"Фабрика гроз" - читать интересную книгу автора (Барякина Эльвира)

ГЛАВА 9 (вторник)

Кристина проснулась от того, что ей пришло сообщение на ее сотовый. Это был Ивар.

«С добрым утром, Эльф!»

Она улыбалась, краснела и даже чуть-чуть стеснялась смотреть на дисплей…

А тут еще звонок от Софроныча.

— Ну что, мы едем в психушку?

— Да-да, конечно! Я сейчас заеду за тобой.

Кристина быстро привела себя в порядок. Сна не было ни в одном глазу, как будто она всю ночь спала как сурок. Хоть Ивар и сказал, что Стольников не причастен к смертям на АЗС, она решила не бросать начатое. Как бы там ни было, дело было интересным если не с точки зрения выборов, то с точки зрения телевидения. Ну и кроме того, Кристина могла бы сообщить Синему, что выполнила его задание, и тем самым отблагодарила бы его за все.

Яркий летний день был в самом разгаре. Она вела машину, включив радио на полную катушку: «Я сошла с ума, я сошла с ума…» Как это правильно!

Какое значение имеют все эти выборы, все эти журналистские расследования? Ивар придет вечером, и это — самое главное!

Вчера у них был приступ откровенности и какой-то близости. А будет ли им о чем разговаривать в дальнейшем? Она твердо знала, что будет. Люди становятся закрытыми, когда они боятся быть непонятыми или осмеянными, когда слишком страшно обнажить свою душу, когда кажется, что тебя будут использовать. А им с Иваром этого просто не нужно.

«Мы сильные, умные и добрые, — подумала Кристина. — Это-то мы уже выяснили друг о друге».

Музыка на радио сменилась политической рекламой. Это было интервью Синего, записанное пару дней назад.

— Спросите себя, — говорил он страстным звенящим голосом, — стало ли вам легче жить за эти четыре года? И что конкретно сделал для вас и вашей семьи Стольников, будучи губернатором? Ответ может быть только один: ничего. Любой честный человек на его месте давно бы признал, что он не справился с работой, и ушел с поста сам. Но дело в том, что такие как Стольников приходят не для того, чтобы решать проблемы граждан. Они как старые воеводы сажаются к нам на кормление. Это идеология паразитов…

Кристина поспешно выключила радио. Она о прекрасном думает, а тут вон чего… Ну на фиг!

Когда Никитин с утра пораньше явился в офис, оказалось, что Ивар уже там.

— Ты что, сбежал из дома? — изумился он.

Алтаев весело кивнул головой:

— Ага. Гляди-ка, что я изобрел!

Никитин подошел к его столу и посмотрел на лежащий перед ним лист бумаги.

— Что это?

Ивар улыбнулся.

— Я думаю, настало время объяснить гражданам, почему в этом городе на всех заборах появились страшные слова «Месть» и «Смерть». Сегодня ночью боголюбовских бойцов надо заставить переписать их на новый лад.

Ивар заглянул в свой листочек.

— Как тебе «Месть за Хобота!», «Смерть за Хобота», «Миша — наша крыша!»? Или вот, например, «Мишка, за тебя братишки!»

Никитин расхохотался.

— Класс!

Ивар — вдохновленный и довольный — театрально поклонился.

— Прочитают граждане наши надписи и сразу придут к выводу, что господин Хоботов является ставленником криминала, а местная мафия готова костьми лечь, чтобы сделать из него губернатора. А еще он глава всех хулиганов, которые для него расписывают стены и заборы.

— Здóрово!

Внезапно Никитину пришла на ум одна подозрительная мысль. Ведь еще вчера Алтаев был весь убитый, а сегодня…

— Чего это с тобой, а? — как бы из праздного любопытства спросил он. Сияешь, как медаль…

Ивар пожал плечами.

— Ничего! Просто вчера бог наконец-то посмотрел в мою сторону.

— И у тебя все хорошо?

— Все!

— Даже с Любочкой?

Ивар одарил Никитина таким взглядом, что тот тут же поспешил исправиться:

— Понял. О своих женах надо вспоминать лишь накануне Восьмого марта. Все остальное — дурной тон.

Ивар встал и с хрустом потянулся.

— Кстати, как прошла кража фотонабора? Боги — такой свиненыш: отключил сотовый, и ни слуху от него, ни духу…

Никитин хитренько ухмыльнулся.

— Украли как в лучших дома Европы!

— Синий уже в курсе?

— Не знаю. Пока он никак не отреагировал.

В этот момент зазвенел факс, стоявший на леденцовской тумбочке. Спящая на ней кошка Килька вскочила и с удивлением уставилась на вылезающую из него полоску бумаги.

Это были новые рейтинги от Снежаны. Никитин взял скручивающийся рулон, просмотрел…

— Ив, слушай-ка… Кажется, мы обогнали Хоботова!!!

Это была суперновость. Значит, удалось! Значит, несмотря на все провалы и промахи, они смогли настоять на своем, и теперь согласно предварительным соцопросам Стольников вырвался вперед!

… Ивар буквально бурлил от радости, задирался к Никитину, что-то рассказывал ему, обещая большие премиальные по окончании кампании.

Спустя некоторое время в офис заявилась сладкая парочка — Боголюб с Леденцовой. И оба с блудливыми и довольными глазами.

— Нас не догонят! — радостно завопил Никитин, бросаясь к ним обниматься. — Мы сделали Синего!

Леденцова с Боги переглянулись.

— Что, кроме шуток?!

Ивар кивнул.

— Честное пионерское! Мы сделали их по всем…

Но он не успел договорить свою мысль. Входная дверь приоткрылась, и комнату вошел Вайпенгольд в сопровождении Любы.

— А вот, собственно и Алтаев, — сказал он, всем своим видом показывая, что не понимает, как такая привлекательная девушка может интересоваться таким недостойным типом. — Если вам что потребуется, вы знаете, где я сижу.

И ушел, сукин сын.

Ивар понял, что вполне способен совершить тяжкое преступление против жизни и здоровья человека.

Казалось, день начался просто отлично: в голове витали мысли о счастливом будущем, о том, как это здорово, что Кристина больше не работает на выборах и не является его врагом, о новых идеях для избирательной кампании… И тут — нате, пожалуйста! — Вайпенгольд приводит Любу. Убил бы мерзавца!

Ребята поздоровались с Любой и как-то очень быстро углубились в свою работу.

— Привет! — сказала она тихо и как бы извиняясь. — Я могу пройти?

На ней была полупрозрачная кофточка и коротенькая юбочка в красную клетку. Все очень миленько и наверное даже соблазнительно.

Ивар показал на свой кабинет.

— Проходи.

Он всеми силами старался сохранять спокойствие и невозмутимость.

Люба прикрыла за собой дверь. Села на краешек стула. Видимо, она не знала, как начать разговор…

— Что это? — спросила она, показывая глазами на перечень слоганов, написанных Иваром с утра.

— Так, агитационные материалы, — отмахнулся он.

— Месть за Хобота, — медленно прочитала Люба. — По-моему, этой «местью» расписаны все стены в этом городе. Ваша работа?

— Ну да…

— Понятненько… — вздохнула она. — Я ведь приехала попрощаться…

Ивар скрестил руки на груди.

— Хорошо.

Очевидно, Люба ждала, что он будет как-то высказывать свое мнение по этому поводу, но он молчал. Ощущение того, что им сделано что-то очень плохое и непоправимое вновь нахлынуло на Ивара. Впрочем, нет, он поступил абсолютно правильно: своим уходом он дал шанс на счастье и себе, и Любе. Но пока она все равно этого не поймет и не оценит. Вся ее жизнь поделилась на «до» и на «после», и ей было слишком больно.

— Думаю, мы сможем все обсудить, когда ты вернешься в Москву, — не поднимая взгляда, произнесла Люба.

— Хорошо.

Ивар чувствовал, что его слова звучат сухо и отстранено. Как будто ему было все равно. Если бы Люба только знала, что это отнюдь не так! Он и вправду желал ей счастья, он до сих пор нес за нее ответственность, но ведь если ей сказать об этом, она вновь начнет надеяться.

Люба то сжимала, то разжимала пальчики на своей элегантной сумке.

— Я знаю, ты до сих пор сердишься на меня… — сказала она наконец. Я, конечно, дура… Но Ив… — Люба вскинула на него полные непролитых слез глаза. — Я люблю тебя! Ты мне нужен! Мне и Ромке!

При упоминании о сыне, Ивара передернуло. Он так и знал, что Люба начнет приплетать его сюда. По какому-то праву она просто накладывала на него руку, как будто он однозначно принадлежал только ей, а перед Иваром просто ставился выбор: либо жить с женой и регулярно общаться с сыном, либо…

«Мама будет просто в ужасе, когда узнает о нашем разводе!» — подумал он.

— Ну, что скажешь? — спросила Люба.

— Ничего. Делай, как знаешь.

— Ты такой далекий! — вдруг всхлипнула она. — Я просто не могу достучаться до тебя!

— Люб, не надо! — поморщился Ивар.

Она покорно кивнула.

— Ладно… В общем, я уезжаю. Ключи от квартиры завезу, когда поеду в аэропорт.

В этот момент в общей комнате зазвонил телефон.

— Ив, тебя! — крикнула Леденцова.

Ивар вскочил, мысленно благодаря бога за то, что у него появился шанс уйти от этого ужасного разговора.

Это звонили из избиркома. Ивар отвечал что-то невпопад, не совсем понимая, чего от него хотят.

— Пока, — сказала Люба, направляясь к двери.

— Пока! — отозвались все.

Ивар тоже кивнул, всей душой надеясь, что она не будет растягивать сцену прощания.

Люба и не стала. Просто поцеловала его в щеку и выбежала наружу. Цокот ее каблучков еще долго раздавался по этажу.

Ивар стоял, все еще сжимая в кулаке гудящую трубку.

— Эй… — похлопал его по плечу Боголюб. — Хватит грузиться! Пошли лучше в кафешку. Нажремся, не щадя живота своего…

Ивар оглянулся кругом. Как всегда ребята все понимали. И они чувствовали, что пока с ним не надо говорить ни о Любе, ни о каких других проблемах…

— Пошли, — отозвался он.

… На посту охраны перед выходом творился какой-то переполох. Весь отдел позитива ползал по полу и что-то искал. Вокруг толпились любопытствующие.

— Что случилось? — спросил Боги вертевшуюся поблизости секретаршу Милу.

Та хихикнула в ладошку.

— Вайпенгольду привезли ящик гвоздей для дачи — он где-то отхватил по дешевке. Ну он и попер его наверх. А ручки-то дохлые — все выронил. Теперь вон корячится, собирает. И подчиненных позвал на помощь.

Негативщики глянули себе под ноги: весь ковролин был усыпан мелкими гвоздями.

Никитин широко осклабился:

— Вот и пусть теперь вытаскивают их из ворса! Будут им гвозди вместо обеда.

— Вместо обеда? — задумчиво переспросил Ивар. — Мила! — позвал он секретаршу.

Та повернулась.

— Что?

— У нас вроде какая-то электроплитка была. Она у тебя?

— Да, — кивнула та головой. — Я на ней кофе варю. А что?

На губах Ивара заиграла недобрая улыбка.

— Нет-нет, ничего… А ты не могла бы одолжить ее мне на некоторое время?

— Бери, если хочешь.

— Тогда я зайду к тебе через часик. О'кей?

После обеда настроение Ивара несколько улучшилось.

— Ну что, господа хорошие, — сказал он, размешивая сахар в кофейной чашке. — Кажется, мы можем рассчитывать на победу. Задача у нас все та же: вывезти горожан в сады, а сельчан — на избирательные участки. Есть у нас новые идеи?

Дурачась, Леденцова подняла руку.

— Можно я! Можно я! Надо пустить по телику и по радио предупреждение: «На поля страны движутся несметные полчища колорадского жука, против которого срочно надо бороться». Горожане испугаются до полусмерти за свой урожай и поедут на дачи.

Ивар улыбнулся.

— Пять с плюсом! Сама тогда всем этим и займешься.

— Я не могу, у меня «тело». За ним нужен глаз да глаз!

— Знать ничего не знаю. Инициатива у нас наказуема. Так, а что нам предпринять насчет деревенских?

— Может, во всех сельмагах развесить портрет Стольникова? — предложил Никитин.

Боголюб покачал головой.

— Да там везде уже Хоботов имеется! Синий это первый придумал. На входе висит плакат с сияющей рожей Хоботова, а внизу: «Михаил Борисович, добро пожаловать!» А с другой стороны — наш Стольников, весь какой-то перекособоченный, сутулый, вроде бы покидающий свой губернаторский кабинет. И подпись «Стольников, выход тут!»

— Нужно содрать немедленно! — ахнула Леденцова.

— Не отдирается! Синий велел эти плакатики на каком-то суперклее приклеить, так что их можно оторвать только вместе с краской. Я тут попробовал, так мне продавщица чуть морду не набила, да еще наорала: «Чего ты нам дверь портишь?!»

— Ну и что теперь делать? — спросил Никитин.

Ивар пожал плечами.

— Ничего. До прекращения агитации осталось три дня. За три дня мы даже объехать все магазины не успеем. С сельчанами будем действовать по старому плану: просто заманим их на выборы с помощью дешевой водки, а там они так и так проголосуют за Стольникова. Рейтинги показывают, что деревня почти на 76 процентов наша. В общем, ладно, пошли работать. Только по пути надо заглянуть на рынок.

— Зачем? — удивилась Леденцова. — Ты что, не наелся?

— Скоро узнаешь, — многообещающе отозвался Ивар.

Он действительно купил на рынке килограмм картошки и кастрюлю и притащил все это в офис. Потом завернул к Миле и забрал у нее электроплитку.

Негативщики с удивлением наблюдали за его передвижениями. Самым странным оказалось то, что все собранное добро Ивар отнес не куда-нибудь, а прямо в кабинет к Вайпенгольду.

Первой не выдержала Леденцова.

— Ну и что все это значит? — спросила она, когда Ивар вернулся из отдела позитива.

Довольный, он опустился в кресло.

— Мы с Вайпенгольдом помирились, и в знак этого радостного события я дал нашему Мальчику-с-пальчик очень ценный совет: согласно народной мудрости, гвозди становятся в два раза крепче и не гнутся при забивании, если их в течение пяти часов варить в воде с разведенным крахмалом. Ну, или с картошкой. И все это можно делать только на электрической плитке. Газовая для этого не годится — там совершенно другой температурный режим. Так что Вайпенгольд сейчас делом занят.

Негативщики переглянулись, смутно предчувствуя потеху.

— Он что, и вправду принялся экспериментировать?! — первым захохотал Никитин.

Не ответив, Ивар дотянулся до телефона и набрал какой-то номер из справочника.

— Алло, девушка! — произнес он испуганным голосом. — Это психдиспансер? Приезжайте, пожалуйста, к нам! У нас тут один сотрудник совсем заработался: суп из гвоздей варит. Честное слово! С картошкой!

Через полчаса вся компания наблюдала в окно, как два дюжих санитара запихивали брыкающегося Вайпенгольда в «Скорую помощь». Вокруг машины толпились сотрудники штаба и потрясенно переговаривались. А свесившаяся с подоконника Леденцова уже вовсю рассказывала им, как прямо на ее глазах у бедняги поехала крыша.

Тем временем Никитин с помощью листа бумаги и фломастера изготовил новый плакатик и повесил его на стену:

«Потерялся Вайпенгольд. Порода — дворняжка. Окрас мутный. Сука. Нашедшему — царствие небесное».

В приемном покое психдиспансера было совсем мало народу. Только какая-то женщина во фланелевом халате разговаривала с посетительницей, да дремала за стойкой пожилая медсестра.

Кристина долго искала в списках больных Пчелкину Наталью, но обнаружила ее совсем не там, где ожидала: оказалось, что Наташа лежит в токсикологическом отделении.

Кристина отправила Софроныча на разведку:

— Спроси у медсестры, можно ли нам поговорить с Наташей? И вообще, в каком она состоянии?

Через несколько минут Софроныч вернулся с неутешительными известями: поговорить им никак не удастся, ибо вот уже три недели Наташа находится в состоянии полного ступора.

— Сидит на кровати и даже не шевелится, — развел руками Софроныч.

Кристина нахмурилась.

— Тогда нам надо пообщаться с зав отделением, — твердо сказала она. Черт, почему же они держат Наташу в токсикологии?!

— Может, она бензина нанюхалась? — предположил Софроныч.

Кристина направилась в сторону дежурной медсестры.

— Здравствуйте! Мы с телеканала «Фристайл». Мы могли бы поговорить с заведующим отделением?

Зав отделением, Петр Аркадьевич, оказался очень приятным старичком в старомодных металлических очках. Белая бородка и животик делали его похожим на Доктора Айболита.

Он принял Кристину весьма радушно.

— Очень хорошо, что вы заинтересовались этим случаем, — сказал он, когда она описала ему цель своего визита. — По правде говоря, я уже доложил обо всем случившемся в правоохранительные органы, мне обещали разобраться, да, видимо, так и не разобрались.

— А в чем дело? — сразу насторожилась Кристина.

— Пройдемте ко мне. Там и побеседуем.

В кабинете заведующего пахло лекарствами и старинным одеколоном.

— Ну, что вам сказать… — произнес он, искоса поглядывая на Софроныча, устанавливающего камеру на штатив. — У Наташи наблюдается случай острого отравления тетраэтилсвинцом. Собственно говоря, состояние, схожее с шизофренией, отсюда и вытекает.

— Острое отравление? — изумленно переспросила Кристина. — А что это за тетраэтил…?

— Тетраэтилсвинец — это такая добавка к бензину, которая повышает его октановое число, а соответственно его стоимость и качество. Знаете, есть 76-ой, дешевый, бензин, на котором можно только на грузовиках ездить? Так вот если в него впрыснуть несколько капель тетраэтилсвинца, он тут же превратится в 95-й, пригодный для любого легкового автомобиля. Только при этом станет смертельно ядовитым. Раньше вся наша нефтеперерабатывающая промышленность использовала этот метод для производства топлива, потому как если обходиться без тетраэтилсвинца, то для выработки того же 95-ого бензина нефть должна пройти еще одну перегонку. Это, как вы сами понимаете, стоит огромных денег. А тут — капнул немножко этилки,[7] размешал, вот тебе и весь производственный цикл. Хоть открывай завод у себя на огороде.

— А как же люди?! — потрясенно произнесла Кристина. — Если это вещество ядовито, то разве можно использовать его в промышленности?

Но Петр Аркадьевич только развел руками.

— Люди мрут как мухи. Понимаете, даже небольшого количества этиловой жидкости хватит, чтобы отправить человека на тот свет. А если кому удается выжить, тот сходит с ума. Тетраэтилсвинец — это нейротропный яд. Отправление происходит и при вдыхании паров, и при попадании внутрь. Даже при простом прикосновении у человека происходит общее поражение центральной нервной системы, нарушается сон, появляются устрашающие галлюцинации и бред. Люди становятся забывчивыми, крайне агрессивными, им постоянно кажется, что их преследуют. Самое опасное — в момент отравления человек не чувствует ничего особенного. Первые признаки появляются только спустя несколько часов после контактов с этиловой жидкостью. Иногда общая картина напоминает шизофрению, иногда эпилепсию…

«Славик умер от эпилепсии, — подумала Кристина. — Те рабочие убили друг друга по неизвестной причине. А еще, помнится, Алешка говорил, что на АЗС в ночную смену приезжали черти. Значит, это были галлюцинации. Они все там были отравлены! Все до единого!»

— Как вы думаете, Наташа могла отравиться, работая на бензоколонке? — решила уточнить она.

— Скорее всего, там все и произошло, — кивнул Петр Аркадьевич. — Вы же знаете, сейчас мало кто обращает внимания на технику безопасности. С этилкой без противогаза и спецкостюма вообще работать нельзя. А наши шоферы запросто могут подсасывать бензин через трубочку, кое у кого хватает ума оставлять открытую канистру с бензином в непроветриваемом помещении. А потом еще удивляются, почему у них проблемы с сердцем и с потенцией. А плюс ко всему — тотальное снижение интеллекта. Причем это всего-навсего признаки легкого, но хронического отравления тетраэтилсвинцом. А если дозу чуть-чуть увеличить, то это уже наш клиент, психический, если только не кладбищенский.

Кристина помолчала. Все это как-то не укладывалось у нее в голове.

— Петр Аркадьевич, а у Наташи есть хоть какие-то шансы?

— Мы, конечно, постараемся сделать все, что в наших силах, — медленно проговорил зав отделением. — Но органические соединения свинца — это не шутка. Они очень плохо выводятся из организма. При затяжном хроническом отравлении психотическое состояние может длиться шесть-десять месяцев, а иногда даже доходит до двух лет. Да и потом у человека вроде бы начинается улучшение, а затем — бах! — и все сначала.

Через полчаса взволнованные и потрясенные Кристина с Софронычем вновь сидели в машине.

— Бомба, а не материальчик! — проговорил оператор, пряча кассету с записью в сумку.

— Я тебе говорила, что здесь что-то нечисто! — сыпала словами Кристина. — Клава упомянула, что Елена Хоботова сама разбодяживала топливо… Как думаешь, могла она откуда-то брать этиловую жидкость, добавлять ее в 76-й бензин и продавать его как 95-й?

Оператор почесал в затылке.

— Ну-у, вполне вероятно…

— А если это так, то ее работники запросто могли отравиться! Они крали у нее по капле и наверняка не соблюдали технику безопасности!

— С ума сойти, люди травятся, и никто даже не пикнет!

— Ты же слышал, что сказал Петр Аркадьевич: они не знали, что травятся! — жестко усмехнулась Кристина. — Если этиловая жидкость попадет тебе на кожу, ты ничего не почувствуешь. В худшем случае она будет чуть-чуть шелушиться.

Софроныч кивнул взлохмаченной головой.

— А представляешь, чем мы дышим?! Ведь все эта дрянь с автомобильными выхлопам выходит в воздух… Черт! Мне послышалось, или доктор вправду говорил об импотенции?

— Ничего тебе не послышалось! — воскликнула Кристина. — Да импотенция — это еще полбеды. У нас у всех с мозгами могут быть проблемы — вот что страшно!

Они замолчали, пытаясь осознать услышанное.

— Интересно, а Елена понимает, что она стала убийцей своих сотрудников? — наконец произнес Софроныч. — Ведь умерло три человека, один сошел с ума…

— Наверняка она все прекрасно понимает! — сказала Кристина, вставляя ключ в зажигание. — Когда стольниковские люди намекнули ей об этом деле, она до смерти перепугалась, что ее привлекут к уголовной ответственности. Поэтому она и согласилась дать прессуху против своего мужа. А при мне стала изображать из себя безмозглую курицу… Кстати, вот что: мне надо подумать, к кому из чиновников мы можем обратиться по поводу этой проблемы. Ведь власти должны как-то реагировать на нее!

— А они наверняка реагируют, — скривился Софроныч. — Ты же сама говорила, что по официальной версии не произошло ничего такого: двое придурков подрались, один помер от эпилепсии, а одна просто чокнулась. Ну с кем не бывает?

— И потом следователь отказался со мной разговаривать… — добавила Кристина. — Ох, нечисто дело, нечисто!

Тут к такси, стоявшему рядом с ее машиной, подошел какой-то маленький розовощекий тип с сотовым телефоном. Он был страшно возбужден, размахивал руками и матерился.

— Гляди-ка, Вайпенгольд! — удивилась Кристин. — Это главный позитивщик у Стольникова!

Софроныч с интересом выглянул в окно.

— Интересно, что он тут делает? Пришел навестить больную бабушку?

В это время Вайпенгольд набрал какой-то номер и принялся ожесточенно кричать в трубку:

— Привет! Это я. Ты знаешь, откуда я звоню? Из дурдома! Это все Алтаев устроил! Я ему этого так не прощу!

Вайпенгольд долго рассказывал своему собеседнику страшную историю о том, как подлый негодяй Алтаев и вся его шайка вызвали ему неотложку.

— Что ты ржешь?! — в негодовании бушевал он. — Он же совершенно обнаглел! С этим надо что-то делать!

Видимо собеседник сообщил Вайпенгольду что-то такое, отчего тот сразу успокоился и даже повеселел.

— То есть ты хочешь сказать, что он так и так вляпается по самые уши? — возрадовался он. — Ха, здóрово придумано! Ну да, конечно, я тебе как докладывал обо всем, так и буду докладывать…

При этих словах, у Кристины перехватило сердце. Вайпенгольд кому-то доносил на Ивара, и этот «кто-то» обещал сделать с Иваром нечто ужасное. Но кто мог быть в этом заинтересован? Ответ находился сам собой: Синий. Значит, информатором в штабе Стольникова был никто иной, как Вайпенгольд!

Кристина проследила взглядом, как он сел в такси и умчался.

— Эй, ты чего? — тронул ее за локоть Софроныч.

Она вздрогнула, будто очнувшись.

— Нет, ничего, все в порядке… Я сейчас, подожди минуточку!

Ничего не объяснив, она вылетела из машины и, забежав за угол, тут же набрала Ивара.

Пусть она предает Синего, пусть он никогда не простит ее, но Кристина так не могла: она должна была предупредить Ивара.

Алтаев был в офисе. Путаясь в словах, Кристина пересказала ему все, что видела и слышала от Вайпенгольда.

— Ив, надо что-то предпринять! Он что-то затеял против тебя!

— Значит, это наш Мальчик-с-пальчик за нами шпионит… — помолчав, сказал Ивар. — Ладно, ни о чем не беспокойся, все будет нормально.

Но Кристина все равно переживала.

— Ты уверен? Ведь Синий действительно может сделать что-нибудь…

— Кто предупрежден, тот вооружен. Не волнуйся.

Вернувшись к машине, Кристина села за руль. В ее мыслях царил полный разброд. Проблемы тетраэтилсвинца тут же отошли на второй план. В голове носились коротенькие мысли: «Ну вот, ты все-таки заложила Синего!»

Резко вдарив по газам, она стронулась с места.

Ей нужно было поговорить с ним во что бы то ни стало. Кристина еще не знала, что именно она хочет сказать ему, но ясно было одно: она должна сделать все, чтобы его угрозы в отношении Ивара не были воплощены в реальность.

«Может, признаться Синему во всем?» — думала Кристина. Но это наоборот могло только усугубить ситуацию. Синий считал Кристину своей собственностью и тайно ревновал ее даже к бывшему мужу. А уж про Ивара и говорить было нечего.

Подкинув Софроныча до телестанции, Кристина направилась к Синему. Ее всю трясло. Ей казалось, что она нашла выход из сложившейся ситуации: она больше не работает на выборах, стало быть, конфликта «Ивар — Синий» можно просто избежать. Но на самом деле все обернулось по-другому.

— Привет! У меня к тебе срочное дело! — воскликнула она, врываясь к Синему в кабинет.

Тот оторвался от бумаг. Лицо его было бледно и несчастно.

— Мы в полном пролете, — горестно сообщил он. — Твои материалы о Караваеве так и не вышли: кто-то обокрал типографию, и теперь нам негде печататься.

Кристина медленно осела на стул.

— То есть как?

— Как, как… — проворчал Синий. — Наверняка это Алтаев виноват. Он откуда-то узнал, что мы собираемся сделать, ну и предпринял контрмеры.

Кристина чувствовала себя так, словно ее подбили на лету.

Ивар причастен к краже?! Ну да, выборы так и делаются: одна команда делает все, чтобы опустить другую.

— Как будто мы чистенькие! — нервно произнесла она. — Все хороши…

Синий — человек, которого она уважала чуть ли не больше всех на свете, считал Ивара своим смертным врагом. Можно было себе представить, что бы он сказал, если б узнал о ее любви!

«А ведь рано или поздно он узнает о нас, — подумала Кристина. — И будет считать меня предателем». Ох, эта мысль была совершенно невыносимой!

— Слушай, я хотела тебя спросить… — произнесла она, пытаясь взять себя в руки. — Тот шпион, который поставляет тебе сведения из штаба Стольникова, случаем не Вайпенгольд?

Синий недоуменно посмотрел на нее.

— А зачем тебе это знать?

Кристина сразу поняла, что он ничего ей не скажет.

— Мне надо! — упрямо заявила она.

Синий потер виски.

— Малыш, такая информация не разглашается. Конечно, тебе любопытно, но…

Кристина горестно кивнула. Да, конечно, она все понимала… Но, господи, как она может просто сидеть на месте, когда Синий затеял изничтожить Ивара, а она даже не в состоянии ничего сделать?!

— Кстати, спасибо тебе за эту девочку, Щеглицкую, — сказал Синий благодарно.

— Она уже успела отличиться? — отозвалась Кристина.

— Да. Очень умненькая. Помнишь, я тебе говорил, что Алтаев делает основной упор на сельских избирателей, а всех горожан хочет загнать на дачи? Так вот Щеглицкая придумала, что перед самыми выборами нам надо дать штормовое предупреждение. Синоптики часто ошибаются, так что последствий за это вранье можно не опасаться. А так наши горожане испугаются грозы и в день выборов не поедут ни на какие дачи. Здóрово придумано?

— Здóрово, — едва слышно согласилась Кристина.

— Кстати, как у тебя там дела с АЗС? — спросил Синий.

Вспомнив о своем визите в психдиспансер, она несколько оживилась.

— На самом деле я не знаю, что и думать, — сказала она, передав ему свой разговор с Петром Аркадьевичем. — Неужели власти закрывают глаза на такие вещи?! Ведь использование тетраэтилсвинца — это настоящая экологическая катастрофа!

Синий слушал ее, хмурясь все больше и больше.

— Это меняет все дело, — пробормотал он себе под нос.

— Что «меняет»?

— То, что ты рассказала. — Синий откинулся на спинку стула. — Дело в том, что три месяца назад Стольников издал постановление о запрете на продажу и хранение этилированного бензина[8] на территории нашей области. А Елена Хоботова, видимо, решила подзаработать на дешевом топливе, ну и стала торговать им в обход закона. Откуда простым смертным знать, какой бензин они покупают — этилированный или неэтилированный? По идее он должен отличаться по цвету, но ведь цвет топливу придает краситель: какой хочешь, такой и добавляй!

Кристина кивнула.

— Если стольниковские люди узнают об этом, они могут всем объявить, что бывшая жена Хоботова — мошенница и убийца.

— Скорее всего, они просто не стали вникать в это дело, — задумчиво произнес Синий. — Иначе бы они давно опубликовали такие материалы.

— И что же нам теперь делать?

— Кассета с записями у тебя?

— Да.

— Держи ее у себя и никому не передавай. И скажи Софронычу, чтобы молчал. Иначе мы погорим.

— Я думаю, что эти материалы должны увидеть свет, — нахмурилась Кристина. — Люди имеют право знать о таких вещах, понимаешь? Без разницы, кто выиграет эти выборы. Речь идет о массовом отравлении, и это куда важнее!

Синий кусал губы.

— Я прошу у тебя три дня. Пусть закончится избирательная кампания, и тогда делай, что хочешь. Я на всякий случай поговорю обо всем с Хоботовым. Завтра он вернется из своего загородного турне, и мы все обсудим.

— Хорошо… — Кристина подняла на него взгляд. — Странно все-таки вышло, да? Мы думали, что этот случай станет компроматом на Стольникова, а вышло совсем наоборот.

— Странно… — отозвался Синий.

На него только что навалилась еще одна неразрешимая проблема.

Кристина медленно спускалась по детсадовской лесенке со специальными низенькими перилами. Как же ей было обидно, что Синий с Иваром никогда не смогут подружиться! Они оба умные, интересные ребята, им было бы о чем поговорить… А вместо этого Синий с Щеглицкой изобретают всякие штормовые предупреждения, чтобы избиратели — не дай бог! — не проголосовали так, как надо Ивару.

Слова Синего перевернули все с ног на голову. Все-таки было в Стольникове что-то положительное, раз он додумался запретить этилированный бензин. Кристине всей душой хотелось рассказать Ивару о случившемся, но это означало бы предательство Синего. Еще одно. Ибо она уже заложила Алтаеву Вайпенгольда.

Кристина сжимала и разжимала кулаки. Ей не хотелось быть предателем, но так и так она им становилась. Так кого же выбрать-то? Лучшего друга или свою любовь?

Время подходило к девяти. Кристина механически готовила ужин и все поглядывала на часы. Ивар мог позвонить в любую минуту.

Соня сидела за кухонным столом и рассматривала книжку.

— У кошки четыре ноги: две передние, чтобы бегать, и две задние, чтоб тормозить…

Ей хотелось маминого внимания. А мама все витала где-то в облаках.

— Давай я тебе хоть помогу! — великодушно предложила Соня, подбежав и обняв ее за ноги.

— Это вряд ли, — отозвалась Кристина. — Мне надо картошку чистить, а ты не умеешь…

Соня задумалась.

— Ну, давай, я котлету для тебя съем!

Кристина рассмеялась. Ну и ребенок у нее: вечно что-нибудь откаблучит!

На самом деле вот уже полчаса она думала еще над одной очень важной проблемой: а что скажет Сонька, если они с Иваром соберутся жить вместе? Конечно, это была совершенно крамольная идея, конечно, пока ничего не было ясно, но все-таки…

— Слушай-ка, — набравшись смелости, произнесла Кристина, — а тебе бы хотелось иметь нового папу?

Соня расцепила ручонки и резко отодвинулась от Кристины.

— А зачем он нам?

Вот именно такой реакции Кристина больше всего и боялась!

— Ну как же… — заискивающе произнесла она. — С папой лучше. У всех девочек есть папы… Помнишь, ты же сама говорила?

Соня надула губы.

— Нет! Никого нам не надо!

— Но почему?! — воскликнула Кристина.

— Ваше взрослое сообщество не будет со мной играть!

— Будет!

— Нет!

… Соня забралась под стол и еще долго сидела там и ковыряла пальцем обои. Мамина дурацкая затея привела ее в полную растерянность. Разве им было плохо втроем? Соня, мама, баба Лиза — все понятно и упорядоченно. «Новый папа» сразу показался ей враждебным чудовищем, которое хочет отнять у нее родную мамулю.

Кристина вовсе не знала, что ей делать. А что если ее дочь так и не примет Ивара? Кто-то из знакомых рассказывал ей, что дети часто ревнуют ко второму мужу, считая, что их променяли на какого-то чужого дядьку.

Как же ей хотелось видеть Ивара! Хотелось обнять его и поплакаться на свои бедки, рассказать, как она ездила сегодня в психушку, как подслушала слова Вайпенгольда, как разговаривала с Синим… Но нельзя, нельзя, нельзя!!!

Одни запреты кругом!

Ох, несколько дней до конца выборов — это какая-то яма, бесконечная бездна… И что там, за этой бездной? Стенка? Чувство нелепости всего происходящего? Ведь они с Иваром совсем не думали о своем будущем. Он живет в Москве, она здесь, и кому-то из них придется пожертвовать своей карьерой ради другого.

Обычно принято, чтобы карьерой жертвовала женщина. Но от одной мысли об этом Кристину охватывала паника. В Москве ее никто не ждет, там своих телезвезд хватает, причем гораздо покруче, чем мадам Тарасевич. Ну что за наказание такое — куда не кинь, везде клин!

«О чем я мечтала все эти годы? — думала растеряно Кристина. — О любви. То есть об этих самых неразрешимых проблемах, в которых я сейчас по уши запуталась».

Уложив Соню, она отправилась ванную. Ничто, как вода, не смывает усталость и беспокойство. Телефон лежал рядом, на стиральной машине.

Кристина стояла под душем и потихонечку пела песни. Ивар сейчас где-то на работе. Что-то делает… Думает ли о ней? Нет?

Она жмурилась под струями воды и вдыхала лесной запах шампуня. Теплые капли стекали по спине, по плечам… Кристина оглядывала свое тело молодое и крепкое. Где же носит этого Ивара? Почему он не звонит? Разве он не чувствует, как он ей нужен?

Она писала его имя на запотевшем зеркале и долго вглядываюсь в неровные буквы. Там, за ними, светились ее глаза.

— Все, не могу больше ждать! — произнесла она, пробежав на цыпочках в свою комнату.

Кинув мокрое полотенце на спинку стула, Кристина включила компьютер. Листочек с координатами Ивара лежал перед ней. Несколько букв — его электронный адрес. Ей столько надо сказать ему, а его нет… Мысли скакали в разные стороны.

Она открыла почту и принялась писать письмо.

«Ну почему ты не звонишь? Жду тебя, жду…

Мир почему-то сразу умер без тебя.

И еще я отчаянно трушу, что вся наша история может плохо кончиться. Я знаю, все в порядке… Ты не звонишь, потому что у тебя работа. Просто я пока еще не привыкла к тому, что можно верить кому-то, кроме себя, и поэтому беспокоюсь. Зря, да ведь?

Пока писала, окончательно разволновалась. Теперь сижу и не знаю, сожалеть мне об этом или нет? Все, я окончательно запуталась. Пока.

Кристина».

Набрав адрес, она отправила письмо и еще долго смотрела на коротенькую надпись «Ваше сообщение успешно отправлено».

— Да, Мальчик-с-пальчик вырос и стал Жопой-с-ручкой, прокомментировал Боголюб известие о предателе-Вайпенгольде.

— Мы могли бы и раньше догадаться, что у нас завелся шпион, — добавила Леденцова. — Все наши последние провалы были связаны только с утечкой информации. Причем с самого верха. Этим не мог заниматься кто-то из исполнителей.

— Ладно, — сказал Ивар, — будем считать вопрос закрытым. Просто впредь станем осторожнее.

— Ты предлагаешь, все спустить ему с рук?! — изумленно переспросил Никитин.

— Мы не можем позволить себе тратить время на разборки. У нас осталось три дня.

— Но надо же, по крайней мере, сказать Пименову!

— Я уже был у него и приводил ему кучу доводов насчет Вайпенгольда. И к чему это привело? Ни к чему. Сашка — ставленник Стольникова и Караваева. Раз они сказали, что он должен работать на выборах, значит, он будет работать. А нам впредь наука — не болтать.

… Весь вечер Ивар провел на телевидении, просматривая новостные сюжеты, сделанные Никитиным: бомжи и уголовники высказывались, что они за Хоботова, а за Стольникова собирались голосовать красивые и благополучные люди.

Потом они поехали в штаб, где Боголюб сообщил им веселенькую новость: Синий все равно запустил в печать материалы о Караваеве. Кто-то из хоботовских спонсоров нашел ему новую типографию.

— Черт с ним! — устало отмахнулся Ивар. — Мы с Никитиным уже провели надлежащую работу и предупредили население, что нашего Караваева собираются безбожно опорочить. Так что сенсация Синего будет выглядит полной липой. Да, Боги, твои бойцы уже начали операцию с настенными надписями?

— Пашут во всю! — отозвался Боголюб. — Завтра на город будет любо-дорого посмотреть: все в «Мести за Хобота».

— Хорошо, — кивнул Ивар.

Войдя в кабинет, он сел в кресло, пытаясь собраться с мыслями. Надо было встряхнуться… Кофе, что ли, выпить?

— Эй, мы пойдем по домам, ладно? — крикнул из общей комнаты Никитин. Ты остаешься?

— Да.

— Ну, пока.

Они погасили свет, и Ивар остался один. Уже давно стемнело, у него на столе горела лампа, светился монитор…

По дороге в штаб Ивар позвонил к себе на квартиру. Как он и ожидал, Люба и не подумала уезжать. Впрочем, это уже было неважно. Он не стал разговаривать и просто положил трубку.

… Вверху экрана пробежала строчка, сообщающая, что ему пришло электронное письмо.

Это была Кристина. Судя по времени отправки, письмо пришло только что.

Кристина почти сразу получила ответ от Ивара. Сердце вздрогнуло, на глаза вдруг ни с того, ни с сего набежали слезы. «Солнце мое!»

Там было только одно слово: «Приезжай!» И адрес.

Кристина помчалась собираться. В голове плясала хохочущая фраза: «Все бабы дуры, а я одна из них! Какой ужас!»

Одевшись, она выскочила в тамбур и позвонила в дверь к бабе Лизе. Слава богу, та еще не спала.

— Баб Лиз, вы не приглядите за Соней? — проговорила она умоляюще. Мне надо отлучиться на минуточку.

Старушка внимательно посмотрела на соседку поверх очков.

— Вот это любовь! Не дай бог мне такую! — вымолвила она наконец.

Кристина покраснела.

— Да вовсе и не любовь…

— Ага! Поври-ка мне еще! Я уже давно за тобой наблюдаю.

Кристина стрельнула взглядом на часы.

— Баб Лиз, ну пожалуйста! А? Посидите?

— Посижу, посижу, — проворчала соседка.

— Ой, спасибо! — воскликнула Кристина и тут же побежала вниз по лестнице.

— Куда без теплых штанов поскакала? — крикнула ей вслед баба Лиза. Отморозишь себе все будущее!

Ивар встретил ее неподалеку от своего штаба и какими-то тайными тропами провел к открытому окошку, выходящему на задний двор. Легко подтянувшись на подоконнике, он подал руку Кристине.

— Залезай! Только тихо — нельзя, чтобы охранники узнали о тебе.

Кристине хотелось одновременно и хохотать, и плакать, и летать от счастья.

— Ты совершенно чокнутый! — прошептала она, когда он помог ей спрыгнуть на пол. — Если кто-нибудь узнает, что я тут была, тебе голову оторвут!

— Я так и так ее давно потерял, — улыбнулся Ивар. — Бежим ко мне!

В здании было пусто и гулко. Под ногами лежали лунные квадраты. И где-то совсем близко разговаривали между собой охранники.

Прокравшись на третий этаж, Ивар остановился перед дверью, из-под которой едва заметно выбивалась полоска тусклого света.

— Сюда! — произнес он.

За дверью была большая комната, заставленная столами с компьютерами, шкафами и огромным кожаным диваном. А чуть дальше — кабинет, где горела настольная лампа.

Повернув в замке ключ, Ивар притянул к себе Кристину.

— Я соскучился…

Она улыбнулась — светло и нежно. И прижалась к нему всем телом.

… Все произошло само собой, потому что должно было произойти.

Потом они лежали в обнимку на том самом кожаном диване. Ветерок из приоткрытого окна колыхал жалюзи, отчего по всей комнате двигались полоски теней.

— Ты как? — прошептал Ивар, целуя Кристину в коротенькую челочку.

Она вздохнула полной грудью.

— Знаешь, что я сейчас делаю? Я пытаюсь все запомнить: что я чувствую, что вижу…

Ивар сжал ее покрепче.

— Это тоже запомни!

— Хорошо, — рассмеялась Кристина. — А еще я думаю о том, что ближайшие дни мы проведем так: ночью — безумные страсти, а днем мы будем вспоминать обо всем случившемся и ужасаться тому, что натворили…

— А потом все сначала! — добавил Ивар.

Странная штука: когда-то давным-давно они рассуждали о теории секса, Кристина говорила, что правильно, а что неправильно… А потом страшно сожалела о сказанном, ибо после таких разговоров между ними ничего уже не могло произойти — ведь все неизбежно должно было бы свестись к действиям «по инструкции».

Но с Иваром было по-другому. Все началось спонтанно — Кристина даже опомниться не успела… Да она и не думала о том, как все должно было быть. Она просто любила Ивара таким, каким он был. Здесь и сейчас.

«Мальчик мой… — шептала она с нежностью. — Любимый… Ох, и что с нами будет?»

Опять эти треклятые мысли засели у нее в голове! Опять вспомнилось и о Соньке, и о Синем, и о Вайпенгольде…

— А что ты решил насчет вашего главного позитивщика? Он опасен?

Ивар сладко потянулся.

— Пошел он к черту! Ну ты сама подумай, что он может сделать мне? Выборы мы так и так выиграли. Рейтинги говорят, что народ за Стольникова… Да даже если он все выболтает, хуже от этого нам не будет.

Внезапно в глазах у Ивара загорелись озорные искорки.

— Ты, кстати, за кого пойдешь голосовать? — спросил он, приподнявшись на локте.

— Что, хочешь перетянуть меня на свою сторону?! — рассмеялась Кристина. — Даже не думай. Стольников уволил меня!

— Ты его давно простила!

— Можно подумать, я могу хоть что-нибудь изменить, если проголосую!

Ей вспомнился разговор с Пименовым насчет выборов. Как ни цинично звучали его слова, в них, безусловно, было свое рациональное зерно.

— Да и вообще, по-моему, вся эта демократия — туфта! — добавила Кристина. — У нас есть формула счастливой жизни: если органы власти выбираются всенародно, то тогда эта власть приведет нас к светлому будущему. Мы уже проверили на практике, что это не так, так на фига мы все еще придерживаемся этой формулы?!

Ивар с интересом взглянул на Кристину.

— Народу нужна вера в то, что мы идем правильным путем. Раньше эта вера выражалась в словах «Москва есть третий Рим»,[9] потом мы стали верить в коммунизм, теперь мы верим в демократию и гражданское общество. Отними у народа эту веру, на что тогда ему надеяться?

— Как будто мы еще на что-то надеемся!

— Конечно, надеемся! Подсознательно мы все ждем, что правительство снизит цены, что у нас вдруг откуда ни возьмись начнется бурное экономическое процветание… А обеспечить все это должны президенты, депутаты, мэры и губернаторы. Вот это и есть наша, как ты выразилась, формула счастья.

— Да эти депутаты сами ни черта не знают, что делать! — фыркнула Кристина.

— Конечно, не знают!

— Ну и как нам быть? Ложиться в гроб и помирать?

Ивар заложил руки под голову и уставился куда-то в потолок.

— Нет. Нам просто нужна правильная формула.

— Так где ж ее взять-то?

— Там, где вообще берутся все формулы жизни — у философов. Философы это как раз те люди, которые придумывают, как нам жить дальше. Именно они придумали и «третий Рим», и коммунизм, и гражданское общество. А для начала надо определить, чего же нам всем хочется.

— Если не в личном плане, то богатства и стабильности, — отозвалась Кристина.

— Насколько мне известно, богатство — это современные, удобные и красивые вещи, которые кто-то изобрел, — сказал Ивар. — И этот стол, и стул, и побелку на потолке, и фарфор, из которого сделана чашка… Стало быть к светлому будущему нас ведет вовсе не депутат, не предприниматель, а изобретатель. Страны, где много толковых изобретателей — Штаты, Япония, Германия — это процветающие стабильные страны. А те государства, где их нет или осталось совсем мало — всегда будут довольствоваться крохами с их стола. Кто сейчас в России самые богатые люди? Высокопоставленные чиновники и успешные торговцы. Кто получает самые большие зарплаты? Управленцы, юристы, финансисты…

— Выборщики, — вставила Кристина.

Ивар кивнул.

— Точно. То есть люди, которые ничего не создают. Убери нас из жизни и ничего не поменяется. А убери из жизни, например, Сикорского — и у нас не будет вертолетов. Убери Попова — не будет радио.

— Но это же не формула — «Уважайте своих изобретателей!» — возразила Кристина.

— Думаешь? — усмехнулся Ивар. — История говорит об обратном. Например, Англия до конца пятнадцатого века была самым задрипанным королевством на задворках Европы. А начиная со времен королевы Елизаветы, там стали поддерживать на государственном уровне тех, кто создает богатство своей стране. Англичане законодательно превратили изобретательство в очень выгодное занятие, и народ ринулся творить! Что мы имеем в результате? Не прошло и пятидесяти лет, как Англия стала супердержавой. Та же самая ситуация повторилась в послевоенной Японии. Там камня на камне не осталось после американских бомбардировок, а ничего, через пару десятков лет она вновь выбилась в мировые лидеры. А почему? Их изобретатель — уважаемый и богатый человек, а наш изобретатель — чокнутый сутулый очкарик, который всех уже замучил своими безумными идеями.

В войне побеждает тот, кто лучше вооружен и оснащен, в мирной жизни выигрывают те, кто умудряется продать больше своей продукции и своим, и чужим. Что мы покупаем сейчас? Иностранные изобретения! Что продаем? Сырье для иностранных изобретений, которые потом нам же перепродают! И при этом мы ждем, что наши депутаты вдруг сделают так, чтобы мы враз разбогатели. Как же!

Кристина молчала.

— А ты почему занимаешься выборами, если считаешь их глупым и бесполезным занятием? — спросила она наконец.

— Может, мне нравится воевать, — сказал Ивар полушутя-полусерьезно. Может, я хочу заработать. А может, мне просто хочется потешить свое самолюбие: «Я посадил этого губернатора на его место. Кем бы он был без меня?»

— А почему бы тебе не рассказать об этих идеях Стольникову или кому еще из больших политиков?

Ивар вздохнул.

— Кристин, Стольникову сейчас не до этого, понимаешь? Выборы — это очень сильный стресс… Нельзя думать о двух вещах сразу: и о том, как бы тебе избраться на должность губернатора, и о спасении человечества. Это разные профессии!

Кристина принялась одеваться.

— Знаешь, сколько времени? Три часа. Я поеду, а ты спи. Тебе надо выспаться. Или поехали ко мне, если не хочешь идти домой…

Ивар взял ее за рукав.

— Ну-у! Не уходи!

Кристина обняла его взлохмаченную голову.

— Ты же сам говорил, что тебе завтра встречаться со Стольниковым. Тебе надо быть свежим и подтянутым, а то он подумает бог весть что. А еще охранники донесут ему, что ты, на ночь глядя, привел какую-то девку…

— Пусть доносят. Мне нет дела.

Все-таки счастье — это когда не хочется, чтобы в жизни что-нибудь менялось. Ты взлетаешь так высоко, что любое изменение неизбежно приведет к падению.

Кристина была счастлива. Вот сейчас, в этот самый миг, у нее не было никаких проблем. Она просто держала Ивара за руку и могла просто быть рядом с ним.