему еще не встречался человек, вызывающий такую неприязнь и желание отправить его в ад. Алленби хлопнул в ладоши, и Хэмфрис повалился на стол. – О боже... боже... – Хэмфрис, старина? – Алленби, во имя Господа, что... – Это мелкая иллюзия называется «Видение Ада». Понравилось? – Боже милостивый, Алленби! – Вице-посол с трудом поднялся, трясущейся рукой расстегнул ворот кителя и вытер пот с лица. – Момус – не колония папуасов, Берт, старина. И в ваших же интересах хранить подобные идеи при себе. Как я уже упомянул, это всего лишь мелкая иллюзия. – Алленби повернулся к двери. – Йехудин! Человек-аллигатор вошел и остановился у стола: – Так ты наконец испробовал грелку для ног? – Да. Йехудин, пожалуйста, проводи вице-посла Хэмфриса к его катеру. – Йехудин помог Хэмфрису встать и убрал в карман медяки, которые Алленби положил на стол. – Хэмфрис? – Да? – Вы не должны больше высаживаться на планету без моего разрешения. Ясно? – Да. Алленби махнул рукой, и человек-аллигатор вывел трясущегося дипломата за дверь. Еще долго после их ухода Алленби сидел, барабаня пальцами по столу. Он понимал позицию Хэмфриса. Хотя он и считался Он улыбнулся, вспоминая свое первое знакомство с обитателями Момуса, потом нахмурился, вспомнив угрозу Хэмфриса насчет Бенсонхерста. С первой их же встречи Секретарь ясно дал понять, что вышибить Алленби из корпуса – цель его жизни. Алленби вытащил из-за пазухи карманный коммуникатор, оставленный ему первой высадившейся группой миссии. То, что это единственное радио на планете, казалось угрожающим, но чем и для чего, он не мог определить. Он нажал кнопку вызова. – Звездолет Квадранта «Элита» на связи. – Коробочка размером с ладонь потрескивала магией из другого времени. – Это Алленби. – Да, господин посол, чем могу помочь? – Я хочу поговорить с командующим военной миссией. – Генерал Каан. Минутку, пожалуйста, господин посол. – Коробочка затихла на несколько ударов сердца, потом заговорила глубоким, сильным голосом: – Лорд Алленби, это генерал Каан. – Генерал, мне нужна информация. – Конечно, лорд Алленби. – Генерал, план оккупации и защиты Момуса готов? – Да. – Я хочу его посмотреть – здесь, внизу. – Понимаете, лорд Алленби, все на кристаллах памяти. – Это проблема? – Все наши портативные считывающие устройства у военного контингента. На «Элите» есть только корабельные компьютеры и полевой командный комплекс. Катера «Элиты» не предназначены для перевозки командного считывателя. Проблема не в весе, а в размере. – Генерал, меня не волнует, придется ли вам разобрать катер на части и снова собрать вокруг считывателя. – Да, сэр. И когда он вам нужен? – Как быстро вы сможете доставить его сюда? – Так спешно? – Так спешно. Отбой связи. – Алленби убрал передатчик под мантию, встал и, подойдя к открытому окну, поглядел на пыльную улицу. Увидев человека в мантии в красных и пурпурных полосах, он окликнул: – Эй, зазывала! Зазывала перебежал улицу и встал на солнцепеке под окном, протянув руку. Алленби бросил в нее медяк. – Чем могу услужить, фокусник? – Можешь найти мне Великую Тайлу, предсказательницу? – Такая цена запомнится надолго. – Я заплачу, сколько бы она ни запросила, и двести мовиллов тебе лично, если она будет здесь в течение часа. Зазывала исчез за углом раньше, чем пыль от его первого шага осела на землю. В тот же вечер в пустыне к западу от Тарзака Алленби рассматривал внутреннее помещение тесного катера и размышлял, какую магию использовал Каан, чтобы пропихнуть огромное голографическое считывающее устройство через крохотный шлюз катера. Сфера, изображающая Момус при гипотетической атаке войск Десятого Квадранта, едва не упиралась в потолок. Перед сферой сидела Таила, впитывая каждую деталь гипотетического сражения. Генерал Каан, все еще раздраженный отсутствием у Тайлы проверки на благонадежность, стоял между ней и оператором считывателя. Предсказательница провела морщинистой рукой между глазами и сферой, потом откинула голубой капюшон и посмотрела на генерала. – Каан, сделай планету снова большой. Каан кивнул оператору, тот нажал кнопку. Сферу заполнила планета: леса, пустыни, океаны и города с бьющей ключом жизнью. – Покажи мне военные сооружения, Каан, но на этот раз объясняй, что к чему. Каан указал на экран пульта под сферой: – Все, что вы хотите знать о базе, появится там. Таила посмотрела на Алленби. – Она предсказательница, генерал. И не умеет читать. Читайте вслух. Каан кивнул оператору, и сфера стала черной; виднелись только несколько крохотных красновато-желтых, зеленых и бурых крапинок. – Дайте мне тарзакскую базу. – Все крапинки, кроме одной, красновато-желтой, исчезли. Оставшаяся увеличивалась, пока не заполнила часть сферы перед Тайлой. Генерал откашлялся. – Это тарзакская база. Она будет первой и самой большой и будет служить главным образом штаб-квартирой военной миссии, а также жильем для не находящегося на орбите личного состава и членов семей. Таила подняла руку: – Сколько? – Чего сколько? – Солдат и прочих? Каан протиснулся к сфере и набрал запрос на пульте. – Суммарный личный состав военных и гражданских лиц двести двадцать тысяч. Таила кивнула. – Следующее сооружение, Каан. Генерал и предсказательница тщательно разобрали полный цикл военных сооружений Квадранта: от учебного полигона, расположенного в Великой пустыне, до защитных спутниковых систем. Старуха внимательно изучила орбитальные и наземные военные базы, склады, здания магазинов при полевых почтах, процессы приобретения сырья, даже условия для образования, медицинского обслуживания и развлечений для иждивенцев. Закончив, Таила закрыла глаза и склонила голову. – Выключи это, Каан. Генерал кивнул оператору, и сфера стала прозрачной и безжизненной. Алленби подошел к предсказательнице и сжал ее плечо: – Великая Таила, ты здорова? Она устало посмотрела на него. – Алленби, я увидела в твоем хрустальном шаре такое... такое... – Она покачала головой. – Мне понадобится время, и я должна проконсультироваться со своим бедным шариком. – Она снова посмотрела на считыватель. – Я бы многое отдала за такую штуку, и, однако, – Таила кивнула, – даже она – часть проблемы. Она вытащила из-за пазухи стеклянный шар размером с ладонь и подняла, ловя луч служебного огонька на пульте считывателя. Через несколько секунд ее дыхание замедлилось, и она уставилась на шар немигающим взглядом. Генерал Каан толкнул оператора считывающего устройства в плечо и указал на кабину катера. Солдат тихо встал и вышел из отсека. Каан отошел от считывателя, взял Алленби за локоть и отвел к задней части пассажирского салона. – Лорд Алленби, чтобы исполнить ваш приказ, мне пришлось обойти, нарушить или не посчитаться с половиной правил Квадранта, но это действо с хрустальным шаром уже перебор. Что она увидит там такого, чего не увидела в считывателе? Алленби покачал головой: – Она ничего не видит там, Каан. Просто использует шар, чтобы сфокусировать мысли. Сейчас ее разум работает на максимальной скорости, систематизируя, связывая и обобщая все, что она знает, включая информацию, которую она получила от считывателя. Таила возьмет эту информацию, взвесит вероятности и выведет заключение. Каан нахмурился: – И вы называете это предсказанием. – Можете называть это статистическим прогнозированием... – Но у нас на борту есть оборудование для социологических прогнозов и прекрасно подготовленные ученые, чтобы интерпретировать и проверить информацию. А у вас есть только слово какой-то старухи. – Нет, Каан. У меня есть слово Великой Тайлы, величайшей предсказательницы Момуса. Больше того, у нее есть возможности, которых нет у вашего оборудования. – Например? – Здравый смысл, чувства и сердце, настроенные на интересы Момуса и его народа. Таила вскинула голову и поднялась; ее шар разбился о стол. – Алленби! Бросившись к ней, Алленби подхватил ее, не дав упасть. – Таила, что с тобой? – Они уничтожат нас. Не подпускай их близко. Солдаты не должны ступить на планету. Позже в тот же вечер, когда на улице стало прохладно и тихо, Алленби и Каан сидели в темноте и пили вино. Йехудин проводил Тайлу домой, вернулся и пожелал им спокойной ночи. Алленби, кошелек которого события дня весьма облегчили, поставил бокал и посмотрел на Казна. В темноте генерал походил на большого медведя, ссутулившегося над столом. – Ну, генерал? Он медленно кивнул. – Старуха совершенно права, Алленби. Я уже видел такое на Маркабе VIII. – Что же вас беспокоит? – Я видел такое раньше, но никогда не задумывался об этом. Это всегда было просто неизбежным злом военной оккупации. – Каан осушил бокал и снова наполнил его. – Вводятся войска, вокруг порхают кредиты, начинается резкий рост экономики, увеличиваются доходы и объемы продаж, а через мгновение оказывается, что базы окружены борделями, нар-копритонами и дорогущими барами. После этого только вопрос времени, чтобы преступность дошла до стадии, где единственный ответ – человек с ружьем. – Каан осушил второй бокал. – Потом военщина вмешивается и формирует правительство. Сам размер военной миссии, намеченный для оккупации Момуса, привлечет торговцев со всего Квадранта. – Что означает еще больше людей, больше подонков, больше преступности... – И больше правительства. – Казн покачал головой. – Знаете, это не должно бы задевать меня за живое. Как я говорил, я видел такое и раньше. Но та старуха... она описывала гибель целого народа; она описывала свою смерть. – Что хуже, Казн: это или оккупация Десятым Квадрантом? – Это не альтернатива. Зависит от того, предпочитаете вы медленную или быструю смерть. – Каан снова наполнил бокал, пролив немного вина на стол. – Простите. – Ничего. Каан выпил залпом и поставил бокал на стол. – Что ж, это ведь все равно не наше дело, верно? – Как так? – Уверен, вице-посол Хэмфрис уже указывал, что мы все работаем на Квадрант. Надо не просто не пускать Десятый Квадрант на Момус; на кону больше. Десятый собрал армаду, которой нет равных в галактике, и готовится использовать ее. Если они смогут войти без боя – прекрасно. Но они не боятся боя. У нас уже было несколько стычек. – Я ничего не слышал об этом. – Ни наш Квадрант, ни Десятый ни в чем не признаются. Любое официальное упоминание означает неизбежную войну. Просто они забрались так далеко, как смогли, не расходуя корабли и жизни. Им нужен весь Квадрант, и если сравнивать интересы Момуса и интересы всего Квадранта... – То мы жертвуем пешкой. – Слова истинного дипломата. – Взмахнув рукой, Каан сбил бокал на пол. – Черт, я пьян! – Ну а предложение Тайлы? – Предсказательницы? – Каан покачал головой. – Невозможно. Единственный способ, которым мы могли бы изолировать их, это поместить всю треклятую военную миссию, иждивенцев и все прочее, на орбиту. И то нам все равно понадобятся энергия и сырье. – Энергию и сырье можно было бы обеспечить с минимумом контактов, не так ли? – Пожалуй. Но вот проблема. Я о затратах на то, чтобы поднять и содержать миссию на орбите... Секретарь не поддержит этого. Издержки. – Так все дело в этом? В затратах? – Технически это возможно. Алленби засмеялся. – Что ж, Каан, к этому нечего добавить! Момус сам заплатит за свою защиту. – Что? – Если не придется платить, здешний народ будет думать, что защита ничего не стоит. Предстоит здорово поторговаться, но Момус заплатит за вашу орбитальную миссию. – Это что-то новенькое. – Как скоро вы сможете состряпать план с учетом изменений? – Расходы не имеют значения? – Алленби засмеялся и кивнул. Каан на миг задумался. – Возможно, часа через три-четыре, когда протрезвею. В компьютере есть все. Надо будет только изменить несколько факторов. – Завтра в полдень? – Нет. Понадобится час, чтобы попасть на корабль, еще больше, чтобы затащить считыватель. Что, если сделать все на Земле? Я могу отправить катер и подключить считыватель к корабельному компьютеру. Тогда можно закончить к полудню. – Хорошо. Буду ждать к этому времени. – Где мне спать? – Просто сгребите несколько подушек и вытягивайтесь. Каан несколько минут, спотыкаясь, бродил по комнате, потом свалился на подушки. Через несколько мгновений он уже глубоко дышал – что предвещало храп. Дисус встал из темного угла и положил несколько медяков на стол Алленби. – Прогулка по чужому разуму – это было великолепно, Алленби. Иллюзия смены личности вдесятеро окупила себя. – Удивительно, что у меня все получилось с первого раза. Фикс никогда не заработает на жизнь писцом. – Когда я почувствовал, что сближаюсь с аурой, он вроде бы заметил, да налакался твоего заболонного вина. Алленби кивнул: – Когда как следует поупражняюсь, научусь находить правильное сочетание. Ну а мой вопрос? – Каан – честный человек, Алленби. Он сделает все, что от него зависит. Алленби сдвинул несколько подушек и лег. – Мне надо отдохнуть, Дисус. Завтра я хочу быть на Арене с утра. Дисус кивнул и собрался уходить. – Завтра ты понадобишься. Будет говорить Великий Камера, а он против Второго Закона. Рано утром, когда солнце только согревало верхние ряды западной трибуны амфитеатра, Бустит из рассказчиков Фарранцетти с учеником еще раз пересказывали новость, принесенную Алленби на Момус. Роль Алленби играл ученик, и, поскольку новость была не нова, элемент неожиданности пропал. Но представление было безукоризненным и собрало немало медяков. Когда два рассказчика поклонились Алленби, сидевшему на зрительской трибуне, кассиры в белых мантиях взяли подносы для денег и заняли места среди делегатов. Инспектор манежа дунул в свисток, и делегаты заговорили тише. Кассир, сидевший среди делегатов Тарзака, прошел в центр Арены и передал Инспектору манежа листок бумаги. Еще раз дунув в свисток, Инспектор манежа обратился к трибунам: – Да-амы-ы-ы и господа! Великий Фикс из делегации Тарзака хотел бы обратиться к Большой Арене! Кассиры ходили среди делегатов, принимая медяки от тех, кто желал послушать Фикса, и рассчитываясь с теми, кто не хотел слушать мастера-фокусника. Закончив, кассиры собрались на краю Арены и сдали остатки старшему кассиру, который, в свою очередь, передал выручку Фиксу. Старый фокусник взял мовиллы, встал и вышел на Арену. Фикс вскинул руки, и высоко над ареной появился шар оранжевого пламени, превратившийся затем в черный дым, медленно унесенный тихим ветром. Фикс указал на дым: – Песчинка в сравнении с горой – что это облачко дыма в сравнении с войной. – Делегаты зааплодировали вступлению фокусника, и Алленби хлопал громче всех. Это был старый прием, но он привлек внимание. Толпа снова затихла; Фикс опустил руки и оглядел трибуны, заполненные делегатами. – Мы слышали рассказ Бустита из рассказчиков Фарранцетти о новости, принесенной Алленби на Момус. Мы слышали о зловещих замыслах Федерации Десятого Квадранта. Они подчинят планету с нашего согласия или без оного. Если мы согласимся, то станем рабами; если нет, – Фикс указал на уплывающее облачко дыма, – они используют против нас ужасное оружие и возьмут то, что хотят. – Он опустил руку. – Защищая Момус, Девятый Квадрант избавит нас от необходимости принимать одно из этих решений, но мы не можем получить эту защиту, не дав согласия на нее. Старый фокусник махнул делегации Тарзака, и с трибуны прибежал ученик с сучковатым посохом в руках. Подав посох Фиксу, ученик вернулся на трибуну. Фокусник оперся на посох обеими руками. Он на мгновение склонил голову, потом продолжал: – Второй Закон должен, во-первых, просить Федерацию Девятого Квадранта защитить нас. Во-вторых, он должен обеспечить представительство Момуса как планеты для планирования и формирования характера этой защиты с чиновниками Девятого Квадранта. – Он поднял голову и воздел посох. – Мы должны сделать это. Помните, что нас ждет в ином случае! – Тут арену заполнил густой белый дым. Когда дым рассеялся, старый фокусник снова сидел с делегацией Тарзака. Когда толпа зааплодировала, Алленби обернулся и увидел, что к нему поднимается Дисус. – Я пропустил выступление Камеры, Алленби? – Нет. Фикс выступил очень неплохо, но я даже не видел Камеры в секторе делегации. Дисус сел и потер руки: – Он величайший клоун Момуса, Алленби. Это должно быть настоящее антре. – Как там Казн? Дисус на мгновение смутился, потом кивнул: – Он говорит, что приготовит новый план к тому времени, как солнце согреет Арену. – Дисус протянул руку и взял у Алленби медяки. Убирая мовиллы в карман, он смотрел на северный вход на Арену. Оттуда выбежал кассир и подал Инспектору манежа листок бумаги. – Да-амы-ы-ы и господа! Великий Камера хотел бы обратиться к Большой Арене Тарзака! Кассиры засуетились, и старшему кассиру пришлось взять ученика, чтобы отнести Камере остаток, ибо многие высоко ценили его представления. Двое исчезли в темноте северного входа, потом вернулись на Арену и заняли свои места, пытаясь подавить смешки. Алленби оглядел трибуны, потом посмотрел на Дисуса. Все, кроме него самого, смотрели на северный вход и готовились глупо смеяться. Успокоившись, он и сам посмотрел на вход. Но опасения быстро вернулись, когда из ворот донеслось жалобное поскрипывание, вызвав волну смеха. Когда смех начал стихать, из темноты появилась плоская бумажная маска, посмотрела налево, потом направо, потом прямо, чтобы увидели все, кроме немногих, сидевших над входом. Алленби бросило в дрожь и от раскатов смеха, вызванных маской, и от самой маски. Это было лицо изумленного мальчика: с широко открытыми огромными голубыми глазами, розовыми щеками и ртом в форме буквы «о», – но также и гротескное изображение лица самого Алленби. Под звуки «скрип! скрип!» на Арену вышел клоун. Звуки, издаваемые привязанными за спиной огромными ногами, скоро утонули в смехе и аплодисментах толпы. Мастер-клоун, держащий маску перед лицом, носил на правом плече мантию фокусника, а на левом – рассказчика. Свободные концы были свернуты и намотаны вокруг тела и удерживались поясом, на котором болтались и гремели разнообразные предметы. Выйдя почти на середину Арены, Великий Камера остановился и поднял свободную руку, призывая к тишине. Из развивающегося над головой рукава немедленно повалил дым, и Камера так старательно затаптывал огонь большими задними ногами, что скоро даже Алленби качал головой и смеялся. Когда огонь, судя по всему, погас, Камера снова поднял свободную руку с по-прежнему болтающимся над головой рукавом. Он обратил лицо и маску к поднятой руке, и прикрытая рукавом рука задрожала. Толпа притихла. Через мгновение рукав соскользнул, обнажив кулак Камеры. Рука перестала дрожать, и клоун, казалось, съежился, наблюдая, как медленно разжимается кулак. Пальцы полностью разжались, Камера повернулся и показал раскрытую ладонь всем зрителям. – Да-амы-ы-ы и господа! Я показал вам иллюзию Возрожденной Руки. Ту-ту-у-у! Алленби нахмурился и повернулся к Дисусу: – Он зашел слишком далеко! Хотел бы я показать ему иллюзию жареного клоуна! Уже смеющийся Дисус, услышав Алленби, согнулся пополам и свалился с трибуны. Алленби покачал головой и снова посмотрел на Камеру. Тот поднял руку, прося тишины. – Я обращаюсь к вам, дамы и господа, как фокусник Алленби... – Камера посмотрел на левый черный рукав своего одеяния. – Нет, это рукав рассказчика. Значит, я обращаюсь к вам как рассказчик Алленби... – Переложив маску из одной руки в другую, клоун посмотрел на черно-алый рукав на правой руке. – А-ах! Я фокусник! Как еще я смог бы поразить вас своей превосходной магией? – Он сделал паузу. – Но, если я не рассказчик, как же я принес вам новость о предложении Девятого Квадранта? – Снова переложив маску, он посмотрел на свой левый рукав. Вздрогнул, потом потянулся к поясу и снял с него ленту. Используя ленту, он закрепил маску на лице, потом вытянул обе руки перед собой. Посмотрел сначала на один рукав, потом на другой. Опустил руки и покачал головой. – Оставим пока это; я вскоре вспомню. – Он протянул руки. – В любом случае я обращаюсь к вам, как Алленби из города... города... Ну вот, я, кажется, и этого не помню. – Камера обратился к делегации Тарзака. – Я живу в Тарзаке, но был ли я принят городом? В секторе делегации поднялся жрец, носивший мантию в черные и белые ромбы: – Нет. Камера отвернулся от делегации Тарзака и покачал головой. Он простер руки ладонями наружу и начал обходить Арену. Огромные ноги говорили «скрип, скрип!». – Я из Куумика? Жрец из делегации Куумика встал: – Нет. Скрип! Скрип! Скрип! – Я из Мийры? – Нет. Клоун шел от делегации к делегации, качая головой, почесывая в затылке, потирая подбородок, шмыгая носом. Наконец он остановился в центре Арены и пожал плечами. – Не важно, вспомнится со временем. – Он поднял правую руку и указал на толпу. – По крайней мере я обращаюсь к вам как Алленби! В этом я уверен! – Он опустил руку и почесал в затылке. – Вполне уверен... Алленби повернулся к Дисусу: – Неужели это никогда не кончится? Он же просто убивает меня! Задыхающийся Дисус, по лицу которого текли слезы, смог только кивнуть. Алленби посмотрел на делегацию Тарзака и увидел, что сидящий впереди Фикс спокойно и внимательно смотрит на Камеру. Великий клоун снова поднял руки: – Теперь я вспомнил. Я действительно Алленби! – Когда веселая толпа затихла, Камера опустил руки и сжал их перед собой. – И я посол; это я тоже помню. Я из Федерации Обитаемых Планет Девятого Квадранта, и у меня есть план. План таков: представителем Момуса в Девятом Квадранте вы должны выбрать клоуна... – НЕТ! – заорали делегаты, большинство которых клоунами не были. Камера почесал в затылке: – По крайней мере я думал, что план таков... может, фокусника? – НЕТ! – Уродца? – НЕТ! Клоун покачал головой: – Теперь я вижу, что план был не таков. Возможно, речь идет о городе. В городе есть все профессии, самый большой город – Тарзак. Будет ли Тарзак представлять все города. Таким ли был мой план? – НЕТ! – заорали делегаты, большинство которых были не из Тарзака. Камера кивнул: – Теперь я вижу, что не таким. Уверен, что план есть... – Клоун выпрямился и воздел палец (поза называлась «Эврика!»). – Вспомнил! Эта Большая Арена представляет все города и все профессии Момуса. План таков: вы все останетесь здесь до конца своих дней, здесь, на Большой Арене, чтобы представлять Момус в Девятом Квадранте! Таким и был мой план, верно? – НЕТ! Камера ссутулился и покачал головой: – Теперь я вижу, что не таким. – Слегка выпрямившись, он пожал плечами и пошел к северному входу. «Скрип! Скрип!» – А ведь все казалось так ясно... Возможно, я думал о другой планете, – «Скрип! Скрип!» Он остановился в воротах, снял маску и поклонился. Алленби готов был поклясться, что даже камни Большой Арены задрожали от аплодисментов. Когда аплодисменты затихли, Алленби повернулся к Дисусу. Клоун вытирал слезы рукавом оранжевой мантии. – Ну, Дисус? Дисус посмотрел на Алленби и расхохотался. Другие посмотрели в их направлении, и скоро весь зрительский сектор сотрясался: кто хихикал, кто гоготал. – Прости, Алленби... – Клоун вложил несколько медяков в руку посла. – О чем ты спрашивал? – Как, по-твоему, хлопали за выступление или за позицию? Дисус кивнул и тихонько хихикнул. – И за то, и за другое. Он не против того, чтобы Девятый Квадрант защищал Момус, и в этом нам сильно повезло. Но, Алленби, с кем ты, как посол Девятого, будешь вести дела? Вот вопрос, на который ты должен ответить. Алленби так глянул на уродца в зрительском секторе, что тот притих, потом покачал головой: – На этот вопрос отвечать не мне, Дисус. – Верно. Момус должен решить сам. – Дисус кивнул на Арену. – Но, думаю, этот вопрос еще возникнет. От делегации Тарзака прибежал кассир и подал Инспектору манежа еще один листок. Алленби посмотрел на делегацию и увидел, как встает человек в голубой мантии предсказательницы. – Таила! Дисус прищурился: – Да. Не знал, что она в делегации. Алленби ударил правым кулаком по левой ладони: – Она и не была. Наверное, присоединилась сегодня утром. – Да-амы-ы-ы и господа! – Толпа притихла. – Великая Таила из делегации Тарзака хотела бы обратиться к Большой Арене! Кассиры сновали среди делегатов, потом старший кассир подошел к Тайле. Алленби заметил, как она залезла под мантию и подала старшему кассиру кошелек. – Тайлу уважают. Почему ей пришлось доплачивать остаток? Дисус понимающе улыбнулся: – Трудно выступать после Великого Камеры. Алленби кивнул. Таила встала и простерла руки. – Я, Таила, говорю как видевшая то, что может быть. – Голос старухи был слаб, и толпа затихла, чтобы услышать ее. – Я многое видела в большом хрустальном шаре со звездолета Федерации Девятого... многое. Я видела, как огромная армия спускается на Момус, чтобы уничтожить нас. Она превратит наши мовиллы в бумагу, а наши деяния – в позор. Она соблазнит наших детей пышностью, отвратив их от обычаев отцов и матерей и услав их с Момуса... чтобы сгноить в клоаках тысячи миров. Эта армия направляется к нам из Федерации Девятого Квадранта... Толпа взорвалась криками, и Инспектор манежа засвистел в свисток, призывая к тишине. Шум уменьшился до жужжания, потом затих. Алленби сделал знак кассиру. Зритель у края Арены что-то шепнул кассиру и указал на Алленби. Пока Таила продолжала говорить, кассир забрался на трибуну и наклонился к нему. – Ораторский остаток – двенадцать сотен мовиллов, – прошептал кассир. Алленби вытащил из-под мантии два тяжелых кошелька и бросил на поднос кассира. – Не возражаю; я хотел бы выступить. Я Алленби, фокусник. – Из какого города? – Кассир поднял глаза от блокнота. – У меня нет города. Кассир нахмурился, потом поднял брови, узнавая. Скатившись с трибуны, он пробежал по арене и передал бумагу Инспектору манежа. Инспектор прочитал написанное и подождал, пока Таила закончит. Алленби заметил зазывалу, указывающего на него от зрительского входа, потом увидел рядом с зазывалой Хэмфриса. Хэмфрис начал карабкаться на трибуну, когда Таила закончила и вернулась на место. – Да-амы-ы-ы и господа! Фокусник Алленби хотел бы обратиться к Большой Арене. Когда кассиры торопливо занялись своим делом, запыхавшийся Хэмфрис оказался рядом. – Алленби, что вы делаете? – Пытаюсь спасти Второй Закон. Но мне казалось, что я приказал вам оставаться на корабле. Хэмфрис сел рядом с Дисусом: – Я здесь по прямому приказу Секретаря... Алленби знаком велел Хэмфрису замолчать, когда старший кассир забрался на трибуну и преподнес послу четыре мешка мовиллов. Алленби отдал мешки Дисусу, встал и простер руки. – Я, Алленби, говорю как посол на Момусе от Федерации Обитаемых Планет Девятого Квадранта. – Толпа загудела, потом умолкла. – Великая Таила права. – Тишина стала глубже. – Сказанное ею обернется правдой, если военная миссия Квадранта будет базироваться на планете, как предусматривал первоначальный план. Но план изменился. – Алленби заметил, что солнечный свет постепенно подбирается к Арене. – В данный момент генерал Каан из военной миссии Квадранта заканчивает новый план, по которому военная миссия расположится на орбите, а не на планете – вдали от народа Момуса... Алленби почувствовал, что его дергают за рукав, и, повернувшись, увидел, что это Хэмфрис. – Стойте, Алленби! Вы не можете так говорить. У меня приказ от Секретаря... – Меня сместили с должности посла? – Нет, но... – Тогда помолчите. Пока здесь приказываю я. – Но Секретарь... – Тихо! – Алленби повернулся к собравшимся, глубоко вздохнул и продолжал: – За пятьсот мовиллов я попрошу Великую Тайлу рассказать вам, что будет, если войска будут таким образом отделены от народа, и что будет, если у Момуса не будет защиты от Федерации Десятого. – Алленби сел, и Дисус заплатил кассиру. Таила встала, взяла медяки, а оставшиеся кассиры рассчитывались за ответ Тайлы. Пока они занимались своим делом, Алленби повернулся к Хэмфрису. – А теперь объяснитесь. – По приказу Секретаря я отослал Каана на корабль и спустился сюда, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки... – Дайте-ка посмотреть на эти приказы. – Хэмфрис залез во внутренний карман кителя и подал Алленби сложенный лист бумаги. Алленби развернул, прочитал, и его глаза расширились от ужаса. – Вы так все и сделали? – Да... – Вы заняли посольство и выставили вооруженную охрану? – Приказы... – Прежде чем Хэмфрис смог договорить, Алленби промчался по рядам на вершину стены. Поглядев на юг, в сторону посольства, он увидел тонкое облачко дыма и луч лазера, прорезающий полуденное марево. Через несколько секунд Хэмфрис оказался рядом с ним. – Что это? – Болван! – Слезы жгли глаза Алленби. – Ах ты, проклятый болван! В посольстве, сидя за столом, Алленби пристально смотрел на Хэмфриса, надеясь, что гнев выжжет из памяти сцену бойни, свидетелем которой он стал. Две лавки на другой стороне улицы еще горели, а четверо солдат Квадранта и семнадцать граждан Тарзака лежали мертвыми в пыли, и среди них Йехудин, человек-аллигатор. Хэмфрис сидел, поставив локти на низкий столик, стиснув кулаки, и сверлил взглядом молодого рассказчика, сидевшего напротив. Рассказчик склонил голову в медитации, а Дисус перевязывал ему раненую руку. – С меня хватит! Говори! Что тут произошло? Алленби схватил Хэмфриса за воротник и сжал его. – Заткнись, осел! Мало ты натворил? Хэмфрис вырвался, потирая горло. – Это непростительно, Алленби. Секретарь услышит... – Я сказал, заткнитесь, Хэмфрис! – Алленби кивнул на рассказчика. – Помолчите. Он должен приготовить материал, Дисус закончил перевязку: – Это все, что я могу сделать, Алленби. Повязка должна держаться. – Спасибо. – Алленби вложил несколько медяков в руку Дисуса. – Позаботься о Йехудине. – Дисус кивнул и вышел. В комнате на миг стало тихо, потом рассказчик поднял голову и откинул черный капюшон. Лицо его было в поту, пыли и синяках. – Алленби, – сказал он, – ты заработал черную мантию с Буститом на дороге в Тарзак из Куумика. Ты знаешь, что мне следовало бы сначала опробовать новость на дороге. Алленби кивнул: – Я понимаю, Зат, и клянусь, что это не повторится. Расскажи нам, что ты видел, и получишь наше молчание и тысячу мовиллов. – Это будет сыграно на Большой площади. – Знаю. Рассказчик пожал плечами: – Ладно. – Он на мгновение закрыл глаза, потом открыл и посмотрел на двух дипломатов. – Это новость о славной битве на Посольской улице между солдатами Девятого Квадранта, путниками и жителями улицы. Алленби кивнул: – Хорошее вступление, Зат. Продолжай. – Горго, силач из уродцев Тарзака, стоял на улице напротив посольства, болтая с Йехудином, человеком-аллигатором, когда мимо прошла Эллена, ассистентка фокусника, и пожелала им доброго дня. Алленби поднял руку: – Я бы больше пользовался диалогами, Зат... Хэмфрис хлопнул рукой по столу: – Вы прекратите мешать ему? – Как еще он узнает, где надо улучшить номер? Хэмфрис нахмурился и покачал головой. Зат продолжал: – Солдат, стоявший перед дверью посольства, присвистнул и сказал грубость. Горго подошел к солдату и попросил его извиниться. Солдат засмеялся. Тогда Горго одной рукой приподнял солдата за шкирку и попросил снова. Другой солдат, подошедший к входу посольства, увидев это, вытащил оружие и выстрелил в Горго. Силач упал замертво. И тут... – В глазах Зата зажегся огонек. – И тут Йехудин издал древний боевой клич. «Эй, деревенщина!» – вскричал он. Призыв к войне. Йехудин вонзил зубы в шею второго солдата, убив его, но еще двое солдат выбежали из посольства, их оружие испускало огонь. Йехудин пал, разрезанный надвое их ужасными ружьями. К тому времени прохожие: уродцы, униформисты, зазывалы, даже купцы – сбежались и набросились на солдат с палками, камнями, зубами и ногтями. Ужасные ружья убили семнадцать и ранили много больше, прежде чем все солдаты упали мертвыми. – Великолепно, Зат. Над этим надо поработать, но очень неплохо. – Алленби подтолкнул два лежащих на столе кошелька к рассказчику. Зат спрятал кошельки под мантию, встал и вышел. Хэмфрис кипел от злости: – Клянусь Господом, я прикажу расстрелять всех виновных! – Собираетесь совершить самоубийство? – Что вы имеете в виду? – Виновный сидит сейчас на одной подушке с вами, Хэмфрис. – Чепуха! – Да ну? – Я не совершил никакого преступления, Алленби. Я выполнял приказ Секретаря... – И пренебрегли моим. – Я выполнял приказ Государственного секретаря Квадранта, и четверо моих людей были жестоко убиты. У нас на «Элите» достаточно офицеров для трибунала. Вы сформируете его и покараете виновных! Алленби побарабанил пальцами по столу, потом налил себе вина. – Не будет никакого трибунала, Хэмфрис. – Он залпом выпил вино и поставил бокал на стол. – Пока не принят Второй Закон, Квадранта не обладает на Момусе ни юрисдикцией, ни правом на экстрадицию. Но в одном вы правы. – В чем? – Преступление было совершено. Вы сделали его возможным, но совершили его не вы. – А виновная сторона? – Следствие уже состоялось, приговор вынесен и приведен в исполнение. Хэмфрис с трудом встал: – Вы не собираетесь ничего делать? – Как я упомянул, суд Момуса уже состоялся; это вне юрисдикции Квадранта. – Великий Боже, Алленби! Вы забываете свой обет? Вы член дипломатического корпуса или один из этих уродцев? На чьей вы стороне, черт побери? Алленби посмотрел на крышку стола и не ответил. – Уходите, Хэмфрис. Возвращайтесь на корабль. – Думаете, Секретарь проигнорирует это? – Я сказал, проваливайте! Хэмфрис вылетел из комнаты. Снова наполнив бокал, Алленби продолжал сидеть и пить в одиночестве. Свет за окном потускнел, потом погас, а Алленби по-прежнему не мог ответить на вопрос Хэмфриса. Он плакал, думая о своем друге Йехудине. Молодой рассказчик недоработал: ему следовало бы узнать имена мертвых и раненых. Но Алленби был благодарен за это. Он мог только представить себе друзей, погибших или искалеченных в этой битве. Он услышал, как вошел Дисус, но было слишком темно, чтобы видеть полными слез глазами. – Ты позаботился о Йехудине? – Да, Алленби, все сделано. – Кто... кто еще был убит? – Завтра. – Дисус зажег лампу и поднес ее к подбородку. Над набеленным лицом с большими красными губами словно появился огромный парик со стоящими дыбом пурпурными волосами. Прыгая по полу (его оранжевая мантия сменилась большими клетчатыми штанами, болтающимися на широких желтых подтяжках), он зажег еще одну лампу и, покатившись кувырком, шлепнулся носом вниз. – Прекрати, Дисус. Ты заставляешь меня смеяться! – Для того и существуют клоуны, Алленби. Смейся, ибо завтра наступит слишком скоро. Пока Дисус развлекал Алленби, Фикс и Камера сидели рядом, глядя на Большую Арену. Пустой и темный амфитеатр, казалось, поглощал голоса. Одетый в оранжевую клоунскую мантию Камера покачал головой: – Ужасно. Фикс откинулся назад и оперся локтями на другой ряд. – Пока это слухи, Камера. Мы еще не слышали рассказчиков. – Ты веришь слухам? Фикс кивнул: – Похоже, Таила права. Даже если Девятый защитит нас, мы не должны подпускать их близко. Камера откинулся назад и махнул рукой на черное небо. – Как мы можем не подпускать их, Фикс, если некому отстаивать наши интересы? – Ты очень хорошо показал это сегодня утром. – Фикс подался вперед и повернулся к клоуну. – Но разве столь тягостные и отвратительные разговоры годятся для слуха клоуна? Камера пожал плечами: – Н-да, смеяться особо не над чем. – Не хотел бы величайший клоун Момуса купить шутку у бедного фокусника? Камера поднял бровь и улыбнулся: – Комедия от фокусника? Фикс дернул плечом: – Сегодня я видел фокус в исполнении клоуна. Камера выпрямился: – Что у тебя там в рукаве, старый трюкач? – Это-то я тебе расскажу: кое-что посущественней, чем прославленная Иллюзия Возрожденной Руки. – Сколько ты хочешь за эту любительскую попытку? Фикс улыбнулся: – Сколько бы ты заплатил за величайшую шутку, какую только играл в жизни? Камера засмеялся: – Вот это да! Старость сделала тебя скромным. – Камера, перед этой шуткой побледнеют все твои прошлые представления, ибо о ней услышат по всему Квадранту – возможно, даже по всей галактике. – Фикс, в твоих жилах течет кровь зазывалы. – Великий клоун потер подбородок, потом кивнул: – Ладно, слушаю. На следующее утро трибуны амфитеатра были набиты битком. В полной тишине Инспектор манежа взял листок бумаги, поданный ему кассиром зрительского сектора. Он прочитал, посмотрел на молчащих делегатов и откашлялся. – Да-амы-ы-ы и господа! Фокусник Алленби хотел бы обратиться к Большой Арене! Кассиры тихо сновали среди делегатов. Старший кассир взобрался на трибуну и наклонился к Алленби. – Алленби, если хочешь говорить, ты должен восемьсот тридцать мовиллов. Алленби повернулся к Дисусу: – Заплати ему. – Клоун отсчитал медяки и передал их старшему кассиру. Алленби встал и оглядел Арену. – Я, Алленби, обращаюсь к вам... просто как Алленби. Сегодня утром, всего несколько минут назад, Государственный секретарь Девятого Квадранта Федерации Обитаемых Планет приказал сместить меня с должности посла на Момусе. – В толпе зашептались, кое-кто зашикал. Алленби опустил глаза, уставившись на спины сидящих перед ним. Толпа затихла. – Если вы останетесь без защиты, Десятый Квадрант принесет вам быстрое и полное уничтожение. А уничтожение, которое принесет Девятый Квадрант, будет хоть и не таким быстрым, зато не менее полным. Вы слышали слова Великой Тайлы. – Алленби обвел взглядом трибуны и остановился на Камере. – Вы также слышали Великого Камеру и знаете, почему Момус не может выбрать представителя для переговоров с Девятым Квадрантом. Но вот что я скажу вам: если Второй Закон не назначит никого блюсти интересы Момуса, то никто и не позаботится соблюсти их. Сегодня днем посол Хэмфрис будет говорить перед Большой Ареной и убеждать вас поручить форму и методы защиты Момуса его ведомству. Государственный секретарь постановил, что это будет соответствовать законам Квадранта. Если вы сделаете это, то слова Великой Тайлы осуществятся... – Он запнулся и снова опустил глаза. Дисус встал и подошел к нему. – Я... я считаю, что это я довел вас до этого. В копях Момуса не хватит медяков, чтобы получить мне прощение. – Склонив голову, Алленби сел. Дисус обвел взглядом арену, потом сел рядом с Алленби. Из северного входа выбежал кассир и подал Инспектору манежа листок бумаги. – Да-амы-ы-ы и господа! Великий Камера хотел бы обратиться к Большой Арене! Когда кассиры засновали среди делегатов, Дисус повернулся к Алленби: – Хочешь уйти? Алленби покачал головой: – Даже когда дети играют во время пожара, они имеют право на игру. Я останусь. Когда старший кассир с учеником вынырнули из темноты северного входа, Алленби заметил, что со стороны входа для зрителей появились Хэмфрис с двумя референтами и заняли места в нижнем ряду. Тишину Арены нарушило знакомое «скрип, скрип!», потом смех. Смех звучал по-другому: почти горько. Маска, появившаяся на свет, по-прежнему представляла лицо мальчишки, но на этот раз грустное. В больших голубых глазах стояли студенистые слезы, уголки рта опущены вниз. Раздались аплодисменты, и на Арене появился Камера в одеянии полуфокусника-полурассказчика и с фальшивыми ногами за спиной. Он поднял руки, требуя тишины. – Я обращаюсь к вам как Алленби Неприкаянный. Но я не был бы неприкаянным, если бы какой-нибудь город принял меня. – Он протянул руки к трибунам. «Скрип, скрип!» – Неужели ни один город не примет меня? Посреди смеха отчетливо прозвучало несколько «нет». Камера опустил руки, ссутулился и повесил голову, – Раз ни один город не принимает меня, то и я не связан ни с одним городом. – Двойные ручейки слез буквально забили из глаз маски, потом перестали. Камера поднял руку и выпрямился. – Погодите! Я по крайней мере фокусник... – Нет! – Все обернулись: из рядов делегации Тарзака поднялся Фикс. – Ты не фокусник, Алленби. Ты не прошел ученичества и к тому же носишь черное, как рассказчик. Фокусники ничем не обязаны тебе! – Фикс сел под аплодисменты. Камера повернулся и побежал к делегации Сины. «Скрип, скрип, скрип!» – Бустит, я был твоим учеником. Я рассказчик? Бустит встал и покачал головой: – Нет, Алленби. Ты отказался от мантии рассказчика, захотел выдавать себя за фокусника. Рассказчики ничем не обязаны тебе. Охваченный притворной паникой Камера побежал. «Скрип, скрип!» И остановился перед Хэмфрисом. – Но я по крайней мере посол? Хэмфрис встал и нервно посмотрел на гротескное изображение Алленби, обращающееся к нему. – Я думал... – Он указал на Алленби на трибуне, потом повернулся к Камере. – Эшли Алленби был смещен с должности посла на Момусе. Кроме того, вы... э-э... он исключен из дипломатического корпуса Девятого Квадранта. Он больше не может претендовать ни на какие полномочия. Из маски Камеры снова забили слезы, промочив мундир Хэмфриса. Он обернулся к делегатам. «Скрип, скрип!» – Так значит, мне ничего не осталось! Ничего! – Слезы забили фонтаном, потом перестали. – Ничего, кроме как быть представителем Момуса в Девятом Квадранте. – Трибуны затихли. – Ставлю на голосование. Стать ли мне Великим Алленби, Государственником Момуса, чтобы вести дела с Девятым Квадрантом от имени Момуса? Алленби тихонько захихикал, потом заметил, как на него пялится сбитый с толку Хэмфрис. Алленби ткнул пальцем в Хэмфриса и засмеялся. Волна смеха пробежала по зрительскому сектору и охватила всю Арену. Делегаты, встав, скандировали: «ДА! ДА!» Камера снял маску и поклонился Алленби, но жест пропал даром. Алленби, Великий Государственник Момуса, свалился с сиденья. Всадник, властный над конем От холмов, окружающих Мийру, по изрытой колеями дороге в Поре двигалась четверка лошадей. Две пары белых жеребцов шествовали ровным шагом, согласно встряхивая головами. Юноша в коричневой куртке, сидевший подбоченившись на левом коне первой пары, сердито повернулся к старику, оседлавшему левого коня второй пары. Одна рука старика лежала на бедре; в другой он держал пару грубых костылей. – Ладно, отец, продавать мы их не будем. Но можно ведь отдать их в аренду лесорубу Даввику... – Молчи! Хватит об этом! Юноша отвернулся, надувшись еще больше. Слева от дороги начиналась пустыня. Заметив уходящие в низину отпечатки копыт, юноша слегка прижал левое колено к плечу коня, и передняя пара коней повернула налево; вторая пара последовала за ними. Юноша обернулся и посмотрел на горы, густо заросшие большими деревьями. Даввик платил бы за коней по четыреста мовиллов в день. – Я знаю, о чем ты думаешь, Джеда, – крикнул старик. – Ты хотел бы сделать из них ломовиков. Пока я жив, этого не будет, Джеда. Ни за что. – Отец... – Придержи язык! Юноша пожал плечами. Когда они достигли твердого песка, он сжал колени, и передняя пара коней остановилась. – Я видел, как они двигаются, – сказал старик. – Оба раза я видел, как твои колени двигаются. – Что с того, отец? – Юноша раскинул руки, словно обнимая пустыню и безлюдные холмы. – Где зрители? – Никакие зрители не станут смотреть на подобную неуклюжесть. – Старик перекинул правую ногу через спину коня. – Помоги мне спуститься. – Да, отец. – Юноша легко соскользнул на песок и подошел к левому боку отцовского коня. Он обхватил старика, и тот, прислонив костыли к коню, положил обе руки на плечи сыну и соскользнул вниз. Опираясь на костыли, старик встал на твердый песок. – Где корда? Юноша размотал веревку на поясе и подал старику конец. Туго натянув корду длиной шесть с половиной метров, Джеда обошел старика по кругу, приволакивая ногу каждые несколько шагов. Закончив круг, он вернулся в центр, сматывая веревку. – С чего начнем, отец? – Выездка. Тебе надо отрабатывать движения. Старик заковылял за пределы круга, обернулся и посмотрел на Джеду. Четыре жеребца выстроились в ряд и замерли. Началась работа: курбеты, крупады, кабриоли, лансады, пассажи, пиаффе, шанжэ, испанский шаг, пируэты. Старик наблюдал за юношей вблизи, но не смог заметить ни одного знака, который юноша подавал коням, когда те совершенно синхронно гарцевали, кружились, маршировали и поднимались на дыбы. Ему не нужны тренировки, подумал старик; ему нужны только зрители. Он хорош. Лучше, чем был сам старик в молодости. – Теперь вольтижировка, Джеда. Джеда подбежал к переднему коню, перепрыгнул через него, приземлившись в идеальной позиции, чтобы перепрыгнуть через следующего жеребца в ряду. Юноша перепрыгнул через третьего и через четвертого; упругие мускулы выступали на загорелой коже. Старик представил себе вольтижера, облаченного в сверкающее серебряное трико, серебряные ленты в развевающихся гривах белоснежных жеребцов. Когда-то он уже видел такое: тогда он сам был маленьким мальчиком, а его отец, мать и дядя поражали толпу на Большой Арене Тарзака. Солнце опустилось за горизонт. Джеда начал джигитовку: кони скакали по кругу, а наездник балансировал на одном коне, слетал на землю, вскакивал на следующего и балансировал на руках. Он соскакивал со спины коня на землю и, сделав пируэт, оказывался на следующем. По лицу Джеды старик видел, что сын больше не думает об их споре. Сияющий от восторга юноша составлял с жеребцами единое целое. Вот так должно быть всегда, подумал старик. Но через мгновение покачал головой, понимая, что этого, возможно, не будет никогда. Сегодня дома будет гнетуще тихо, пока либо Джеда, либо Зани, его мать, не начнут спор заново. Чары разрушились, и старик отвернулся от импровизированной арены. – Идем, Джеда. Поехали домой. Даввик повернулся к Зани, пожал плечами и снова посмотрел на старика; тот ел молча и сосредоточенно. Джеда, сидевший на подушке за низким столом напротив Даввика, между Зани и стариком, покачал головой и принялся пальцем катать по тарелке тунговые ягоды. Даввик оперся о стол: – Хамид, ты неблагоразумен. Посмотри только на Зани, твою жену. Когда у нее будет новое платье? Старик сломал кобит и бросил два куска лепешки на тарелку. – Ты пришел ко мне в дом, Даввик, ты сидишь за моим столом, и ты оскорбляешь мою жену? – Это не оскорбление, Хамид, а истина. Не веришь мне на слово, посмотри сам. Старик поднял голову и повернулся к Зани. Ее одежда, как и одежда Джеды и его собственная, была вся в заплатах и заштопанных прорехах. Седые волосы обрамляли усталое лицо. Она пристыжено склонила голову. Хамид снова посмотрел на лесоруба: – Мийра – город небогатый, Даввик. Не мы одни ходим в заплатах. – Я не хожу в заплатах, Хамид. – Даввик обвел комнату рукой. – Никому в Мийре, да и на всем Момусе, кстати говоря, не требуется ходить в заплатах. Если, конечно, иметь здравый смысл. Новые торговые центры процветают, и мой лес идет по хорошей цене. Подумай, что бы ты смог сделать с четырьмя сотнями мовиллов... Хамид хлопнул рукой по столу: – Это вольные кони, Даввик! Они не будут таскать твои волокуши. Никогда их губы не почувствуют удил, а спины сбруи. – Хамид покачал головой и вернулся к еде. – Что может униформист понимать в вольных конях? Даввик сжал кулаки и побагровел: – А ты, Великий Хамид из наездников Мийры, ты-то, конечно, понимаешь, да? – Да. – Тогда пойми и кое-что другое. Я не униформист; я лесозаготовитель... предприниматель. Униформистов больше нет, Хамид, потому что цирк умер, ушел навсегда! Это всего лишь навязчивая идея одного-единственного старика! Старик оттолкнул тарелку и пристально посмотрел из-под лохматых седых бровей на жену и сына. Оба, казалось, поглощены едой. – Зани. Она подняла голову, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Да, Хамид? – Почему ты пригласила этого балаганного фигляра есть наш хлеб? Даввик встал, скривив губы в непроизнесенном ругательстве, и, повернувшись, поклонился Зани. – Мне жаль тебя. Я пытался, но это бесполезно. – Он повернулся к Джеде. – Парень, мое предложение – тридцать пять медяков в день – остается в силе. Мне может пригодиться хороший наездник... – он посмотрел на Хамида, – чтобы править лошадьми в полезном деле. – Он еще раз поклонился и вышел. Хамид вернулся было к еде, но Зани яростно сжала ему руку. Он увидел слезы в ее глазах. – Старик, ты задал мне вопрос, теперь послушай ответ! Я хочу, чтобы мои сыновья вернулись домой. Вот почему Даввик был здесь сегодня, а ты осрамил меня. Твоему сыну и мне – нам стыдно! – Жена... – Да, твоя жена, Хамид. Пока твоя – если Джеда не останется дома и трое моих сыновей не вернутся домой! Хамид поморщился. Угроза старухи была пустой, но все равно ранила. Он смотрел, как она встала и ушла в свою комнату, задернув за собой занавес. Старик вздохнул и снова посмотрел на сына. Джеда сидел, опустив глаза и сложив руки на коленях. – А ты, сын мой? Джеда дернул плечом: – Разве я зазывала, отец, чтобы находить слова, когда сказать нечего? – Значит, ты тоже считаешь, что я не прав. Юноша уставился в пространство невидящим взглядом. – Не знаю. – Он посмотрел на Хамида, прижав руку к груди. – Душа и сердце согласны с тобой, отец, – он опустил руку и покачал головой, – но все, что я вижу, говорит о правоте Даввика. Мы не похожи на фокусников и клоунов; мы не можем играть у придорожных огней. Нам нужна арена. – Арены есть, Джеда. Здесь, в Мийре. В... – Отец, чтобы работать на арене, наш номер должен собирать медяки. Когда арена Мийры или Большая Арена в Тарзаке в последний раз видела конный аттракцион? Старик пожал плечами. Они оба знали ответ. – Может быть, снова будут ярмарки. Когда я был ребенком, на ярмарках всегда были шапито. – С тех пор прошло уже много лет. – Джеда ласково положил руку на плечо старика. – Отец, тех ярмарок больше не будет. Народ Момуса теперь торгует по-другому: есть лавки, магазины, рынки. – Тогда почему цирку не существовать самому по себе? На древней Земле цирки были сами по себе. Даже корабль, привезший наших предков на эту планету, пролетел по сотне секторов, принеся цирк на бесчисленные планеты. Они были богаты. – У них были зрители, отец. А Момус стал зрелищем без зрителей. Прошло почти двести лет. Люди занялись другими делами. Нам надо есть. Старик пристально смотрел на юношу. – Ты хочешь быть наездником, не так ли? Должен хотеть; это у нас в крови. – Да, хочу. – Джеда убрал руку. – Как до меня хотели Мика, Тарамун и Деза, мои братья. Но они хотели также жениться, есть, растить детей. Это неправильно? – Ба! – Старик покачал головой. – Они не наездники. Они... погонщики! Они оставили этот дом... – Старик сжал кулак, потом уронил его на колено. – Они... оставили этот дом. Ну а ты, Джеда? Будешь править ломовиками у Даввика? – Отец, мы не выживем без зрителей. Укротители хищников, воздушные гимнасты, танцующие медведи – где они теперь? Один номер, вроде нашего, это не цирк. Нам нужно много номеров и нужны зрители, готовые платить за зрелище. Хамид вспомнил след в небе. – Солдаты, Джеда. На спутниках много солдат. Джеда покачал головой: – Они не могут увидеть нас, отец. Так решил Великий Алленби. И ты это знаешь. – Алленби! Рассказчик, обернувшийся трюкачом! – Большая Арена сделала его нашим Государственником, отец. Это закон. – Джеда встал и стряхнул крошки с одежды. – Мне надо позаботиться о конях. Хамид кивнул: – Джеда? – Да, отец? – Джеда, ты пойдешь к Даввику? – Я еще не решил. Старик с трудом встал, опираясь на костыль: – Если пойдешь, Джеда, можешь остаться здесь, в моем доме. Джеда кивнул: – Спасибо. Я знаю, как трудно тебе было сказать такое. Хамид кивнул, и юноша вышел на улицу. Доковыляв до двери, старик смотрел вслед сыну, пока тот не исчез в темноте. Прислушавшись, Хамид разобрал, как у фонтана напевает Пинот. Нет больше певицы, подумал Хамид, есть собирательница кобита, продающая корни вместо песен. И его сыновья теперь не наездники, а погонщики. И где, где львы, слоны и медведи? Где те золотые юноши и девушки, что ходили по проволоке и перелетали над манежем с трапеции на трапецию? Где оркестры? Музыка и смех исчезли, сменившись варкой сыров и набивкой подушек. Хамид вышел из дому и посмотрел на ночное небо. Даже напрягая глаза, он не мог увидеть их. – Эй, вы, там, даже если мне придется сдвинуть небо и Момус, я заполучу вас в зрители для моего сына, наездника! В болотах к северу от Аркадии огромный ящер подставил брюхо солнцу и поудобнее устроился в тине. Соскоблив немного донного ила, ящер намазал брюхо, вздохнул и погрузился в мечты о пирожках матери Мамута. Начиненных тунговыми ягодами и покрытых толстой коркой соли. Приоткрыв щелевидный глаз, ящер оценил положение солнца. Мамут не появится у края болота еще два часа. Заметив движение, глаз уставился на толстую водяную осу, следя, как она жужжит все ближе и ближе к невинному с виду комку грязи. Свернув язык кольцом, ящер напрягся, потом расслабился, и розовая змейка языка плюхнулась из пасти в воду. Улетай, закусочка, подумал ящер. Мамут рассердится, если я испорчу аппетит. – Горбунок! Горбунок! Ящер поднял большую голову и повернул на голос. Это Мамут, подумал он. Он сегодня рано, и я не закончил купаться. – Горбунок, немедленно сюда, мерзкий дурень! Перевернувшись, ящер встал на задние лапы и начал пробираться к источнику шума. – Горбунок! Ты идешь? – А-а мут-дешь! – ответил ящер. – Уже идешь? – Же-дешь! – Ящер покачал головой и свернул язык. Мамут уже сердится. Тут уж не поможешь, надо торопиться. Добравшись до кустов, ящер вылез на топкую землю и продрался через подлесок. – Тебе лучше поторопиться, толстая, вонючая жаба! Ящер протиснулся на поляну и посмотрел вниз. Мамут, подбоченившись, сердито топал ногой. Рядом с Мамутом стояло более крупное подобие мальчика. В одной руке оно держало какую-то бумагу, другой зажимало нос. – Рожок? Мальчик подбежал к ящеру и быстро ударил ногой по голени, защищенной толстой, почти не имеющей нервных окончаний шкурой. – Посмотри на себя, вонючка! Ладно, я дам тебе пирожок! Иди мыться! Я привел отца посмотреть на тебя. Ящер посмотрел на человека с любопытством. Мужчина указал на озеро с чистой водой и нарочито зажал нос. – Ходно. Мальчик пнул ящера по хвосту: – Мне наплевать, если там и холодно, зловонная, противная змеюка! Марш мыться! Представив себе, как ледяная вода смыкается над головой, ящер наклонился над берегом и попробовал воду пальцем ноги. Дрожь пробежала по всему покрытому глинистой коркой телу. Он снова повернулся к мальчику и улыбнулся. – Рожок? Мальчик сложил руки на груди: – Мыться, Горбунок! Сейчас же! Горбунок посмотрел на мальчика, выпрямился во весь рост и сложил лапы на груди. – Рожок! Мальчик прищурился, пытаясь заставить ящера опустить глаза. Тщетно. После нескольких напряженных мгновений мальчик топнул ногой и повернулся к отцу. – Покажи ему, папа. Мужчина взял мешок с земли и поднял так, чтобы Горбунок видел. – Рожки? – Да, – ответил мужчина. – Все пирожки, какие сможешь съесть. Горбунок ухмыльнулся и прыгнул в воду, почти не чувствуя холода при мысли о пирожках, целом мешке пирожков. Голова ящера появилась над водой: чистый Горбунок шел к берегу. Мамут стоял на берегу мокрый насквозь. – Ах ты, Горбунок, ах ты! Посмотри на меня! Ящер вышел из воды и ухмыльнулся мальчику. – Рожок? – Вот, Горбунок. – Мужчина показал пирожок. – Подойди сюда и возьми. Горбунок подошел, тяжело ступая, взял пирожок из руки мужчины и, осев на задние лапы, начал есть. Подбежал сердитый Мамут и встал рядом с отцом. – Ну, папа? Мужчина посмотрел на бумаги, потом на Горбунка: – Н-да, согласен, он довольно большой. Что он умеет делать? – Горбунок умеет все, что умел делать слон, и еще много чего в придачу. Я обучал его так же, как, по твоим рассказам, прапрадедушка обучал слонов. Мужчина покачал головой: – Если бы мы только могли, Мамут. Момус не видел номера с крупными животными больше ста лет! И вот теперь – цирк. – Он подал мальчику одну из бумаг. – Но послушай, Мамут, нам понадобится больше животных. Одного мало. Мамут взял плакат, гласивший: БОЛЬШОЙ АТТРАКЦИОН ХАМИДА НА БОЛЬШОЙ АРЕНЕ В ТАРЗАКЕ! ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЕЖЕДНЕВНО! Ниже была нарисована процессия больших земных животных, с украшенными кисточками латунными набалдашниками на кончиках длинных белых бивней. Хобот каждого животного переплетался с хвостом идущего впереди. Мамут протянул плакат Горбунку. Тот взял его одной лапой, пока другой, выпустив когти, выковыривал тунговую ягоду, застрявшую между зубами. Ящер вздрогнул при виде страшных земных животных, но что-то шевельнулось под зеленой броней при виде знамен, клоунов, лошадей и... только представить: все эти человеческие существа разных форм и размеров выстроились рядами, а мимо идут грозные животные... – Видишь слонов, Горбунок? – Мамут дернул плакат. – Ви-и-иш-ш-шь. – Это наш аттракцион, но нам нужны еще ящеры. Толковые. Еще одиннадцать. Горбунок опустил плакат, чтобы мальчику было видно, и проткнул картинку выпущенным когтем. – Лоны? Мамут покачал головой: – Нет, их больше нет. Последний слон на Момусе умер еще до того, как ты вылупился. Горбунок кивнул: – А-а, щеры. Олько? – Четыре пирожка в день для каждого ящера, но ни кусочка, если не будет еще одиннадцать. Горбунок потер подбородок: – Ять. – Четыре, и все! Горбунок сложил лапы и посмотрел на мальчика сверху вниз. Дружба дружбой, но дело есть дело. – Ять. Мамут злился, топал ногами, размахивал руками и скрежетал зубами. – Ладно! Пять, ворюга, но тебе лучше вернуться сюда через час еще с одиннадцатью ящерами, иначе пирожков не получит никто! Горбунок встал на четыре лапы и побежал к болоту, проламывая широкую просеку в подлеске. Шлепаясь в воду, он услышал крик Мамута: – Горбунок! – А-а? – Ящер замер в воде. – Скажи им, что все будут мыться каждый день. Слышишь? Горбунок почесал голову и обругал себя, что не потребовал шесть пирожков. Он пожал плечами, думая о человеческом зрелище в цирке. Через мгновение Горбунок решил, что зрелище – достаточное возмещение за недостающий пирожок. – Слышишь меня, Горбунок? – А-а, – отозвался Горбунок, – се мыся. Ящер нырнул в жидкую грязь, надеясь найти еще одиннадцать ящеров, достаточно толковых, чтобы научиться говорить и исполнять трюки, но не слишком, а то ведь могут и сообразить, что им придется по одному пирожку каждый день отдавать Горбунку в уплату за найденную работу. Тессия держала перекладину, ожидая, пока отец, висящий на подколенках с вытянутыми руками, достигнет выешей точки раскачивания. Когда он взлетел – тело почти параллельно заросшей травой земле внизу, – она толкнула трапецию. Та качнулась вниз, прочертив в воздухе дугу, достигшую зенита в тот миг, когда отец достиг нижней точки своего маха, так что его тело оказалось перпендикулярно земле. Она представила себе, как выпускает гриф, группируется и, делая сальто, подлетает к отцу – его спина и руки изгибаются дугой, чтобы принять ее, – когда он достигнет средней точки наибольшего маха. Полет будет долгим, но для сальто-мортале в пять оборотов необходимо пространство. Легкий ветерок ласкал ей лицо, она увидела, как шевелятся листья на деревьях. Поймав перекладину, она рассчитала время и снова толкнула – пустую. – Хорошо, – крикнул отец. – Выжди самого подходящего момента. Встречный ветер. Тессия посмотрела вниз, и сетка, как всегда, показалась слишком маленькой. Но она ловила гимнастку каждый раз, когда та раньше пыталась открутить пять оборотов. Сетка была достаточно большой. Рядом с сеткой стояла ее мать Канта и улыбалась. Тессия помахала рукой и снова посмотрела на деревья. Ветки по-прежнему качались. На этот раз я сделаю это, подумала она, ловя перекладину и снова толкая ее. В душе гордость уверенности смешалась с болью. Когда она выполнит пять оборотов, аппаратура – тросы, трапеции, ловитор-ки, мачты и сетка – будут проданы за бесценок; они станут придорожными акробатами. Но, если у меня сейчас не получится, подумала она, трапеции останутся. Мы еще денек побудем воздушным гимнастами. Ветер стих. Перекладина прилетела обратно. – Подожди следующего раза, – крикнул отец. Тессия поймала перекладину и толкнула снова. Забираясь на мостик, она поняла, что не сможет провалить трюк нарочно. Великий момент настал. И Канта, и Ведис знали это; Тессия знала это. Когда перекладина качнулась вверх, Тессия бросилась с мостика ей навстречу. Схватившись за прохладный гриф, она использовала свой вес, чтобы усилить мах – пятки над головой, она достигла высшей точки. Снижаясь, она направила ноги и тело вниз; ветер бил в лицо. – Готов! – Голос отца донесся словно издалека. Когда Тессия достигла высшей точки раскачивания, используя руки, чтобы выжать плечи повыше над перекладиной, странная тишина опустилась на безлюдную поляну. Зрители – насекомые, птицы, земляные зверьки – остановились посмотреть, как золотая девочка в голубом с блестками трико летит вниз, вниз, вынося ноги вперед. В высшей точке маха она выпустила гриф, накручивая обороты: два, три, четыре и... пять! Она даже не заметила, как сильные руки отца обхватили ее запястья. Все кончилось. Она выполнила пять оборотов. Слезы подступили к глазам, когда она осмотрела в сияющее лицо отца. – Ты сделала это, Тессия! Ты сделала это! – Ведис подтянул ее и поцеловал в лоб. – Но ведь это конец, папа. Пусти, я хочу спрыгнуть. Ведис выпустил ее в нижней точке раскачивания, и Тессия упала на сетку. Один отскок, второй, потом она ухватилась за край сетки и, сделав кульбит, спрыгнула на землю. К ней подбежала Канта и стала целовать ее. Тессия крепко обняла мать, страстно желая, чтобы этот миг никогда не кончился. Открыв глаза, она увидела на краю поляны старика калеку в коричневой мантии наездника. Поняв, что его заметили, старик поднял костыль и помахал им: – Привет! Я Хамид из наездников Мийры. Канта обернулась. Через несколько секунд Ведис спрыгнул с сетки и встал рядом с женой и дочерью. – Что привело тебя, наездник? Мы пришли сюда побыть одни. Старик доковылял до них и остановился рядом с сеткой. Посмотрев на Тессию, он улыбнулся: – Я видел тебя, дитя. Это было прекрасно. – Спасибо, но ты вмешался в очень важный для моей семьи миг. Старик обвел взглядом всех троих и остановился на Тессии: – Дитя, я здесь, чтобы этот миг никогда не кончился. Великий Камера отвалился от стола и сцепил руки на толстом животе. Перед ним стоял зазывала в пыльной красно-пурпурной мантии. – Ты что-то там болтал на улице, зазывала. Повтори. Зазывала низко поклонился: – Конечно, Великий Камера, но есть одна мелочь... – Будет тебе плата. – Конечно, я и не сомневался... – Выкладывай! – Да, конечно. – Зазывала ухмыльнулся, показав пожелтевшие зубы. – Великий Камера, я извещаю зрителей о величайшем аттракционе Момуса, о большом цирке, которым руководит Великий Хамид из наездников Мийры... – Наездник? – Да, Великий Камера. Владелец величайшего... – Хочешь сказать, что наездник руководит аттракционом? – Да. Но, как Великий Камера, несомненно, узнал за свою долгую жизнь, первый цирк был организован наездником, Филиппом Эстлеем... – Зазывала, ты смеешь учить меня истории цирка? Зазывала низко поклонился: – Нет-нет, Великий Камера. Если позволишь повторить... – Нет! – Камера поднял руку. – Не это. Что у него за аттракцион? – Будет Джеда, Герой и Император конников, на принадлежащей самому Хгмиду четверке белых жеребцов. Воздушные гимнасты Джаветты представляют Тессию и сальто-мортале в пять оборотов. Потом Семья Рум и их Большие Слоно-ящеры представляют Мамута и... – Стой, зазывала. Слоноящеры? – Аттракцион больших животных, Великий Камера, со свирепыми чудовищами из болот Аркадии, укрощенными и дрессированными маленьким мальчиком, который... – Продолжай. Что еще? – Великие Риетты, канатоходцы, поразят толпу четырехуровневой пирамидой. Йаруз, отважный укротитель львов, представит зрелище отчаянной... – Зазывала, я никогда не слышал ни одного из этих имен. Что это за люди, притязающие на воскрешение цирка? – Камера поскреб лысую голову и на мгновение задумался. – На самом деле я вообще не помню, видел ли канатоходца хоть раз в жизни. Как и воздушных гимнастов, не говоря уже об этих ящерах. Это что, какая-то шутка? – Клянусь жизнью, Великий Камера. Аттракционы сейчас монтируются на Большой Арене. – Куулис, несомненно, знает об этом. – Да, конечно. Инспектор Большой Арены заплатил десять тысяч мовиллов за честь представить Большой Аттракцион Хамида. – Говоришь, Куулис заплатил за честь? – Я сам оформлял договор. Камера потер подбородок: – Куулис расстался с деньгами, это значит, что он ожидает возврата еще большей суммы. – Это правда, Великий Камера. В уплату Куулис получит четверть всех сборов. – И полагаю, зазывала, Хамид, кем бы он ни был, ищет клоунов, да? – Цирк – самое подходящее место для клоуна, Великий Камера. Разве я не прав? Камера кивнул. Много лет назад он выступал в цирке – очень убогом, на одной из последних на Момусе ярмарок. Это был прекрасный, почти духовный опыт. – Я хорошо... нет, великолепно зарабатываю, выступая один, сам по себе, на площадях Тарзака. Сколько заплатил бы этот Хамид, если бы я снизошел одолжить свое имя и талант для его программы? Зазывала ухмыльнулся и покачал головой: – Великий Камера не понимает. Поскольку ты мастер-клоун Момуса, Великий Хамид предоставит тебе рекламу всего за тысячу мовиллов. – Я должен заплатить, чтобы выступить? – Да. – Что за ерунда? Ты сам сказал, что я мастер-клоун Момуса! – Верно, верно, Великий Камера. – Зазывала потер руки. – Но ведущий клоун Большого Аттракциона Хамида Камера кивнул: – Ясно. Куулиса убедили подобной же логикой? – Великий Куулис также получает четверть сборов. Ты, Великий Камера, получишь полпроцента за свои медяки. – А Куулис получит двадцать пять, заплатив десять? – У Куулиса есть еще и Арена. – Хм-м. – Камера потянулся под стол, вытащил из-под него кошелек и бросил перед зазывалой. – Прежде чем ты возьмешь эти медяки, ответь на один вопрос. – Если смогу, Великий Камера. – Цирки на Момусе умерли из-за отсутствия зрителей. Этот Хамид нашел решение? Зазывала пожал плечами: – Великий Камера, когда я задал этот же вопрос Великому Хамиду, его ответ был загадочен. – Он же не рассчитывает на солдат, а? Алленби не пустит их на планету. – Великий Камера, он только посмотрел вверх и сказал: «Зрители обеспечены». Куулис посмотрел на старика, сидящего на низком каменном барьере, окружающем Большую Арену. Хамид смотрел на манеж. Инспектор Арены оглянулся на Джеду и Даввика, пожал плечами и попытался еще раз. – Хамид, я говорил не только с Дисусом, но и с самим Великим Алленби. Он не растрогался; солдаты останутся на спутниках. Хамид шевельнул губами: – Алленби видел парад-алле? Куулис вздохнул: – Это не имеет значения. – Если бы Алленби видел парад, он не смог бы отказывать цирку в жизни. – Хамид, Алленби заботится обо всей планете Момус. В отличие от нас, цирк для него не весь мир. – Нас? Куулис, казалось, обиделся. – Да, нас. – Если цирк умрет, Куулис, у тебя все равно останется Большая Арена. У нас не останется ничего. Куулис плюнул в опилки. – Хамид, ты не понимаешь. Ради твоего цирка я разорил семью. – За четверть сборов. – Без зрителей это двадцать пять процентов от нуля. – Куулис хлопнул руками по ногам. – Без солдат твой цирк – и моя Арена – пропадут. Это и мой мир, Хамид! Старик поднял голову и кивнул: – Я должен извиниться перед тобой, Куулис. – Он потянулся за кошельком, потом пожал плечами. – Но я стольким людям должен за очень многое. Куулис улыбнулся и сел рядом со старым наездником, потрепав его по колену. – Я запишу это на твой счет. Джеда поднял руку, потом опустил ее: – У нас нет медяков, отец. Я не вижу иного выхода. Старик повернулся к лесорубу: – Что ж, Даввик, будь по-твоему. Кони... твои. Даввик посмотрел вниз и покачал головой: – Это не то, чего я хочу, Хамид. Поверь, я бы предпочел, чтобы ты сохранил их. – Он кивнул на больших ящеров, дрессируемых на дальней стороне Арены, потом наверх, где униформисты устанавливали опорные стойки для проволоки и трапеции. – Но ни мои желания, ни твоя воля не накормят артистов и животных. Хамид кивнул: – Заботься о них, Даввик. Джеда подошел к Хамиду и ласково положил руку на плечо старика: – Я буду там, отец. И присмотрю за ними. Старик посмотрел сыну в лицо: – Ты пойдешь с Даввиком? Джеда кивнул: – Я наездник, а... в твоем цирке нет коней. – Я буду хорошо платить ему, Хамид. – Даввик обнял Джеду за плечи. – А если твой цирк все-таки заработает, я продам тебе коней обратно. – Спасибо, Даввик. Лесоруб кивнул, потом повернулся к Джеде: – Нам надо идти. – До свидания, отец. Хамид, закрыв глаза, накрыл руку сына своей и сжал ее. Потом он услышал удаляющиеся шаги. Куулис покачал головой: – После того, как мы отсыплем немного мовиллов кредиторам, мы сможем прожить на медяки Даввика еще месяц, – возможно, меньше. А потом? – У меня в голове пусто, как в кошельке, Куулис... – Старик поднял голову и увидел, как на платформе, установленной на мачте, униформист изображает, будто оступается с проволоки. Он споткнулся, но быстро схватился за стойку позади платформы. Куулис вскочил и поднес к губам сложенные рупором руки. – Сломаешь шею, дурак, и сам потом оплачивай свои похороны! Куулис повернулся и увидел, что Хамид ковыляет на костылях прочь. – Быстро, Куулис! Собери труппу. Торопись! Старший сержант Левек осмотрел индикаторы и отрегулировал настройку, едва касаясь кнопок. Когда огромный механизм пережевывает сине-зеленую сульфидную жилу, лишняя капля масла, упавшая в дробилки, может рассеять легкую пенную массу. – Ты должен следить за этим, Бейлис. Избыток пены может по-настоящему застопорить все работы. – Прошу прощения, сержант. – Бейлис оторвал руку от пульта и потянулся за кошельком под бело-лиловой мантией жонглера. – Не отрывайся от пульта! – Рука жонглера торопливо вернулась к управляющим кнопкам. Левек покачал головой. – Послушай, Бейлис, я думал, мы договорились: ты не платишь мне каждый раз, когда совершаешь ошибку. Просто больше так не делаешь. – Да, сержант. Я сбился. Левек погладил стену кабины, на которую опирался, и похлопал по ней. – Ты насобачишься. Еще пару недель, и Горные Егеря вернутся на спутники, а вы, ребята, будете разрабатывать карьер сами. Бейлис оглядел ручки настройки, индикаторы и подающую ленту: – Мы вышли на финишную прямую, сержант. – Хорошо. Можешь запустить автоматику. Бейлис щелкнул переключателем, откинулся в кресле и вздохнул. – Столькому научиться за две недели – многовато. – Потруднее, чем подбрасывать мячики, а, Бейлис? – Жонглер улыбнулся, полез за пазуху и вытащил четыре красных шарика. Левек взял их и отступил к задней стене кабины, чтобы было побольше места. Решительно сжав челюсти, сержант встал поустойчивее, сосредоточил взгляд на воображаемой высшей точке траектории и начал подбрасывать мячи Его руки двигались в ровном ритме, так что в воздухе было не меньше двух мячиков одновременно. – Теперь одной рукой, сержант! – Левек подбросил три полных цикла одной рукой, потом сбился с ритма и уронил шарики. Бейлис засмеялся. – Ты насобачишься. Левек собрал шарики и подал Бейлису: – Вот. – Оставь себе, сержант. Я принес их для тебя. Левек кивнул: – Конечно, только чтобы оплатить извинения. – Конечно. – Бейлис улыбнулся. – Мне будет не хватать тебя, когда Егеря вернутся на спутники. Левек открыл рабочую сумку и убрал шарики. Выпрямившись, он кивнул жонглеру. – Что ж, Егерь должен выполнять приказы. – Левек хлопнул Бейлиса по плечу. – Но это не означает, что мы никогда больше не увидимся. Каждые несколько недель сюда будет спускаться команда техобслуживания. – Однако... – Мы отвлеклись. Тебе лучше проверить индикаторы. – Левек повернулся и посмотрел на карьер через пыльный бортовой иллюминатор. Километр в поперечнике и восемьсот метров в глубину в самой нижней точке, карьер походил на огромную ступенчатую чашу. На каждой ступени вереницы огромных механизмов, с подведенными к ним энергетическими кабелями и трубами с водой и цементным раствором, грызли стенки чаши, расширяя ее и добывая медь, серебро, железо и мышьяк для оборонительных спутниковых линий и орбитальных баз военной миссии. Его взгляд привлекло движение в карьере, и Левек, дотянувшись до пульта перед Бейлисом, хлопнул по оранжевой клавише. Подача энергии к механизмам прекратилась. – Что случилось, сержант? – Что-то в карьере. Звони. – Пока Бейлис связывался по радио с контрольным центром карьера, Левек открыл боковую дверь и вышел на узкий мостик. Далеко справа по ступеням карьера прыгало огромное зеленое животное. За считанные секунды оно достигло дна и нырнуло в дурно пахнущую лужу жидкой глины. – Бейлис, иди сюда и принеси монокуляр. – Когда Бейлис подошел, Левек взял монокуляр и сфокусировал на животном в луже. – Ты только погляди! Бейлис, клянусь, можешь забрать мои нашивки, если я когда-либо видел нечто подобное! Бейлис прищурился от бьющего в глаза солнца: – Это большой аркадский ящер, сержант. Никогда не видел их здесь, в пустыне, так близко к Куумику. – Он что-то тащит. – Левек проследил через монокуляр путь, проделанный ящером. – Похоже на трос или веревку. Посмотри-ка. Наверху справа. Бейлис взял монокуляр и навел резкость. За ящером наблюдала уже целая толпа. Веревка, похоже, была прикреплена к высокому столбу на краю карьера. Бейлис повернулся. По другую сторону карьера собралась еще одна толпа. Ящер, переплыв лужу жидкой глины, прыгнул на ступени слева, по-прежнему таща веревку. Когда животное исчезло за противоположным краем карьера, провисшая веревка натянулась. Левек взял монокуляр и увидел, что веревку закрепляют на другом высоком столбе. На столб вскарабкался человек и встал на верхушке, помахав толпе. Левек даже расслышал приветственные крики. Человеку подали длинный, белый шест. Балансируя шестом, человек пошел по веревке над карьером. Через несколько мгновений только воздух был между узкой раскачивающейся тропой и верной смертью. Левек переключился на более сильную линзу и увидел, что это мужчина, старик. – Бейлис, кто это? – Сержант, это Великий Тара из канатоходцев Риеттов. Дух захватывает. – Он так стар... Бейлис наблюдал за Левеком: сержант Егерей буквально шел по веревке вместе с Великим Тарой. Когда тот достиг середины пути, над карьером поднялся ветер и подхватил желтую мантию старика. Левек затаил дыхание. Старик сел на веревке и наклонил шест навстречу ветру. Ветер стих. Старик сделал на веревке кувырок назад снова оказался на ногах. На мгновение он зашатался, потом пошел дальше. Несколько жизней спустя Великий Тара стоял на вершине столба на противоположной стороне карьера. По обеим сторонам веревки раздавались приветственные крики, и взвились плакаты, на каждом по букве, гласящие: «БОЛЬШОЙ АТТРАКЦИОН ХАМИДА – ТАРЗАК». Толпа разошлась. Левек озадаченно посмотрел на Бейлиса: – На этот цирк собрались все. – Да. – Но Егерей и стажеров в карьере не может быть больше двадцати человек. – Верно, сержант, но я слыхал, что вчера Тара выступил на микроволновой ретрансляционной станции, поднявшись по одной из проволочных оттяжек, поддерживающих радиоантенну. На станции было всего восемь солдат. Левек покачал головой: – Я мало знаю о рекламе, Бейлис, но, по-моему, они выбрали неверный путь. Солдат не пустят на планету. – Левек посмотрел в монокуляр на раскачивающуюся на ветру веревку. – Но мне, конечно, очень хотелось бы увидеть этот аттракцион. Бейлис улыбнулся и вернулся в кабину. Там он вытащил из-под мантии несколько билетов. И быстро запихнул их в рабочую сумку Левека. Капитан Бостани знала, что пот, текущий по спине, лишь плод воображения, но, стоя по стойке «смирно» перед генералом Кааном, кружащим по маленькому пятачку командного пункта с устрашающего вида стеком, она готова была поклясться, что в ботинках уже хлюпает. Каан швырнул стек на пульт, скрестил руки и поджал губы. – Давайте попробуем еще раз, капитан, ладно? – Я... я жду соизволения генерала. Каан нажал клавишу на пульте, отчего переборка позади него раздвинулась, открыв активированный голографический командный считыватель. – Полагаю, вы знаете, что это такое? – Так точно, сэр. Каан улыбнулся: – Это сбережет время. Как видите, капитан, у Девятого Квадранта Федерации на орбите Момуса достаточно «железа», чтобы полностью уничтожить любые войска, которые Десятому Квадранту вздумается послать против нас... – Генерал поднял палец. – Если, повторяю, если все функционирует штатно. Согласны? – Да, сэр. Каан взял со стола пачку бумаг: – Это протоколы дисциплинарного суда, капитан. Как офицеру социологической службы миссии вам будет небезынтересно знать, что у военной миссии на Момусе худший уровень дисциплины в Квадранте. – Так точно, сэр. – Капитан, здесь учтены и базы Квадранта вокруг всех штрафных колоний! – Так точно, сэр. – Капитан, мужчины и женщины, которыми укомплектована эта миссия, – Горные Егеря, самые профессиональные и дисциплинированные солдаты в войсках Квадранта. Так продолжаться не может. Во-первых, я хочу, чтобы вы сказали мне, в чем дело. Далее, я хочу знать, что вы намерены предпринять. – Так точно, сэр. Определенные социо... – Ей-богу, капитан, если вы снова начнете говорить о социологических параметрах, обратных биологических связях или негативных воздействиях, я вам голову отверну! – Ну, генерал, здесь имеет место сочетание различных факторов... то есть если говорить о причинах проблем с дисциплиной. Исследование только что завершено... – Пропустите это и переходите к сути. – Э-э, так точно, сэр. Ну, сэр, чрезмерно упростить... – Невозможно. – Так точно, сэр. Ну, сэр, это то, что мы называем острым осознанием окружающей среды. – Это вы так называете; как бы назвал это я? – Синдром каюты? Повышенная раздражительность, вызванная длительным пребыванием в одиночестве или взаперти. – Продолжайте. – Ну, сэр, дело в том, что изоляция от поверхности планеты начинает негативно возде... э-э, ну, сэр, это начинает раздражать людей. – Итак, капитан, мы пришли к тому, к чему могли бы прийти еще час назад. Значит, синдром каюты, да? – Так точно, сэр. – Я могу, не задумываясь, назвать около двадцати военных миссий, подобным же образом изолированные по политическим причинам, условиям окружающей среды и массе других причин. – Генерал помахал пачкой бумаг. – И нигде эта проблема не возникает. – Так точно, сэр, то есть никак нет, сэр. На данный момент все провинившиеся подверглись обследованию для определения соци... э-э, на предмет наличия общей причины. Используя эту информацию, мой отдел провел дополнительные исследования и обнаружил, что эта модель поведения распространяется также на иждивенцев и гражданских служащих. – И?.. – Ну, сэр, вероятно, все это сложнее, чем может показаться. Доктор Грейвер, главный психоаналитик, говорит, что, возможно, это символизирует... – Что «это», капитан? – Сэр, э-э... личный состав, они... хотят пойти в цирк. – Цирк. – Так точно... сэр. Каан пристально смотрел в пустоту, пока капитан Бостани не поняла, что ей придется либо нарушить тишину, либо с пронзительным визгом сбежать из отсека. – Сэр, мы проследили информацию о цирке до экипажей ретрансляционных станций и открытых разработок... – На Момусе нет цирка. Бостани залезла в папку и положила перед генералом какие-то бумажки. – Мы получили это от сменных экипажей, побывавших на планете. Казн внимательно рассмотрел билеты и покачал головой: – Капитан, пожалуйста, объясните мне, почему мужчины, женщины и дети, в распоряжении которых множество самых изощренных способов развлечений, известных современной науке, хотят в цирк? – Есть, сэр. – Бостани улыбнулась и вытащила из папки пачку сколотых листов. – Я пишу статью об этом... – Почему, капитан? – Так точно, сэр. Исключая занятия спортом, все наши развлечения – телеметрические. Именно их нереальность оставляет некоторые потребности неудовлетворенными. – Нереальность? Капитан, вы когда-нибудь пользовались виртуализатором? При желании можно совершить восхождение на Эверест и даже обморозиться. – Так точно, сэр. Но до и после опыта вы знаете, что опыта на самом деле не было и что никакого испытания не существовало. Доктор Грейвер согласен со мной, что фактически этот феномен есть тяга к реальности. Казн взял билет с изображением огромного ящера в розовом трико с кисточками, одной лапой поднимающего высоко над головой маленького мальчика в чалме. – Вы называете это реальностью? – Похоже, именно так представляется личному составу. Каан посмотрел на билет и кивнул: – Думаю, для Момуса так оно и есть. – Он поднял голову. – Ваши рекомендации? – Генерал, нам надо позволить личному составу проводить время на планете на регулярной основе: сходить в цирк, в турпоход или просто погулять по округе и подышать свежим воздухом. – У вас есть другой план? Алленби зарубит это на корню, и вы знаете почему. – Никакой другой план неосуществим. Либо позволить им бывать на планете, либо заменить весь личный состав. Мы провели социологический анализ; посещение планеты на основе ротации не должно иметь отрицательных последствий. Воздействие, которого боится лорд Алленби, возможно только при существовании планетарных баз. – Значит, ваш отдел подтвердил заявление предсказательницы? – Так точно, сэр, и ее точность невероятна, за исключением этого. Она рекомендовала полное разделение. Странно, что она могла быть так точна в одном и так промахнуться в другом. Но она-то, в конце концов, не компьютер. Каан коротко хохотнул. – Предсказательницу Тайлу, в отличие от вашего компьютера, Алленби слушает. – Каан протянул руку к вмонтированному в пульт коммуникатору. – Найдите мне посла Хэмфриса. – Он снова повернулся к Бостани. – Подготовьтесь как можно лучше, капитан, подберите самые яркие случаи. Вам предстоит встреча с уволенным бывшим послом и нынешним Государственником Момуса Великим Алленби, фокусником и рассказчиком. – Каан пожал плечами. – Часть реальности, к которой нас, видимо, тянет. Пока капитан Бостани объясняла таблицы, графики и диаграммы социологических последовательностей, Алленби смотрел на людей, сидящих на подушках вокруг стола. Посол Хэмфрис, как обычно, раздраженно хмурился. Сидевший рядом с послом генерал Каан оставался совершенно невозмутимым. Хамид из наездников Мийры, сидящий напротив Алленби, невидящим взглядом смотрел в центр стола. Рядом с Хамидом сидела предсказательница Таила, из-под полуприкрытых век наблюдающая за выступлением Бостани. Капитан собрала бумаги и заключила: – Следовательно, лорд Алленби, хотя полное разделение и защищает Момус от нежелательного социовоздействия, оно имеет нежелательное воздействие на военную миссию. Как я уже говорила, по расчетам моего отдела, негативное воздействие не будет результатом ограниченного взаимодействия между... – Нет! – Таила подняла руки ладонями к Алленби. – Я видела, что будет и что может быть, Великий Алленби. Я заявляю, что солдаты должны оставаться в небе. Алленби пожал плечами: – Тогда, посол Хэмфрис, это мой ответ. Личный состав миссии остается на орбите. – Лорд Алленби, будьте благоразумны, приятель. Капитан Бостани более чем компетентна, чтобы определить, возникнут или нет проблемы от ограниченного контакта. В ее распоряжении новейший инструментарий для компьютерных исследований. А вы противопоставляете этому слово спиритуалиста? – Хэмфрис, с самого рождения Тайлу обучали впитывать информацию, анализировать ее, взвешивать вероятности и проецировать последствия, произведенные некоей совокупностью обстоятельств. В этом нет ничего сверхъестественного, никакого спиритуализма. Она не смогла бы рассказать, как пришла к отдельному заключению, но скажу вам: заключения эти точны. Думаю, генерал подтвердит мои слова. Каан кивнул: – Я видел, как Таила изучила наш первоначальный план оккупации и защиты Момуса, а потом по пунктам перечислила социологические результаты. Капитан Бостани подтвердила их... то есть, кроме необходимости полного разделения, как она, по-моему, показала. Алленби обратился к Бостани: – Капитан, я не сомневаюсь в вашей компетентности. Однако опытная предсказательница может сделать все, что делают ваши компьютеры, и гораздо быстрее. Кроме того, Таила знает Момус. Может существовать некий фактор, какая-нибудь незначительная на первый взгляд мелочь, которую вы не учли. Персонал миссии не спустится на планету. – Великий Алленби! – Он обернулся. Хамид смотрел на него выцветшими голубыми глазами. Лицо старого наездника было смертельно уставшим. – Великий Алленби, прошу тебя. Если солдаты не придут, цирк погибнет. Мы проработали всего три дня, и трибуны Большой Арены уже заполнены наполовину. Главные номера не могут продолжаться без солдат. – Ты слышал слова Тайлы. Разве могу я пожертвовать образом жизни целой планеты ради нескольких номеров? – Я хотел бы задать Великой Тайле вопрос. – Хамид повернулся к предсказательнице. – Великая Таила, как могут несколько солдат, пришедших в мой цирк, уничтожить нас, когда предки Момуса, артисты старого цирка, веками путешествовали среди чужих миров? Таила закрыла глаза: – Я вижу то, что вижу. Алленби встал: – Итак, если других вопросов нет... Хамид тащился на своих костылях, пока не увидел огни Большой Арены. Он стоял перед входом для зрителей и не мог заставить себя войти. Стоя один в темноте, старик слушал играющую на Арене музыку. Он видел, как прискорбно мало посетителей расхаживают по главной улице, заглядывая в ларь ки и палатки, читая надписи и слушая зазывал. Придорожные номера тоже приходят в упадок. «Но, – подумал Хамид, – для них это пустяки. Когда цирк умрет, они, как и раньше будут выступать на площадях и у огней. Но для нас...» Он – Великая Таила. – Хамид склонил голову. Старая предсказательница прищурилась на него со своего места у стола, потом кивнула. – Входи, Хамид. Присаживайся. – Старик проковылял в темную комнату, прислонил костыли к стене и опустился на единственную подушку перед столом Тайлы. На столе стояла масляная лампа, единственный источник света в комнате. – Что привело тебя? – Меня привело твое всесилие. Она прочитала взгляд старика, и увиденное ей не понравилось. – Говори яснее, старый наездник. Хамид кивнул: – Капитан-предсказательница не понимает. И я не понимал. – Что? – Алленби был прав, когда говорил, что ты можешь все, что могут делать машины капитана, и к тому же быстрее. – Хамид ухмыльнулся. – Но наш Государственник недооценил тебя. – Выкладывай, зачем пришел, Хамид. – Великая Таила, ты можешь то, чего не могут машины капитана. – То есть? – Ты можешь лгать. Лицо Тайлы застыло. – Я сказала то, что видела. Если бы все эти солдаты и прочие пришли на Момус, они бы поглотили нас. Нам, нашему образу жизни, пришел бы конец. Это правда! Хамид кивнул: – Частично. Но все эти солдаты находятся на орбитальных базах и станциях. Нашему образу жизни они не угрожают. – Нет! – Таила покачала головой. – Они должны оставаться там. Мы будем в безопасности, только если они не будут посещать Момус – никто из них. Хамид потер подбородок: – Таила, каким ты увидела цирк, если солдаты будут посещать нас? Ты увидела, что цирк возродится, не так ли? Таила закрыла глаза: – Я устала, Хамид. Оставь меня. – Ты увидела, что он возродится. – Да! – Это прозвучало так громко, что Таила сама вздрогнула. – Да, но только среди многого другого... – Ты увидела наездников, канатоходцев, воздушных гимнастов, номера с крупными животными и хищниками, такими, какими они не были уже много лет: звезды манежа, гвозди программы... – Хамид, не только это. – Да, ты увидела не только это, Таила. Ты увидела, как предсказатели прячутся в палаточках в стороне от главной улицы: второстепенные номера. Гадать по руке и картам, говорить деревенщине то, что они хотят услышать. На глазах старухи замерцали слезы. – Старик, Алленби будет слушать только меня. – А что, если я пойду к твоей дочери Салине? Ее уважают. Что увидит она? Что, если я обращусь ко всем великим предсказателям Момуса? Алленби не поверит капитану, но поверит он десяти, пятидесяти, ста предсказателям? – Они увидят то же, что и я. Старик пожал плечами: – Может, и нет. Они моложе. Возможно, они увидят больше второстепенного номера. Таила засмеялась: – Ну и что же, по-твоему, они увидят, старый наездник? – Думаю, они увидят, что со времен заселения Момуса предсказательство изменилось. Наездники, воздушные гимнасты, дрессировщики – мы те же, какими были. Но предсказатели изменились. Они выросли. Богатые предприниматели, мужчины и женщины, приходят к твоему столу, чтобы узнать будущее и составить планы. Вы переросли цирк. Думаю, они увидят это. Старуха нахмурилась, потом пошарила под столом и вытащила прозрачный стеклянный шар. Положила его на стол и подкрутила лампу. Всего мгновение вглядывалась она в глубины стекла, потом закрыла глаза и кивнула: – Я не заглянула за пределы этого видения. Пойми мою преданность предсказателям, Хамид. Я увидела это и... – И солгала! – Хамид ухватился за край стола и встал. Он взял костыли, приладил их под мышки и повернулся к Тайле. – Ты скажешь Алленби? Таила посмотрела в сердитое лицо старика: – Да, я скажу ему. – Хамид заковылял к двери. – Хамид! Он повернулся и посмотрел ей в лицо: – Да? – Мне стыдно. Но сегодня вечером у Алленби я видела старого калеку, готового уничтожить весь народ, только бы посадить сына на коня. Разве мой позор больше, чем его? Хамид посмотрел на старуху, потом опустил голову: – Нет, Великая Таила. Ты разобралась в моей душе лучше, чем я сам. – Это мое ремесло. Хамид посмотрел на нее и улыбнулся: – Я должен тебе за визит? Старуха улыбнулась и покачала головой: – Нет, Хамид. По-моему, мы в расчете. Ты должен идти? Хамид рассмеялся. – Да. Хочу напиться как лошадь. Алленби простился с Куулисом, Инспектором манежа, и оглядел трибуны, заполненные Егерями, штатскими и толпами возбужденных детей, смотрящими вокруг широко открытыми глазами. Арена была ярко освещена восемью прожекторами, предоставленными генералом Кааном взамен масляных ламп, а музыканты на оркестровой площадке играли энергичный марш, готовясь к параду-алле. Подошел Дисус, главный советник Алленби, и тоже остановился возле Арены. – Чудесное зрелище, правда? Алленби кивнул: – Настоящее чудо, однако, человек, организовавший все это. Куулис рассказал мне, что Хамид затеял все это без единого мовилла в кошельке; а теперь погляди на собранные им номера и привлеченных зрителей. Дисус пожал плечами и лениво махнул рукой на солдат: – Если Хамид не может идти к Горе... – Не заканчивай, если тебе дорога жизнь. Лучше найди нам места. Ухмыляясь, Дисус поклонился и ушел договариваться о местах. На верхнем ряду напротив входа опирающийся на костыли старик оглядел амфитеатр. Незадолго до начала программы Куулис стоял перед ним и качал головой. – Все до единого проценты сборов пошли на еду, материалы и припасы. Я веду счета, Хамид. Несмотря на успех, ты не станешь ни на мовилл богаче. – Я уже вознагражден, Куулис, – сказал он в ответ. Инспектор манежа пожал плечами и покачал головой: – Дорогая цена за сантименты, друг мой. – Дело не в сантиментах. – В чем же твоя награда? Я не понимаю. – Куулис ушел, качая головой и поглаживая набитый кошелек. Когда начался парад-алле, старик наклонился вперед, чтобы лучше видеть, как четыре брата в расшитых серебряными блестками трико на четырех белоснежных жеребцах первыми выезжают на Арену. Четыре брата, чьи сыновья и дочери, а потом и внуки будут наездниками. – Да, Куулис, – прошептал старик, – вот мое богатство. |
|
|