"Зимняя охота короля" - читать интересную книгу автора (Доконт Василий)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Это был разговор двух глухонемых, слепых и безруких, когда совершенно нет никаких возможностей для общения, кроме невнятной телепатической речи — на разных языках. Посредничество нервного переводчика — Капы — свелось к бесконечным стонам и возмущениям низким умственным уровнем обоих собеседников. Хрустальная не церемонилась в выражениях, разве что, по-прежнему, избегала матерных, но это нисколько не облегчало участь слушателя. В данном случае — короля.

Василий с ужасом думал, какой может оказаться реакция Камня, если и на ту сторону, в его уши, или чем он там воспринимает, изливается такой же поток ядовитых шпилек и прочих словесных колючестей. Вряд ли существовали хоть какие-то языковые барьеры, способные удержать водопад сарказма, смешанного с ехидством, извергаемый бестелесной женщиной, перепуганной до нельзя контактом с чуждым разумом. А то, что это был страх, Василий не сомневался.

Дорога до Железной Горы, как и говорила Капа, заняла четыре дня. Правда, вместе с днёвкой, неожиданно устроенной королём. И с обедом, на котором единственным гостем оказался пограничный лейтенант Блавик. Обед явно вышел неудачным, поскольку застольная тема — следы Безликого, найденные лейтенантом в процессе расследования убийства короля Фирсоффа — оказалась настолько мало аппетитной, что почти ничего не ели ни король, ни его гость.

Какое-то время ушло и на посещение разгромленного постоялого двора «Голова лося». Снегопады скрыли следы и пожара, и случившегося здесь сражения, но бесцельно бродивший по сугробам Василий чувствовал в воздухе запах крови, всё ещё затрудняющий дыхание на этом месте многих смертей. Капа списала сей факт на богатое воображение короля, чуть было не ставшего фантастом, и имела по такому шикарному поводу долгий спор с возмутившимся монархом. Победителей в нём не определилось, но и проигравших не нашлось: король неожиданно упёрся рогом, и Хрустальная просто замолчала, прекратив изыскания в нагромождении чувств Василия.

Немного полазил Василий и по «стройке века», как обозвала Капа скопище ям и земляных насыпей — свидетельств возводимой зодчими и гномами Скиронара будущей неприступной крепости. Сложившаяся в Соргоне ситуация заставляла думать, что сооружение это в войне не понадобится. Во всяком случае, в этой войне. Как, возможно, и такая же цитадель на границе с Хафеларом. Но отменять своего решения король ни в том, ни в том случае не стал: не для войны, так для чего иного сгодится. Да, и кому известно, что за сюрпризы спрятаны в рукаве у Разрушителя. Хотя бы шкатулка та же, что отобрал у пустоголовых Бушир. Пусть идут обе стройки — запас карман не тянет. А превратности войны на того валятся, кто не бывает к ним готов. Среди строительных отвалов отыскался мастер Тром, и Василий с удовольствием распил с ним бутылочку вина, обсуждая достоинства намечающихся стен, пока ещё неприступных только на бумаге.

После экскурсии по стройке двинулись дальше. Искать дорогу к Железной Горе не пришлось: на аквиннарской земле короля ждали большой делегацией. Проводить монарха до Горы явились и Агадир, и Бушир, и Блафф с Трентом. Сотня повязок в почётном карауле. Сотня аквиннарцев в почётном карауле. Сотня гномов в почётном карауле. Ни дать, ни взять — торжественная встреча августейшей особы. Не хватало мелочи — духового оркестра, но и без него получилось неплохо.

До Железной Горы дороги оказалось всего три часа, так что к ночи были уже на месте. Поговорить, правда, толком не удалось: большую часть пути проделать пришлось пешком по горным тропам. А тут уже — не до разговоров. Василий подозревал, что гномы устроили это специально — в ответ на его желание захватить с собой не только Индура и Клонмела, но и Агадира с Буширом. Не желали показывать посторонним удобной дороги, и не побоялись даже рассердить Василия, соблюдая свои принципы.

— Не хитрите, мастер Блафф, — шепнул король Старейшему, нервничавшему в ожидании гнева короля. — Охрану и прочие войска я не против оставить снаружи, но кто мне нужен — в Гору пойдут.

Блафф восторга не проявил, но смирился. И извилистая, даже для ходьбы неудобная тропа стала наградой королю за настойчивость. Впрочем, все эти мелочи мало занимали Василия, как и прелести сумеречного горного пейзажа. Впереди ждала необычная встреча, и король волновался сильнее, чем перед Скиронской битвой, когда его душа практически не покидала пяток. Может быть, эти волнения были вовсе не его, а Капины — такой вариант тоже допускался. Тем не менее, все мысли соргонского монарха были там, в Горе, возле неведомого Материнского Камня.

Король и внутри Горы ни на что не смотрел — готовился к встрече. Куда-то отсеяли Агадира, Бушира и Клонмела, Блафф взял на себя Индура — повёл его осматривать подземный город, а Василий только тогда вынырнул в реальность, когда оказался перед самым Камнем. Тут же определилась и степень готовности короля к контакту. Ноль. Большой, круглый Ноль. Кроваво-красный кристалл, со всех боковых сторон одинаковый. Никаких намёков на органы зрения, слуха или речи. Камень — он камень и есть. Только несколько бугорков зарождающихся почек, да бессмысленные тексты на тех местах, откуда отпали созревшие.

«— Чтой-то Вы вдруг замолкли, сир? Беседавайте, беседавайте, — съязвила Капа, не смотря на свой страх перед Камнем. — Токма кричите громше — парень слегка глуховат! Или девка — тожа глуха, чисто пень!»

Королю принесли кресло, и он, обойдя вокруг кристалла ещё пару раз, в раздумьях уселся со стороны, противоположной дежурившему Старейшему — чтобы не мешать, если кто на связь с Горой выйдет. Вот, и поговорили! Но не сидеть же сиднем — времени совсем в обрез…

«— Вызывай его, Капа!»

«— А толку, сир? Как он поймёт, что мы здесь?»

«— Как-то же он находит свои Камни во время связи. Значит, знает координаты…»

«— Нету в вызовах Горы никаких таких координатов, одни имена только! Сами говорили, что координаты — это место отпадения почки…»

«— Вызывай!» — король встал и приложил руки к грани кристалла.

Ничего. Сначала вроде — ничего. Вот только грань под руками Василия начала менять цвет. Из кроваво-красного она стала бледно-розовой, позеленела, скакнула в фиолетовый, потом — в синий, оранжевый и снова — в розовый, фиолетовый, синий. Цвета мелькали всё быстрей и быстрей, а мигающее пятно становилось всё больше. У короля от мелькающей пестроты заболели, заслезились глаза, и он отнял руки, чтобы утереть набежавшие слёзы. Цветовое пятно тут же угасло, приняв прежний, кроваво-красный цвет — даже и места не найдёшь, где оно находилось. Где-то здесь? Или здесь? Или — тут?

«— Переводчика позвать? — вежливо осведомилась Капа. — С церковно-славянского на цвето-музыкальный. Нет, лучше — наоборот. И зачем ему, безглазому, такой пёстрый язык?»

«— Ну, цвет может быть побочным эффектом. А сама речь построена на разных длинах волн…»

«— И из всего диапазона надо было выбрать именно световые! Чем ему радио частоты не угодили?»

«— Не ему — нам. Он знает о том, что такое для нас — зрение».

«— Лучше бы он знал, что такое для нас — слово. Хотя его рычание Вы тоже вряд ли поймёте!»

Король опять уселся в кресло и принял задумчивый вид:

«— Думай и ты, Капа: ум хорошо…»

«— Мой! Да, ещё и Вашего ума одна четверть… Сила получается! Я же понимаю, сир, не маленькая…»

И начали они думать вместе. Думал и Камень.

Через некоторое время побежали по грани, обращённой к королю, бесконечные ряды гномьих букв. Но ни смысла надписей понять, ни, хотя бы, разделить эти строки на слова, ни королю, ни Капе не удалось. Бесполезное оказалось занятие. Строки погасли, как раньше погасли цвета.

«— А ещё перестукиваться можно, — нарушила молчание Капа. — Правда, ему стучать нечем. Так хоть мы — душу отведём. Надо только ему объяснить, что это мы разговариваем, а не пытаемся его расколоть. Впрочем, нет — Вы азбуки Морзе не помните. То есть не знали никогда, и не видели. А просто так стучать — смысла нет. Может, в самом деле его расколем? И по осколкам выясним, как он работает… Не, кроме шуток: чего Вы Камень Памяти не завели у себя дома — всё, что видели Ваши предки, знали бы… Может, и Морзе того же… Или азбуку тюремную… Ну, почему Вы не были на зоне, сир?»

«— Погоди-погоди, Капа! Погоди! Камень Памяти, говоришь?»

Король вскочил от возбуждения.

«— Камень Памяти! Конечно же, Камень Памяти! Была б возможность тебя расцеловать — расцеловал бы. Ладно, потом как-нибудь… Камень Памяти! Гномы записывают на Камни важные для себя события и потом воспроизводят их. Не стал бы Материнский Камень оказывать им такую услугу, если бы не имел доступа к этой информации сам! Мы понимаешь, Капа?»

«— Нет!» — слукавила Корона. Она-то хорошо поняла, куда клонит Василий. Если Материнский Камень понимал заложенную в Камни Памяти информацию, то он просто должен был иметь возможность с их помощью передать свою. Хотя бы исходя из обратного.

А тут и оживали все страхи Хрустальной, потому что принимать сигналы от рубинового собеседника предстояло именно ей — король-то дела с Камнем Памяти не имел. Вся связь и с Эрином, и с Горой осуществлялась через Капу. В общем, каким бы ни был мыслительный процесс у Материнского Камня, выводы он сделал аналогичные.

И тогда Капа в ужасе заорала. Страх её был настолько силён, а крик настолько громок, что Василий оглох и едва не ослеп, а от резко возросшего кровяного давления в голове короля — из ноздрей потекли струйки крови.

«— Он лезет в мой мозг! Он переделывает меня, — вопила Капа. — Я знала, знала, что так будет!»

Глупейшая ситуация: ни понять, что происходит, ни вмешаться на защиту своего неугомонного создания, ни успокоить чужие страхи, чтобы прекратить этот бедлам в голове, король не мог. Он даже не знал, как это сделать — Капа существовала за границами его реального восприятия событий, и дороги в её мир он не ведал. Та сама приходила, когда считала нужным. Оставалось надеяться, что причинять вред — не входит в задачу Материнского Камня, и что ему хватит разума не травмировать неустойчивую психику Капы. Если Камень знает, что это такое…

Король кое-как утёрся рукавом камзола, извозив его в крови и широко размазав кровь по лицу. Единственное, что было доступно ему из действий, связанных с Короной непосредственно — это проявлять и прятать её по своему желанию. Что и сделал — проявил Корону, мысленно прикрывая её руками от невидимой напасти, и удобней устроился в кресле — ждать результата.

То ли это помогло, то ли Капа, вволю накричавшись, успокоилась сама, то ли рубиновый чужак оставил девушку в покое, но наступила ватная какая-то тишина, и где-то в глубине головы дико болели уши.

«— Эй, есть там кто? — осторожно, мысленным шепотом, позвал король. — Капа, ты где?»

«— Не Ваше дело, — раздалось в ответ. — Спрашивает ещё! Зверь!»

Потом опять потянулось время тишины. Капа, как понял король, проверяла, ощупывала своё сознание — в поисках произведенного чужого вмешательства, и не найдя следов изменений, сменила гнев на милость:

«— Так и будете тут сидеть эдаким чурбаном?»

И тогда только начался этот странный разговор двух глухонемых, слепых и безруких, когда совершенно нет никаких возможностей для общения, кроме невнятной телепатической речи — на разных языках. С вольным переводом и комментариями Капы…

Гномий город был весьма необычным для короля обиталищем. Сочетание черт, вызывающих противоположные мнения, придавали этому подземному лабиринту своеобразный колорит. Нет, однозначно воспринимать самую большую постройку гномов никак не получалось. Нравится, не нравится, и опять — нравится. Целая буря эмоций, перемешанные восхищение и сочувствие, восторг и жалость.

Сначала обращаешь внимание на воздух. В закрытых, замкнутых пространствах, воздух всегда затхлый. А если такие пространства ещё и густо населены, то затхлость эта приобретает весьма специфический аромат. Душок, так сказать. Ещё проще — изрядно пованивает.

Воздух Железной Горы поражал своей чистотой и свежестью. Его хотелось поглощать, как нечто изысканное, пить мелкими глоточками, смачивая один только кончик языка — для усиления нежности вкуса. Так пахнет бельё на морозе, так пахнет горный ручей, только-только собравший свои первые капли из тающего ледника. Так пахнет снег, разомлевший под нежарким зимним солнцем. Но плыли в воздухе и другие ароматы: запах весенней зелени, свежескошенной травы, лесной клубничной поляны и мёда луговых цветов. И запахи эти, на удивление, не смешивались, плыли отдельными клубами, постоянно сменяя один на другой. И ещё — лёгкий-лёгкий ветерок, тёплое и нежное прикосновение которого щёки чувствовали на каждом перекрёстке. С воздухом в Железной Горе определённо всё было в порядке.

С освещением дело обстояло хуже. Честно говоря, света было совсем мало. Плохо как-то укладывалось в голове Василия, что добровольно можно жить в таких потёмках. Редкие масляные фонари встречались только на скрещениях коридоров, поэтому приходилось всюду ходить с лампой. А лампа медная, объёмная и тяжёлая весьма. Неудобное путешествие выходило — всё равно, что гуляешь с ведром воды. Долго ли от такой прогулки удовольствие будешь получать?

Но изобретательные гномы нашли способ разнообразить мрачную темноту городских коридоров. Все стены были изрезаны сложными узорами: где просто орнаментом, где — бытовыми сценками. И вмонтированное в узоры множество мелких зеркал при освещении стены разбрызгивало по тёмному коридору искры световых зайчиков, превращая его в волшебный звёздный туннель. Незабываемое зрелище! Так что скучными прогулки по городу, всё же, не назовёшь.

За королём пришёл Блафф и, увидев его перемазанное засохшей кровью лицо, позволил себе выразить удивление тихеньким всвистом. Василий среагировал не сразу: мысли его витали где-то далеко-далеко — в попытках подвести итоги беседы с Материнским Камнем. Что беседа закончилась, стало ясно, когда кристалл прекратил реагировать и на Капины вызовы, и на прикосновения короля. Просто отключился от них и — ни гу-гу. Понять же о чём говорили, Василий даже и не пытался. Эту задачу он свалили на Хрустальную в расчете на то, что она, пообщавшись с Камнем, всё же усвоила хоть часть его языка. И сейчас, не истеря, может обдумать те — зрительные? чувственные? психологические? — в общем, не поймёшь, какие образы, которые пыталась передать королю. Лично он, король, не разобрал в них абсолютно ничего. Одно только знание достучалось до соображалки Василия: он может сейчас свободно вызвать на связь любого владельца Камня Памяти. И, к тому же, получил право позволить им общаться между собой или не позволить. То есть, по желанию короля, центральный узел каменной связи перемещался из Железной Горы в его больную после Капиных воплей голову. Своей цели Василий достиг… А достиг ли Камень своей? И что за цель у него была?…

— А, это вы, Блафф?… А где Индур? — ответов Василий почти не слышал — так, комариный писк. Слух, значит, ещё не восстановился. — Прикажите подать воды — умыться, а то Клонмела удар хватит, — попросил он, когда разобрал, наконец, что Индур оставлен на попечение гномьей детворы.

— Что с Вами случилось, сир?

— А?… Вы — про кровь?… Пустяки, мастер. Проводите меня к Буширу, — король, как многие, внезапно утратившие слух, кричал во весь голос.

На крики из какой-то каморки высунул нос гном-дедок, и тут же рванул обратно, едва увидел Василия. Король оглох, но не ослеп.

— Стоять! — гаркнул он. — Гарут!? Ты что здесь делаешь?

До объяснений Блаффа королю не было никакого дела, как и до невнятного лепета бывшего Старейшего: всё равно почти ничего не слышал. Или — не бывшего? За два широких шага Василий настиг Гарута и схватил его правой рукой за ворот. Левую бесцеремонно запустил беглецу за пазуху и вытащил Камень Памяти.

— Так вот как Гора держит своё слово! — король уже не кричал, он ревел бешенным медведем. — Ах, вы — лжецы!!! Ах, вы — черви!!! Мокрицы!!! Шантрапа!!!

Помещение, где хранился Материнский Камень, похоже, редко посещалось, а то и вовсе находилось под запретом для рядовых гномов. За Гарута заступиться оказалось некому — одному Блаффу с разъярённым Василием не совладать. Будто — со всем Соргоном бороться. И не избежать бы беды, да Капа вовремя вмешалась:

«— Сир, Вы удавите дедугана! Да, и боги бы с ним, козлом старым, но из горы Вам потом не пробиться, и всему Соргону — труба!»

К словам своим она добавила и действие: ушная боль мигом исчезла, резко улучшился слух, и отчаянные призывы Блаффа к благоразумию короля были им, наконец, услышаны:

— Сир, мы не обманываем Вас! Гарут уже не в Совете Старейших! А Камень Памяти носит, потому что глава рода. Ему положен Камень Памяти, сир!

Буйство короля прекратилось так же неожиданно, как и началось.

— Да!? — спросил он уже нормальным голосом. — Тогда мы с тобой в расчёте, Гарут. Блафф, можете использовать его, как вам заблагорассудится. Я больше к Гаруту претензий не имею. Лишь бы не вредил.

Принесли воду. Король умылся, заставил всё ещё трясущегося старика выпить с ним мировую и отправился в сопровождении Блаффа на беседу с Хранителем и Буширом. И всё бы оно ничего, если бы не приходилось нести тяжеленную медную лампу…

— Вы мне не объяснили, мастер, что делал Гарут возле Материнского Камня, — король, разглядывая время от времени резные картинки на стенах, всё же не забывал донимать Блаффа неприятными вопросами. — Согласитесь, что постороннему там — не место.

— Так и есть, сир. Посторонних туда не пускаем. Даже из числа Старейших свободный доступ в это помещение разрешён всего троим. Тем, кто несёт у Камня круглосуточное дежурство.

— Разумно, Блафф. Сейчас слишком много секретов проходит через него… И всё же, вы не ответили мне.

— Я отвечаю, сир. Долгие годы одним из трёх был Гарут. Одним из трёх был и я. Нам пришлось приставить к Камню двоих новых дежурных… А обращение с Камнем имеет свои особенности, которые сразу и не запомнишь… Вот и поручили Гаруту опыт передавать — без права вмешательства в работу дежурных. Ваши требования, сир…

— Ну, да, я во всём виноват! Заставил бедных гномов испытывать непомерные трудности и невзгоды! Так?

— Я не говорил этого, сир!

— Ваши слова сказали за вас. Долго нам ещё блуждать?

— Уже пришли, сир. Вам отвели покои за этой дверью. Здесь же разместили и остальных. Уверяю, Вам не будет тесно…

Никакой двери король не видел, пока Блафф её не открыл. Когда не знаешь, как может выглядеть дверная ручка на резной стене, то и не найдёшь её в узорах орнамента. Ещё бы и двери научиться находить… Да, и какая это дверь — каменная плита немалого веса, хотя открылась легко. Во всяком случае, заметных усилий Блафф не прикладывал. И ни шороха, ни скрипа при открывании…

Тут же навестила короля мудрая мысль: в лабиринте Железной Горы ни у кого, пожалуй, нет шансов с гномами совладать. Хоть сколько рыскай по пустым коридорам во главе несметного войска, а толку с этого будет — чуть. По бокам — сплошная узорчатая стена. А сзади, за спиной завоевателей, будут бесшумно отворяться незаметные двери, пропуская гномов с топорами, и так же бесшумно будут снова скрывать их в недрах Горы, оставляя на полу коридоров завалы из тел завоевателей.

Разве что — гору саму сковырнуть… Но и здесь всё неоднозначно: никто не знает, как глубоко зарылись под горный хребет обитатели Железной Горы. А без этого знания все попытки расправиться с подгорным народом обречены на неудачу. Впрочем, не Василия были это проблемы, но иметь в виду — следовало… Вот что, оказывается, ждёт пустоголовых, пусть и не в таких масштабах, под каждой из гномьих слобод в крупных соргонских городах. Только белым пламенем и выжигать… Для того ли бережёт его Разрушитель — гномов готовится жечь? Знать бы наверняка! Но предупредить гномов всё равно надо — пусть остерегутся…

За распахнутой дверью обнаружилась комната: большая, светлая, и после искристого, из-за зеркалец, мрака коридоров, глаза резануло светом до слёз. Проморгавшись, король увидел Бушира и Клонмела. Оба коротали время за щедро накрытым столом и приход Василия заметили не сразу. У бесшумных дверей самое полезное качество — возможность застать своих подданных врасплох.

— Сидите, господа, сидите! А где — Агадир?

— Хранитель настоял на осмотре защитных рубежей Горы, — ответил королю Блафф из-за его спины. — Как сеньор, он имеет право изучать укрепления вассалов. Так что, он будет позже…

Уныние, слышное в голосе гнома, подсказало королю, что это — возможно, первый, за всю историю Железной Горы, инспекционный визит аквиннарского Хранителя к гномам. И было от чего нервничать: война сорвала покров тайны со многих гномьих секретов, и сколько ещё их станет достоянием гласности, одни только соргонские боги знают. Точнее, гномий Горный Мастер — по его недогляду люди узнают один секрет за другим.

— Не огорчайтесь, Блафф. Никто не желает вашему народу зла. Мне бы тоже не мешало присоединиться к Агадиру, но я слишком устал, и на сегодня для меня впечатлений достаточно. Садитесь с нами, мастер — поужинаем, если ещё завтракать не пора… С вашим настроением бокал хорошего вина пойдёт только на пользу.

Блафф отказываться не стал, уселся рядом с Буширом. Клонмел налил ему вина и наладился вставать — сидеть вместе с гостями короля он приучен не был. А, как известно, где бы король не находился, хозяин за столом — всегда король. Все прочие — гости. К тому же, здесь, в Горе, из королевской сотни был только один Клонмел — не считать же мальчишку Индура. Значит, и обязанности охранника кроме сержанта исполнять некому. Пусть гномы и не враги, но бережённого — и боги берегут.

Король сержанта не удерживал: служба есть служба.

— Ну что, господа хорошие, рассказывайте, как конницу ловили. Не бегут ваши повязки, полковник, от конных-то?

— Первый удар на себя гномы приняли, сир. Для них в лесу и всадник — не всадник. Мои потом уже подоспели. А Трент — ничего, толковый командир. Честно скажу — опасался я Трента: самолюбив очень, всё с князем в популярности соревнуется… Только до Эрина ему далеко — широты характера не хватает… Но — молодец, не подвёл, не выпустил конных на дорогу. Вон и Блафф подтвердит — доволен я Трентом…

Блафф охотно подтвердил, что во всём согласен с Буширом. Значит, согласен и в том, что Трент самолюбив, опасно самолюбив, понял король. Но не беда: у Бушира не забалуешь, лишь бы Агадир в первую голову на мнение Бушира опирался. Не забыть сказать ему это при встрече, наедине, само собой — авторитет Хранителя беречь надо: хоть и молод, да не глуп, и нет никого другого на его место.

Поговорили о битве под стенами форта. Бушир вполне толково объяснял расстановку сил — и своих, и вражеских: командовать в этом сражении Агадир доверил ему. Собственно, больше и некому было, но этот вопрос не обсуждался. Для наглядности полковник использовал подручные средства: сервировку стола, и король с интересом слушал священника, за считанные месяцы выросшего в полководца.

Блафф с завистью смотрел, как Бушир, переставляя посуду, показывал направления атак и сильные, и слабые стороны что своих решений, что вражеских. Потом не выдержал, пожаловался королю: в битву, мол, его не пустили, и он проторчал, дурак дураком, всё сражение на стене форта, под охраной раздражённого своим неучастием в схватке десятка повязок.

— Это я приказал, чтобы его, не дай боги, не втянуло каким-либо сквозняком в середину сражения, — мимоходом прокомментировал жалобу Бушир. — Сами понимаете, сир, что значит — остаться без каменной связи. Вроде, как полуслепой становишься…

Король одобрил Бушира и выговорил Блаффу — за его немереное рвение, в ущерб общему делу. Гном и не спорил, понимая важность и Камня своего, и своей для работы Камня необходимой жизни, но… Про всякие «но» король думать категорически запретил, и перешли к обсуждению шкатулки.

— Где она, полковник?

— Внизу, у повязок во вьюках.

— Никто не полезет вскрывать?

— Из моих-то? Да ни за что, сир! Сами пальцем не тронут, и даже дышать на неё не дадут. Знать бы ещё, что в ней…

— А сами как думаете?

— Не знаю, сир. Может, такая же штука, что Аквиннар сожгла. Вид у неё необычный — не соргонская работа, сразу видно. А раз не соргонская, значит оттуда, из мира Безликих и Разрушителя. Потому и не взял её с собой в Гору — ещё сожжём ненароком…

— Сплюнь, Бушир, не приведи боги — сглазишь! — Блафф нервно сплюнул сам. Бушир последовал его примеру. — Такие слова лучше не говорить, а ещё лучше — не думать…

— Ладно, утром поглядим, что там за шкатулка, — подвёл итог король. — А сейчас — по койкам, господа, а то я с ног валюсь…

И король широко, от души зевнул…

Когда нет окон, трудно определиться со временем. Иди знай: утро, день или уже вечер сейчас там, за стенами Железной Горы. А, может быть, и новая настала ночь. Судя по самочувствию, спал долго. Во-первых отдохнул. Во-вторых — выспался, чего давно уже не случалось. Последний раз таким бодрым он просыпался ещё там, в Чернигове, задолго до изнурительной королевской жизни…

Василий потянулся, до сладкого хруста в суставах, и сел. Где-то здесь, у ног, помнится, оставлял лампу с закрытой, чтобы не задувать, шторкой. Теперь ищи её в потёмках: не нашаришь — так перевернёшь. О, нащупал! И комната — осветилась.

Как-то, побывав в гостях у мастера Трома, Василий увидел внутреннее убранство гномьего жилища. Нечто похожее было и здесь. Единственное отличие, сразу бросающееся в глаза — малое количество деревянной мебели. То есть, то, что приходилось часто передвигать, всё же оказалось из дерева. Стол и стулья, например. Прочее составляло со стенами единое целое: лавки, полки, кровать, одёжный шкаф (так понял король назначение каменного куба в углу комнаты)…

«— Адский труд, сир, — затараторила Капа. — Вырезать в скале комнату с мебелью, да ещё украсить такой тонкой резьбой… Одно неверное движение — и вся работа насмарку. Гномы — все чокнутые! Обожаю чокнутых, сир!»

Да уж, труд, если и не адский, то — каторжный. Это сколько же надо затратить любви и таланта на одну только комнату! Чудеса: камень вокруг, а — уютно. Чтобы гора не сосала тепло из тела, повсюду на полу лежали пушистые ковры, да пухлые подушки по лавкам, да перина пуховая — на кровати. А на стенах — контрастом с манящей мягкостью — щиты, мечи, кинжалы. Повеяло роскошью земного Востока, времён «Тысячи и одной ночи». Определённо, жить здесь было совсем неплохо…

«— И неплохо жить, — поддакнула Капа. — Каждый гном сам себе — султан. Вот только для гарема я не видела ни одной гномы…»

Гномы и король не видел. Не видел и маленьких гномят. Или как там правильно называть гномьих детей. Но дети есть — иначе кто тогда с Индуром возится? А раз дети есть, то где-то и мамы ихние должны быть… Но это всё — лирика, навеянная роскошью комнаты, а там, снаружи, ждала Василия суровая, грубая проза. Ждала война, ждал осквернённый Разрушителем Соргон, ждала несладкая королевская жизнь…

Вот только двери найти, чтобы в эту жизнь с головой окунуться… И где же она спрятана, эта дверь? Эти двери? Где? Дверей отчего-то не находилось. Поставив лампу, начал Василий стены ощупывать — для короля вполне достойное занятие. Гы-гы-гы! Нащупал. Не стену — полог с тем же узором, что и на стене: пока не тронешь — не отличишь. Радость-то какая — выбрался из спальни, да без посторонней помощи!

Вовремя выбрался, надо сказать: как раз накрывали стол, и Агадир с Буширом нетерпеливо поглядывали на суетящихся у стола гном. Да-да-да, именно гномьих женщин, то есть — гном. Не звучало в их адрес «гномка», резало ухо королю это слово. Женщины были аккуратные, не такие ширококостные, как гномы-мужчины, и, то ли из-за роста, то ли из-за округлых форм, больше соответствовали слову «гнома» — мягкому и пушистому, как и подушки в комнате, где ночевал король.

Одеждой они сильно отличались от своих человеческих сестёр: в фасонах король был не силён, и с этой точки зрения никаких мнений не имел. Но богатству вышивки не было в Соргоне равных. Орнаменты, растения и зверюшки покрывали всю поверхность платьев, и выглядели очень натурально, с эффектом объёмности. Стало ясно, чьих рук дело — полог на стене спальни, не отличимый от самой стены. Вышивка мастерством не уступала резьбе по камню, и король подивился таланту подгорного народа. И оттого загрустил, подумав, что каждый убитый на войне гном — это потерянные руки замечательного мастера.

Но, грусти, не грусти, а всех на войне от смерти не спасёшь. И не только гномы лишаются мастеров, но и люди Соргона несут утраты невосполнимые. Так что, поесть — и в путь. Время, время, время…

— Садитесь к столу, господа, говорить за едой будем. На церемонии времени нет…

Спешка аппетита не испортила: ели обстоятельно, не торопясь. Когда ещё так дружно посидишь, попитаешься! Богатое застолье в мирном месте, да пустая беседа ни о чём: король тоже поостерёгся, не задал Агадиру ни одного вопроса про укрепления гномов. Не место здесь обсуждать оборону Горы. Не та это тема, чтобы пожаром её гасить — успеется, узнается ещё: где, что и — как.

Индур подоспел — со стола еду помог сметать. Изголодался, парень: тяжело, видать, с детворой гномьей общаться. И с ним поговорить успеется — обратный путь долгий, как для бесед созданный. Ну, когда говорить есть о чём.

Гномьих детей к столу не пустили, и король так и не увидел, как гномья малышня выглядит. Ни сейчас не увидел… ни — потом… Да хранит их всех Горный Мастер! А мы уж, руками своими людскими, что сможем — сделаем. Поели? В путь тогда! Пока мы — вниз, пока там лагерь снимут… А время — «тик», а время — «так». И обернуться не успеешь, как в новое дело встревать. Война! Одна лишь спешка не в почёте — зарыться в землю с головой, да в яму, не тобой копанную… А остальное — медленно не сделаешь. Промедлишь — войну проиграл. Вот, как со шкатулкой этой.

Спускались той же дорогой, что и наверх шли: гномы ни в чём поблажки королю не дали… А, может, не королю — Агадиру… Или сразу двоим: кому за Гарута, кому — за осмотр укреплений. Никто подчиняться не любит, и насилия не любит никто… Хоть в какие фантики чужую зависимость не заворачивай, а слаще она всё равно не становится.

Спустились… Василий сразу к шкатулке полез: чужой артефакт сохранять — лишь себе дороже. Едва достали её из вьюков, снова заголосила Капа:

«— Сир! Уберите её немедленно! Это — смерть! И Вам, и прочим всем — смерть! На Вас эта штука рассчитана…»

И Василий такое же вспомнил… Из картинок, переданных Камнем вспомнил… Беда, большая беда в хрустале запрятана… И конный прорыв, и погоня Бушира — игра то была, на него, на погибель ему врагами задуманная… На него и сработала шкатулка — западня Разрушителя… Повезло, что рядом — обрыв… Пропасть — для всех спасение… Метнул король шкатулку вниз — оттуда и полыхнуло, но без особого уже вреда: никого не задело, не ранило… А со смертью все побывали рядышком — хорошо, не растерялся король, сообразил вовремя. Не судьба Разрушителю выпала, невезение…

— Кто же знал! Извините, сир!

— Ерунда, Бушир, обошлось — и ладно. Кое-что намного хуже… Это — не белое пламя. Другое оружие есть у Разрушителя… — Василий смотрел с обрыва на огромную дымящуюся ямину внизу. — И каких нам ещё сюрпризов ждать?… Поторопите солдат со сборами, полковник — пора трогаться…