"Темные силы" - читать интересную книгу автора (Топильская Елена)

15

Пока мы в морге попивали чай с пирогами, прошел дождь. Я вышла из здания Бюро судебно-медицинской экспертизы в пропитанный озоном воздух, в разгулявшуюся погоду, и настроение у меня резко поднялось. Хорошо, что от морга до остановки — приличное расстояние, я хоть прогулялась и поглазела на окружающую действительность. Она была хороша, и меня, как всегда, удивило, что в этом свежем зеленоватом воздухе, прошитом бледными солнечными лучами, кто-то замышляет и совершает преступления — убийства, кражи, изнасилования…

Но на остановке настроение мое пошло на убыль: что-то случилось с маршрутками — их в обозримом пространстве не было вовсе, и очередь заворачивалась в гигантскую улитку. Оценив ее размеры, я прикинула, что если я пристроюсь ей в хвост, то сяду, в лучшем случае, в десятую по счету маршрутку. Но пока я прогуливалась вдоль «улитки», размышляя, что делать — не торопясь, вставать в очередь или ловить машину, неожиданно откуда-то вырулил полноценный автобус, абсолютно пустой, с кольца. По иронии судьбы я оказалась ближе всех к дверям и воспользовалась этим.

За мной с шумом хлынула толпа счастливых пассажиров, уже не чаявших добраться до метро в этом столетии, но мне удалось занять свое любимое место — у заднего стекла, в уголке, спиной к остальным. Положив локти на поручень, я прижалась лбом к стеклу и погрузилась в свои мысли.

Кто-то прислонился ко мне сзади. Но особо меня не толкали, так что тронулись мы с комфортом. Автобус мерно покачивало на неровном асфальте, я совсем расслабилась, но комфорт длился недолго, потому что за очередным поворотом мы прочно встали в невесть откуда образовавшейся там пробке.

Сначала в автобусе царил недовольный гул. Потом пассажиры убедились, что это надолго, расслабились, стали шутить, рассказывать анекдоты. Стрекотал двигатель, который водитель не стал глушить, видимо, надеясь все же тронуться и проскочить в какую-нибудь ла-зейку. Пробка, по всей вероятности, скопилась тут уже давно, потому что особо отчаявшиеся водители вовсю неслись по тротуарам и газонам.

Я решила отнестись к этой задержке философски. Какая разница, сидела бы я в этой пробке в такси или все еще стояла бы в бесконечной очереди на маршрутку… Вот, кстати, и стало понятно, отчего образовалось столпотворение на стоянке маршрутных такси — им просто было не проехать к стоянке, они все встали на пути туда.

Я даже закрыла глаза, спокойно ожидая, когда мы наконец тронемся. И вдруг ощутила, что кто-то сзади зажал меня в скругленном автобусном углу так, что я не могу вздохнуть свободно, не то что повернуться. Фактически я, как бабочка, оказалась распластана по автобусному стеклу.

Последний раз я сталкивалась с таким автобусным приставанием гнусного эксгибициониста, если мне не изменяет память, в школьные годы. Только теперь я уже не буду, как в школьные годы, давиться бессильными слезами. Я уже набрала воздуху, чтобы дать отповедь психу, как вдруг услышала над ухом негромкий глуховатый голос, совсем как из моего кошмарного сна:

— Мария Сергеевна, вы ведь хотели со мной поговорить? Я к вашим услугам.

Какая там отповедь! У меня перехватило горло — так, что я не состоянии оказалась даже поддержать беседу и поинтересоваться, кто это «я».

А голос между тем вкрадчиво шелестел прямо мне в ухо:

— Вы хотели узнать про Церковь Сатаны? Про Черную Библию? А ведь я говорил вам — ее сжечь надо…

— Отец Шандор? — прохрипела я, мучительно пытаясь представить за своей спиной молоденького служителя культа, которого мы повстречали в областной церквушке. Не получалось; вкрадчивый голос никак не ложился на его улыбчивый образ.

— Забудьте про отца Шандора, — продолжал невидимый мной персонаж, — это фантасмагория, обманка…

— Что вам от меня надо? — тихо спросила я, пытаясь пошевелиться. Но тот, кто был сзади, умело фиксировал меня так, что я не могла двинуть руками и ногами, и голову повернуть тоже не могла.

— Мне нужен тот, кто пришел к вам в гости…

— Что? — от страха я потеряла способность соображать.

— Тот, кто хотел соединиться с вами в очистительном огне…

— Иванов?

— Не называйте имя, — прошипел сзади мой мучитель.

— Почему?

— Нельзя. Мне нужен ОН… И помните: я всюду. Я вокруг вас, и вижу все, что вы делаете, где бы вы ни были. Вам не спрятаться и не уйти. Может быть, я отпущу вас, если получу ЕГО…

Салон автобуса между тем жил своей жизнью; тарахтел двигатель, пассажиры переговаривались друг с другом. И в этом общем гуле нечего было и надеяться, что кто-то обратит внимание на фигуру, прижавшую к стеклу женщину. Мало ли, в салоне тесно, давка, и встали эти двое так, как им обоим удобно… Так, наверное, думали те, кто находился в непосредственной близости от нас.

Конечно, заманчиво было бы закричать, резко дернуться, поднять тревогу, но инстинкт удерживал меня от каких-либо телодвижений: неизвестно, что на уме у этого, явно нездорового психически, типа, и неизвестно также, что у него в руках. Дернешься или заорешь, а он возьмет и пырнет ножом или заточку всадит в спину, а потом просочится по битком набитому салону в другой конец автобуса, и ищи-свищи его, когда мой теплый еще труп, никем больше не поддерживаемый, медленно, не сразу опустится на затоптанный и заплеванный пол…

Пробка тем временем начала потихоньку рассасываться. Автобус дернулся, затарахтел еще громче и наконец поехал. На повороте машину особенно сильно тряхануло в какой-то колдобине так, что я даже подпрыгнула, и вдруг почувствовала, что моих движений больше никто не сдерживает.

Не веря своему счастью, я еще несколько остановок проехала, боясь пошевелиться. Потом автобус затормозил, и я почувствовала сильный толчок в спину. Обернувшись, я увидела плотную женщину в длинном черном вязаном кардигане.

— Вы выходите? — спросила она низким голосом.

Я помотала головой, пытаясь понять, похож ли ее голос на тот, что нашептывал мне в ухо странные вещи, но так и не поняла. Женщина протиснулась мимо меня к двери, толкая острым локтем всех, кто попадался ей на пути. Двери автобуса разъехались, пассажиры стали вываливаться на остановку. Никто не вошел, и в салоне стало просторно. Ноги меня уже не держали; я доковыляла до ближайшего свободного сиденья и плюхнулась на него, не отрывая взгляда от женщины в кардигане, вернее, от ее удалявшейся в весенних сумерках спины, и поймала себя на мысли о том, что так и не разглядела ее лица. Да и женщина ли это была? Широкие плечи, легкая хромота — а может, просто тяжелая сумка, которую она несла в руке, заставляла ее переваливаться, клонясь набок… На кольце, у метро, оставшись одна в пустом автобусе, я долго не могла заставить себя выйти. Хорошо, что на остановке скопилось несколько машин, и водитель моего автобуса не торопился подавать его на посадку. Но наконец он нетерпеливо захлопал гармошками дверей, давая понять, чтобы я выметалась, если не еду в обратный путь.

Я послушно поднялась и вышла из автобуса, поминутно оглядываясь и вздрагивая от чьего-то резкого голоса, хлопанья крыльев пролетевшего голубя, визга тормозов у светофора. Спускаться в метро в таком состоянии я не могла; там тоже давка, и если кто-нибудь встанет у меня за спиной и прижмет к стеклу, мои нервы не выдержат. Оставалось ловить машину.

Я нерешительно подняла руку. Машины — блестящие новенькие иномарки и раздолбанные «Жигули» и «Волги» — проносились мимо меня, не сбавляя скорости. Наконец какой-то жалостливый водитель тормознул возле меня свою «лайбу», я взялась было за ручку двери, но фигура водителя вдруг показалась мне ужасно похожей на фигуру священника в сутане, и я отпрянула от дверцы.

— Садиться будем? — спросил водитель из глубины неопрятного салона.

Почему-то его голос, громкий и хриплый, показался мне похожим на голос автобусного монстра, хотя тот вообще не говорил громко, а шептал. Я захлопнула дверцу и только потом отрицательно покачала головой. Водитель не поленился, открыл дверцу с моей стороны, высунулся ко мне из машины и красноречиво покрутил пальцем у виска. После чего оглушительно хлопнул дверцей и умчался, выпустив густое облако выхлопных газов, словно кальмар — чернила. Больше я не повторяла попыток остановить машину, а побрела куда глаза глядят.

И только после того, как забрела невесть куда, я вспомнила про то, что у меня есть мобильный телефон. Дрожащей рукой я достала его из сумки и набрала номер Синцова.

— Да? — отрывисто сказал Андрей мне в ухо из трубки, и я, услышав его голос, готова была прослезиться от радости.

— Андрюша, ты где?

— Маша, прости, не могу говорить, у нас тут начались события, — так же отрывисто сказал Андрей и отключил телефон.

Я набрала его номер снова, но абонент был уже недоступен. Черт, черт, черт!

Спустя некоторое время мне пришло в голову позвонить мужу. Конечно, он примчался на такси к станции метро, вокруг которой я бродила, и отвез меня домой. По дороге он безуспешно пытался добиться от меня связного рассказа о том, что со мной случилось. Я молчала и тряслась. Напряжение чуть отпустило меня, только когда я увидела дома своего Хрюндика, целого и невредимого. Видимо, шок, испытанный мною в автобусе, был так силен, что вид балбеса, в тапках валяющегося поверх постельного белья на своем неубранном диване, под нечеловеческую музыку, и жрущего чипсы, в то время как в холодильнике стынет суп, меня умиротворил.

Влив в меня полфлакона валерьянки, Сашка выждал пять минут и заглянул мне в зрачки. Что-то его там не удовлетворило, и он поставил передо мной стакан коньяку. И хоть я в обычных обстоятельствах крепкие напитки не пью, этот коньяк я правильно восприняла как лекарство. Выпила его до донышка, и стала ждать, когда полегчает.

Но не полегчало, потому что как раз в это время позвонил Мигулько с важными новостями.

Он сказал, что в области все наконец сдвинулось с мертвой точки: за Ивановым приехали страшные люди на черном джипе с тонированным стеклами. Синцов вместе с областными оперативниками зафиксировал, как джип остановился возле ивановского барака, двое зашли туда и выволокли упиравшегося Иванова. По идее, в этом месте опера должны были вмешаться, но Синцов, по некоторым причинам не испытывавший никакой симпатии к Паше Иванову, принял решение не вмешиваться, а посмотреть, куда громилы его повезут.

Синцов на своей машине, и с ним еще два областных опера тихонько двинулись за джипом.

Покинув пределы населенного пункта, джип помчался во всю мощь двигателя, Синцов на своей старой тачке едва успевал за ним. Идеальным вариантом было бы, конечно, проследить за джипом до конечного пункта, но судьба распорядилась иначе.

Долетев в аккурат до того места, которое мы с Синцовым по пути в область рассматривали, как идеальную точку для того, чтобы сбросить труп, джип резко притормозил. Синцов, чтобы не вызывать раньше времени подозрений, проехал вперед и сбросил скорость, не останавливаясь совсем, в зеркало заднего вида с трудом различая, что же происходит на темной пустынной дороге.

Происходило же то, что громилы из джипа решили избавиться от своего пассажира. Иванова выкинули с заднего сиденья на разбитую дорогу, прямо в колею; двое конвоиров тоже вышли, и стали производить с сопротивляющимся Ивановым какие-то манипуляции.

И хоть Андрей сильно не любил Иванова, хладнокровно наблюдать за тем, как его убивают, он не смог. Опера выскочили из машины и красиво провели задержание, с большим удовольствием уложив всех громил и за компанию с ними — Иванова прямо на дорогу, лицом в грязь. Вернее, Иванова никуда не укладывали, его просто не подняли, он так и лежал безропотно в колее. Вызвали подкрепление из области и доставили их в местный ИВС [3]. Сейчас там решают, что с ними делать: на видео зафиксирован как минимум состав похищения человека, да в качестве бонуса от капризной оперской судьбы выяснилось, что джип в угоне, угнан за границей — в Германии, и находится в международном розыске, а техпаспорт подделан.

Со следователем задержанные, кроме Иванова, разговаривать отказались, хоть с адвокатом, хоть — без.

Иванов же безмятежно заявил, что понятия не имеет, кто эти люди, зачем они его похитили, и куда везли, и что собирались с ним сделать на краю заброшенного поля. И несмотря на это, и даже, я бы сказала, вопреки тому, что в данных обстоятельствах роль Иванова можно охарактеризовать как роль потерпевшего, местный следователь принял единственное в этой ситуации правильное решение: задержать Иванова вместе с остальными на двое суток. (Было понятно, что без разлагающего влияния старшего оперуполномоченного по ОВД [4] Синцова тут не обошлось). Так что, если, конечно, не вмешается местная прокуратура с криками о нарушении прав человека, то двое суток я могу ощущать себя в относительной безопасности.

Это мне сказали и Мигулько, и Синцов. Я по телефону не стала говорить им, как они ошибаются, и вышло, что кроме родного мужа, никто и не знает о моем автобусном приключении, и что Иванов — не самая страшная для меня на данный момент персона.

Естественно, мне приспичило тут же ехать в область; но мой разумный муж от этого моего решения просто в бешенство пришел и отказался выпускать меня из дому. Впрочем, напрасно он бесчинствовал: никто бы меня все равно на ночь глядя туда не повез. Максимум, что мне разрешили, — это сидеть на кровати с телефонной трубкой в руке и слушать, что мне посредством телефонной связи рассказывают поочередно Костя Мигулько, Андрей Синцов и вызванный туда, в область, дежурный следователь прокуратуры города.

Машину, перед тем, как отогнать на штраф-стоянку, догадались осмотреть с участием судмедэксперта, не поленились поднять местного заведующего моргом. И в багажнике, вместительном джиповском багажнике, нашли обширные загрязнения, по всем приметам похожие на кровь. Интересно, скольких баранов типа Иванова уже катали в этом багажнике по памятным местам области? Однако это было еще не все. Новый день принес новые сенсации.

В биологическом отделении судмедэкспертизы подтвердили, что багажник обильно опачкан человеческой кровью. И быстренько прокрутили ее на группу. Кровь — женская, как минимум двух разных групп.

Предатели из областного бюро тут же слили эту секретную информацию своему коллеге Стеценко.

Узнав о предварительных результатах экспертизы, мой муж примчался ко мне на работу, изъял меня из кабинета и насильно доставил домой, заявив, что до поимки главного злодея, кем бы он ни был, я нахожусь под домашним арестом и носа за дверь квартиры не высуну, а на трудовой энтузиазм прокурора района ему глубоко плевать, поскольку на нем Стеценко после моей смерти жениться не собирается. Я кротко предложила пристегнуть меня наручниками к батарее, но Стеценко только рассмеялся многообещающе и вытащил у меня из сумки ключи от квартиры, а дверь наша обладает такой интересной особенностью, что если ее закрыть на два замка снаружи, то изнутри — хоть с помощью ключей, хоть без них, отпереть ее невозможно.

Спасибо, что мой тюремщик, отбыв по делам, не лишил меня единственного мостика, соединявшего с внешним миром, — старого друга телефона. И я воспользовалась им по полной программе. Для начала я приняла звонок нашего начальника. Он сообщил, что ему звонили из ГУВД, и что в свете последних событий он считает для меня необходимым соблюдать некоторые меры безопасности.

— Сразу скажу, что я не изменил своего мнения об отсутствии в действиях Иванова состава какого-либо преступления, но раз Управление уголовного розыска настаивает, я не возражаю, чтобы вы не выходили на работу до согласования, — сухо сказал он.

В голосе его читалось легкое презрение к прокурорскому работнику, считающему возможным уклоняться от исполнения своих служебных обязанностей по той только, неуважительной причине, что кто-то угрожает ему смертью; а может, мне это показалось, и я несправедлива к нему.

Повесив трубку, я некоторое время собиралась с мыслями, потом потихоньку начала действовать.

Порывшись в прокурорском справочнике, я сложным путем, через наших прокуроров-криминалистов, вышла на методический отдел областной прокуратуры, а через них уже — на прокурорское следствие того района области, где содержались мазурики из джипа.

Местный следователь, во-первых, заверил меня, что прокурорской истерики по поводу содержания в ИВС не только мазуриков, но и Паши Иванова не будет. А во-вторых, выяснилась одна интересная вещь: их криминалисты, заполучив из ИВС Пашины пальчики, отрапортовали, что они засветились в «Папиллоне» [5]. Я поначалу даже не поняла всей значимости этого факта и довольно равнодушно поинтересовалась:

— Небось, по краже какой-нибудь?

— Нет. Но тоже по милицейской подследственности, — ответил мой собеседник. — У нас зимой домик сгорел, пожарники там нашли канистрочку с горючим. Так вот, Пашины пальчики пошли на эту канистрочку. Обидно, что мы раньше его пальчиками не располагали.

— А дела уголовного там нет?

— К сожалению, нет, хотя пожарники дали заключение о том, что имел место поджог. Дело в том, что хозяина домика найти не могут. Там жил наш олигарх местного разлива, может, слышали, — Эринберг. Но дом не на него зарегистрирован. Так мы ни его самого найти не можем, ни владельца дома. А прокуратура без заявления хозяина возбуждать дело не хочет.

Кто бы сомневался, что домик не на Эринберге, подумала я. И не конфискуешь, если что, если вдруг доказано будет хищение дорогостоящего комбинатского оборудования путем мошенничества.

После этого коллега принялся рассказывать о планах расследования. Но меня интересовали не только ближайшие перспективы бандитской троицы и их потерпевшего, он же — будущий обвиняемый в умышленном уничтожении имущества. Я попросила областного коллегу поднять данные об обнаружении всех трупов в окрестностях того участка дороги, где задержаны были люди из джипа, причем я не сомневалась, что трупы там находят регулярно. Следователь подтвердил, что находят, и пообещал отзвониться, после чего мы тепло распрощались.

У меня, правда, осталось смутное чувство, что надо было спросить его о чем-то еще. Но я никак не могла поймать хвостик мысли и оформить это смутное чувство, поэтому переключилась на другую тему, решив, что если вспомню, позвоню ему.

От нечего делать я набрала номер Лешки. Ха, я-то уж должна была понимать, что на заре его нового романа дозвониться другу и коллеге будет не так-то просто. Я битый час нажимала кнопочки, пока в трубке не откликнулся родной голос.

— Ну что, наговорился со своей пассией? — небрежно спросила я.

— Больно умная? — агрессивно парировал Горчаков. — Между прочим, мы о тебе говорили. Сочувствовали.

— Ой, Горчаков, — вспомнила я. — У меня же в сумке твой пирог лежит, Марина Маренич тебе передала. Может, тебе лучше с ней закрутить, а не с какой-то журналисточкой? Марина — свой человек, можно сказать, фронтовой товарищ. А журналистка тебя использует и бросит. Им всем одного надо, каких-нибудь жареных фактов. Жалко мне тебя.

— Себя пожалей, — огрызнулся Горчаков. —А где ты у Маринки пирог урвала?

— В морге, — ответила я, и снова в мозгу промелькнуло какое-то мое упущение. Промелькнуло и исчезло.

— Тогда я заеду? После работы? Я слышал, тебе прокурор официально разрешил дома сидеть? Булки просиживать, а?

— Завидуешь? Давай заезжай, я тебе расскажу кое-что.

Положив трубку, я тут же снова набрала его номер.

— Леша, забыла сказать: поедешь ко мне — захвати диск по Светловой.

— Какой диск? — видимо, Горчаков ни о чем, кроме журналистки Алены, думать не мог.

— С записью радиопередачи, в которой Светлова участвовала.

— Какая Светлова?

— Ну, Горчаков, — рассердилась я. — Если на тебя так действует новая любовь, то тебя пора кастрировать. Светлова — это одна из пропавших…

— Все, понял, сам знаю, — вполне миролюбиво отозвался Лешка, не отреагировав должным образом на мой выпад. — А зачем тебе диск?

— Есть одна идея. Потом скажу.

— Скажи сейчас.

— Долго рассказывать. Приедешь, обсудим. Это насчет того, как разговорить родственников пропавших.

— А как их разговорить? Прав Мигулько: в камеру их всех засунуть, быстро заговорят.

—. За что же их в камеру?

— А за то, что молчат. Значит, правоохранительные органы не уважают. Значит, им есть что скрывать…

Я оставила эту бесплодную дискуссию. У меня была мысль, как использовать попавшую к нам в руки запись голоса Светловой. Конечно, по делу, находящемуся у меня в производстве, я не стала бы так поступать. Но в ситуации, в которой оказалась я лично, мне важно было получить хоть какую-то информацию, не заботясь о том, процессуальным ли путем она получена. В конце концов, протокол следственных действий я составлять не буду. И потом, Светлов не заявлял об исчезновении жены и никогда не высказывал подозрений, что она мертва. Это всего лишь мои догадки, что ее нет в живых. Значит, то, что я планирую, допустимо использовать. Лишь бы текст на диске оказался подходящим для этих целей. На самом деле грызла меня совесть, грызла. Но я утешалась тем, что и мужу Светловой неплохо бы освободиться от заблуждений и узнать правду о том, где же все-таки его жена.

Горчаков не дождался вечера и прилетел через час, но не один, а с Аленой. Похоже, трудовая дисциплина в нашем подразделении накрылась, — это я, как заразу, распространила пренебрежение к внутреннему трудовому распорядку.

Открыв Горчакову с девушкой дверь, я тихонько показала ему кулак — мол, предупреждать надо, но он только пожал плечами и состроил невинную рожу. Когда-нибудь я его убью, если так и не удастся научить его элементарным правилам приличия.

Я решила, что поскольку они пришли по делу, кормить их не буду. Но выяснилось, что гости принесли с собой бутылку вина, так что хоть что-нибудь надо было на стол поставить. Я спохватилась, что еще ни на ком не опробовала свеженький рецепт, подаренный мне Региной, как раз для таких спонтанных вечеринок, а необходимые для воплощения этого рецепта стебли сельдерея вянут у меня в холодильнике.

Нарезав сельдерей палочками в палец длиной, я поставила эти палочки на стол в креманке, как коктейльную соломку, и смешала для них приправу: очень жирную, густую сметану с соевым соусом и раздавленным чесноком. Сельдерей требовалось макать в соус и закусывать этим легкие напитки. Регина говорила еще, что точно так же можно нарезать на палочки морковку и подать овощной микс.

Увидев сельдерей, Горчаков сначала скривился и пробормотал любимую присказку нашего общего знакомого Кораблева про то, что леопарды сена не едят, но втянулся, поглядывая на свою Алену — та макала зеленые овощные пальчики в пахучую приправу за милую душу. Надо будет сказать Регине, что сельдерюшка пошел на ура, подумала я, нарезая уже третью порцию. Действительно вкусно. И полезно.

Из школы пришел Хрюндик, сунул нос на кухню и тоже погрыз сельдерея с макачкой, правда, без вина. Зато есть по-человечески, как всегда, отказался, сославшись на то, что по дороге съел блин.

— Дай свой плеер, — попросила я его.

— Зачем еще? — удивился ребенок. Видимо, представил меня в «ушах» от плеера на какой-нибудь коллегии или координационном совещании: я с бессмысленным видом, полузакрыв глаза, покачиваюсь в такт рэпу, а прокурорские начальники орут на меня: «Швецова, выйти вон из класса!»

— Для нужд следствия, — ответила я, чем весьма его разочаровала. Но плеер отдал, правда, с опаской, — вдруг сломаем. Мы с Лешкой и Аленой удалились в комнату, плотно прикрыли дверь, подключили плеер к динамику и поставили диск.