"Только человек (None But Man)" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон)

Глава 17

Вагоном подземки, который мчался по безвоздушному туннелю с почти орбитальной скоростью, Калли направился в Канзас-сити, откуда ему предстояло отправиться на Нью-Йоркский мегаполис. В пути он обнаружил, что охвачен довольно необычными эмоциями.

Странно было вновь чувствовать себя на Земле, как в былые времена, когда он тайком пробирался сюда, чтобы угнать очередной космический корабль для восставших миров Пограничья. Одновременно он испытывал непонятно откуда взявшееся чувство возвращения домой. Когда он прилетел на Землю в прошлый раз — злополучный визит, закончившийся его арестом, — он ощущал себя чужаком, которому предстоит приспособиться к порядкам и обычаям землян. Сейчас же, двигаясь в толпе пассажиров с естественностью и спокойствием хищника, за которым идут охотники и который уверен, что обязательно обманет их, он не чувствовал напряжения, не дававшего ему покоя во время предыдущего визита.

Он смотрел на соседей по вагону подземки — они читали, разговаривали, просто дремали, и казались ему намного понятнее и ближе, чем когда-либо раньше. «Они совершенно такие же, как жители Пограничья», — думал Калли, пока вагон тормозил, приближаясь к станции назначения — Нью-Йоркскому жилому конгломерату. Собственно, они и от молдогов не так уж сильно отличаются. Обстоятельства формировали их соответственно определенному культурному шаблону, и вырваться из этого шаблона только благодаря своей свободной воле им очень трудно. И чтобы спасти их от себя самих, он, Калли, должен этот шаблон изменить.

Из здания терминала он по пневматической трубе добрался до центра.

Выбрав ресторан, через прозрачную стену которого прекрасно обозревались небоскребы Трехпланетного Совета, он заказал завтрак и, как только остался наедине с едой, поднял трубку телефона — завтракать Калли устроился в уютной укромной кабине.

На экране появилось лицо — среднего возраста женщина с аккуратной прической и тщательно нанесенным неброским гримом. Все в ней говорило о крайней собранности и энергичности, смягченной достаточно искренней доброжелательностью.

— Кабинет советника Брайта, — сказала женщина. — Что я могу для вас сделать?

— Я бы хотел поговорить с кем-нибудь из личного персонала советника, если это возможно, — с не меньшей приятностью в голосе ответил Калли. — Не могли бы вы пригласить Тома Доноу?

Женщина внимательно взглянула на Калли, последовала чуть заметная пауза. К тому времени Калли покрасил волосы в темно-каштановый цвет и тщательно загримировался. Очевидно, секретарь не узнала в нем Калли Уэна.

Во всяком случае, взгляд ее ничего не выражал, кроме некоторой нерешительности.

— Боюсь, как раз сейчас его здесь нет, — ответила она. — Что ему передать?

— Буду очень благодарен, если он назначит время, когда я смогу его застать и поговорить. Я звоню по поручению другого человека, у него для господина Доноу срочное сообщение. К сожалению, мы оба не можем оставить господину Доноу наши координаты, чтобы он нам перезвонил. Но если бы вы передали ему мои слова и сказали мне, когда лучше перезвонить…

— Даже не знаю, право, — с сомнением произнесла женщина, что-то записывая в блокнот. — Господин Доноу — личный секретарь советника Брайта, он почти постоянно находится в распоряжении советника. Трудно сказать, когда он появится в кабинете.

— И все же, если будет возможность, передайте ему мое сообщение, сказал Калли. — У моего друга в самом деле очень важная информация для господина Доноу. Возможно, делу поможет, если вы упомянете Банк Пограничных миров… полагаю, он прекрасно поймет, о чем идет речь.

Во взгляде женщины мелькнула настороженность.

— Пограничный банк? Тот, что принадлежит господину Ройсу? Одну минутку, пожалуйста…

Изображение на экране исчезло, а сам экран из серебристо-мерцавшего превратился в тускло-серый — значит, на противоположном конце линии нажали кнопку временного отключения. Калли принялся терпеливо ждать. Примерно полминуты спустя вновь загорелось изображение, появилось уже знакомое ему женское лицо.

— Очень сожалею, — произнесла секретарша. — Но сейчас никак невозможно связаться с господином Доноу. Он находится в офисе Совета вместе с господином советником, они готовят повестку заседания, которое начнется в час дня. Но если ваш друг сможет подъехать к зданию Совета, я распоряжусь заранее, чтобы ему приготовили пропуск на главном входе. Он сможет подняться в офис советника Брайта и подождать там.

— Это было бы просто великолепно! — просиял Калли.

— Отлично. — Она снова взяла ручку. — На чье имя выписать пропуск?

— Господин Смит… Уильям Смит, — продиктовал Калли.

Она записала имя и фамилию.

— Уильям Смит… Пропуск будет ждать, а я передам господину Доноу, чтобы он, как только освободится, вышел в приемную и встретил вашего друга.

— Благодарю вас, — сказал Калли и повесил трубку.

Едва он успел закончить разговор, как подъехала автоматическая тележка-столик с заказанным завтраком. Калли переставил тарелки и стаканы на свой столик, принялся за еду. Он был слишком опытен в политических и прочих баталиях, чтобы рваться в бой сломя голову, кроме того, он знал по собственному опыту, что ему лично лучше всего действовать на сытый желудок. Брайта он отыскал, и это было главное. Теперь нужно было составить план, как все-таки повидать отца Алии.

Позавтракав, Калли покинул ресторан и отправился к комплексу зданий Трехпланетного Совета, к главному входу. Назвав имя Уильяма Смита, он получил от облаченного в черный мундир полицейского круглый значок, на котором были изображены три планеты в кружке, внизу значилось его имя, а выше было отпечатано: «Посетитель». Калли прошел в фойе, к круглому столу справочной службы, попросил выдать ему жезл-проводник.

Девушка в справочном бюро показала, как пользоваться жезлом, — это было очень просто, нужно было лишь поворачивать рукоятку, пока в прорези не появится надпись «офис советника Брайта». Теперь жезл был настроен и мог указывать Калли дорогу. Девушка передала жезл Калли, тот принял его, поднял, и жезл тут же повернулся, указывая в сторону лифтов. Калли последовал в указанном направлении, вошел в трубу лифта. Он встал на очередной поднимавшийся диск, жезл прогудел одну ноту. Диск поднял Калли примерно на три десятка этажей, затем остановился, прозрачная стена лифтовой трубы скользнула в сторону, и Калли, следуя указаниям жезла, вышел в широкий коридор, покрытый зеленой ковровой дорожкой, с мягким скрытым освещением и роскошными подвижными фресками.

Жезл повел его по коридору, он дважды поворачивал, пока не оказался у новой лифтовой трубы. Поднявшись еще на изрядное количество этажей, Калли вышел в круглый холл, от которого отходило несколько коротких коридоров.

Очевидно, сейчас он находился довольно высоко. В холле кипела какая-то деятельность, то и дело с озабоченным видом пробегали служащие, мужчины и женщины, половина из них — в униформах посыльных и курьеров. Жезл показал на один из коридоров, но Калли туда не пошел. Вместо этого он повернул рукоятку жезла, выключил его, потом с нерешительным видом обратился к одному из спешащих курьеров.

— Прошу прощения…

Курьер остановился.

— С моим указателем что-то стряслось — он не работает. Вы не скажете, столовая для обслуживающего персонала на этом этаже?

— Нет, не на этом, — ответил курьер — круглолицый розовощекий молодчик, которого так и распирало от сознания собственной значительности.

— Столовая на восемь этажей ниже. А что с вашим указателем? Позвольте, я посмотрю.

Он взял жезл из рук Калли, посмотрел на рукоятку.

— Ничего удивительного. Он у вас выключен. Видите вот эту ручку?

— Вижу.

— Нужно, чтобы в прорези была надпись «ресторан». Вот так… И повернув рукоятку, как положено, курьер вручил жезл Калли. — Только повнимательнее с ней. Можно незаметно для себя выключить эту штуку и тогда заплутаете в этом лабиринте, того и гляди, попадете в переделку.

— Я буду крайне осторожен, — заверил его Калли.

— Это самое главное, — важно кивнул курьер и отправился по своим делам.

Калли последовал в направлении, которое теперь показывал заново настроенный жезл, в результате вернулся к лифтовым шахтам. Ступив на уплывающий вниз диск-платформу, он снова повернул рукоятку, пока в прорези не появились слова «подвальная энергостанция». Жезл пропел другую ноту, и диск довольно долго уносил Калли в глубины здания.

Когда лифт наконец отпустил его на свободу, Калли очутился в коридоре с голыми мраморными стенами и металлическими дверями, расположенными через равные интервалы. Он прошел вдоль коридора до развилки, попробовал наугад открыть одну из дверей, но она была заперта. Он оставил попытки, энергичным шагом двинулся вдоль коридора — со стороны он выглядел как человек, спешащий по делу. Людей здесь встречалось намного меньше, чем в коридорах верхних этажей, но все равно, пустынными нижние этажи назвать было нельзя. Кроме энергетических установок и щитовых, внизу располагались склады и архивы. Калли то и дело попадались клерки и курьеры.

Он бросил взгляд на часы. Без двадцати час. Значит, через двадцать минут начнется заседание Совета. Повернув в один из коридоров побезлюднее.

Калли некоторое время шагал с сосредоточенным видом, пока не заметил курьера, рост и фигура которого примерно соответствовали параметрам Калли.

Когда курьер проходил мимо. Калли стремительно развернулся и нанес ему удар основанием ладони по шее. Тот обмяк и опустился на пол, словно кукла-марионетка с перерезанными нитками.

Калли быстро нагнулся, подхватил бесчувственное тело на плечи, как это делают пожарные. Потом быстро зашагал вдоль коридора, пробуя все двери подряд. В первой комнате, которая оказалась незапертой, он увидел несколько клерков, склонившихся над микрографической машиной. Служащие раздраженно подняли головы, когда Калли чуть-чуть приоткрыл дверь — они могли видеть только его лицо.

— Прошу прощения… — пробормотал Калли, затворил дверь и поспешил дальше.

Наконец, две попытки спустя. Калли обнаружил комнату, набитую от пола до потолка пачками бланков и каких-то формуляров в прозрачных пластиковых упаковках. На один из таких тюков он уложил свою ношу. Курьер до сих пор в себя не пришел. Калли пощупал пульс, приподнял веко. Скорее всего он отделается головной болью.

Вытащив из кармана моток клейкой ленты и расположив ее поблизости на одной из пачек. Калли быстро раздел курьера, затем скрутил лентой его лодыжки и кисти, заведя руки за спину, а рот заклеил куском ленты — вместо кляпа. Потом сам переоделся в униформу курьера.

Когда Калли выходил в коридор, курьер, на котором теперь были только трусы и майка, начал подавать признаки жизни. Калли вышел, захлопнув дверь за собой. Когда замок щелкнул, он посмотрел вперед, потом назад — коридор был пуст. Тогда он сунул в официальный конверт Трехпланетного Совета, который захватил с собой из комнаты, только что покинутой, несколько пустых бланков, заклеил его и, неся конверт вместо жезла, оставленного в той же комнате, энергично зашагал к лифту. Там он громко назвал номер этажа, на который первоначально препроводил его жезл. Диск начал подниматься.

Войдя вновь в круглый холл, он быстро зашагал вдоль коридора, который запомнил еще по первому указанию жезла, но по которому он тогда не пошел.

В конце коридора обнаружился еще один круглый холл, но поменьше, и за столиком — средних лет секретарша, похожая на ту, что разговаривала с Калли по телефону, как сестра-близнец.

— Личное срочное советнику Брайту… из его офиса, — сообщил он, показав пухлый конверт.

— Вот как? Хорошо… Он в рабочем кабинете. Можете пройти. — Заметив некоторую заминку, она добавила:

— Вы новенький? Третья дверь налево, рядом с конференц-залом.

— Спасибо, — кивнул Калли и направился указанном направлении.

Перед дверью кабинета он остановился и постучал.

— Войдите, — ответил голос, в котором он не мог не узнать советника Амоса Брайта, несмотря на то, что дверная панель приглушала звук.

Калли коснулся кнопки замка, дверь распахнулась, он вошел в кабинет, услышал за спиной щелчок затворившейся двери.

В комнате находились два человека, оба повернулись ему навстречу — и вздрогнули, замерли, словно пораженные громом. Свет падал в комнату через единственное широкое и высокое окно. Амос Брайт сидел за рабочим столом.

Рядом стоял седовласый мужчина с широкими плечами, довольно высокий. Когда Калли входил, он протягивал Амосу какую-то бумагу. Они замерли и молча смотрели на Калли, пока тот шел к столу. Потом Брайт сумел сбросить оцепенение.

— Калли!

Седовласый быстро отдернул руку, сделал шаг назад к двери в дальней стене кабинета.

— Погоди, Том, — небрежно бросил Калли.

Человек, который служил личным секретарем Амоса Брайта еще во времена, когда Калли был мальчиком, а Брайт — губернатором Калестина, остановился.

— Я должен поговорить с Амосом без посторонних. Если после нашего разговора будет необходимость вызвать полицию, ты вполне успеешь это сделать.

— А с чего ты взял, что я стану с тобой разговаривать, Калли? хрипло спросил Амос.

Его лицо, побледневшее было, снова стало приобретать нормальный цвет.

Калли показалось, что Амос стал сильнее сутулиться и вообще как-то ссохся за годы, прошедшие со времени их последней встречи. И морщины у рта и возле глаз стали глубже, резче.

— Потому что я здесь, чтобы предложить тебе сделку, Амос, — весело отозвался Калли. — Дай слово, что ты выслушаешь меня, а потом дашь уйти беспрепятственно — Том не будет вызывать полицию. А я даю слово, что сообщу тебе некоторые сведения, с помощью которых ты решишь все своих проблемы. С другой стороны, если ты вызовешь полицию прямо сейчас, я гарантирую: ты об этом вскоре пожалеешь.

— Он посмотрел прямо в темные, старчески запавшие глаза советника.

— Ну, что ты выбираешь, Амос? Мы оба, как ты помнишь, всегда славились умением надежно держать слово.

Амос напрягся.

— Все мои проблемы? — повторил он подозрительно. Он подумал, пожевал нижнюю губу, потом, очевидно, принял решение. — Ладно. Даю тебе слово и принимаю твое. Том, подожди… там.

— Хорошо, Амос, — сказал седоволосый.

Он повернулся, подозрительно посмотрел на Калли, и вышел через дверь в дальней стене. Калли и Амос проводили его взглядом. Когда дверь закрылась, они взглянули другу на друга.

— Ну, Калли, — с опаской произнес Амос, потом встал, обошел стол, оказавшись лицом к лицу с посетителем. — Теперь все в твоих руках.

Полагаю, ты отдаешь себе отчет, что я поставил на карту? Мою репутацию, даже место в Совете — и только потому, что поверил твоему честному слову.

Так что лучше тебе не разочаровывать меня.

Калли смотрел на советника. Он все эти годы помнил Амоса Брайта как человека, полного кипучей энергии, умевшего заставить других слушать и подчиняться. Таким он был в дни фортаунской резни, когда без страха, безоружный, справился с буйством опьяненных кровью солдат, арестовал безумного командира с помощью его же солдат!

Теперь, в кабинете на одном из самых верхних этажей небоскреба, откуда тянулись нити управления тремя самыми богатыми и могущественными планетами людей, перед ним стоял призрак той модной фигуры, что отпечаталась в памяти Калли. Лицо и тело Амоса Брайта стали старчески костлявыми. Черные волосы казались неестественными в сочетании с постаревшим лицом и седыми усами. Изменился даже его голос. Теперь он напоминал лай старого пса, упорно защищающего давно отставший очаг опустевшего дома. Калли вспомнил предупреждение Алии. Да, отец ее в самом деле сильно изменился.

— Надеюсь, мое предложение того стоит, — сказал Калли в ответ на скрытую угрозу Амоса. — Я пришел суда, чтобы снять с тебя ответственность.

Что может быть драгоценнее?

Амос уставился на него.

— Как это понимать?

— Как? Это следует понимать так, что тот самый переворот, которого вы так боялись, Амос, произошел. Пограничье берет на себя управление Старыми мирами. Возможно, это тебя сюрприз, но сюда идет боевой флот молдогов.

— Я знаю, — хрипло сказал Амос. — Рун только что отправился ему навстречу. Он должен вернуться через восемь дней, привезти ноту от молдогских правителей. Я повторяю: что за чушь ты несешь?

— Чушь? — переспросил Калли. — Действительно, чушь! Четыре года вы трясетесь от страха, хватаете людей из Пограничья, невиновных и ни о чем не подозревающих, бросаете их в тюрьмы — теперь это называется чушью! Ну хорошо. Дела обстоят следующим образом. Молдоги готовы начать войну. Вы с ними договориться не можете, но мы, Пограничье, — можем. Мы можем избежать войны. Я же говорил, что у меня есть ключ ко всем твоим проблемам. Поэтому мы берем власть в свои руки. Трехпланетный Совет поступит очень благоразумно, если пойдет нам навстречу и эту власть спокойно нам передаст. Ты, Амос, можешь начать с того, что объявишь о своей добровольной отставке и призовешь остальных членов Совета сделать то же самое.

— Я должен уйти? Вот так взять и уйти? — Амос повернулся к двери, за которой несколько минут назад исчез Том Доноу.

— Пойдем! — хрипло сказал он.

Калли последовал за Амосом. Они перешли в комнату больших размеров, в дальнем конце которой находилось возвышение. Там стоял круглый стол, вокруг него сидели пятеро. Их лица были знакомы Калли. Это были остальные члены Трехпланетного Совета, всего их, включая Брайта, было шестеро — по два представителя от Венеры, Марса и Земли. Рядом со столом стоял Том Доноу, его седые волосы казались светящимся ореолом на фоне панорамного видеоэкрана.

Калли, интуицией животного, попавшего в ловушку, почуял опасность и замедлил шаг. Но было поздно. Произошло то, чего он в сущности ожидал: руки его были схвачены сзади двумя полицейскими в черной форме двухметровыми здоровяками из Всемирной полиции. Он стал совершенно беспомощным.

— Итак, — сказал Амос, направляясь к столу, — вы все слышали?

— Да. — Калли узнал говорившего: это был Влачек, старший представитель от Марса. — Мы все слышали по внутренней связи. Неужели это может оказаться правдой, хотя бы частично? Чтобы пограничники смогли договориться с молдогами, избежав войны?

— Прекрати! — властно крикнул вдруг Амос, напомнив Калли прежнего Брайта. Он казалось, стал даже выше ростом и теперь, как башня, возвышался над сидевшим вокруг стола членами Совета.

— Это нечестно, Амос… — начал было Влачек, но Амос одним свирепым взглядом заставил его замолчать.

— Нечестно! А ты понимаешь, что речь сейчас идет о спасении человечества? Пограничник ляпнул глупость, а вы уже и уши развесили. Вы что, все забыли? Мы же уже пришли однажды к заключению, что дальний космос разрушает человеческую личность и человеческий организм… Они перестают быть людьми!

— Успокойся, Амос! — сказал человек, сидевший к Калли спиной. Сейчас не время для пропагандистских речей. Это не выборная кампания.

— Вам нужны факты?! — стремительно обернулся в его сторону Амос. Доказательства у нас имеются, пусть мы и не знаем причин. Человечество дегенерирует, оказавшись за пределами Солнечной системы. Взгляните на этих дикарей из Пограничья! Вспомните, что случилось с солдатами в Фортауне на Калестине четырнадцать лет назад! Они потеряли человеческий облик, в буквальном смысле этого слова! Скажете, я не прав?

Калли засмеялся — он понял, куда клонит Амос. Амос сделал вид, что не услышал смеха.

— Я наблюдал все это лично, позвольте вам напомнить. — Теперь в голосе Амоса появились почти гипнотические усыпляющие нотки, какой-то особый ритм, побуждавший слушателей бездумно верить всему, что скажет оратор, этот опытный манипулятор умами. — Я уже не говорю о данных статистики! — У него сорвалась капля слюны. — Пространство за границами Солнечной системы — не место для нормальных людей. Там могут существовать лишь иноразумные существа, вроде молдогов. А люди, оказавшись там, начинают деградировать. Я это знаю точно. И вам известно, что я это знаю, потому что я сам там был — на Калестине — и вернулся сюда, на Землю. Это вам рассказать? — Подавшись вперед, Амос ритмично бил ладонью по столешнице, голос его почти перешел в крик. — И вы отказываетесь слушать правду, — правду, которую говорю вам я, — вы готовы поверить в ту чушь, которую внушает вам человек из Пограничья?!

Он вскинул руку, указуя пальцем на Калли. Его выпученные, налитые кровью глаза обводили поочередно всех членов Совета, которые загипнотизированно смотрели на Амоса, словно впали в транс. Кто-то сидел неподвижно, как каменный, кто-то нервно постукивал по крышке стола.

— Именно, поверьте лучше мне! — Услышав насмешливый голос Калли они все вздрогнули. — Амос сообщил вам не все. Если говорить по сути. Амос полностью себя скомпрометировал.

— Заткните ему пасть! — рявкнул Амос.

Калли не успел договорить — один из полицейских шлепком приклеил специальную заплатку-кляп на его нижнюю часть лица.

— Уведите его! — приказал Амос. — Посадите под замок! Когда вернется Рун, передадим его молдогам… чтобы доказать, что к действиям этого безумца мы не имеем отношения. Молдоги поймут, что все происшедшее — вина Пограничья. А теперь уведите его.

— Амос! Подожди… — Влачек вскочил со своего кресла. — Одну минуту.

Он что-то собирался сообщить нам.

— Ну и что, если и собирался? И если даже он сам верит в том, что собирался сказать? В любом случае, это ложь. И ничем другим быть не может, — он снова повернулся к полицейским:

— Уведите его!

— Но подожди… — начал Влачек, и невольно отшатнулся, когда Амос вдруг стремительно обернулся, взглянув ему прямо в глаза. — Он что-то о тебе хотел сказать, Амос. И если члены Совета чего-то не знают, мы должны…

— Ты меня подозреваешь, Влачек? — Амос заговорил почти ласково, почти спокойно. — Меня? — Он развел руками. — Как можешь ты — или кто-либо из вас — меня подозревать? Не забывай: у меня мандат, выданный избирателями, и не только здесь, на Земле, но и на твоем родном Марсе тоже. Согласно недавним опросам общественного мнения меня поддерживает восемьдесят процентов населения на всех трех планетах. Это в два раза больше тех, кто поддерживает собственных планетных представителей, вроде тебя, Влачек. И ты намерен сказать своим избирателям, что подозреваешь меня — меня! — на основании слов какого-то дикого пограничника?

Амос замолчал. Он стоял неподвижно, свирепо глядя на Влачека.

— Садись, Влачек, — тихо, но властно скомандовал Амос, и Влачек подчинился. — Я не виню тебя. Я тебя прощаю. Нам всем приходится тяжело сейчас. Мы испытываем чудовищное напряжение. Но мы его выдержим. Мы передадим этого смутьяна адмиралу Руну, мы отречемся от Плеяд, от колонистов-недочеловеков, которые не дают молдогам покоя.

Он повернулся к облаченным в черные мундиры сержантам Всемирной полиции, которые крепко держали Калли, заломив ему руки за спину.

— Уведите арестованного, — спокойно распорядился он. — Заприте его где-нибудь неподалеку, не спускайте с него глаз. Но позаботьтесь, чтобы у него было все необходимое… в разумных пределах.

Он посмотрел на Калли.

— Извини, мой мальчик, — печально сказал он. — Мне в самом деле жаль тебя, Калли. Когда-то ты был для меня как сын… и до сих пор я думаю о тебе как о сыне. Но мы должны быть готовы на жертвы… даже если это наши сыновья, даже если это наши собственные жизни… во имя человечества!

Амос медленно опустился в кресло.

— Уведите его, — вновь приказал он полицейским.

Полицейские вывели Калли из кабинета, они прошли по коридору, вышли в центральный холл. Люди бросали удивленные взгляды на странную троицу: полицейские продолжали держать Калли за руки, заломив их за спину.

Спустившись лифтом на несколько этажей, миновав несколько коридоров, они втолкнули Калли в какую-то комнату с видеоэкраном на стене.

Они раздели и тщательно обыскали его. Потом они унесли его одежду, даже туфли, выдав взамен душевые шлепанцы, казенное белье, спортивные брюки и свитер. Только после этого с него сняли кляп.

— Так намного лучше, — прокомментировал Калли, растирая губы и подбородок.

Полицейские ничего не сказали в ответ. Калли почувствовал, что руки его свободны, услышал звук удаляющихся шагов, потом стук двери.

Обернувшись, он увидел, что его оставили одного. Единственная панель освещения в центре потолка бросала тусклый свет на жесткую койку, стол, стул и небольшой шкаф с ящиками. За ширмой имелся санузел.

Калли присел на койку, потом перевернулся на спину. Он задумчиво уставился в потолок. Где-то в комнате должны быть потайные видеокамеры. Но ему было плевать на них, он постарался полностью расслабиться. Амос сделал ровно столько, сколько Калли от него ожидал, — не больше и не меньше. И тем самым Амос бросил в почву семена собственного краха. Сейчас он, должно быть, отдает приказ держать присутствие Калли на Земле в секрете. Но секрет уже наверняка просочился за пределы здания Совета.

Калли закрыл глаза и вскоре заснул крепким сном.

Разбудил его металлический стук: дверь открыли, потом закрыли. Он приподнялся, опираясь на локоть, увидел, что у порога на полу стоит поднос с тарелками. Поднявшись с койки, Калли взял поднос и занялся едой.

Покончив с обедом, Калли прошелся по комнате, опытным взглядом бывалого арестованного отыскивая слабые места своей очередной темницы.

Вдруг ему удастся бежать?

Но комната представляла собой просто металлический ящик. На экране тянулись к облакам башни Нью-Йоркского мегаполиса. Очевидно, комната находилась на одном из верхних этажей здания Совета — в случае, если экран показывал то, что окружало здание, а не картинку. Мебель состояла из стальной рамы-койки с матрасом из пенорезины, постельное белье — бумажное, одноразовое. Единственный стул из металлических трубок, крошечный металлический столик дополняли обстановку. Ничего такого, что можно было бы использовать вместе ломика или отмычки, чтобы открыть замок или пробить дыру в двери. Камера освещалась посредством энергопанели, расположенной на потолке.

На выяснение всех этих деталей Калли понадобилось всего полминуты. В течение следующих двух часов, он лежал на койке, глядя на гладки потолок с молочно-белой светящейся панелью. Оставалось, конечно, очень слабая надежда вывести из строя охранника — или охранников? — когда ему принесут еду.

Но когда принесли ужин, надежда развеялась, как дым. Двое полицейских держали Калли под прицелом лазерных пистолетов, а третий внес в комнату поднос и поставил его на столик. Потом, захватив пустой поднос, охрана удалилась. Попытка Калли завязать разговор наткнулась на холодное молчание. Четыре часа спустя — в девять по часам Калли. — Панель в потолке потускнела. Комната погрузилась в полумрак до семи часов утра.

Завтрак был подан в восемь. Калли съел его, но больше из чувства долга перед своим организмом. Потом, охваченный апатией, он снова прилег на койку и принялся рассчитывать заново этапы грядущих событий.

Амос сказал, что Рун должен вернуться на Землю через восемь дней, проведя переговоры с командирами боевого флота молдогов. Один день на всякий случай можно вычеркнуть. Вычеркнем еще один — для гарантии.

Следовательно, остается шесть дней. Через шесть дней, самое большее, Калли должен быть на свободе и начать действовать.

Теоретически Листром вполне может выручить его до конца шестидневного срока. Калли хорошо знал своих людей и достаточно точно мог прогнозировать ход событий в Пограничье после того, как он и Листром расстались в точке связи.

Когда это было? Двенадцать дней они пробирались к Коронному миру, два дня ушло на похищение принцев, десять дней на возвращение, плюс еще один день — всего получается двадцать три. Итак, что могло произойти на Калестине за эти двадцать три дня?

Один день понадобился Листрому на возвращение и посадку в верхней фермерской зоне и не более чем полдня, чтобы отыскать Эмили Хазека и вытащить его на свет божий. Затем — довольно сложный период. Эмили потребовалось, очевидно, дней пять, чтобы собрать вооруженных людей и двинуться на штурм Калестин-сити, который находился в руках головорезов Ройса. То есть, шесть дней из двадцати трех.

За один день отряд Эмили должен был достичь столицы. Еще один день чтобы взять ее под контроль, не больше. Головорезы Ройса хороши в уличных драках, но для боя им не хватает ни умения, ни желания. Два плюс шесть восемь из двадцати трех.

После этого снова наступает затяжной период. Эмили должен был выслать корабли на планету Даннена, на Казимир-3 и остальные миры Пограничья. Там, в свою очередь, пришлось потратить время на сбор отрядов. В самом лучшем случае Листром получил флот лишь недели две спустя. Четырнадцать дней и восемь — получается двадцать два. То есть, самое раннее, Листром мог выступить в поход только вчера.

Для такого многочисленного отряда кораблей потребуется дня четыре на переход от Калестина к Солнечной системе — даже принимая во внимание преимущества навигации на хорошо изученной трассе. Следовательно, Листром достигнет окраин Солнечной системы не раньше, чем послезавтра. Нужно дать ему еще два дня — на контакт с Лунной базой, на переговоры с Нью-Йорком.

Лишь после этого он, быть может, станет спасителем Калли.

Калли должен пробыть в заключении еще шесть дней. Четыре из них пройдут без всякой надежды на помощь со стороны Листрома.

Судя по всему, ему придется выбираться из этой металлической коробки собственными силами.

Пока ему оставалось одно — сидеть тихо и не терять надежды. Надежды на то, что он верно оценил нынешний характер Амоса Брайта, верно понял состояние общественного мнения людей на Старых мирах, сформированного тем же Брайтом. Тот прежний Амос, которого Калли знал на Калестине, не сделал бы такой ошибки: он не поместил бы Калли под замок, стремясь изолировать опасный вирус. Он понял бы, что тем самым, учитывая почти стопроцентную вероятность того, что слухи все-таки будут просачиваться за пределы здания Совета, он помешает вирус в инкубатор, где тот успеет вызреть.

Но от прежнего Амоса, кажется, мало что осталось. И если сведения об опросах общественного мнения верны и восемьдесят процентов избирателей поддерживают Брайта, то и большинство населения Старых миров изменилось не меньше, и притом не в лучшую сторону. Болезнь зашла далеко. Охранники, которые приносят еду, станут для Калли лакмусовой бумажкой. Их реакция скажет, какие именно перемены происходят снаружи. Если таковые происходят, конечно. Калихэн О'Рурк Уэн, явившийся защищать Старые миры от надвигавшегося боевого флота молдогов, арестован, посажен под замок по приказу Амоса Брайта! И слух об этом неминуемо просочится наружу, если уже не просочился.

«Кто посеет ветер, пожнет бурю, — старая пословица верна», невесело подумал Калли. Амос, отравленный честолюбием, уже несколько лет манипулировал Старыми мирами, используя два кнута, два страха людей: страх перед молдогами и страх перед пограничниками — Монстрами и недочеловеками, безумными выродками. И если люди Трехпланетья окажутся между Сциллой ли Харибдой, между угрозой вторжения инопланетян и путчем, переходом власти к Пограничью, что выберут они, зараженные космофобией люди Старых миров?

В этой схеме имелся слабый элемент, — напомнил себе Калли. Люди должны сделать выбор вовремя, чтобы у них оставалась возможность спасти себя. Сейчас время было на вес золота для всех, кроме Калли.

Ему лично предстояло убить шесть дней вынужденного безделья. Калли спокойно растянулся на койке, заставив себя не думать о нынешних проблемах, направив мысли в прошлое, к дням своей юности, когда он только-только покинул особняк губернатора Брайта и отправился в калестинский буш, чтобы стать траппером.

Воспоминания потекли, как река. Его первая охотничья вылазка, первые несколько дней в дикой, нетронутой цивилизацией стране — калестинском буше. Сознание его тогда не успело перестроиться, и грубая трапперская куртка все еще пахла городской гарью.

Ощущение времени как потока частиц, бесценных минут, часов, дней, которые он не имел права растратить напрасно, заставляло Калли ускорять шаги, гнало дальше и дальше, в чашу буша. Отягощенный и замученный тяжелым переходом, он с вожделением вспоминал о прямых улицах и высоких стенах, сомневаясь, не слишком ли дорогой ценой достанутся добытые им шкурки.

Несколько дней он чувствовал себя на чужой территории, был непрошенным гостем среди скал, деревьев, узких тропинок перевалов и белоснежных горных пиков.

Но, подобно запаху городской гари, который постепенно выветривался, начали через несколько дней исчезать и психологические препятствия. С каждым новым утром, когда он просыпался под открытым небом, с каждым ночным костром, Калли внутренне изменялся. Уже к концу четвертого дня он слился с первозданной природой, вернее, был поглощен ею. Он больше не воспринимал время, как череду минут и часов, он плыл сквозь него, спокойно, естественно, подобно планете, совершающей годовой круг своей орбиты.

Длительный переход от одного горного кряжа к другому, темно-синему и туманному на фоне голубого неба, казался ему одним великанским шагом, который он сделал лениво, переступив сразу через целую череду восходов и закатов. Ноги его научились шагать автоматически, самостоятельно.

Ему уже нипочем были лишения, он перестал ощущать вес рюкзака и винтовки. И мысли становились неторопливыми и тягучими, как переход от одной гряды к другой…

Погрузившись в воспоминания, Калли почти не заметил, как прошли пять следующих дней. Едва ли заметил он также, что дверь комнаты теперь открывалась ли закрывалась с почтительной осторожностью, а еда стала вкуснее и разнообразнее. Но однажды наступило утро, и внутренние часы Калли подали тревожный сигнал. Он вернулся к реальности — наступил шестой день, время ожидания истекло, а Листром не появился. Калли сел, принялся за только что принесенный завтрак. Он чувствовал, что засиделся, и перспектива активных действий очень привлекала его. Позавтракав, он с необыкновенной энергией принялся умываться и бриться. Потом присел на койку, мысленно пробежался по всем этапам и поворотам своего плана, сличая все расчеты и выводы, словно боец, который проверяет состояние оружия, прежде чем броситься в сражение.

Наконец, удовлетворенный, — кажется, ничего не пропущено, — он подошел к двери и застучал в нее кулаком.