"Пауки" - читать интересную книгу автора (Словин Леонид)Глава 2Пять снимков убитого, 10х13, я поставил в ряд вдоль стойки, отделявшей салон от моей крохотной кухни. Мертвеца трудно опознать. Некая дочь в Москве узнала в сбитой машиной женщине свою мать. Оплакала, омыла, схоронила… Потом мать вернулась. Она попала в больницу с сердечным приступом, не могла дать знать о себе. Об этом писала «Вечерка». Я пожалел, что в ту ночь на бензоколонке не рассмотрел лучше всех действующих лиц. Водителя серой «ауди», который вместе с Шабтаем Коэном вытащил женщину из машины, я видел лишь мельком. Тому была и объективная причина: он стоял спиной к огням бензоколонки, лицо оставалось в тени. Мое же было, наоборот, обращено к свету… Я снова взглянул на фотографии. Нет, я не мог сказать, водитель ли серой «ауди» на снимке или нет. Но то, что я видел этого человека, было бесспорно. «Эти завитушки надо лбом, тонкие правильные черты лица». Но может, я зря вспомнил о нем. Тот был земляком великого поэта. «Спас-Клепики!» — сообщил он с гордостью при нашем первом и единственном разговоре несколько лет назад в сумраке коридора административного здания, где к тому же еще шел ремонт… Его отличали есенинские кудри. «Эти волосы взял я у ржи!» Этот же, в моей прихожей, в жизни и на фотографии был, в натуре, жгучий брюнет… Я включил все лампочки. Опустился на колени, принялся осматривать пол. Серая мраморная плитка была начисто вытерта теми, кто унес отсюда, из прихожей, в огромном полиэтиленовом мешке труп, обернутый в махровую простыню… То, что я искал, могло тем не менее уцелеть. Я намочил вафельное полотенце и принялся тщательно протирать плитку, плинтуса… Прошло минут пятнадцать, я потерял веру в успех, но все же продолжал тереть каждый квадратный сантиметр. Среди комочков пыли, копоти, влетавшей с вечно шумящей под окном Элиягу Голомб, я увидел достаточно длинный вьющийся волос. Поднять его тоже было нелегко, я боялся потерять угол, под которым он был виден. Наконец мне удалось переместить его на лист чистой бумаги. — Господи, это еще что? Я был бы рад ошибиться! Волос был перекрашен! Прикорневая часть — не менее пяти миллиметров — была светлой! Цвета так называемой спелой ржи!.. Я вернулся к фотографиям. Это был московский частный детектив. Еще в Москве я придумал для него прозвище Арлекино… Мы не были знакомы. Разговаривали всего раз и то — по случаю. Как это бывает между профессионалами, работающими в одной сфере, я знал в общих чертах его историю. Фамилия Арлекино в ментовских и прокурорских кругах была достаточно известной. Он работал следователем по важнейшим делам прокуратуры Федерации, ставшей затем Генеральной. Атлетичный, с вьющимися локонами, голубоглазый. внешностью чуть романтичной для важняка прокуратуры. Карьера его в Генеральной прокуратуре сломалась в одночасье. Было так. Супруга президента небольшой национальной республики лично проводила избирательную кампанию своего мужа. Накануне выборов она подослала двух дюжих быков к реальному претенденту на кресло мужа. Претендент угодил реанимацию, выборы выиграл действующий глава власти и счастливый супруг… Это случилось в славное перестроечное время. Общественность взволновалась. Быков отловили. Они назвали организатора, сумму гонорара… На представительницу слабого пола завели уголовное дело. Вести его в республике оказалось некому. На следователя давили. Пришлось передать важняку в Москву. Им стал Арлекино. Конец истории был, однако, предрешен. У высокопоставленной четы в столице обнаружились не менее высокие покровители. На предъявление обвинения в прокуратуру президентша явилась с солидным московским адвокатом. Дело было прекращено как незаконно возбужденное. Важняку объявили неполное служебное соответствие. Генеральный принес извинение президенту крохотной республики и его супруге. Положение Арлекино в момент изменилось. Незамедлительно подвернулась длительная — на год, не меньше — командировка в Тмутаракань для расследования чрезвычайно запутанного уголовного дела. Арлекино отказался: болела жена. Оставалось подать в отставку. А через короткое время он объявился в ипостаси частного детектива. Профессия эта к тому времени становилась все более престижной и оплачиваемой — бывшему важняку быстро отыскалось место в сфере охраны бизнеса. Я еще стоял охранником в отеле на Арбате, конфликтуя с Пастором и Окунем, а к Арлекино, несмотря на отсутствие лицензии, уже поступали первые заказы. Мы познакомились несколько лет назад в Управлении по регистрации и лицензированию, на Щепкина, в мрачном доме, где к тому же еще шел ремонт, мы разговорились совершенно случайно… Знал ли он мою фамилию? Вряд ли. Прокурорские не очень жаловали ментов. Нас вызвали на одно и то же время с разницей в четверть часа для получения лицензии на право заниматься частной детективной деятельностью. Начальство задерживалось, вместе с другими мы ждали в темном коридоре. — Бывший важняк или начальник розыска в качестве начальника службы безопасности — лучшая реклама солидной фирмы! Не эти же! — Он показал стоявших у кабинета. Среди ожидавших лицензии частных охранников преобладали молодцы с криминальной внешностью. Мы разговаривали недолго. Сотрудники Управления по регистрации и лицензированию появились все разом — их куда-то вывозили: то ли на стрельбы, то ли на общегородские тренировки по борьбе с массовыми общественными беспорядками… Нас вызвали первыми. Время от времени я встречал его маленькую рекламку в изданиях типа «Центр плюс» и «Из рук в руки». Он работал на свой страх и риск. Как частный сыщик-одиночка быстро преуспел, потому что брался за любые заказы. Не брезговал и поручениями типа поймать на горячем, заловить неверного супруга или супругу… «Расторопен!..» В отличие от консервной банки, человек очень часто открывается с неожиданной стороны… Я полагал, что за его спиной стоят менты, с которыми он периодически контактировал во время работы важняком в прокуратуре России. Оказалось иначе… Торжественный сбор, посвященный пятилетнему юбилею банка, состоялся в ресторане на Палихе. Съезжаться начали к шестнадцати. Кроме крупных банкиров, бизнесменов и представителей прессы, прибыли покровители банка из мэрии, региональных управлений по организованной преступности и экономическим преступлениям, налоговой полиции… Лукашова пригласила своих друзей из Госдумы. Представлены были Торговая палата, ОВИР, ряд важных комитетов, комиссий… Российский мир экономики креп, и в нем понемногу брали верх свежие силы, с трудом, но перемогавшие особенности, связанные везде и во все времена с этапом первичного накопления капитала. Корешей Камала Салахетдинова было легко отличить — некоторые приехали в прикиде девяносто четвертого года — широких слаксах, кожаных коротких «косухах», с тяжелыми золотыми цепями, выпущенными сверху на сорочки. Многих гостей сопровождали частные охранники и вооруженные огнестрельным оружием телохранители. Не все имели разрешение его носить. Между приглашенными могли быть весьма противоречивые связи, которые нельзя было не принимать во внимание. Мы должны были исключить сведение счетов или захват заложников… Мой кагэбэшник-заместитель, с которым мне все труднее было находить общий язык, предложил поставить на входе хомут с металлоискателем, однако его предложение было единодушно отвергнуто. Я снова прибег к помощи Рембо, президента ассоциации «Лайнс». Накануне торжества вечером «Лайнс» и СБ банка вместе приняли под охрану помещение ресторана и прилегающую территорию. Снаружи ресторан ощетинился охраной: шальные головы не имели шансов свести счеты с кем-то из гостей в наиболее предпочтительном для этого месте — при высадке и посадке в машины… Взяли под наблюдение и автостоянку. Она была буквально забита иномарками. Несколько человек дежурили в подъездах и на чердаках соседних зданий. Коридор безопасности тянулся к дверям ресторана. Особые меры приняты были и внутри. В гардероб я поставил бывших ментов. Старшим встал Виктор, мой давнишний друг, крутой московский мент. Бывший коллега Рембо по МУРу, ушедший потом в 108-е. Сотрудник уголовного розыска. Он привел с собой друзей. На них я мог положиться. «Парусный флот, дворянство морей… — Это сказано и об этих людях тоже. — Высшая знать океанов…» Начало нашему знакомству несколько лет назад положило задержание вооруженного особо опасного преступника. Перед тем как идти, мы врубили по стакану. Он сказал: — Ты капитан. Я тоже. По званию мы равны. Но у себя на железке ты — начальник отделения розыска, я в своем 108-м — только зам. И потому я иду первым! Во время перестройки я надолго потерял его из виду. Когда мы снова отыскали друг друга, он в майорской форме подрабатывал охранником в одном из посольств республик ближнего зарубежья. Работа и его хозяева ему порядком обрыдли. Я увидел его случайно. —Майора получил, Витька… —Валяй в Чечню — и ты получишь! Мы обнялись. Я подумал: «Вот кого бы я взял в банк в свои заместители…». Для начала он пошел в «Независимость» дежурным. На Палихе я воткнул его в гардероб. —За вешалку не волнуйся, — сказал он мне, вручая номерок. Я не отходил от первых лиц банка. Своих друзей Камал Салахетдинов встречал лично. В дверях. Эти люди не были внесены в список приглашённых. Кто они — об этом можно было лишь догадываться. Криминальный мир был представлен главами двух солидных группировок. До этого они договорились совместно выступить гарантами огромного 200-миллионнодолларового кредита, выделенного доселе мало кому известной фирме «Алькад», руководимой Окунем. Крышу «Алькада» представлял тяжеловатый, с короткой накачанной шеей кавказец в отлично сшитом костюме, подчеркивавшем пластику борца-классика. Тогда я еще не знал, кто он. Для женщины, приехавшей вместе с ним, иного определения, кроме «супермодель», я не смог подобрать. Она смело могла претендовать на призовое место любого конкурса красоты. Не ниже 180 сантиметром, с абсолютно прямой спиной и узкой талией. Я мог бы перехватить ее ладонями рук. «Мисс Осиная талия». На ней было вечернее черное платье, обнажавшее плечи… Авторитета и его подругу сопровождали два кавказца-боевика уголовного облика. Затем приехали президент «Алькада» Окунь и еще кто-то, я видел его только со спины… В списке никого из этих людей не было. Их усадили за один стол, недалеко от того места, где сидели руководители банка. — Кто это? — одними губами спросил я у Лукашовой. Я видел авторитета впервые. Катя поняла, ответила чуть слышно: — Отари О'Брайен. «Миллионер. Иностранные компании. Благотворительность. Реклама. Родное телевидение…» Как журналист, я много раз слышал о нем. Российская и зарубежная пресса создали О'Брайену скандальную известность. Газеты сообщали о его связях с отечественной мафией, а потом, через строчку, о его появлении на очередном приеме для наиболее высокопоставленных государственных сановников. Для Камала Салахетдинова и Лукашовой была большая честь вести с ним дела и заполучить на наш юбилей… Завтра об этом должны были сообщить все газеты. Усадив высокого гостя и его друзей, глава совета директоров и президент банка снова вернулись в холл. Начало банкета затягивалось. Ждали еще нескольких не менее почетных гостей. Они должны были вот-вот появиться. Наконец секьюрити «Лайнса» с автостоянки доложил по рации: — Два джипа и «мерседес»… Приехала крыша. Бандиты уже входили. Опасно медлительный, шестипудовый, коротко остриженныйшкаф Лобан — правая рука Жени Дашевского — в кожане, в белом кашне. Сразу за ним Женя Дашевский — высокий, печально-красивый. Сама отчаянность. Молодечество. Обаяние. Он уже не раз чудом избегал смерти. Кое-что о Жене мне было известно. Не без способностей, росший поначалу в нормальной, даже интеллигентной семье, он познакомился с освободившимся опытным квартирным вором, который жил по соседству. Прежде чем обоим сесть, они за короткий срок совершили несколько десятков краж в самых престижных домах… Вор особенно жаловал квартиры известных актеров, музыкантов, коллекционеров… Не брезговали и грабежами на улицах. Судья, рассматривавший дело, за месяц до того был раздет в нетрезвом состоянии недалеко от дома, о чем, как водится, никому не сообщил… В вещах молодого вора он увидел свои ключи от квартиры, унесенные вместе с костюмом. Приговор был суров. Адвокат закатил истерику, не зная, в чем дело… Назад Женя Дашевский вернулся через много лет вором в законе и сразу заставил о себе говорить. Его по-прежнему называли просто Женя, сам он считал себя кем-то вроде Робин Гуда. Подмосковная группировка, во главе которой он встал, с ходу, без предупреждения, нанесла удар по чужакам, отбив оптовый рынок… Сейчас они с О'Брайеном действовали совместно. Женя Дашевский окинул взглядом холл, кого-то увидел и просиял. Лукашова поправила косу, пошла навстречу. Она неплохо смотрелась в строгой юбке, в белейшем деловом пиджаке, под которым вырисовывался глубокий вырез кофточки. В далеком прошлом будущий глава группировки был кавалером нынешнего президента банка, ходил с ней в один детский сад, сидел рядом на ночном горшке… Женя Дашевский и Лобан расцеловались с Катей, потом дважды, как положено, с председателем совета директоров. Вечер начался. Программу вел постоянный телевизионный ведущий. Рассказывал анекдоты, довольно удачно копировал Горбачева, Ельцина, Жириновского, которые вроде бы прибыли на Палиху приветствовать банк «Независимость» с юбилеем. Два актера — в камуфляжах, черных шерстяных «бандитках», надвинутых на брови, — приготовили сюрприз. Хотели разыграть сцену нападения с захватом заложников из гостей… Камал Салахетдинов вмешался прежде, чем актеры успели выхватить из карманов зажигалки-пистолеты. Дружески, со смешком попросил снять номер. Бандиты могли не понять шутки. Реприза неминуемо обернулась бы разборкой со всамделишным оружием и кровью…. Было много еды и первосортной выпивки. Мне с другими секьюрити кайфовать было некогда. Я поднимал со всеми стопку коньяку «Армения» и ставил на стол. Ни Камал Салахетдинов, ни Катя тоже ни разу не пригубили, хотя и провозглашали ответные тосты, благодарили за подарки. Никто из секьюрити банка не влил в себя ни грамма спиртного… Все ждали взрыва. Не верилось, что на встрече такого рода обойдется без конфликта. Между тем все шло по намеченному плану. Один за другим поднимались приглашенные. Джамшит от имени страховой компании презентовал земляку «королевскую» охотничью двустволку, хотя Камал понятия не имел о настоящей охоте. Катя получила в подарок легчайший модерновый бронежилет. Отличился и Рембо. Высоченный, скуластый, с близко, по-медвежьи, посаженными смешливыми глазами, президент «Лайнса» передал Камалу квитанцию на отправленный груз. Вместе с друзьями из Спас-Клепиков они отправили председателю совета директоров банка свежеубитого ими лося. В разгар вечера перед столиками появился эротический ансамбль. Несколько стройных девочек и юноша недурно имитировали неодолимое взаимное влечение. Коронным номером, как и следовало ожидать, был стриптиз. Лет десять назад шоу могло иметь шумный успех. Пресытившийся платным сексом, эротическим массажем, девочками по звонку, новый зритель хлопал вяло… Отработав, танцовщицы тут же мгновенно изменили свой имидж. Разъезжались уже старшеклассницами, «синими чулками», студентками-очкариками. За столом прессы, кроме приятелей-журналистов и автора бестселлеров из жизни мафии, я увидел есенинские, цвета ржи, кудри, некрупные, правильные черты лица. «Арлекино!..» Счастливый соперник печального Пьеро… Именно его я видел со спины рядом с О'Брайеном в холле. Частный детектив сидел вполоборота к столу, за которым располагался миллионер и его крутые спутники… Появление его в ресторане в обществе О'Брайена, Окуня и боевиков-кавказцев открыло мне глаза. Арлекино был тут тоже на службе. Абсолютно трезв. Рюмка коньяку «Армения» так и простояла перед ним весь вечер. Наши крыши действовали совместно, и выходило, что мы как бы в одной компании… Это был действительно Арлекино. Я вспомнил поврежденный скотч на вилле за моими окнами. Может, как раз по случаю прибытия Арлекино на Святую Землю и открыта была дверь на Байт ва-Ган… Я вгляделся в фотографии. Московский детектив недостаточно проработал схему действий, развернулся в Иерусалиме на редкость бездарно. У бензозаправки на перекрестке Цомет Пат, когда он вместе с Шабтаем Коэном пытался увезти неизвестную женщину, он действовал неоперативно, неуверенно. За ним могли наблюдать с виллы точно так же, как я наблюдал из окна… Расплата не заставила себя ждать. Знал ли Арлекино, рядом с чьим домом он находится? Знал! Он позвонил мне в дверь. Хотя теперь мы с ним и принадлежали к разным группировкам. Сказано же у Шекспира: «Будем как юристы! Враги в суде, товарищи в попойке…» Он принял меры, чтобы не быть узнанным. Наутро после происшедшего на перекрестке Цомет Пат он переоделся и выглядел как новый репатриант — в джинсах «Биг стар» и дешевых кроссовках. Знали ли убийцы, кто он? Почему в его сумке находилось удостоверение личности Шабтая Коэна? «Ауди-100» и экскурсионный автобус, которые составляли их транспортное обеспечение… Чьи они?» На стоянке у дома Шабтая Коэна я этих машин не видел… Я формулировал вопросы и тут же пытался найти ответы. Шабтай Коэн мог припарковать обе машины где угодно. На другой стоянке. На Яффо или Агриппас. Коэн мог одолжить «ауди» у друзей. Экскурсионный автобус Шабтая Коэна мог стоять в гараже какого-нибудь туристического агентства… Убийцы Арлекино могли легко установить человека, из квартиры которого они унесли труп. Особых трудностей это не составляло. На моей двери и на почтовом ящике стояло «Ицхак Ицхаки» — имя хозяина. Может, ему уже позвонили?! Главным было не это. Моему ожиданию пришел конец. Убийство Арлекино означало, что люди О'Брайена уже в Израиле. — Йоред! Йоред! — кричали рыночные торговцы на «Махане ихуда», евреи и арабы. — Снижаем! Снижаем! Цены опускались почти каждые четверть часа. Дело шло к закрытию. Декабрь был месяцем фруктов — быстропортящихся бананов, авокадо, хурмы. Сходил инжир и гранат, киви и манго. Появилась клубника. Результаты взаимодействия природы и рук человеческих… Запах незнакомых пряностей будоражил ноздри еще у входа. Над грудами капусты — цветной, кочанной, брюссельской, кольраби — возвышались пучки сельдерея, петрушки, мяты… — Йоред! Йоред! Дом, возвышавшийся над рынком «Махане ихуда» как пирс, вдавался далеко в море плодов. Я обошел уже знакомый прилавок с кондитерскими товарами. Тут начинался просторный, неосвещенный холл. Теперь я уже легко ориентировался. Нащупывая неровности каменного пола, подошел к почтовым ящикам. Включил свет. Ячейка Шабтая Коэна была пуста. На полу на этот раз конвертов тоже не было. «Арлекино мог свести с Шабтаем Коэном кто-то из соотечественников. Может, соседей…» Я поискал длинные ашкеназийские фамилии на почтовых ящиках, их было меньше, чем коротких ивритскйх. Но знакомых имен не встретил. Как и накануне, по неожиданно чистой широкой лестнице из белого камня я поднялся на пятый этаж, к двери с пластинкой «Шабтай Коэн» и детскими рисунками на стене сбоку. На тетрадных листках цветными фломастерами с помощью палочек и кружков были изображены фантастические существа. Дверь оказалась закрытой. Я позвонил, твердо зная, что ничем не рискую. Будь Шабтай Коэн связан с убийцами Арлекино или теми, кто мне звонил и прислал послание с угрозой, они первым делом потребовали бы вернуть его удостоверение личности. Шабтай Коэн был напрямую связан с Арлекино, и его судьба никого не интересовала. —Ми? — спросили меня по ту сторону двери на иврите. «Кто?» —Шабтай Коэн. Дверь открыл сам Коэн. Сабра был в выпущенной поверх джинсов ковбойке в широкую клетку, домашних тапочках. Кипа у него на этот раз была тоже вязаная, только не серая, а вишневого цвета. Я не видел разницы. Он смотрел на меня с вежливым любопытством. —Шолом… Мы поздоровались. Мой приход не вызвал у него интереса. —Бецалел и Хана Коэн… — Я назвал имена его родителей. Он взглянул внимательнее. —Кен. — Он кивнул. «Да». —Автобус Цомет Пат… — Я показал жестом, будто держу руль. Он быстро оглянулся. В прихожей, позади, никого не было. Он махнул мне рукой, приглашая, войти. Мы прошли через холл. За дверью я увидел с дюжину крохотных туфелек и башмачков разных размеров. Вошли в угловую комнату. Кроме софы, здесь стояли и стол, и тумбочка с телевизором. На полочке рядом с тяжелой хрустальной вазой лежал молитвенник. Он показал на стул. Мы сели друг против друга. —Теудат зеут? — Он вопросительно взглянул на меня. Ему нужно было его удостоверение личности. —Паспорт! Он не понял. —Пассэ русси! — Я показал головой неопределенно, как бы в сторону, где мог находиться сейчас Арлекино. На этот раз он понял. Показал сложенные щепотью пальцы. Это означало наше «Одну секунду!», «Сейчас!», «Минутку!». Он вышел. Я огляделся. Если бы в комнату вместе с Шабтаем Коэном вошел крутой израильский амбал, первым делом следовало швырнуть в окно хрустальную вазу. «Лучше вместе с тумбочкой…» Разбившись на проезжей части Яффо, они привлекли бы внимание к происходящему в доме. Мои противники пытались бы бежать. Полиция бросилась бы в квартиру и всех повязала. Лучше было не думать об этом. Опасность мог представлять и Шабтай Коэн. Многие здесь были вооружены. «Тем более шоферы экскурсионных автобусов!» Я решил, что буду ждать не более трех минут… Прошло не менее четырех. Я поднялся, вышел в прихожую. Коэн уже шел мне навстречу откуда-то из глубины квартиры. Я показал ему, чтоб шел за мной. Он промолчал. Не разговаривая, не останавливаясь, мы поднялись на плоскую крышу. Белье, которое я видел накануне, уже сняли. На каменной балюстраде-ограждении сидела жирная серая крыса, смотрела в нашу сторону. Она не думала уходить. —Инэ! — Коэн протянул наш обтянутый целлофаном молоткастый, серпастый российский заграничный паспорт. Мы отошли, чтобы каждый раз не встречаться глазами с крысой. Не упуская из виду вход на чердак, я раскрыл корочки. Взглянул на фото. Это был он. Арлекино. Тут же были указаны данные владельца. «Мацнев Станислав…» Арлекино не был ни Мацневым, ни Станиславом. «Одна фикция…» Для своих дел в Израиле он подрядил Шабтая Коэна. Они дали друг другу в залог свои паспорта. Я понял, что после неудачи на перекрестке Цомет Пат партнеры больше не виделись. Предполагали продолжить работу. Документы так и не вернулись к их владельцам. —Ну? — Коэн не сводил с меня черных, как маслины, выпуклых глаз. Он не знал, где Арлекино, не появлявшийся третий день. Я потрепал водителя автобуса по плечу: —Бэ сэдер… В порядке. Мы оба расслабились. Тесные улочки религиозного квартала по другую сторону Яффо были полны прохожих. Молодая пара — бородатый поселенец, с автоматом через плечо, с ребенком, с рюкзаком на изгибе локтя, и его жена с коляской позади — пересекали улицу. Детки по ранжиру — все как один с седлами-рюкзаками на спинах и сбруей впереди тянулись следом. Крыса ушла по балюстраде. Солнечный бойлер скрыл ее из виду. Я перешел на английский: — Кто была та женщина? — На Цомет Пат? — Да. Ты знаешь? Он отвечал неохотно: — Нет, — Где вы ее взяли в машину? Рассказ Коэна был намеренно клочковат. Отрывист. Арлекино договорился с ним накануне. Соглашение было джентльменским, однако стороны в залог дали друг другу свои документы. Шабтай Коэн надеялся вернуть свое удостоверение личности малой ценой. Умолкал на полуслове. —Это его знакомая… Красивая женщина. Арлекино называл ее Инна. —Автобус с экскурсантами — десяток туристов из России, одна компания — привез из Ашдода на Мертвое море в Эйн-Геди, оттуда вся группа вечером приехала в Иерусалим, в ресторан отеля. — Коэн назвал отель на Байт ва-Ган… Общую картину Коэн не знал либо не хотел рассказать. — На следующий день — поездка с гидом, по святым местам. — Станислав ехал в автобусе? — Мы встретились в Эйн-Геди. Я понял, что Арлекино приехал на Мертвое море самостоятельно в серой «ауди». — Кто эта женщина? Он говорил? — Были знакомы в России. Дальнейшие расспросы дополнили картину. Из Эйн-Геди Инна возвращалась в машине Арлекино. Они всю дорогу держались позади, за автобусом. — А маршрут? — Фабрика по переработке продуктов Мертвого моря, крепость Масада, Кумран — там нашли рукописи… Дальше Иерусалим. Он отлично понимал, что меня интересует. Поэтому о всякой чепухе говорил довольно подробно. И сразу становился малоречив, когда разговор заходил о существенном. Надо было спешить: я не мог задавать вопросы бесконечно. — Как вы попали к бензоколонке? — На Цомет Пат? После ужина он ее повез в «ауди» смотреть город, на Цомет Пат хотел заправиться. — А как ты там оказался?.. — Он предупредил… чтобы я привел автобус… и ждал… Коэн темнил, но несовершенство моего английского сильно ограничивало возможность прощупать его. —Куда он ее вез? Зачем? —Какие-то люди… хотели встретиться… сесть имеете с ней ко мне в автобус… —Ну! — Он попросил выйти… купить сигарет… она хотела… Люди ждали… она увидела… назад в машину… — Так… — Стада кричать… хотели ее успокоить… — Он и словом не обмолвился о том, что тоже тащил ее наружу. — Люди ушли… она тоже… — Что она кричала? — По-русски… Коэй вздохнул, как человек, закончивший трудную работу: —Мой теудат зеут… —Минутку! Чья была «ауди»? Это был допрос. Отдай я паспорт — ничего больше узнать не удалось бы. —Не знаю. —Куда вы поехали потом… от перекрестка Цомет Пат? — Я поставил автобус… стоянка в отеле. — А он? — Ничего… мы должны были встретиться… утром… он не появился. — Вы сразу от бензоколонки уехали в отель? Где-нибудь останавливались? Шабтай Коэн на мгновение закрыл глаза: —На Элиягу Голомб. «Против моего дома… Все верно». — Утром Инна поехала на экскурсию со всеми? — Приехал другой автобус… не знаю… Думаю, уехала. Он хотел снова заговорить об удостоверении личности, но удержался. Ему хватило ума понять, что по shy;лучит его, лишь когда я сочту это нужным… —Люди, которые ждали ее на бензоколонке… Что можно о них сказать? Он пожал плечами: —Ничего. —Израильтяне? — Тоже не знаю. — Сколько их было? — Трое… одна женщина. Я не собирался выпускать документ из своих рук. Шабтай Коэн был пока моим единственным шансом в этом расследовании. Звеном цепочки, ведшей от мертвого Арлекино к его живым пособникам — двум мужчинам и женщине. К клиентам, а следовательно, и к убийцам. —Значит, так: твое удостоверение личности ты получишь сразу, как только покажешь этих людей… В России мне никогда бы не прикупить никого так просто. Тут все обстояло иначе. Их еще не клевал как следует жареный петух. Им не надо было каждодневно врать, чтобы выжить. То, что они хитрованы, было выведено на их лицах, в то время как на наших не только ничего не было написано, но иногда указано совсем обратное. У нас жареная птица клевала часто и весьма болезненно. Коэн пробормотал несколько ивритских ругательств. Они были просто детскими против наших. Я приободрил его: — Все будет бэ сэдер! Полный порядок! Не волнуйся… — Как я с тобой свяжусь? — Я сам тебе позвоню. Как скоро ты сможешь устроить мне с ними встречу? Сегодня, завтра? — Завтра утром. Уходя, я прошел вдоль торговых прилавков. Рынок закрывался. Со стуком падали металлические шторы, закрывавшие ниши — склады торговых помещений. Работяги, в основном выходцы из Центральной Азии, в синей униформе, со щетками, везли свои коляски с мусором, смывали из шлангов грязь… —Йоред! Йоред! Снижаем! Снижаем! Голоса продавцов звучали словно на последнем издыхании. Они нелегко зарабатывали свой хлеб. Я прошел по Бар Йохай к дому Венгера. Джинсы на балконе в торце продолжали свисать с веревки. Интересно, пользовались ли ими когда-нибудь их хозяева? Впереди я увидел своего соседа — киевского мэна — Влада с его постоянным спутником. Я не стал их догонять. Взглянул на окна. У Венгеров было темно. По-видимому, супруги гуляли. Я положил перед собой паспорт Арлекино. Почувствовал, как моя голова открывается для свежих мыслей. «Мацнев Станислав… Место рождения…» Паспорт был родной: молоткастый, выданный сроком на пять лет. До Израиля его владелец побывал еще в Швейцарии, на Кипре… Мир стал проницаем. Арлекино принял заказ на кого-то из новых русских в Израиле. Перекрасил шевелюру в традиционный здесь черный цвет… Логично было предположить, что заказ касался женщины, которую он пытался увезти с перекрестка после поездки на Мертвое море и о которой поведал водитель автобуса: «Эйн-Геди, крепость Масада, Кумран… Такие экскурсии организуют для туристов и вновь прибывших…» Арлекино явно не был тем лицом, для которого была организована эта поездка: он приехал в Эйн-Геди не на экскурсионном автобусе! В Израиль прибыл какой-то гость!.. «Инна?!» Я мог только предположить. «Кто дал Арлекино серую „ауди“? Кто те люди, что ждали у бензоколонки?» Я закурил. Если ты не в состоянии логически мыслить и получаешь конечный результат всегда только в чувствах, принцип мышления весьма прост: нужно сформулировать вопросы. А думать можно о чем угодно. Результат рано или поздно появляется сам собой. «Как Арлекино въехал сюда?..» Штампа о пересечении российской границы не было. Отметка аэропорта Бен-Гурион тоже отсутствовала… Не было дат. «Неизвестно, как и когда! Никаких отметок. Будто с подводной лодки…» Полный мрак. И снова светлая полоса: «Пять тысяч долларов на валютном счете Шабтая Коэна!..» О которых я узнал из письма банка, подобранного мною у него в подъезде! Деньги были частью гонорара израильтянина… «Валюту в долларах внес Арлекино, он имел право на это как недавно въехавший из-за границы…» Итак, Арлекино привлек к работе аборигена Шабтая Коэна… В качестве залогов Арлекино и Шабтай Коэн обменялись документами. Детектив отдал свой паспорт в обмен на удостоверение личности израильтянина, чтобы тот не убежал, не отработав аванс. Ясная мысль пришла внезапно. Паспорт на имя Мацнева без штампа о въезде не требовался для выезда из страны! Арлекино спокойно оставил его Шабтаю Коэну! Если бы Шабтай Коэн передал документ в полицию, это тоже не обернулось бы бедой: «Станислав Мацнев» никогда не пересекал государственную границу Израиля… «Арлекино въехал в страну по другому документу… Под другой фамилией!..» Я хотел подняться из-за стола, неловко задел нож на краю. Увидел, как он падает. Медленно. В два этапа. Мне на колени, затем на пол. Следовало ждать гостей. Точнее, гостя. Фью… Фью… Фью-ю-ю… Колодезное ведро за моей спиной внезапно начало падать. Ворот бешено раскручивался… Я осторожно взглянул в глазок, своей стальной двери. На лестничной площадке у двери стоял незнакомый среднего роста парень с пергаментного цвета грубым длинным лицом. Он снова нетерпеливо нажал на звонок. Колодезный звук повторился. Парень держал голову прямо, встречая мой взгляд из-за двери. Я рассмотрел его: «Израильтянин…» Видимой, опасности я не усмотрел. Ни вверху, ни внизу на границах лестничных маршей никого не было. В опущенной правой руке парень держал пакет. Не снимая ограничителя, выполнявшего функции дверной цепочки, я приоткрыл дверь. Поздоровавшись, израильтянин принялся что-то вытаскивать из пакета. Это оказался ковер. Торговец предлагал его за бесценок. —Супердешево… Может, тут тоже разносили краденое по квартирам? Я невежливо закрыл дверь прежде, чем он назвал цену. «Самый страшный час в бою, — писал поэт, — час ожидания атаки!» Команда О'Брайена — с Окунем, супермоделью, Арлекино, с кавказцами-боевиками — уехала из ресторана на Палихе рано, не пробыв и часа. Почти одновременно исчезли Женя Дашевский, Лобан и их бригада. Бандиты, как известно, не любят засиживаться. Особенно на публике. С их отъездом вздохнули свободнее. Подали еще чай, кофе, мороженое. Женщин обнесли ликером. Сославшись на занятость, отбыли представители госструктур. Сотрудники ведомств Министерства внутренних дел, вернувшись к себе, должно быть, составили рапорта руководству о том, где были, кто присутствовал и какие сведения, представляющие оперативный интерес, им удалось добыть. Отписывались ли начальству представители Торговой палаты, Госбанка, комитетов и комиссий Госдумы? Без сомнения, нет… Банк предоставил такси каждому отъезжавшему, кто был без машины. Как-то внезапно сложился ритуал подобных торжеств… Был ли он точной копией разъезда гостей крестного отца, дона Вито Карлеоне, со свадьбы его дочери? Или так всегда происходило в России со времен, описанных еще в «Очерках уголовного мира царской России» бывшим начальником московской сыскной полиции Аркадием Францевичем Кошко… Камал Салахетдинов и Катя Лукашова в центре холла благодарили каждого гостя, почтившего юбилей банка своим присутствием: будь то солидный банкир в тончайшей шерсти тройке с бабочкой или крутой уголовник в слаксах, «косухе», с тяжелой золотой цепью поверх сорочки. После девяти вечера тонким ручейком проложил себе дорогу поток отъезжающих крутых бизнесменов. Группами по трое-четверо, с секьюрити — «правая рука в кармане», с боссом в центре, укрытым от нападения, они двинулись к выходу. Со стороны это выглядело внушительно и страшновато… Кто знал, что предстояло нашим гостям завтра?! Подписать ли друг с другом договор о намерениях или, наоборот, встретиться на разборке и упасть, не успев даже заглянуть в дуло пистолета с глушителем в руках вчерашнего соседа по столу… На открывшейся почти вслед за юбилеем банка выставке, посвященной безопасности бизнеса, я увидел многих из наших гостей… В огромном московском Манеже, выстроенном в начале прошлого века для смотров и парадов, где мог свободно маневрировать пехотный полк, разместился высший эшелон российского и международного частного рынка охранных услуг. Я встретил тут и многих своих бывших коллег по конторе — часть из них работала начальниками служб безопасности банков, страховых компаний, просто крупных фирм. Другие организовали собственные охранные агентства. На стендах посетителям предлагали различные совершенные средства защиты личности и имущества от противоправных действий. Несмотря на запрет Камала Салахетдинова интересоваться нашим кредитным партнером — фирмой «Алькад», личностью Окуня и его к р ы ш е й, я именно этим и собирался заняться… Я мог навести справки на стенде «Дан энд Брэд-стрит», ведущего источника базовой информации о пятидесяти пяти тысячах ведущих компаний более двухсот стран, выпускавшего известные справочные издания. Однако они все-таки лучше знали мировой рынок, нежели российский, внутренний. Поэтому я прямиком направился к себе на стенд охранно-сыскной ассоциации, где я все еще оставался в ранге советника президента. Стенд «Лайнса» располагался в центре зала. Пользуясь своим положением, я подсел к компьютеру. Проверка добросовестности партнеров, предоставление всесторонней информации по маркетингу, торговым операциям во многих странах, включая СНГ и страны Балтии, а также обзор международных рын shy;ов, платежей и сведений об уровне риска ассоциацией были полностью отработаны. — Помочь? — Мой приятель, начальник информационного центра «Лайнса», ждал президента, находившегося на пресс-конференции. — Пожалуйста… Вскоре я получил общее представление об «Алькаде». Экономическая история товарищества с ограниченной ответственностью «Экологическая продукция „Алькад“ — в варианте для внешнего рынка „Environmental produce «Alkad“ — не была отмечена ошеломляющими взлетами и падениями. Фирма существовала около трех лет. Ее учредителем был проживавший в Московской области энергичный делец. В устав, как это принято, были вписаны десятки видов всевозможной коммерческой деятельности. Я просмотрел по диагонали: «Ускорение внедрения научно-исследовательских и опытно-технических разработок в народное хозяйство, проведение научно-конструкторских работ по охране окружающей среды и природных ресурсов, гостиничный бизнес, информационные, консультационные услуги, посредническая деятельность…» Учредительный фонд, созданный для осуществления всего вышеуказанного, был минимально разрешенный, в пределах которого учредитель нес ответственность: «5000 рублей…» — Меньше одного доллара! — Это бывает. А тут достижения фирмы за эти годы… Начальник информационного центра позволил заглянуть и в следующий файл. Предпринимательская деятельность подмосковного бизнесмена ограничивалась несколькими торговыми операциями по покупке в Бельгии фирменного баночного пива и продаже его на Украине по заключенным контрактам. Импортом нефти, приобретением за рубежом новых технологий, инвестициями в отрасль, экспортом продукции нефтепереработки из России и ввозом экологически чистого продовольствия, за исключением бельгийского баночного пива, — ничем таким или подобным фирма никогда не занималась. Дела хозяина фирмы шли не блестяще, тем не менее у «Алькада» был положительный баланс. После трех лет работы «Алькад» был продан. Причина утраты интереса учредителя к фирме была неясна. —Не исключено, что хозяин хотел, например, скрыть что-то от налоговой полиции… — предположил мой приятель. — Так или иначе, он предпочел фирму продать, а не ликвидировать. — Тебе что-то известно о прежнем президенте? — Кличка его — Пастор… — А! Ну ясно. Договор купли-продажи был оформлен новым владельцем по доверенности через адвокатскую контору «Доктор Ламм», которая взяла на себя административные функции в отношении фирмы… —Пока это все, Саша! Коллега, выходя из файла, нажал «Enter». Продолжение я мог получить только с согласия президента «Лайнса». —Первый баш бесплатно! Девиз поставщиков наркоты и информации… В Манеже я мог снова полюбоваться на О'Брайена и его бригаду. Авторитет — приземистый, с короткой накачанной шеей, в другом не менее отлично сшитом костюме — передвигался по выставке с охраной, по числу не уступавшей свите находившегося здесь же заместителя министра внутренних дел РФ. Они, кстати, оказались знакомы, весело поздоровались за руку. Окружавшие их, наоборот, набычились, стали оглядываться по сторонам: фотографировать высших представителей противоборствующих структур, мирно обменивающихся дружескими рукопожатиями, было бы в высшей степени неэтично. В свите О'Брайена я заметил Арлекино. Он действительно походил на своего знаменитого константиновского земляка — волосы цвета спелой ржи и глаза, отливавшие в синь… Вторую порцию сведений об «Алькаде» я приобрел на следующий же день за счет средств службы безопасности банка. Начальник информационного центра «Лайнса» прислал мне подробную справку. Фирма «Экологическая продукция „Алькад“ была малоизвестна. Учредительский договор с переходом ее к новому владельцу не пересоставлялся. Новая отметка по месту регистрации фирмы в Малом совете не производилась. Новый владелец „Алькада“, пожелавший остаться неизвестным, действовал через адвокатскую контору „Доктор Ламм“, взявшую на себя административные функции. „Доктор Ламм“ подобрал новое помещение для офиса. Через нее же владелец полностью сменил персонал фирмы, поставил все на западные экономичные рельсы. В фирме теперь работало только двое постоянных служащих — делопроизводитель и шофер-секьюрити, не считая президента. Остальные набирались на контрактной основе и не поодиночке, а целиком, фирмами… Подготовку технико-экономического обоснования кредита оформляли привлеченные со стороны специалисты, что обошлось «Алькаду» втрое дешевле. Президент Окунь с несколькими менеджерами разъезжали по предприятиям, вели переговоры с известными воротилами бизнеса… Банк «Независимость» давал кредит частично «под товар в обороте». На половину суммы имелись справки об отгруженной и даже полученной нефти. Наряду с приобретением технологий, нефти и прочего, вложений части средств в переоборудование существующих линий нескольких нефтеперерабатывающих заводов в России, закупкой и обменом продуктов нефтеперегонки на экологически чистый продукт, шедший из Прибалтики, «Алькад» брался также внести существенный вклад в столичный бюджет… Президент «Алькада» Окунь имел преступное прошлое. Он был судим трижды. Каждый раз как банальный уголовник. Из известного букета статей, которые вменяли почти каждому, арестованному за экономические преступления: хищение в крупных размерах, злоупотребление, занятие запрещенным промыслом — ни по одной он не был привлечен. В шумном процессе, на котором он был в последний раз осужден, центральными фигурами оказались несколько выдающихся русских и еврейских Голов, сообразивших, как извлекать миллионную прибыль из всего, что при социалистическом способе ведения хозяйства следовало выбросить, сгноить, уничтожить. Окунь проходил по делу как вымогатель и лицо, дававшее крышу. Таких, как он, было несколько человек, все как «дин — уголовники, приехавшие из республик или областных городов. По тому же делу проходил и Пастор. Групповое дело это рассматривалось в московском городском суде несколько лет назад. Поначалу обоим вменили и спекуляцию. Но суд ее исключил, что было очень важно. Спекулянты и взяточники, с легкой руки вождя большевиков, считались наиглавнейшими врагами советской власти, в связи с чем на них не распространялась ни одна амнистия. Окунь, как явствовало из справки, вышел как раз по амнистии. К справке была приложена копия фотографии президента „Алькада“, сделанная при его освобождении из ИТК. На черно-белом небольшом снимке из личного дела Окунь выглядел циничным уголовником-отрицалой. Получил я сведения и о Пасторе. Он происходил из семьи немцев, высланных во время войны в Казахстан. Дед его, пресвитерианский священник, потерял здоровье на добыче свинцово-цинковых руд в Чимкентской области. Родители благополучно получили высшее образование, репатриировались вместе со взрослыми детьми. Сам Пастор, отсидевший два срока за кражи, постоянно навещал их в качестве гостя, но гражданства ФРГ не получил, в настоящее время подвизался в фирме со странным названием «Колеса» — «Экологический продукт», которой в прошлом, естественно, руководил Окунь. Они снова поменялись фирмами. Интересная подробность ждала меня в конце справки: «Сводная сестра — Юлия Виннер — окончила бывший Институт народного хозяйства имени Г.В. Плеханова, работала манекенщицей, в настоящее время — сотрудница фирмы „Алькад“…». Итак, на юбилейный вечер банка в ресторан на Палихе Окунь явился как бы в составе делегации фирмы… Я позвонил в отделение милиции по месту жительства Юлии Виннер, мы быстро нашли общий язык. Мне сказали про нее: — Красивейшая баба. На содержании… — Не знаешь, кто он? — Адвокат. Глава адвокатской фирмы. Адвоката Ламма по всем доступным мне учетам я пробил сам. Коллеги, заглянувшие в соответствующие картотеки МВД, получили ответ, который для краткости сформулировали так: «Не судился, не крестился…» Файл охранно-сыскной ассоциации характеризовал его полнее: «Доктор юридических наук. Профессор. Из семьи с большими связями в академических юридических кругах. Бывший преподаватель Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ). Специалист в области цивильного и, в частности, налогового права. В качестве представителя ответчиков неоднократно участвовал в больших процессах о взыскании налогов с обанкротившихся фирм…» Дальше назывались скандально известные московские фирмы, разорившие не один миллион вкладчиков. Частная адвокатская фирма «Доктор Ламм» находилась под бандитской крышейО'Брайена. Сам Ламм был высокооплачиваемым адвокатом гангстеров. — Та еще скотина… — охарактеризовал его все тот же опер. Информации об О'Брайене в справочной картотеке МВД не имелось. Напрягать Рембо я пока не стал. Единственная официальная организация, помимо Торговой палаты, где О'Брайен значился, была Спортивная федерация по борьбе: «Отари О'Брайен, бывший чемпион СССР по классической борьбе, участник Олимпийских игр, заслуженный мастер спорта СССР…» Поиск я вел, естественно, в полной тайне. Кредит «Алькаду» пробивал лично председатель совета директоров банка Камал Салахетдинов. Ему ли было не знать этот мир! То, что меня, законопослушного в прошлом мента, могло смутить и встревожить, в глазах Камала Салахетдинова, Жени Дашевского и Лобана явилось тем положительным, что и решило вопрос в пользу «Алькада». Бандиты прекрасно понимали друг друга и легко договорились между собой. В последнее время в газетах все чаще можно было прочитать: «Сегодня в России только организованный преступный мир в состоянии прекратить беспредел!» По версии ряда обозревателей, именно князья криминальных структур будто бы больше других были заинтересованы в том, чтобы группировки не наезжали друг на друга. «Смотрите: именно паханы — полевые командиры, а не родное МВД, насколько это возможно, поддерживают порядок на кредитном рынке в частном бизнесе!» Я в это не верил. Надежды мои были обращены к к о н т о р е, к юстиции… Однако следовало признать: «У банка „Независимость“ нет ни малейших шансов ни на чью помощь, кроме братвы, если криминальный „Алькад“ решит нас кинуть…» Возврат кредита не могли обеспечить ни суд, ни прокуратура, ни милиция, а только бандитская крыша Жени Дашевского и Лобана. Силы для этого у бандитов были. В группировку Жени Дашевского и Лобана входило не менее ста пятидесяти — двухсот бойцов, в основном бывших подмосковных спортсменов, теперь уже привыкших оплачивать риском свой шанс жить красиво. Гонять на «девятке», летать на Острова, ходить каждый вечер в кабак, упаковывать телку по моде… В случае аферы О'Брайена бандиты теряли свой к у ш,а он в нашем случае составлял достаточно приличную сумму… Крыша была в состоянии выбить из «Алькада» свои миллионы, сомневаться в этом не приходилось. «Если Окунь и те, кто стоят за ним, что-нибудь себе позволят — им тотчас оторвут головы!» Путь в правоохранительные органы нам был перекрыт. Доказать, что кредит получен «Алькадом» путем предоставления банку заведомо ложных сведений, было легко. Да только в правоохранительных органах сидели тоже не дураки… Вопрос был ясен: —Чем объяснить выдачу двухсот миллионов долларов малоизвестной фирме без серьезного аудита и гарантий возврата? Как,впрочем, и ответ: — Кредит — результат сговора бандитских групп… Обычная история: «Играя бесчестно, хотите выиграть честно?» Дела у нас велись пока не по-людски, как во всем мире,а по законам, установленным людьми зоны. Об этом я думал, садясь в машину на служебной стоянке, рядом с банком. Импортные машины, секьюрити в камуфляжах, палатки со спиртным — непременные детали городского пейзажа. Серое небо, как все последние недели, висело низко — почти на крышах соседних громоздких зданий. Я собирался встретиться с несколькими приятными людьми из охранных агентств и служб безопасности крупнейших столичных банков, с которыми у меня установились постоянные партнерские и приятельские отношения. Должен был приехать и Рембо. Такие встречи мы проводили систематически, не реже пары раз в месяц. У нас был прочно отлаженный канал обмена информацией в неформальных условиях. Встречи происходили обычно в сауне, которую по очереди заказывал каждый из допущенных в высокое собрание. На него же обычно возлагались функции председателя и организация охраны. В этот раз очередь была за главой крупнейшего агентства коммерческой безопасности, находившегося на Варшавском шоссе. У руководства банка — ни у Камала Салахетдинова, ни у Лукашовой — ко мне не было поручений… —В ближайшие часы меня не будет… Я поставил в известность Наташу. Помощница президента банка, пользуясь паузой, сидела с молочной чашкой «ВЫПЕЙ ВТОРУЮ». — А если Катя спросит? Вам можно будет туда позвонить? — Кроткий голосок отвергал любое предположение о двусмыслице. — Там, где вы будете, есть телефон? — Я сам позвоню… Она сделала недовольную гримаску. Я выехал из банка с солидным запасом времени, чтобы на всякий случай проверить, нет ли за мной слежки, и прибыть на встречу абсолютно чистым… Так же, я знал, поступали и другие приглашенные. Делалось это тонко, ни в коем случае не настораживая «хвост», если он обнаружится. Иначе говоря, постоянно придерживаясь принятого направления движения, не петляя и не разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Если следившие замечали, что их самих выследили, они тут же прибегали к более изощренным приемам наружного наблюдения. Тогда это было уже серьезнее. Не только «наружка» детективных агентств, но и бандиты использовали специалистов высокого международного класса. В Москве было достаточное число профессионалов, имевших опыт работы кадровых разведчиков, укрывавшихся под посольскими и корреспондентскими крышами. Если асы разведки чувствовали нервозность «клиента», они становились сразу дьявольски изобретательны и осторожны… Первой моей заботой было выбиться из общего потока и свернуть на не слишком забитую транспортом улицу. Такую, чтобы меня нельзя было вести по параллельной трассе. Стояли серые облачные дни. Слякоть стала уже обычной. Грязь летела из-под колес. Народ привычно держался подальше от края тротуаров… Свернув с Волоколамки, я покатил улицей Академика Курчатова, пересек Маршала Василевского. Дальше были Расплетина и Берзарина. Я знал этот район как свои пять пальцев. Потом Третьей Хорошевской я погнал к метро «Полежаевская»… Интенсивность движения то и дело менялась. На Расплетина машин было совсем мало. Василевского и Берзарина были заполнены. Я внимательно вглядывался в зеркало заднего вида. На машины, шедшие непосредственно за мной, внимания можно было не обращать. Следившие прятались обычно где-то в глубине следующего эшелона. От светофора к светофору там гнали совершенно спокойно. Серую, ничем не примечательную «девятку» я заметил на Маршала Василевского — водитель чуть-чуть высунул ее сзади, за «прокладкой» из чстырех-пяти машин, следовавших между нами. 92… Полностью номер я не успел запомнить. При желании его могли быстро заменить. Запечатлелись лишь пропорции сидевших в салоне. «Двое… Тот, что за рулем, значительно ниже ростом…» Водитель словно не знал, стоит ли ему перестраиваться. Впереди был перекресток. «Девятка» шла за мной до площади Маршала Бабаджаняна. За это время она показалась из-за «прокладки» еще раз, снова перед перекрестком, после чего пропала… Я не знал, сколькими машинами меня ведут, передавая друг другу. Без сомнения, кто-то из разведчиков мог ехать впереди и даже по соседним улицам… Я решил не рисковать. Просто повернуть назад было нельзя. Следовало искусно имитировать достижение конечной цели поездки. Я мог выйти, например, у одного из супермаркетов, что-то купить. Если меня действительно пасли, они обязательно проверили бы, что я приобрел… Мой интерес к покупке в глазах людей, которые гнали за мной, должен был объяснить, почему я ехал за ней через всю Москву. В противном случае это означало, что я обнаружил слежку. Из-за этого отказался от какого-то важного посещения, деловой встречи… Выходит, мне есть что скрывать. Наружное наблюдение за мной было бы обязательно продолжено. Слежка организована серьезнее, большим числом машин и более совершенно, чем сегодня. Я отказался от «покупки». Погнал на Павелецкий, где прошла большая часть моей ментовской службы. Там у меня тоже было дело. Я хотел узнать о фирме со странным названием «Колеса» — «Экологический продукт», которой в прошлом поочередно руководили Окунь и Пастор. Мой родной вокзал кипел. Заканчивался дневной перерыв в движении поездов. К электричке, отправлявшейся вскоре, валом шли люди. Ее маршрут был коротким, чтобы увезти жителей близлежащих станций. В ином случае они занимали места в дальней, отправлявшейся через несколько минут. Дежурка милиции выглядела голой, обшарпанной. Когда я тут работал, я не замечал сиротского вида родных стен. Здоровущая деваха — старший сержант, — шедшая впереди, обернулась в дверях. — Вы далеко? — Что-то подсказало ей, что я свой. Слишком уверенно продвигался. Она была в сапогах, в мятом кителе, хлопчатобумажных серых чулках под косо сидевшей юбкой. При мне она не работала. — А дежурный? — спросил я. — Обедает. Пользуясь отсутствием начальства, милиционер — пацан в бронежилете с автоматом, нога на ногу, с сигаретой, на стуле — перелистывал зачитанный детектив. Он охранял дверь, которая вела вниз, к камерам. Из двери напротив меня окликнули: —Товарищ капитан!.. Там оформляли личный обыск кого-то из доставленных. Дальше, за прутьями в клетке, шарашился пьяный. —На минутку! Меня хотел видеть Андрей Николаев, он с кем-то разговаривал и послал за мной. Уходя в частный сыск, я сдал дела ему, до этого старшему оперу. Он до хрена насиделся на моей прежней должности — заместителя начальника отделения розыска. Это было по-настоящему проклятое место. Тот, кто на него садился, сразу выпадал из круговерти кадров. Он мог так и остаться до пенсий капитаном, при этом все управленческие холуи, кадровики и вчерашние замполиты давно трудились на папахи. Николаев был с Алтая. Таежник. Не здоровяк-увалень, о которых часто пишут и кого показывают на экране, а невысокий, худой, юркий тип охотника. Может, к старости стал бы похож на Дерсу Узала, не попади он служить в Москву. Он быстро двигался, все сразу примечал. Нередко первая реакция его была отнюдь не правильной. Так же легко и быстро перестраивался. —Как живете? Николаев так и не мог перейти со мной на «ты». Он и родителям, должно быть, выкал — так было принято в семье. — Все нормально… Что я мог рассказать? — Как там начальство, не прижимает? У вас кто? — Салахетдинов… — По сводке проходил как авторитет… Андрей крутился как проклятый. — Десять контейнеров импортных сигарет с Москвы-Товарной… Подогнали машины и… — Какие-нибудь зацепки? — Там несколько частных фирм… Народ разный! Грешу на одну. А где доказательства? — Какую, если не секрет? Что-то подсказало мне, что попаду в точку. —Название мудреное: «Колеса» — «Экологический продукт». Бывшие уголовники… Я слушал внимательно. Фирма — вот, что близко касалось меня сегодня. То, что тревожило прежде — «хищения», «кражи» — словно отскакивало. Я жил в другом мире. —Ты слыхал о Пасторе? —У меня были данные, но ничего интересного… —А что с сигаретами? —Сигареты частично вывезли водители, которые тут подрабатывали. У них где-то есть схорон в Москве. Недалеко. Иначе они не могли бы быстро вывезти и вернуться. Часть продали по дешевке шоферам-дальнобойщикам. Тех поймали где-то уже у Набережных Челнов — Я слышал знакомый сплав речи, в котором постороннему не разобраться. — Кое-кого прижучили, так сразу сверху звонки пошли! Отпустите! Кавказцы! Эти все дни трутся у дежурки… Я согласился: — Непросто! — Вот именно! — Он вскинулся. — Вы-то знаете! А лопухнешься — запросто получишь пулю! И никто не трехнется… «Убийство капитана полиции, — я вспомнил „Крестного отца“, — с точки зрения полицейского служаки, равносильно цареубийству…» У нас, в отличие от них, образ мента творили по меркам социалистического реализма, выкованным в цензурном горниле бывшего Политуправления МВД СССР. В результате отношение к менту было прямо противоположно ожидаемому. Андрей был прав: «У кого перехватит вдруг горло, кроме близких да своих, когда вдруг скажут: „Николаева или Сашу Моторина убили!“. Ему надо было идти к себе. Бывший Отдел, ныне Линейное управление помещалось в конце пассажирской станции. Мы вышли на платформу. Обновленный купол храма возвышался сбоку, на Дубининской. На путях, внизу, лежал снег со вмерзшими окурками, пакетами от молока. Сбоку на стене зала для транзитников висел портрет человека с гитарой и надписью крупными буквами „ЧАК БЕРРИ“… Много лет тут находился мой дом. На обратном пути я внимательно следил за машинами сзади. Ничего подозрительного… Сворачивая с Садового, я внезапно увидел серую «девятку» с двумя фигурами на первом сиденье — седок значительно выше водителя! Машина высунулась позади «прокладки» — за четыре-пять машин… «Слежка!» Меня вели. Шабтаю Коэну я позвонил все из того же телефона-автомата на Цомет Пат. Он узнал меня сразу и тотчас заговорил по существу. Он опасался, что я исчез насовсем. — Те люди… на перекресток… тогда ночью… —Да. — Живут в Тальпиоте. — Можешь подъехать сюда, к магазину «Пиканти»? Ты должен мне показать дом. — Когда? — Сейчас. За ночь Коэн успел подготовиться к разговору. Он не хотел снова быть облапошенным. Ответил вопросом: — Ты привезешь удостоверение личности? — Оно у моего друга тут, в Иерусалиме. Отдам, как только ты выполнишь то, о чем я просил. Мы за ним съездим. Я не хотел, чтобы удостоверение личности Коэна у меня отобрали силой до поездки. — А гарантия? — Я же не сообщил в полицию, как ты и Станислав хотели увезти Инну! Так? —Да. — Встретимся через час на Цомет Пат. Можешь? — Да, ты приедешь один? — А ты? Из продуктовой лавки Иланы, грузной грубоватой дамы, я видел, как он появился в белой чистенькой «субару». Черноволосый, в пристегнутой на пышных волосах кипе, Коэн поставил машину недалеко от того места, где он и Арлекино парковались три дня назад. Цомет Пат — не Бог весть какой шумный перекресток, но тем не менее движение транспорта тут не прекращалось ни на минуту. По нескольку машин постоянно останавливалось у ближайших лавок и на заправочной станции. Коэн несколько раз оглянулся, потом понаблюдал в зеркало обзора. На всякий случай я записал номера стоявших машин, чьи водители показались мне подозрительными, проследил взглядом за людьми на тротуарах и у автобусной остановки. Среди них могли находиться друзья Шабтая Коэна, а заодно и полиция. Увидев меня, Коэн, похоже, обрадовался, но и испугался! В Израиле время от времени муссировался слух о жестокой русской мафии. Даже премьер-министр был обвинен в том, что в период своей предвыборной кампании встречался с представителем российских криминальных кругов. — Привет! Он обреченно включил зажигание. По дороге в Тальпиот, как я смог убедиться, нас не пасли. Мы ехали довольно долго. Тальпиот оказался огромной промышленной зоной. Воздух был сух, наполнен древесной пылью. Рядом размещалась громадная биржа леса. Катили мимо огромные чадящие грузовики. Везли многотонные камни, экскаваторы, тракторы. Где-то близко распиливали камни, превращая в строительную плитку. Все шумело, скрежетало, ухало. Чуть в стороне громоздилась свалка старых машин. Машинных кресел. Пусто зияли глазницы выбитых фар, рыбьими костями торчали смятые бамперы, днища. На самом верху гигантской кучи спрессованного металла почетно возлежала сплюснутая спортивная «хонда». Я вспомнил Японию. Там тоже на заборах огромные иероглифы рекламировали японские марки. Всюду виднелись изображения «субару-джасти», «судзуки», «мицубиси», «дайхацу»… «Точь-в-точь Кобэ…» — Тебе сюда… — Шабтай Коэн показал на жилой дом — соединение хрущобы с постройками Поселка победителей в Голодной степи. — Квартира номер 35. — Жди тут… Он повиновался без слов. У него не было выхода. Сквозь кучу строительных отходов, переступая через полиэтиленовые пакеты с мусором, сухие собачьи испражнения, я прошел к дому. Когда я подходил, в угловом окне на третьем этаже дернулась занавеска. За обстановкой во дворе наблюдали. Меня заметили. Квартира оказалась на третьем этаже. На почтовом ящике фамилии не было. На дубовой дверной дощечке значилась распространенная фамилия «Мизрахи». Она, очевидно, принадлежала хозяину. Глазка не было.Я позвонил. Ответом мне было молчание. Я позвонил еще несколько раз. Звонки словно падали в пропасть. Никто не собирался мне открывать. Я продолжал звонить. Было такое чувство, что кто-то стоит по другую сторону двери. Я начал говорить. Сначала без особой надежды, а потом все более и более уверенно. —Это в общих интересах… О н — вы знаете, о ком я говорю, — сказал, что в случае нужды я могу к вам обратиться.Его нет уже несколько дней… — Я не знал, под каким именем Арлекино известен обитателям квартиры. — Если на него наехали… — я каким-то чутьем почувствовал, что нашел убедительный довод, — к вам и ко мне тоже придут разбираться. Следует выработать общую линию… Согласны? Так лучше для всех. Я знаю, что вы слушаете… Дверь открыли внезапно и бесшумно. Не гремел запор, не откидывались крючки. Высокий амбал стоял на пороге. На нем был костюм-тройка, какой в Израиле можно было увидеть разве что на священнослужителях. И то — черный. Этот отдавал в синеву. На ногах амбала были домашние тапки. —Проходи… Прихожая была забита какими-то ящиками, картонными коробками. Позади амбала появилась пожилая высокая женщина в платке. На плечах у нее висели какие-то обноски. Из-под платка смотрел хищный крючковатый нос, бесцветные острые глаза. —Хэдли… — Она представилась. — А это мой племянник. Генрих. Заходи. Мы бедные люди. А тут шляется каждый, кто захочет. Такой подлый район! Мы перешли в кухню. Кроме небольшого холодильника и газовой плиты, тут был еще микрогриль. Над американской раковиной стоял электрический автомат для изготовления кофе. В вазе лежали шоколадные конфеты. — Опасно открывать! Вы давно тут? — Недавно. — Не с Украины? — Я жил в разных местах. Мы сели. Ей хотелось узнать обо мне больше. — Живете в Иерусалиме? — На севере. Севером считалась Верхняя Галилея, граница с Ливаном. — Значит, там, где Христос проповедовал… — Вроде того. В глубине квартиры послышались мягкие шлепки по полу. Показалась средней величины собака с опущенной поросячьей мордой и пустыми свиными глазками. Пит-бультерьер. —Пошла! — Хозяйка шаркнула ногой. — Взяла себе моду… Я увидел на ногах педикюр. —Уведи ее, — сказала она племяннику. Генрих взял собаку,-на минуту исчез. —Давно ты е г о видел? Она перешла на «ты», как тут принято. Речь шла об Арлекино. —Да нет. Наутро после того, как на Помет Пат… — Я назвал день, когда произошло убийство. — Мы договорились встретиться на центральной автобусной станции. Старуха и ухом не повела. Возможно, она ловила меня на лжи. Просвещать меня не входило в ее планы. Ей важно было знать, насколько я мог быть им нужен или опасен. —Вечером? — Днем. — Он уехал из Иерусалима? — Этого я не знаю. — Откуда ты знаешь про Цомет Пат? — Я там был. — У тебя с ним дела? — У него со мной. По поводу женщины, которую он должен был увезти… Хэдли смотрела сквозь меня. Мне показалось, что она знает обо всем не более, чем я. —Кто она? — спросила вдруг старуха. —Не знаю. Он хотел просто дать мне заработать. Было бесполезно о чем-то спрашивать… Ответа бы я не получил и, напротив, вынужден был бы сам отвечать. — Ты его знал в России? — Так, шапочное знакомство… В дверь неожиданно застучали. Племянник зашаркал тапками. — Это Тамарка. — Чего у нее? Хэдли отвернулась к окну. На короткое мгновение под платком сзади мелькнула укладка. Там был парик. Насколько я мог судить, дорогой фирмы. Ворвавшаяся в квартиру девица выглядела экстравагантно, если не сказать сильнее, накрашенная, с пестрыми перьями в волосах. На ней были кожаные шорты, кожаный корсет, открывавший большую часть бюста, цветные, колготки. — Что он от вас хочет, мама?! — Он спрашивает про Стаса. Тамарка пошла на меня высоко торчащей грудью. — Мы ничего про этого мужика не знаем! Наобещал, наговорил! Мы еще все от него пострадаем! Увидите! Они, скорее всего, были такими же исполнителями, как и Шабтай Коэн. Арлекино набирал статистов поштучно. Никто не был знаком со сценарием, не знал ничего, кроме собственной роли. — Хватит! Разберемся! — рявкнула на нее старуха. — Ну, Хэдличка! — Я не Хэдличка! Я доктор Риггерс! Немедленно садись за книги! Тебе в университет поступать! — Она незаметно взглянула на меня. — Только и ждет, чтобы не учиться! Такие деньги плачу! Спектакль сразу прекратился. Старуху боялись. Тамарка выскочила из квартиры как ошпаренная. Мне показалось, ее пригласили, чтобы предъявить меня на опознание. —Отправила учиться в Израиль! И вот, пожалуйста… Один ветер в голове… — Старуха была небесталанной актрисой. — А ведь не откажешь? Правда? Одна дочь. Без отца. Что ж, сироте уж и ничего себе не позволить?! Следующая ее фраза застала меня врасплох. —Какая-то девушка приехала сюда по контракту. Для сопровождения. Бежала. Твой приятель взялся ее вернуть… — Это была версия, которую наверняка подкинул сам Арлекино. Разговор подошел к концу. —Куда тебе звонить? — Она хотела записать телефон. Я увидел ее маникюр — ногти были удлиненные, зеленого цвета. — Я сам позвоню. — Лучше зайди, если что будет. Мы сейчас без телефонной линии. Когда я пересекал двор, за мной снова следили в окно. Во дворе стояло несколько машин. Серой «Ауди-100» среди них не было. Пыльный огромный склад с кранами, таскавшими многотонные булыжники в камнерезку, начинался сразу за домами. Я обошел его. Мне хотелось обезопасить себя от слежки. Сел в автобус. Вышел через пару остановок. Вернулся. Шабтай Коэн сидел в условленном месте на краю тротуара. Увидев меня, он поднялся. Я молча достал теудат зеут. Коэн выхватил удостоверение из моей руки. Спрятал в сумку на животе. — Я видел тебя в тот вечер на Цомет Пат. — Он хотел быть благодарным. — Да? — Я не знал, как к этому отнестись. — Я тебя сразу узнал… видел в квартире в первый раз… на Цомет Пат, тогда… с тобой другой русский… широкий… — Он говорил о Вентере. — Бай! Я не сел в его «субару». Итак, в доме напротив автомобильной свалки в Талытиоте, откуда я только что вышел, несомненно, занимались криминальным бизнесом. Хэдли, или доктор Риггерс, как она себя назвала, была крутой российской бандершей. В деле были завязаны большие деньги, несмотря на дешевый халатик, которым она прикрылась, чтобы меня принять, и простенький платок поверх парика. В бизнесе участвовали новые русские из Европы. Одежка телохранителя, которого мне представили как Генриха, племянника Хэдли, свидетельствовала о том, что он прибыл из Германии. Израильтянина и русского не заставишь ходить по дому в жару в глаженых брюках. О том же свидетельствовал и маникюр зеленого цвета — в России им не пользовались. Тут они, скорее всего, занимались ввозом проституток. Подрядил ли Арлекиио тайный публичный дом, чтобы вернуть сбежавшую проститутку, как дала понять Хэдли? Я не удивился бы, узнав, что частный российский детектив работает на сутенеров здесь, в Израиловке. Тому вроде было подтверждение. Женщина, увидев у автозаправки знакомые рожи быков, не захотела покинуть «ауди». А когда, заметив приближение полицейской машины, быки слиняли, тоже соскочила, потому что ни в коем случае не хотела попасть в руки израильских ментов. Любопытно, что израильтяне, щедрые на всякие прозвища, не придумали ни одного для своей полиции — «миштары» — ни «мусора», ни «копы»… Версия получалась довольно правдоподобная. Но лично мне симпатичнее было другое объяснение. Частный детектив из Москвы прибыл с заказом О'Брайена, суть которого мне пока не была известна. В помощь себе он подрядил команду старой бандерши. Арлекино нажал на старуху, и она выделила ему в помощь трех человек для его операции на перекрестке Цомет Пат… На нее или на них всех у него имелись компроматы. Можно было предположить, что в качестве следователя Генеральной прокуратуры России он даже вел в свое время дело на Хэдли, Генриха или Тамарку… Компроматами его могли снабдить и менты. Не исключалось, что бандершу с ее людьми разыскивала Россия за нарушение законов. «Хэдли с ее компанией легко засадить в самолет и выдворить за пределы, тем более что самолет в Россию отправляется два раза в сутки…» По-настоящему трудно было только с подданными государств Южной Африки, с которыми не только не было авиасвязи, но даже дипломатических отношений, так что бедолаг этих можно было выслать только в Египет. И то одного человека в месяц… Но я сделал и другой вывод: Хэдли и ее люди держали оборону. И боялись они вовсе не полицию. После неудачи на Цомет Пат им угрожал наезд крутой бандитской команды! Вернувшись, я достал с полки телефонный спра shy;вочник на русском «Золотые страницы», нашел раздел с телефонами гостиниц. Был полдень. Диктор израильского радиовещания «Коль Исраэл» уже оттарабанил сводку новостей на иврите. А на радио «Рэка» все звучали позывные. Я уменьшил звук и сразу забыл о нем. Арлекино мог остановиться не только на вилле в Байт ва-Ган, но и в любой из шестнадцати гостиниц, что упоминались в справочнике. Притом, что отели в Израиле были недешевы и часто не отвечали европейским стандартам. Ночь на одного в «Кинг Давид», напротив которого помещался иерусалимский пункт проката автомобилей, стоила порядка двухсот двадцати долларов… Номер на двоих в «Холидэй-Инн» — двести сорок. Я еще не успел набрать ни одного номера, как встречный звонок пробился ко мне. — Алло! — Не сразу, но я узнал голос. — Чего молчишь? — А что говорить? — Тебе привет из Москвы от твоей семьи. Хочешь, чтобы их навестил господин Калашников? Я ждал. —Деньги приготовил? Ко мне приступали вплотную. —Имей в виду: с субботы ты на счетчике. Будешь доплачивать триста долларов ежедневно… Если к следующей субботе не рассчитаешься… Трубку снова бросили. Я набрал телефон отеля «Холиленд» на холме Байт ва-Ган, что напротив моих окон. Я не раз заходил в него, огибая виллу, ни разу не подавшую признаков жизни. Пил кофе в баре, смотрел проспекты. Разговаривая со служащей, мне легко было представить себе подкову стойки рецепции в темноватой нише, где прозвучал мой звонок, и саму служащую, которая, отвечая, привычно смотрит на расставленные чуть в отдалении столы и дальше на зеленую, аккуратно подстриженную лужайку за окнами. — Сори… — Нет, мистер Станислав Мацнев в отеле не останавливался. —Сенк ю вери мач… Гостиница «Ганей Нацерет». —Ноу! Нет! «Сады Назарета». Сады города, по имени которого на иврите назвали христиан — «ноцрим». Я интуитивно верил в этот, отель. «Почему бы нет?!» —Аи эм сори… Снова неудача. «Палатин», «Ренессанс», «Парадиз». Далее по списку… «Нет!..» «Нет!..» «Нет!..» Ни в одной из них господин Станислав Мацнев из России не останавливался. Объяснение пришло внезапно. Простое как гвоздь. Я больше не звонил. В израильском отеле Арлекино мог назвать любую фамилию — никто не стал бы ее проверять. Но именно как Станислав Мацнев он никогда бы не зарегистрировался по соображениям конспирации! Паспорт на это имя не имел отметок о въезде и, кроме того, находился у Шабтая Коэна… В любой момент в случае передачи паспорта в полицию Арлекино был бы немедленно обнаружен! Мои попытки найти Арлекино под этой фамилией были заранее обречены. Для розыска мне предоставлялась только одна возможность: искать концы по номеру прокатной «ауди» через фирмы проката автомобилей! Там проверяли международные водительские права, записывали номер кредитной карточки и прокатчика на случай возможных имущественных претензий… В справочнике, лежавшем передо мной, таких фирм было не менее двух десятков. Я выписал их по алфавиту. «Авиталь», «Арава», «Арье» — все из центра страны: Тель-Авив, Раматган, Петах-Тиква, Нацрат-Илит, Бней-Брак… Если верить справочнику, в самом Иерусалиме был лишь один пункт проката… Офис интересовавший меня, располагался наискосок от знаменитого отеля «Царь Давид», взорванного в сорок пятом израильскими борцами сопротивления британскому мандату на Палестину. Отель использовался британцами как штаб, и многие английские офицеры не смогли его покинуть, несмотря на переданное перед взрывом предупреждение. Отстроенный заново отель считался одним из самых дорогих и респектабельных. Среди почетных его постояльцев был в свое время и Михаил Горбачев. Правда, не в качестве президента. Небольшой офис «Шако Ленд Ltd» украшали фотографии машин лучших моделей. За компьютерами сидело несколько девиц, большую полку при входе занимали радиотелефоны, выдававшиеся вместе с транспортными средствами. Немолодой израильтянин за столом у входа занимался с очередными клиентами. Он кивнул, чтобы я сел. Вместо этого я вышел. Улица Царя Давида выглядела красочно. Картины в витринах художественных салонов. Розовые в горошек платки арабов на дороге. Серые с искусственными меховыми воротничками куртки полицейских… Пара, приехавшая передо мной, решала вопросы, связанные с «пежо»-кабриолетом. Вскоре они появились вместе со служащим. Вопрос был утрясен. Клиент открыл дверцу, поставил в кузов чемодан. Женщина почесала под мышкой, что-то сказала. Мужчина задвинул чемодан поглубже. Служащий вернулся за стол у входа, поднял глаза на меня. Я снова прибег к английскому. Он был много лучше моего иврита. — Меня интересует большая машина… — Какой срок? — На неделю. Для туриста из России. — Международные права? Кредитная карточка? — Все есть. — О'кей. Он охотно объяснил: — Триста пятьдесят шекелей в сутки независимо от километража. — Машину надо заказывать заранее? — За день. Этого достаточно. Мы, конечно, не самая крупная в Израиле фирма проката. Наш парк — сто машин. Но практически машины всегда есть. — Какие марки? — Что бы вы желали? —«Ауди-100». Он подумал: — Если надо, я могу такую взять… — У вас нет? — Нет, у нас нет. А что в ней хорошего? Я вдруг понял, почему у меня исчезла с полки моя серебряная фигурка из китайского театра теней, почему взяли сумку… «Полиция обнаружит труп, рядом найдут мои вещи!» Фигурки видели все мои ближайшие соседи: и Иордана, и Рут, и старшая по подъезду Шарон. Оставшаяся у меня на компьютере фигурка станет уликой! Украденная сумка продемонстрирует нанесенные несмываемой краской отметки российской таможни… Если бы убийцы оставили Арлекино в моей квартире, в конце концов, может, удалось бы доказать, что раненый поднялся в квартиру за помощью… Следователи нашли бы нож внизу. «Теперь мне уже ничего не доказать…» Убийцы знали обо мне! Если меня не трогали до сих пор, то лишь потому, что готовили на заклание. Одним ударом ножа они устраняли нас обоих: «На меня повесят убийство Арлекино, как только труп будет найден…» Я снова обратился к телефонному справочнику. В разделе «Автомобили — прокат» фирма «Ото Кент» сообщала о своих отделениях в семи городах. «Лизинг. Продажа подержанных автомобилей с гарантией. Разнообразные программы…» Я немедленно позвонил. — В каких городах есть ваши отделения? — Мой английский совершенствовался. — Какой вас интересует? Холон, Хайфа, Тверия, Хадера… — Иерусалим. Мне назвали номер телефона пункта проката. Сейчас все могло решиться. Радио продолжало шептать. —«Ото Кент», Иерусалимское отделение? —Да. —Речь идет об «Ауди-100», которую получил в прокат мой приятель. —Твой друг не мог взять у нас «ауди»… Снова лажа. Тверия, Холок… —«Ото Кент». Добрый день. Служащая отвечала невнимательно, кто-то еще разговаривал с нею в офисе. —Я интересуюсь машиной «Ауди-100»… —Добрый день. — Наконец она врубилась. — На какой срок вы хотели? —У вас есть? —Конечно! Весьма популярное словечко «бэтах!» она произнесла на иврите — нетерпеливо, с характерной интонацией, словно я спросил: «Ваши авто — все на четырех колесах?» — Мне порекомендовали вашу машину 42-229-55. Служащая молчала. Она ждала продолжения. — Это ваша машина? — Да. Когда вам нужно? —Я бы хотел вначале ее посмотреть. Она на месте? —Да. — Я могу завтра ее увидеть? — Бэтах! Конечно! — Вы могли бы связать меня с людьми, которые последними ею пользовались? Я хотел бы узнать их мнение… — Секунду!.. —Я готов ждать. Не спешите! Я взглянул в окно. С утра обещали дождь на севере и в центре. Небо над Иерусалимом было тяжелого свинцового цвета. По другую сторону Элиягу Голомб, в саду, высокий человек в белом головном платке большими шагами мерил межи под яблонями. В этом был скрытый хозяйственный смысл… Спустившийся между вершинами туман касался верхушек деревьев. — Вы слушаете? «Ауди» брал турист из России. — Я завтра буду у вас… — Спросите Номи, — Извините, как зовут того туриста? — Господин Николай Холомин. К сожалению, у меня нет его телефона… Бай! Женя Дашевский и Лобан, возглавлявшие криминальную группировку, дававшую нам к р ы ш у, не имели обыкновения сидеть вечерами у себя в Подмосковье. Они мотались по всей Москве. Клубы. Казино. Ночь заканчивали обычно в ресторане, в одной и той же дискотеке вблизи Московской кольцевой. Бригаду тут знали. Женя и Лобан, окруженные быками, только еще поднимались по лестнице, а диск-жокей уже врубал любимую песню Лобана: «Не сыпь мне соль на рану…» Одновременно с другой стороны зала — с кухни — официанты в черных костюмах с бабочками, в белых перчатках, уже тащили подносы со всем, что было наготовлено. «…Зачем звонишь, когда почти уснули воспоминания о мину-у-вшей боли…» У самого стола официанты сдергивали с подносов салфетки… Лобан был родом из Прибалтики. Натерпелся по колониям и штрафнякам. Он обожал угри, запеченные в тесте или сваренные в красном вине. Невские жареные миноги с острой заправкой шли как холодная закуска. Он никогда не в состоянии был ими наесться. Женя — нормальный московский вор — любил мучное. Кулебяку, расстегаи, бриоши. Официантов на этот раз было трое — высокие, молодые… Шагах в пяти от стола, где сидели Дашевский и Лобан, одновременно сбросили на пол подносы — под салфетками оказались автоматы… В ту же секунду из-за соседнего стола открыли огонь по телохранителям. Со всех концов зала с криками врассыпную бросились люди. Другие остались неподвижными, как при каталепсии. Не могли шелохнуться. «…Не сыпь мне соль на ран…» Кто-то вырубил песню на полуслове. Группировку за столом положили всю. Жене попало в голову шесть пуль, на пулю меньше досталось Лобану. Киллеры, на ходу снимая униформу, бросились к кухне. Там уже с полчаса с залепленными пластырем ртами, прикованная наручниками к радиаторам центрального отопления корячилась вся смена. Метр, пытавшийся возразить, получил удар автоматом в голову и отключился на несколько месяцев. Еще гремели автоматные очереди, а у служебного входа невесть откуда уже появился микроавтобус «ниссан», присланный за киллерами… Через несколько минут убийцы уже гнали по Островитянова в сторону Конькова… Медицина прибыла на дискотеку через несколько минут, почти одновременно с оперативной группой, включавшей также следователя, эксперта, кинолога с собакой… Пятерым боевикам «скорая помощь» не помогла. Все они, еще теплые, с первыми признаками трупных изменений, в неестественных позах лежали вокруг стола. Зловещие изменения эти — вытягивание зрачка, обретение им овальной формы взамен обычной круглой, так называемый кошачий глаз, — фиксируемые уже на первой минуте после смерти, стали теперь известны не только медикам. С горькой иронией воспринимались строки уважаемого профессора из пособия, изданного в начале девяностых годов: «Огнестрельные ранения в мирное время в практике судебно-медицинского эксперта встречаются относительно редко…» Автоматные очереди буквально вспороли одежды и тела жертв. Белоснежные скатерти в эпицентре поражения расцвели зловещими алыми цветами. Тут же валялась битая посуда. Шестого — им оказался Лобан — в безнадежном состоянии с капельницей перетащили в машину реанимации… В помощи врачей нуждался метр и те, кто перенес острейший нервный шок. Они все еще находились на кухне… Менты застали в ресторане только его обслугу. Ни один из посетителей не пожелал дождаться их приезда, чтобы не попасть в историю. Примет преступников никто не мог назвать. На киллерах были надвинутые на глаза черные вязаные «бандитки» и куртки, которые, выходя в зал, каждый «официант» сбросил и, вернувшись, быстро натянул на себя. Однако слово «кавказцы» витало в воздухе. — Не поделили что-то между собой! — Руководитель опергруппы вынес устраивавшее всех заключение. Буквально за несколько минут до нападения в ресторане прозвучали автоматные очереди на улице Профсоюзной, недалеко от метро «Беляево». Под огонь попал «мерседес» с боевиками, которые должны были присоединиться к Дашевскому и Лобану. Сидевших в машине расстреляли давно известным способом. На светофоре к машине с обеих сторон подъехали два мотоциклиста в шлемах, одновременно открыли огонь по пассажирам. Также спокойно умчались… По меньшей мере с десяток авторитетов расстреляли подобным же образом. Убийства в ресторане, на дискотеке, как и у метро «Беляево», были «санитарными» — результатом бандитской разборки. Обоим преступлениям с самого начала была уготована судьба вися ков — что никогда не будут раскрыты. Дорога их была прямиком в сейф к уголовным делам, приостановленным ввиду неустановления виновных. За последние годы таких накопилось немало. Под утро в ту же ночь неизвестными была брошена граната «РГД-1» в окно ночного ресторана, содержавшегося кавказцами. Два человека были убиты. Четверо ранены… Это можно было считать началом ответных действий. В утренних газетах, таких, как «Городской комсомолец» и «Коммерсантъ», весьма осведомленных по части криминальных происшествий, о разборке не было и полслова. Новость не успела попасть в номер. Первым делом я связался с бывшими коллегами, занимавшимися разработкой преступных авторитетов. От них я узнал последние подробности. — Все молчат. Никому ничего не надо. Только нам! — А что родители убитых? — Они их про себя давно похоронили. — Кто вторая сторона? Мнения тут разошлись. Часть считала, что происшедшее явилось очередным этапом войны, которую вели мусульманские и славянские группировки за Москву. Другие грешили на «казанцев», которые давно хотели отбить у Жени Дашевского небольшую площадь вокруг метро «Отрадное» — анклав, окруженный ими со всех сторон. — А что Лобан? — Этот в Склифосовского. Без сознания. И мы, и бандиты выставили охрану. Врачи боятся налета… — А состояние его? — Будет жить. Но Лобан ни слова не скажет. Ты знаешь. Чувствуется, что в Москве хотят все заново переделить… У меня на этот счет было свое мнение. Бой шел за двести миллионов долларов, которые «Алькад» не собирался возвращать «Независимости». Женя Дашевский и Лобан элементарно не предусмотрели возможности силового варианта решения проблемы. Убаюканные партнерами, они кайфовали. А между тем после выдачи кредита группировка практически сидела на пороховой бочке… Короткая жесткая разборка между двумя бандитскими крышами расставила точки над «i» в наших отношениях с «Алькадом». Дашевский еще лежал на столе в бюро судебно-медицинской экспертизы, а нам уже предъявили требования об отсрочке помесячных уплат в счет полученного кредита. В отличие от регионального управления по организованной преступности, финансовый мир немедленно установил для себя, кто стоит за убийствами, и сделал выводы. Похороны Жени Дашевского хотя и прошли на престижном Ваганьковском, однако собрали мало народу: многие приехать побоялись. Четырех его друзей похоронили в Подмосковье, на местном кладбище. Камал Салахетдинов, лишившийся бандитского прикрытия, выжидал, по-прежнему отказывался от услуг собственной службы безопасности, вел переговоры в одиночку. Но я был мент. Для меня это не подходило. Офис «Environmental produce „Alkad“ — „Экологическая продукция „Алькад“ размещался недалеко от метро «ВДНХ“, в большом административном здании. Я решил наконец увидеть его своими глазами. День был слякотный, колготной. По длинному скучному забору тянулся выведенный огромными буквами такой же длинный и скучный текст: «Спорт — сила и мужество, смелость и ловкость, бодрость и здоровье…» Букв на заборе хватило от одной остановки до другой. В том же здании, вместе с фирмой, находился один из многочисленных гуманитарных фондов. Потолкавшись по коридорам, я нашел вывеску «Алькад», она сияла, словно золотая монета. Я пришел без приглашения, потому что, как мент, хотел точно знать, кто нам противостоит. Мне следовало быть осторожным. За невинное любопытство тут могли заставить платить. Цена в этих кругах была одна. Самая высокая… Дежурному на работе я ничего не сказал. О моей поездке в «Алькад» могла догадаться только помощница Лукашовой. Я предупредил: — Меня не будет… — Вам сегодня опять никуда нельзя будет звонить? — спросила она нейтрально. — Нет… — Боюсь, меня будут снова ругать из-за вас. А хотя бы назвать район, если Катерина Дмитриевна спросит, можете? — ВДНХ. Я ей сам позвоню… Стальная дверь в «Алькад» была заперта, но мне сразу открыли. Тяжелый малый, секьюрити, впустивший меня, наблюдал по экрану за людьми, проходившими по этажу. —Вы в «Алькад»? —Да. Он сделал несколько привычных движений металлоискателем вдоль моей куртки и брюк — оружия у меня не было. —Прошу. Офис был небольшим: две комнаты, коридор, в глубине еще одна дверь. Мне бросилась в глаза фирменная офисная мебель. Металл, стекло, искусственные цветы. Все дорогое, импортное. Оборудование этого райского уголка в старой хрущобе должно было влететь владельцу «Алькада» в копейку. —Добрый день… Женщину за столом, поздоровавшуюся со мной первой, я мгновенно узнал: «Мисс Осиная талия»! Супермодель, приезжавшая на торжественный прием в честь пятилетия банка «Независимость» вместе с О'Брайеном! Я начал понимать, что к чему: «Сестра Пастора Юлия… Любовница адвоката!» Оставалось надеяться, что она тогда не рассмотрела меня в ресторане. Вблизи супермодель выглядела не менее эффектно. Безукоризненная косметика, украшения, деловой костюм. Природа, окружающие и она сама не пожалели усилий для создания имиджа. Обстановка офиса выглядела деловой. В шкафу, за спиной сидевшей, виднелось несколько папок. Женщина подняла глаза, улыбнулась. Это не походило на фальшивое движение губ нашего помощника президента банка. Я получил адресованную мне персонально царственную улыбку. —Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста… Она не могла бы произнести это доброжелательнее. Один из телефонов на столе прозвонил. —Извините… — Она сняла трубку. — Добрый день. Фирма «Алькад». Слушаю вас внимательно… До моего прихода она что-то набирала на компьютере, стоявшем перед ней. Два других на соседнем столе тоже были включены. Я увидел характерную картинку: готовилось сообщение для Интернета. Оно было адресовано в Ирак. Тамошняя фирма упоминалась в технико-экономическом обосновании кредита. В трубке заклокотало. —Да. — Она больше не смотрела в мою сторону. Я мало что успел узнать и увидеть. В окружающей обстановке было что-то недостоверное. Офис был словно декорация на сцене. Разговор по телефону был тоже странный, состоял из одних подтверждений. —Да. Да. Да… — Она взглянула на часики, висевшие у нее на груди. Речь шла о встрече. И видимо, деловой. Когда она обернулась, я что-то уловил. Нелепая мысль пришла вдруг в голову: «Ей звонили, чтобы сказать обо мне!..». Она уже взяла себя в руки: —Чем могу быть полезна? —Мне хотелось бы увидеть руководителя фирмы… Я ничем не рисковал: знал, что не застану главу «Алькада» в офисе. —Вы договаривались с господином Окунем? —Увы!.. —Но может, я все-таки могу помочь? —Я сейчас объясню… Мне не хотелось входить в детали. —Ярославское нефтеперерабатывающее предприятие, которое я представляю, хотело бы обсудить возможность взаимовыгодного постоянного партнерства… В свое время мне приходилось писать обзорные статьи на темы Газпрома, я знал положение дел в отрасли… Она улыбнулась: — Действительно, вам лучше поговорить с ним. Оставьте, пожалуйста, ваши координаты. Я вам перезвоню. Договорились? — В Москву собирается наш генеральный директор. Мне бы хотелось обговорить возможную дату встречи… — Не знаю, что вам сказать… Президент отсутствует. Но он будет звонить, я передам. —Как скоро он, по-вашему, появится? Он в России? Она развела руками. Даже не дослушав. —Заграница может сейчас оказаться ближе нашего российского города… Модель взглянула на меня. «Прием закончен…» Я поднялся: — До какого часа я могу сегодня вам позвонить? — До шести, пожалуйста… Я вышел отчего-то встревоженный, ничего так и не узнав. «После звонка она уже иначе на меня смотрела… — Я, возможно, уже накручивал себя. — Словно спрашивали обо мне или предупреждали. Потом назначили свидание». Я прошел по коридорам, спустился в вестибюль. Здание было унылым, сиротским. С книжным киоском внизу. Тут тоже работали до 18.00. На выходе я споткнулся о высокий, круто обрывавшийся порог. Словно кто-то невидимый давал сзади пендель каждому выходившему… Около восемнадцати я уже стоял с «девяткой» у забора с километровым текстом, наискосок от входа в гуманитарный фонд, где помещался «Алькад». Погода была по-прежнему слякотная. Снег таял. Огромную лужу у пивной палатки прохожие обходили по газону. Служащие шли валом, многие чертыхались, спотыкаясь о высокий порог. «Мисс Осиная талия» показалась в начале седьмого — высокая, на голову выше остальных. Ее светлая шуба едва не касалась земли. На углу было припарковано несколько машин. Супермодель подобрала полы шубы, села в одну из них. Это был «мерседес», и на прямой мне было бы трудно с ним тягаться, если бы предложили участвовать в авторалли… Кроме шофера впереди, на заднем сиденье сидел еще человек. Едва женщина устроилась рядом, автомобиль выехал на дорогу. Почти одновременно между мною и «мерсом» проскочило по прямой несколько машин. Я немедленно пристроился им в хвост. «Понеслась…» К счастью, «девятке» не пришлось вступать в соревнование. Все чаще попадая в заторы, мы очень нескоро выбрались на Садовое кольцо. По Ленинградке подались к «Соколу», в район Песчаных улиц. Мы припарковались на одном из перекрестков. Супермодель и ее спутник вышли. Я следил в зеркало заднего вида. Было плохо видно, хотя они прошли недалеко от меня. Мужчина был на голову ниже спутницы, грузен. Лица я не разглядел, но мог утверждать: «Это не Окунь!» Цель прибывших в «мерсе» оказалась в нескольких метрах. Это был закрытый московский «Бизнес-клуб», который вначале я принял за ресторан. «Вход по клубной карточке» — оповещала большая медная пластина снаружи. Мне открыл охранник в униформе. С секунду мы смотрели друг на друга. Я показал сохранившееся удостоверение: «ПРЕССА». —У меня тут свидание… — и сунул полсотни зеленых. Мы поняли друг друга. Он переправил в карман купюру, молча провел меня внутрь. Стоявшему у портьеры вертлявому, с косичкой метру сказал небрежно: — Мой друг, поест и пойдет… Метр что-то пробурчал недовольно. — Он быстро, — сказал секьюрити. Метр вздохнул: — Посади вон там, в углу… Я осторожно заглянул за портьеру. Солидный, немолодой мужчина в тройке, очевидно хозяин, маялся перед входом, нервно поглядывал на часы. В клубе ждали какого-то высокого гостя. —Сюда. Мне досталось место, лучше которого я не мог и желать. Сзади — только аквариум с рыбками, тянувшийся вдоль простенка. Супермодель и ее спутника усадили впереди, у окна. Мы находились достаточно далеко друг от друга. Верхний свет в зале был приглушен. Каждый стол освещала своя настольная лампа в виде свечи. «Полный интим…» За их столиком сидели еще двое. Они приехали раньше. Я не мог их разглядеть. Все четверо, в свою очередь, не видели меня. Во взятой мной рекламе, из тех, что во множестве лежали в гардеробе, я почерпнул кое-какие сведения о ресторане. Членам клуба гарантировались в любой час блины с икрой, вареники с ягодами, картофелем и грибами, блины, запеченные с сыром, комплексные обеды стоимостью двадцать долларов. А также тихая музыка, домашний уют, сауна и комнаты для переговоров. «Все это сделает Ваш отдых приятным…» Ресторан был невелик. Вокруг слышался приглушенный непрекращающийся шум, словно сотни гусениц-шелкопрядов занимались обычным делом — поедали вороха тутовых листьев… Подошедший официант принял у меня заказ. Я попросил мясную закуску, вареники с картофелем, большую рюмку мартини. В минуты опасности с повышением адреналина в крови я становился голоден как собака. Человек пять группой вошли в ресторан. Я скорее почувствовал, нежели услышал какое-то движение за столиками. Хозяин ресторана двинулся навстречу. Гусеницы шелкопряда на время угомонились… Одного из входивших я сразу узнал. Это был Арлекино. В центре группы шел О'Брайен. Пластичный, хорошо подстриженный. На этот раз на нем был светлый деловой пиджак. Остальные были боевики из личной охраны. О'Брайен прошел к столу, где сидела супермодель и трое мужчин. Все четверо поднялись навстречу прибывшему. Двое боевиков и с ними Арлекино разошлись по залу, видимо полагая, что тем самым снижают уровень риска внезапного нападения, если оно здесь готовилось. Я не хотел, чтобы Арлекино видел меня. К счастью, в мою сторону направился другой секьюрити — кавказец; узкое, с пушком на подбородке лицо его ничего не выражало. Я почувствовал на себе внимательный тяжелый взгляд. Боевик меланхолично, не переставая, жевал. Я незаметно наблюдал. Он устроился за столиком недалеко, таким образом, чтобы видеть стол, где сидел О'Брайен, и одновременно выход. Не исключено, что он был профессиональным секьюрити. Официант его знал. Сказал: — Бугламу из баранины с ткемали… Боевик кивнул: — Обязательно. С имбирем, эстрагоном… — И безалкогольного пива… Тем временем приехавший с супермоделью мужчина внезапно поднялся из-за стола, подошел к выставленным у бара бутылкам экзотических форм с красочными наклейками. Я тут же узнал его: «Пастор!» Он вряд ли помнил меня. Зато я знал его теперь как облупленного. Пастор, Окунь, О'Брайен… На Арбате, в отеле, где я начинал как секьюрити, Пастор и тогда был в этой компании. Мне следовало раньше вспомнить об этом. «Ирландская фамилия, которой они тогда козырнули… Это же О'Брайен!» Второй, сидевший за их столом, поднялся, тоже подошел к бару — коренастый, невысокого роста. Я рассмотрел его. На нем был искусной вязки пуловер поверх сорочки и светлые джинсы. Я считал, что в джинсах можно ходить только в кабак, но, видно, ошибался. Это был лобастый мозгляк с припухшим аденоидным лицом; большую половину щек и глаза скрывали дымчатые стекла огромных очков. Пора было осторожно уходить. Я показал официанту, что хочу рассчитаться. Совсем я, конечно, не уехал. Ждал в машине. У тротуара рядом были припаркованы сплошь иномарки. «Вольво», «БМВ», несколько «Джипов-Чероки»… Охранник в камуфляжной куртке периодически обходил стоянку. «Мерседес», в котором приехали супермодель с Пастором, стоял неподалеку. Рядом с другим «мерсом», в котором кто-то сидел. Погода была промозглой. Около десяти пошел снег. Он падал на промерзший к ночи асфальт. Утром это должно было превратиться в привычное грязное месиво. Компания в ресторане засиделась. Я ждал абсолютно тихо, не включая магнитофон. Двое прилично одетых парней подошли к машине сзади, я узнал в них воров, раздевавших оставленные без присмотра машины. Они не заметили меня, остановились. Я просигналил подфарниками. Они, как ни в чем не бывало, двинулись дальше. Кому не повезет в оставшиеся до утра часы? Владельцам автотранспорта в близлежащих переулках или ворам? Несколько оперативных групп милиции каждый вечер выходило на охоту в поисках дичи. Покинув ресторан, я позвонил президенту «Лайнса» — он еще был на месте. Очень быстро мне на. помощь прибыли две небольшие бригады бывших т о п а л ь щ и к о в Седьмого Главного управления бывшего КГБ СССР. Со времени падения их могущественного когда-то ведомства прошло немало времени, профессионалам прибавилось годков, но квалификации у них не убавилось. Они работали по частному найму. Им неплохо платили. Правда, за ними уже не стояла мощная структура, которая могла оградить в случае неудачи. Их документы прикрытия теперь были липовыми, не выдерживавшими мало-мальски серьезной проверки. Машины их стояли невдалеке. Разведчики и люди, которых мы ждали, не знали друг друга. Я принял на себя обязанности «отправного». Сразу по приезде мне в «девятку» передали переносную радиостанцию, работавшую ни их волне. Мы могли поддерживать связь не только зрительно. Тем временем из ресторана все чаще выходили отъезжавшие — молодые мужчины и женщины в модных пальто и шубах, подметавших асфальт. Многие были с солидным сопровождением. Первым из интересовавшей меня компании появился Арлекино вместе с боевиком-кавказцем. Вдвоем они подошли к стоявшему у тротуара второму «мерсу», тщательнейшим образом осмотрели стоянку, затем саму машину, «От багажника к капоту…» Бывший важняк Генеральной прокуратуры, он же частный детектив Николай Холомин, которого я для краткости называю Арлекино, явно возглавлял теперь личную службу безопасности О'Брайена. Закончив осмотр, Арлекино вернулся в кабак, оставив у машины второго секьюрити, и тут же вышел вместе с О'Брайеном в окружении остальных. О'Брайен хорошо смотрелся на фоне одетых во все темное телохранителей — без пальто, хорошо подстриженный, чуть тяжеловатый, в светлом деловом пиджаке. Из «Бизнес-клуба» появился давешний мозгляк с супермоделью и телохранителем. Лицо его по-прежнему было наполовину скрыто за огромными дымчатыми стеклами очков. Супермодель на голову возвышалась над ним. Последним из ресторана показался уже известный мне Окунь. «Вся компания тут…» Кроме «мерса», их ждали еще несколько машин. «БМВ», «Вольво» и «Джип-Чероки» с чернеными стеклами стояли уже на ходу. О'Брайен, телохранители, и Арлекино в том числе, скрылись в машинах. Разъехались в одну секунду… «Чероки» с авторитетом сразу выдвинулся вперед. Погнал с места. Машины с охраной прикрыли его сзади и сбоку, со стороны тротуара. Мозгляк уехал в «БМВ» вместе с супермоделью. За ними сзади пристроился Пастор. «Вольво» с Окунем занял место в арьергарде. Машины резко уходили… Вести наблюдение за О'Брайеном силами, которыми я располагал, было по меньшей мере наивно. Обе группы я послал за «БМВ». Сам же снова увязался за «мерседесом» Пастора. Пастор ехал через всю Москву. На «Пражской» он купил букет свежайших роз. С ленцой. Весело. Не торгуясь. Девицы с цветами в переходе метро — молодухи в джинсах, в куртках на синтепоне — его знали. Пастор был их постоянным клиентом, он с удовольствием расцеловался с каждой, ни разу не вынув рук из карманов кожаной куртки… «Красивый мужик…» Продавщицы добавили от себя еще ветку-другую зелени, обвязали лентой букет. Пастор их снова перецеловал. Ему, выражаясь высокопарно, предстоял «романтический визит». Я вспомнил его девицу в номере отеля на Арбате — розовощекую, в прозрачном бюстгальтере, с болтавшимися резинками вокруг пояса, благоухающую дезодорантом, который не мог забить запах чистого здорового тела… Как она пыталась тогда закрыть передо мной дверь в комнату, где Пастор переодевался! Такие бабы могут быть только у крепких мужиков без комплексов… Меня интересовало, какое место занимает Пастор в иерархии империи, созданной О'Брайеном? В связи с чем состоялся сегодняшний сбор в «Бизнес-клубе» с привлечением самого монарха? От метро «Пражская» Пастор подался в сторону Россошанки. «Мерседес» впереди тянул не спеша. Я уже догадался, что Пастор не любит быстрой езды. Разделенные порядочным расстоянием, мы проследовали мимо достопримечательности, сохранившейся еще со времен застоя, — когда у магазина «Прага» многосотенные очереди накапливались до рассвета в подъездах соседних домов. Плакат, выставленный по просьбе жильцов, бодро отсылал к туалету в каких-нибудь восьмистах метрах… Я поставил кассету. Включил магнитофон. Какая-то композиция… Музыкальной частью заведовал мой сын, шестиклассник. Вместе с группой в машину вошел и мой пацан, слегка вялый, домашний. Вошли и его компьютерные игры, и такой же, как он, добрый плюшевый ирландский сеттер Джимми… Я взглянул на часы: дома уже спали. Что за злой рок гонял меня по ночам? И в к о нт о р е. И теперь здесь, в банке. Почему мне не жилось, кaк веем людям?! «Что мне до Пастора и его б…?» На Россошанке было тихо. Москва выглядела бандитской лишь для тех, кто хотел ее представить такой. Тот, кто получал деньги, продавая горячее чтиво… Его и обвинять в этом было нельзя: люди хотят жареного! Пастор вышел у углового дома. Букет он нес перед собой, как свечу… Он, видно, намеревался здесь заночевать, потому что «мерседес» сразу отъехал и вскоре развил скорость, на какую моя «девятка» была не способна… Кассета продолжала крутиться… Пастор вошел в подъезд. Я следил за окнами — освещены были только три квартиры. Я подождал. Внезапно свет вспыхнул в четвертой — угловой… К себе в банк я приехал без предупреждения. Ночное несение службы было наиболее трудным. Тут требовалась полная выкладка. Я нажал на звонок несколько раз, прежде чем мне открыли. Я не ожидал другого. Службу нес кто-то один, салага, остальные спали. Дежурный Витька — мой протеже — открыл, убедившись, что вся смена на ногах. Когда-то я тоже так поступал, когда нес дежурство на внутренних постах в здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади. Я работал тогда за нищенский оклад. Сегодняшние секьюрити при некоторых обстоятельствах зарабатывали в час до двадцати пяти долларов, не меньше их коллег на Западе. Я собрал наряд в дежурке. Читать мораль было бесполезно. Сводку происшествий по городу я вывешивал регулярно. Они все знали. В том числе и о судьбе бандитской крыши банка. Нападения на «Независимость» можно было ожидать теперь в любую минуту. Это учитывалось, кстати, при оплате службы. Много людей были готовы завтра же занять их места. Существовал резерв. Мы в состоянии были заменить каждого, кто не соответствует контракту. Даже всех целиком… —Дежурный с этой минуты отстранен. Становится на пост. Все остальные оштрафованы… Вопросы есть? Витька подошел, как побитый пес: —Я додежурю. Все будет в порядке. Езжай… Я готовил его себе в заместители взамен нынешнего. Витька был смел, дерзок. Но он поостыл, и ему требовался урок. —Тут становится с т р е м н о… — предупредил я. Наши личные отношения не могли пострадать оттого, что произошло. —Я чувствую. —Чтоб не получилось, как в Хабаровске. При нападении на банк там были жертвы среди охранников. —Не беспокойся. Я еще проверил выдачу оружия, постовую ведомость. Все было в порядке. Я обнадежил: —Через месяц вернемся к этому вопросу… Он воспрянул духом. С меня тоже словно спала тяжесть. Он прошел Чечню, прежде чем получить майора. Я, строго взыскивавший нынешний его начальник, так и остался капитаном. У каждого — свое. Ничего необыкновенного в этом не было. Тренер чемпиона Союза по прыжкам в высоту, с которым вскоре мне пришлось встретиться в Иерусалиме, от силы мог взять 155 сантиметров. Я поднялся к себе. Ни спать, ни заниматься бумагами не хотелось. Можно было достать с полки любимую «Прощай, полицейский» Рафа Балле (не путать с Пьером Вале). Меня окликнули по рации: —Спишь? Это был один из разведчиков, уехавших за «БМВ». — Все в порядке. Как там? — Ребята устанавливают мозгляка в очках. Тут интересно. Может, подъедешь? Осипенко, дом… Мы встретим. Ты, с п о н т а, газетчик! Седьмое управление бывшего КГБ СССР, занимавшееся наружным наблюдением — следовало отдать ему должное, — вдумчиво подбирало кадры. Разведчик и разведчица, перекочевавшие в охранно-сыскную структуру «Лайнса», сидели в конторке у лифтерши. Веснушчатые, пышущие здоровьем. Наиболее трудная часть задания была выполнена, каждого дома ждала семья. Лифтерша попалась словоохотливая. Жила одна: все дни не с кем перекинуться словом. Весело врали: —Ночная работа. Организация оперативных материалов для утренних газет… Сами из провинции… Нет, детей пока нет! К чему?! То, что они проделывали, называлось «установкой». Ею занимались «установщики». Профессионалы владели обеими смежными профессиями: «разведкой» и «установкой». —Сейчас для нас главное — зацепиться в газете, снять комнату. Недорого, но чтобы в центре… Лифтерше они понравились. —В этом доме ты и не рассчитывай! Девушка угостила ее шоколадкой. Старуха поставила чай. —Народ тут непростой. Довоенного засола. С няньками еще выросли… Молодежь получала квартиры, уезжала. Старики оставались. Заслуженные, забытые, на неверных ногах. — Значит, можно дать материал! Написать! — О них уж писали! Лифтершу немного придерживали. Ждали меня. С моим приходом мысленно прошлись по этажам. — На четвертом адвокат живет. Знаменитость! Вот он только перед вами сейчас подъехал. С охраной… — Женатый? — А зачем? К нему любая придет. Только мигни… Жаль вы не видели, какая с ним… Похлеще Аллы Пугачевой! Мы принялись за лифтершу тройной тягой. — Наверное, богатый! — А то! Он недавно тут. В четырехкомнатной. Метров, считай, сто полезной площади… — Тут жилплощадь дорогая… — Сталинская еще постройка. Я думаю, тысяч двести отдал. Зелеными. Да еще ремонт! — Не боится? — Кто сейчас не боится! Там все на замках. Перекрыто. Стальные двери, телевизионный глаз на лестнице. А охрана на что?! Телохранители… — Много? — Я больше все одного вижу. Кавказец. Жует. Никого не замечает. Не здоровкается… Речь шла о секьюрити, заказывавшем в «Бизнес-клубе» бугламу с ткемали… — Вообще-то охранников тут несколько! — Кто же этот адвокат? Не Макаров?! — Фамилия их мудреная. Тамм, Рамм… Я его больше все «Николай Лексеич»… Я теперь не сомневался: «Доктор Ламм», частная адвокатская контора, обеспечившая покупку «Алькада»…» Получалось, что в «Бизнес-клубе» сегодня были лишь те, кто прямо или косвенно связан с фирмой «Алькад». И еще телохранители… |
||
|