"Фабрика гроз" - читать интересную книгу автора (Барякина Эльвира)ГЛАВА 8 (понедельник)Наступила последняя неделя перед выборами. Агитаторы и с той, и с другой стороны из кожи вон лезли, чтобы перетянуть на свою сторону избирателей. Ивар со своей командой всеми силами пытались заставить про-хоботовски настроенных горожан отправиться на дачи, а Синий со товарищи призывали их остаться дома и «выполнить свой гражданский долг». Сельское население находилось в состоянии разброда и шатания: кто был за Хоботова, кто за Стольникова, а кого выборы вообще не волновали. Причем количество и тех, и других, и третьих сосчитать было весьма сложно. Прогнозы о результатах выборов ходили самые противоречивые, и это напрямую зависело от того, кто их давал. Ошеломленному избирателю оставалось только вздыхать да поглядывать на календарь: когда-де это безобразие кончится, и с улиц исчезнут надоевшие плакаты, в почтовые ящики перестанут кидать всякую ерунду, а по телику прекратят показывать бесконечные кандидатские ролики. Впрочем, ждать оставалось недолго. С утра ни Боги, ни Леденцова не явились на работу. — А где у нас эти два голубя? — спросил Ивар, выйдя из своего кабинета. Ему надо было ехать к Пименову договариваться о финансировании сельских распродаж, а главных устроителей этой акции где-то носило. Лицо Никитина приняло похабнейшее выражение. — Боги звонил десять минут назад и сказал, что он уехал общаться со своими диверсантами. А пять минут назад звонила Леденцова и заявила, что у нее утреннее несварение желудка. Спорим, что они оба сейчас лежат рядышком и радуются, как они ловко всех провели? — Молодцы-ы! — возмутился Ивар. Никитин крутанулся на стуле. — Да ладно, не злись! У них уважительная причина. Кстати, как тебе заголовок для первой полосы: «Вся Пахомовская трасса выбирает пидараса!»? — Это что? — не понял Ивар. — Это мы так хамим хоботовское окружение: Синий — пьяница и вор, секретарь Хоботова — молоденький голубоватый мальчик, сам он, стало быть, тоже такой… Твоя подружка Тарасевич — блядь, которая трахается со всеми. Ее мужики берут с собой на пароходах кататься. По-моему, гениально! Никитин был страшно горд своей выдумкой. — Ну ты ври, да не завирайся! — вдруг произнес Ивар каким-то неестественным, замороженным голосом. Никитин округлил глаза. — Честно! Ты знаешь, у кого вчера была Тарасевич? У Пименова с Караваевым! Они вместе на яхтах ездили кататься. Вайпенгольд сказал, что они оттрахали ее всем коллективом. Ивар почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри. — Не упоминай о Тарасевич! — сказал он очень тихо. — Ты что, с ума сошел?! — обалдело воскликнул Никитин. — Она как раз гвоздь моей программы! — Не упоминай!!! Ивар стоял напротив него — бледный, с бешеными глазами, со сжатыми кулаками… Он сам никак не ожидал от себя такой реакции. Все произошло спонтанно и без его ведома. «Никитин наверняка обо всем догадался!» — промелькнуло у него в голове. В этот момент в комнату влетела одна из никитинских журналисток. — Этот Вайпенгольд… — произнесла она обессилившим голосом. — Его отдел выпустил вот чего! Она сунула под нос Ивару газету, на первой полосе которой красовалась карикатура: Хоботов в виде бабочки — на цветке с надписью «Областной бюджет». Прямо под карикатурой помещались строчки: Еще ниже были напечатаны какие-то истеричные призывы «сплотиться единым фронтом вокруг нашего дорогого Василия Ивановича» и «начать народную войну против засилья капитала». Никитин вырвал у Ивара экземпляр, посмотрел… — Твою маму! — заорал он, прочитав название газеты. — Это же моя полоса! Вайпенгольд что, выкинул мои гениальные материалы и поставил эту херню?! — Представь себе! — кивнула головой девчонка. — Сволочь! На Никитина было больно смотреть: казалось, от обиды он готов разрыдаться. — Кто ему разрешил?! — негодовал он. — Этот полудурок нарушил мне весь производственный цикл по обработке мозгов! У меня же все рассчитано, кому, когда и какие публикации делать! Ивар обернулся к журналистке. — Ты не в курсе, как ему это удалось? Та пожала округлым плечиком. — Я звонила в типографию, и мне сказали, что его люди привезли новые тексты, а наши изъяли. Ивар быстрым шагом прошел к себе в кабинет за барсеткой. — Я к Пименову! Сегодня, вопреки обыкновению, Пименов встал поздно: все-таки сказывались последствия прогулки на «Девочке». Когда он — свежеумытый, побритый и в благоухающем шелковом халате вышел на кухню — Снежана уже ждала его. — Завтракать будешь? — спросила она, приоткрыв дверцу огромного, от пола до потолка, холодильника. — Там борщ есть. Налей мне пару половничков. Снежана скорчила недовольную гримаску. — С утра и борщ?! — Запрети мне! — смеясь, посоветовал Боря, доставая батон из хлебницы. Через пять минут он уже вкусно прихлебывал красное варево, а Снежана зачитывала ему сегодняшнее расписание звонков и встреч. — Слушай, а как тебе показалась Тарасевич? — вдруг перебил ее Боря. По-моему, она хорошенькая. Снежана пресеклась на полуслове. Эта телевизионная ведущая, Тарасевич, не понравилась ей с первого взгляда. Порхающее, не обезображенное интеллектом создание с милой мордашкой — только и всего. А уж когда она отказала Пименову в любви и дружбе, Снежанина антипатия переросла почти что в ненависть. У нее просто в голове не укладывалось: как же можно не хотеть ее Борю?! Наиболее странным было то, что самого Пименова, казалось, совершенно не задело то, что Тарасевич его отвергла. Наоборот, вся эта история только позабавила его. — Тарасевич была хорошей ведущей, — принялся размышлять он вслух. Жаль, что Стольников поспешил выгнать ее с телевидения. Таких девочек не стоит выпускать из рук. Снежана молча разлила кофе по чашкам. — Что ты предлагаешь? — все же спросила она, видя, что Боря не торопится высказать засевшую у него в голове мысль. — Думаю, нам надо трудоустроить эту Тарасевич. «Кадры решают все», как говорил незабвенный Иосиф Виссарионович. Если мы не перекупим Тарасевич, то ее перекупят наши враги. И хороший человек уже будет работать не на нас, а против нас. — Она уже работает на Синего… — И думает, что мы об этом не знаем, — добавил Пименов. — Впрочем, это не имеет никакого значения: она не могла нам навредить. А что касается Синего, то, насколько мне известно, он платит ей из своего кармана. Его штаб полностью укомплектован сотрудниками, и на нового человека Хоботов не даст ни копейки. Синий просто занимается благотворительностью, а это значит, что он платит Тарасевич сущие гроши. Мы могли бы использовать это… — И что ты собираешься делать с Тарасевич? — Такие, как она, всегда пригодятся. Когда нам потребуется хорошее освещение в прессе, она будет незаменима. Люди отнесутся к нашей информации так, как им скажет журналист, которому они верят. Начать надо вот с чего: мы дадим Тарасевич снять несколько передач на ее усмотрение. Я уверен, что она сможет сделать все на высшем уровне. Почувствовав ее честность, наши доблестные телезрители будут ее смотреть, ей привыкнут верить, а потом мы будем вкраплять в ее передачи ту информацию, которая будет нам нужна. Снежана медленно кивнула. — Ну-у… В принципе, хорошо придумано… — Тогда разыщи мне Тарасевич, и мы с ней побеседуем. — Ты думаешь, она согласится предать своего старого друга Синего и переметнется к тебе? — А кто говорит о предательстве? — поднял брови Боря. — Я предложу ей работу, совершенно не связанную с выборами. — Ладно, — скрипя сердце, согласилась Снежана. — Я сейчас ее разыщу. Хотя, если честно, ей бы очень хотелось, чтобы эта Тарасевич провалилась куда-нибудь в тартарары и больше никогда не появлялась на горизонте. Кристина вышла из подъезда и направилась в сторону стоянки, где был запаркован ее «Фольксваген». Надо было спешить на работу. Телефон в ее сумочке запиликал, она достала его и взглянула на дисплей: номер показался ей незнакомым. — Алло! — Кристина? — Да… — Это Снежана. Борис Александрович хотел бы с тобой поговорить. При словах «Борис Александрович» у Кристины душа ушла в пятки. «Он догадался, кто украл аудиторское заключение!» — ахнуло у нее в груди. — Привет! — пророкотал в трубке глубокий бас Пименова. — Как твои дела? — Нормально… — Все еще сердишься на меня? «Что ему надо?» — в ужасе подумала Кристина, но все же нашла в себе силы пролепетать: — Да нет, не сержусь… — Ну и хорошо. А у меня к тебе разговор есть. В двух словах дело в следующем: я собираюсь открывать новый видеоканал, и мне нужна толковая ведущая. — Ты предлагаешь мне работу? — изумилась Кристина. — В общем-то, да. Если тебе интересно, то мы могли бы побеседовать на эту тему. Можешь прямо сейчас заехать ко мне домой? — Д-да… — Ну и отлично! — отозвался Боря. — Снежана сейчас продиктует тебе адрес. «Во что я ввязалась?! — ужаснулась Кристина, слушая Снежанины объяснения. — Это бог весть чем кончится! Он же пригласил меня к себе домой!» Хотя вообще-то было непохоже, чтобы Пименов злился на нее. Вполне вероятно, что он просто протрезвел и решил загладить свою вину… «Я полная идиотка, — думала Кристина, сворачивая к Большой Печерской, на которой жил Боря. — Хотя вдруг он действительно предложит что-то стоящее?» Со вчерашнего дня выборы потеряли для нее всякую привлекательность: Хоботов хоть и превозносил Кристинины заслуги до небес, но платить за них вовсе не собирался. И кому тогда нужна ее работа? А просто сидеть на шее Синего она не могла: он не миллионер, чтобы кормить-поить всех знакомых. Пименов же предложил ей вновь пойти на телевидение. Это означало зарплату, независимость, жизнь без страха за завтрашний день… При мысли об этом Кристина схватилась за голову. Синий ведь на компот изойдет, если узнает, что ее нанимателем является Пименов! «Я ему не скажу, что это Боря меня пригласил, — решила она. — Придумаю что-нибудь успокоительное и достоверное, и все будет в порядке. В конце концов, Синему не надо будет содержать меня. А потом если я узнаю что-либо полезное для него, я ему уж всяко расскажу. Так что это для его же блага». У Кристины дрожали все поджилки, когда она ступила на порог шикарной пименовской квартиры. Дверь ей открыл высокий белобрысый охранник. — Вам назначено? — спросил он, подозрительно оглядывая Кристину. — Да, мне позвонили от Бориса Александровича… Через минуту в прихожей появилась Снежана. Вслед за ней, скользя когтями по паркету, из комнат прибежали два огромных мраморных дога и, весело махая хвостами, принялись знакомиться. — Пошли вон! — прикрикнула на них Снежана. — Сколько раз вам говорить, чтобы вы не смели лизаться с чужими?! Марш наверх! Снежана вела себя максимально вежливо и учтиво, но эти словечки «с чужими» все ставили на свои места. Кристина сразу же вспомнила слова Щеглицкой о том, что Борина секретарша ревнует к ней своего начальника. — Проходи, — пригласила ее Снежана. — Борис Александрович уже ждет. «Зря я приехала!» — мучительно думала Кристина, пройдя вслед за ней в огромную приемную, в которой уже сидело несколько человек. — Сюда! — показала на дверь Снежана. Пименов встретил Кристину в обширном, дорого и со вкусом обставленном кабинете. — Привет! — поздоровался Боря, протягивая ей руку. — Присаживайся куда-нибудь. Трезвый, он был совсем другой. От того властного и где-то даже жестокого человека, виденного ею на корабле, не осталось и следа. Сейчас Боря источал доброжелательность, спокойствие и какую-то искрометную положительную энергию. Кристина присела на краешек низкого кресла. — Кофеек будешь? — радушно спросил Пименов и тут же крикнул в сторону двери: — Снежана, сделай нам кофе! — Ну что, давай сразу перейдем к делу, — предложил он, доставая из коробки сигару. — Я намерен выкупить на телеканале «Фристайл» около часа эфирного времени и создать собственный видеоканал. — Какой? — с любопытством спросила Кристина. — На самом деле меня это не очень интересует, — на полном серьезе ответил Пименов. — Я хочу провести эксперимент: создать абсолютно свободную телепередачу, ведущие которой будут выдавать в эфир все, что считают нужным, без контроля кого бы то ни было. Задача у этого видеоканала будет одна: люди должны его смотреть. Я думаю, у тебя бы получилось что-нибудь в этом духе. Кристина недоверчиво посмотрела на Борю, не совсем понимая, к чему он клонит. По его словам выходило, что он собирается выбрасывать огромные деньги на ветер и не требует ничего взамен. Но такого не бывает! — То есть ты предоставляешь мне полную свободу слова? — Да. — И я могу заявить в эфире, что Стольников — грубый и глупый хам?! Тебе не кажется, что тем самым ты пилишь сук, на котором сидишь? Я знаю, ты же возглавляешь его предвыборную кампанию… Вошла Снежана с кофейником и чашками на подносе и тут же исчезла. Кристина выжидающе поглядела на Пименова. — Начнем с того, что я не верю в выборы, — прихлебывая кофе, произнес Боря. — Кто бы что ни говорил, губернатором станет тот, у кого лучше реклама. Кандидат — это тот же товар, который надо спихнуть населению. — А как же свободное волеизъявление народа? — удивилась Кристина. — Свободное волеизъявление — чушь собачья! — презрительно фыркнул Пименов. — Можно подумать, что наши избиратели хоть что-нибудь понимают в политике! Да 999 человек из тысячи не смыслят в управлении государством ни уха, ни рыла! Как они могут избрать толкового губернатора, если они даже не знают, чем конкретно он должен заниматься?! Пименов придвинулся к Кристине и заглянул ей прямо в глаза. — Вот смотри… Ты возьмешься нанимать на работу главного бухгалтера при условии, что ты вообще ничего не понимаешь в бухгалтерии? Нет! Потому что даже если он начнет тебе объяснять, какой он крутой, ты все равно не разберешься в его аргументах. А мы беремся назначать губернатора, а сами руководствуемся единственным принципом: авось хоть этот будет нормальным! Кристина не могла не согласиться с Пименовым, но отчего-то ей хотелось поспорить. — Ну, к примеру, не все директора разбираются в бухгалтерии, и, тем не менее, нанимают бухгалтеров… — Ага! — страстно кивнул Боря. — Вот потому-то у нас такие бездарные бухгалтера и пробиваются наверх. Потом посмотришь их отчетность и за голову хватаешься. Хороший директор — это только знающий директор! Директор, который разбирается в своем производстве до самого мельчайшего винтика. А если он не разбирается, то нечего ему в директорах и делать! Сто лет назад люди были гораздо умней: для того, чтобы участвовать в выборах, человек должен был обладать кое-каким капиталом, а, значит, хоть какими-никакими мозгами, культурой и способностью держаться на плаву. Нет, нам срочно потребовалось ввести всеобщее избирательное право! И что мы получили в результате? Какая-нибудь тетя Мотя наслушается того бреда, что ей несут по телевизору, и начинает судить: Василий Иванович, пожалуй, хороший человек, а Михаил Борисович, пожалуй, дурак… Ты же сама знаешь, что практически весь поток информации, получаемый рядовыми гражданами о наших кандидатах, не соответствует действительности. Пименов сидел, сложив руки на груди, и насмешливо поглядывал на Кристину. Она молчала, не зная, что сказать. В словах Бори звучала откровенная крамола: как он может быть против всеобщего избирательного права?! — Слушай, Борь, — наконец произнесла Кристина, — а почему же тогда ты вообще участвуешь в выборах, если считаешь все это полной ерундой? Пименов широко улыбнулся. — Потому что у меня есть свои кровные интересы. Один губернатор мне выгоден, другой — нет. И если современное положение дел разрешает мне управлять выборами, так неужели я откажусь? — Ты уверен, что ты ими управляешь? — иронично спросила Кристина. — Безусловно. Губернатором станет мой кандидат, и никак иначе. У меня есть соответствующие рычаги давления. А исходя из всего вышеперечисленного, мне совершенно без разницы, о чем будет твоя передача. — По-моему, ты ужасный циник. А как же счастье народа, возрождение России? — Как-как… Может, именно потому я и хочу провернуть этот проект со свободным вещанием? — Я тебе не верю! — засмеялась Кристина. — Ты не похож на благодетеля. — Ну, тебе видней! — отозвался он, пряча в бороде улыбку. — Но, положа руку на сердце, не все ли тебе равно, что мною движет? Я делаю тебе очень хорошее предложение. Ты поразмышляй над ним, а потом решишь, устраивает оно тебя или нет. Только не торопись с ответом. Скажешь, когда будешь готова. — Так в чем состоит твое предложение? — нетерпеливо спросила Кристина. — Штат ты набираешь сама, зарплату тоже устанавливаешь, какую считаешь нужной (ну, в земных пределах), аппаратура на «Фристайле» в твоем распоряжении, накладные расходы и бензин оплачиваются. Так что давай думай. Пименов с явным удовольствием наблюдал, как у Кристины округлились глаза. — Хорошо, я подумаю, — тихо отозвалась она. — Ну, у меня все! Боря поднялся, показывая, что разговор подошел к концу. — Счастливо! Кристина попрощалась и вышла в приемную. Снежана проводила ее. — До свидания! — сухо произнесла она. Кристина ответила ей что-то. В мыслях у нее был полный сумбур. Она шла сюда в надежде устроиться обыкновенной телеведущей… А ей по сути предложили стать директором видеоканала. Ведь это было все, о чем она мечтала! Кристина оставила свою машину с другой стороны Большой Печерской центральной пешеходной улицы, на которой жил Пименов. Ей хотелось верить во все то, что говорил Боря. И ей хотелось работать. Не так, как сейчас — на штаб Хоботова, и не потому, что ей очень нужны деньги. Работа должна быть такой, чтобы от нее душа пела! Подумать только — делать свою передачу и ни перед кем не отчитываться! Только вот как быть с Синим? Как ему объяснить, что по большому счету Кристине уже нет дела до того, кто выиграет в этих выборах? Вся ее злость на Стольникова растаяла без следа после того, когда начальник его штаба предложил ей такую отличную работу… «Синий ничего не узнает, — успокаивала себя Кристина. — Я ему скажу, что меня наняли фристайловцы. Откуда ему будет известно, что мой телеканал принадлежит Пименову?» Замечтавшись, она чуть было не столкнулась с каким-то человеком, спешившим ей наперерез. Кристина вскинула глаза и обомлела: перед ней стоял Ив! От неожиданности у нее перехватило дыхание. — Привет… Ты здесь какими судьбами? Ив, казалось, изумился не меньше ее. — Привет… — Он поднял солнцезащитные очки на лоб. — Да вот надо зайти в одну контору… — А-а… Кристина обнаружила, что не помнит ни слова из того, что так хотела сказать Иву. Ведь еще сегодня ночью она лежала без сна и придумывала, как они встретятся, как она скажет ему… Что? В любом случае, сейчас эти фразы уже не имели никакого смысла. Ив взглянул на часы. — Меня ждут… Она потерянно кивнула. Он уходит! — Если ты ненадолго, то я могу тебя подождать. Пусть Ив считает ее навязчивой, пусть думает все, что ему будет угодно, но она не могла его отпустить! Пусть лучше ей станет окончательно ясно, что она не нужна ему… Кристина смотрела Иву в глаза, ожидая увидеть в них свой приговор. — Мне потребуется где-то полчаса, — ответил он неуверенно. — Ну, полчаса — не время, — отозвалась она. — У меня как раз обеденный перерыв… И тут его лицо озарилось прежней, ни с чем не сравнимой улыбкой. Ив сжал ее локоть. — Заметано. Через полчаса буду. … Счастливая и гордая, Кристина смотрела ему вслед. Ох, она и не подозревала, что способна на такие отважные поступки! Она сама пригласила его!!! Переведя дух, Кристина опустилась на стоявшую поблизости скамейку. Все мысли о работе отошли на задний план: ее любовь ширилась и заливала собою весь белый свет… Мимо шли прохожие, разговаривали, пили свое пиво, а Кристина сидела, раскинув руки по спинке скамейки, и подставляла лицо прохладному ветерку. Сегодня был отличный день! Может быть, даже самый лучший день в ее жизни. Солнце припекало, несмотря на черные тучки, клубящиеся над крышами домов. Рядом хлопотали над недоеденной булкой воробьи. До возвращения Ива оставалось еще долгих двадцать четыре минуты. Кристина достала из сумки сотовый и набрала Синего. Как бы там ни было, вопрос с переходом на «Фристайл» нельзя было откладывать в долгий ящик. — Привет! Как дела? — прощебетала она нарочито весело. — Как поживает Караваев? — Нормально, — отозвался Синий. — Завтра даем убойные статьи во всех газетах насчет твоего аудиторского заключения. — А почему не на телике?! — удивилась Кристина. — Телик был бы гораздо эффективнее! — Ха, на телике! Размечталась! Алтаев натравил на нашу телекомпанию антимонопольный комитет. И между ними состоялся весьма нелицеприятный разговор: либо наши не будут выпускать в эфир выборные материалы, либо антимонопольщики привлекут их за нарушение закона о рекламе. В результате у нас больше нет дружественного телевидения. — Черт! Кристину аж зло взяло. Хоть она и решила для себя, что ее выборная эпопея подошла к концу, ей все равно было досадно, что «враги» опять сумели напакостить «нашим». — Ладно, — сказала она, — газеты это тоже хорошо. — Тебя когда ждать-то? — спросил Синий. — Помнишь, на тебе АЗС! Кристина взволнованно передохнула. Ей было ужасно жалко разочаровывать Синего. Ну как она сообщит ему, что она уходит? И тут ей в голову пришла замечательная мысль: Пименов дал ей полную свободу слова? Ну что ж, будет ему популярная передача! — Синий, — вдохновенно начала Кристина, — я тут договорилась с телеканалом «Фристайл», что сделаю для них журналистское расследование насчет того случая с АЗС. — Что?! — изумился тот. — Но «Фристайл» нейтральная компания, они откажутся передавать в эфир выборные материалы! — Я уже обо всем договорилась! Мне дают оператора, транспорт, всю технику, эфирное время… Восхищению Синего не было пределов. — Кристинка, у меня нет слов! Ты хоть сама-то понимаешь, какая ты молодец?! Только ты точно успеешь снять свою передачу до выборов? — Я постараюсь. — Умничка! — И еще вот что: мне не надо больше платить зарплату. Я официально перехожу на «Фристайл». А тебе буду помогать просто так. Хорошо? — Хорошо, — согласился Синий. — Ну тогда пока. Я тебе попозже перезвоню. У Кристины отлегло от сердца. Одним ударом она убила трех зайцев: и Синего не обидела, и слезла с его шеи, и с новой работой все устроила. Чудесненько. Она посмотрела на время. До прихода Ива оставалось пятнадцать минут. Вновь включив сотовый, Кристина набрала своего бывшего оператора Софроныча. Софроныч был огромным бородатым мужиком, всегда носившим широченные штаны и солнечные очки производства 70-х годов. Основными его чертами был неистребимый флегматизм и отношение к видеосъемке как к искусству. Он был женат, имел дочку, но, тем не менее, давно и безрезультатно любил Кристину Тарасевич. Впрочем, он никогда не настаивал на чем-то большем, чем просто дружба, и это всех устраивало: у Софроныча был предмет для обожания и заботы, а у Кристины был верный и преданный ухажер и соратник по всем телевизионным делам. … Софроныч отыскался в монтажной. В двух словах Кристина описала ему Борин проект. — Как ты смотришь на то, чтобы перейти со мной на «Фристайл»? спросила она. Софроныч задумался. — Какая зарплата? — задал он самый главный вопрос. Кристина прикинула, сколько ему нужно для полного счастья. — Вместе с премиями полштуки в месяц. Плюс тебе выделяют персональную цифровую камеру и свет. — Надо подумать… — осторожно ответил Софроныч. Но Кристина уже знала, что он пойдет за ней хоть к черту в зубы. Куда он денется от своей любимой Тарасевич? — В общем, ты тогда думай, а я тебе ближе к вечеру перезвоню, пообещала она. Тем временем небо над ее головой окончательно заволокло тучами. Ветер затрепетал в листьях чахлых лип. — Гроза идет! — громко сказал какой-то прохожий, и в тот же момент Кристина услышала, как где-то за домами басовито пророкотал первый гром. Всю дорогу от штаба Ивар думал над словами Вайпенгольда о Кристине. Она ездила к Пименову? Это не укладывалось в голове, это просто не могло быть правдой! «Мне нет дела! — обрывал он сам себя. — Это не моя проблема!» Но тем не менее, он ревновал — тяжело, яростно и бессильно… Ивар сам не понимал, что с ним. Он же твердо решил, что этого ему не надо, что он приехал в этот город работать… Но это врывалось в его жизнь тысячью случайностей, вскользь сказанных слов, нечаянно подуманных мыслей… Кристина была врагом, и с ней надлежало бороться как со всякими другими врагами… А вместо этого Ивар устроил сцену с требованием убрать ее имя из газеты. Реакцию Никитина не сложно было угадать… Он слишком умен, чтобы не догадаться. У Ивара жутко томилось сердце. Это было давно забытое ощущение. Когда-то в школе ему до смерти нравилась одна девчонка из параллельного третьего «А». Сейчас он едва ли помнил ее имя, но ему на всю жизнь врезался в память дикий страх: а что если кто-нибудь узнает, что он каждую перемену бегал смотреть на нее, что ради нее он записался на бальные танцы, что только ради нее, а вовсе не из-за любви к математике он перевелся в ее математический «А»-класс? Нечто подобное происходило с ним по отношению к Тарасевич. От нее было лишь одно спасение: не видеть, не слышать, забыть на веки вечные… Бог свидетель, Ивар делал для этого все, что мог. И вот он совершенно случайно встретил ее на улице. Тяжелые мысли, ревность, торжественные клятвы самому себе тут же испарились у него из головы. И хотелось только одного: как можно скорее покончить с делами и вернуться к ней. Дверь открыла Снежана. При виде Ивара все ее грубоватое личико озарилось радостной улыбкой. — Привет! У Бори сейчас целая очередь на прием сидит, но я тебя проведу. От него только-только человек ушел, так что можно вклиниться, ворковала она, провожая его к кабинету Пименова. Ивар кивком головы поблагодарил ее. Суетливая старая девушка… Тщательный маникюр и уродливая розовая помада. И глаза цвета жаренной печенки. Боже, на что она надеется?! Ивар был несказанно счастлив, когда двери пименовского кабинета отделили его от радушной Снежаны. Боря сидел за столом. — Здорóво! Как делищи? Они пожали друг другу руки. При виде Пименова ревность вновь захлестнула Ивара. Да, Боря был как раз из той породы мужиков, что возят девок по баням и яхтам. У таких субъектов одна идеология: ты крут, если у тебя много дорогих красивых «тачек» и много дорогих красивых баб. Но к женщинам у них отношение точно такое же, как к машинам: покатался немного, потратился на новые аксессуары, теперь можно и другому продать. «Кристина не могла пойти у него на поводу», — вновь повторил про себя Ивар. Кажется, он уже был готов ненавидеть Пименова. — Ну, что у тебя за дела? — спросил Боря, пододвигая к нему коробку с сигарами. Ивар проигнорировал его жест. — Сейчас опять буду кляузничать на вашего Вайпенгольда, — сказал он, доставая из кармана газету, где Хоботов-бабочка был изображен на «областном бюджете». — Вот полюбуйся, чем Вайпенгольд занимает наши площади. — «Эй, не лезь на наш цветок! Убери свой хоботок!» — прочитал Пименов. — Как интересно: «наш цветок»… То есть не лезь в наш бюджет… Ибо он уже занят. — Боря вскинул лукавый взгляд на Ивара. — Так, что ли, надо понимать? — Я не знаю, как это понимать! — в сердцах отозвался тот. — У меня совершенно нет времени следить за Вайпенгольдом, а потом всем и каждому объяснять: не обращайте внимания, он у нас с детства контуженый. И откуда его только взяли такого? — Это Караваев порекомендовал его в наш штаб. Вайпенгольд когда-то был у него пресс-секретарем. Было ясно, что Мальчик-с-пальчик опять останется безнаказанным. У него имелись слишком сильные покровители, а Пименов не собирался выяснять отношения со Стольниковым и Караваевым из-за каких-то Вайпенгольдов. «Они же всей шайкой на яхтах-то ездили, — угрюмо подумал Ивар. — У них там свои отношения. Что им наши газетные площади?». — Есть еще вопросы ко мне? — проговорил Пименов. Ивар взглянул на стоящие в углу большие башенные часы. Помимо Вайпенгольда, у него оставалась еще масса нерешенных дел: финансирование сельмагов, устройство распродажи водки на местах, оборудование избирательных участков… Черт, у него в запасе оставалось совсем мало времени! А вдруг Кристина не дождется его? — Смету составил? — спросил Боря, когда Ивар в двух словах объяснил ему свой план «окучивания» деревни. Алтаев выложил ему на стол свое финансовое сочинение. Тот глянул на итоговые цифры. — А не жирно будет для сельчан-то, а? Что-то вы размахнулись… — Нормально, — отозвался Ивар. — Ну, смотри… Главное, чтобы толк был. Поставив свою размашистую подпись, Пименов вернул ему бумаги. — Отдай Снежане. Она отправит в бухгалтерию. Ивар вновь бросил взгляд на часы. У него все еще оставался один вопрос… — Да, я вот что хотел спросить… — нерешительно произнес он. Вайпенгольд тут сказал моим ребятам, что вы в эти выходные ездили куда-то отдыхать. И взяли с собой Кристину Тарасевич. Ты в курсе, что она работает на Синего? — Всем уже раззвонили! — недовольно поморщился Боря. — Да знаю я все про нее! Можешь не беспокоиться: она с нами почти и не общалась. Такая недотрога — на кривой козе не подъедешь! Так что мы ее выслали с полпути обратно в город. Из серьезных разговоров она ничего слышать не могла. … Ивар вышел из Бориного кабинета, не веря своему счастью. Все слова Вайпенгольда оказались сущей ерундой! Господи, и как он только мог сомневаться в Кристине?! Даже на мгновение! Ивар молится только об одном: лишь бы она не ушла! Чуть ли не бегом спустившись по лестнице, он вылетел на улицу. И в ту же секунду с небес на землю обрушился ливень. Пузырясь и танцуя, вода понеслась в канализационные люки, волоча за собой сорванные листья и мелкий сор. Где-то наверху добродушно и раскатисто забормотал гром. Ослепший, оглохший, насквозь промокший, Ивар выбежал на Большую Печерскую. Встал, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь плотную завесу дождя. И тут он увидел Кристину. Она стояла под узеньким козырьком какой-то витрины — в одной руке босоножки, в другой сумочка, которой она тщетно пыталась прикрыть голову. — Бежим! — крикнул Ивар, хватая ее под локоть. Пригнувшись, они мчались вдоль по улице. Навстречу спешили редкие прохожие — кто с вывернутым от ветра зонтиком, кто с пакетом на голове. Невдалеке надрывалась сигнализацией машина. — Нам сюда! — показал Ивар на дверь какого-то подъезда. Они влетели в прохладный сумрак тамбура между двумя входными дверями. Сверху сквозь пыльное, никогда не мытое окошко падал серенький свет, освещая их ошарашенные и изумленные лица. Кристина прыснула: ей было смешно, и она сама не знала, почему. Ивар тоже улыбался. — Ты ждала меня? — спросил он, снимая с ее щеки намокшую черную прядку. — Да. — Прямо под дождем? Ты ведь вся мокрая… — Без разницы. На ней не было очков, и она вновь смотрела на него снизу вверх своими прозрачными серо-синими глазищами. Как тогда, в первый раз, когда Ив отвез ее к штабу… За приоткрытой подъездной дверью глухо шумел дождь, лужи кипели и пенились. Кристина задела плечом стену, и на темно-коричневой краске остался влажный след… В этот момент кто-то стал подниматься на крыльцо. Остановился, стряхивая зонтик… Ивар юркнул за дверь и притянул к себе Кристину. Высокая створка со старинной бронзовой ручкой сама собой прикрыла их убежище. Они затаили дыхание… Как было весело и глупо прятаться бог весть от кого, бог весть зачем и отчаянно бояться, что этот «кто-то» сможет обнаружить их! Сквозь мокрую рубашку Ивар чувствовал горячую кожу прижавшейся к нему Кристины. И сердце у нее стучало то ли очень ощутимо, то ли очень громко. Он нагнулся к ней, коснулся губами ее виска, потом щеки. Кажется, он слышал, как ее босоножки одна за другой упали на пол… … Все кончилось из-за телефонного звонка. Ивар долго не брал свой сотовый, и надсадная трель все звенела и звенела в гулких пролетах подъезда. — Ответь, — тихо сказала Кристина, чуть отстраняясь от него. Тяжело дыша, весь какой-то ошеломленный и потерянный от ее поцелуев, Ивар достал телефон. — Да! Это была Леденцова. — Ив, знаешь, кто у нас здесь сидит? Твоя жена! Послышалась какая-то возня, после чего до боли знакомый голос произнес: «Дай я сама с ним поговорю!» — Алло! — завлекательно пропела Люба. — Я уже была на твоей квартире, но у меня не было сил ждать до вечера! Ты где сейчас? Можешь приехать? Ивар молча смотрел на Кристину, не совсем понимая, чего от него хотят. А в ее испуганных глазах ясно читался вопрос: «Неужели уходишь?!» На одной чаше весов лежала вся его прежняя жизнь, привычки, работа, друзья… На другой чаше весов лежало то, что нельзя объяснить никакими словами. Черт, он же уже все решил! И давным-давно понял, что так нельзя, что Любочкин папаня сделает все, чтобы у него никогда больше не было работы. Во всяком случае, на таком высоком уровне, как сейчас. Москва — очень маленький город, где все друг друга знают и все друг от друга зависят. Да дело даже не в этом! Как быть с Ромкой?! Как быть с ребятами?! — Тебя ждут, иди… — беззвучно прошептала Кристина. Каким-то образом она все поняла. Какая может быть жена, какая работа, когда вот она, рядом, и все понимает?! — Тебя подвезти? — спросил Ивар, и голос у него вышел какой-то извиняющийся, как у напроказившего мальчишки. Она покачала головой. — Нет, у меня своя машина. — Тебе до скольки можно звонить? — Ты же в прошлый раз так и не позвонил… — Я не знаю, почему я этого не сделал. Наверное, просто боялся. Она вскинула удивленные брови. — Боялся чего? — Вот этого… Ивар вел машину почти автоматически. Гроза прошла, от луж поднимался пар, и в каждом кусочке мокрого города отражалось солнце. А ему надо было возвращаться к жене, к работе, к мыслям о том, как из этого дурака Стольникова вновь сделать местного губернатора. Впрочем, пока у Ивара было еще несколько минут свободы. И он думал о том, что Кристина — полуребенок-полуженщина, хорошенькая, как котенок, которого хочется взять на руки и прижать к груди. О том, что это здóрово, что Вайпенгольд наврал с три короба. О том, что Кристина удивительно нежно целуется, и что у нее такие умопомрачительные духи… … В штабе царила обычная суматоха: носились курьеры, галдели журналисты и дизайнеры, кто-то требовал денег, кто-то спрашивал, куда сваливать агитационные плакаты… Ивар шел сквозь толпу, с удивлением замечая, что теперь это все как-то к нему не относится, что он как бы абстрагировался от всех этих дел, столь важных для него еще утром. Люба ждала его, сидя на диване в комнате негативщиков. Как всегда она выглядела потрясающе: высокая прическа, стильное белое платье-футляр, загорелые колени… Несмотря на стройную фигуру и тонкую талию, Люба занимала на удивление много места, и от ее присутствия сразу становилось тесно и жарко. Она была как правительственная делегация — дорогая, недоступная и непонятная. И при ней все тут же начинали стесняться своих мятых джинсов, недокуренных сигарет и армии пивных бутылок, выставленных вдоль плинтуса. Даже кошка Килька, обожавшая гостей, спряталась под леденцовское кресло и обалдело взирала оттуда на пришлое чудо-юдо. Ивар стоял на пороге, не зная, что сказать. Сейчас по закону жанра должен был произойти обмен объятиями и поцелуями, но от этой мысли его как-то передергивало: он не умел в одно мгновение перепрыгивать от одной женщины к другой. — Ты где пропадал? — спросила Люба тихим голосом. В ее глазах как всегда застыла обида. «Опять надулась!» — обречено подумал Ивар, и тут же по привычке включился в ее игру, по правилам которой положено не показывать своих истинных чувств. — Я ездил к шефу, — ответил он. — Мы туда звонили. Секретарша сказала, что ты ушел сорок минут назад, а отсюда до него ехать три минуты. «Да пошла ты!» — ругнулся про себя Ивар. Вся контора — и Никитин, и Леденцова, и Боголюб высунулись из-за своих компьютеров и смотрели, как он оправдывается перед ней как школьник. — Пойдем, — сказал он, беря жену за руку и чуть ли не силой уводя в свой кабинет. Когда дверь за ними закрылась, Люба тут же сняла с себя королевскую маску, которая предназначалась у нее для простых смертных. — Ладно, все это неважно! — страстно воскликнула она, прильнув к груди мужа. — Ой, ты весь мокрый! Под грозу попал, да? Боже, боже, как я соскучилась! Ивар смотрел поверх ее плеча. Он просто не знал, что делать: Люба как почувствовала все и приехала в самый неподходящий момент, не давая ему ни секунды на размышление. Если бы у них с Кристиной было хоть несколько дней, то неизвестно, чем бы кончилась вся эта история… А так у Ивара не было никаких шансов: не может же он встречаться с Тарасевич «при живой жене»! От этих мыслей Ивар разозлился. Почти грубо он отстранился от Любы. — Послушай, у меня сейчас много работы и… — Ты что, совсем не скучал по мне?! — вздрогнула она, оседая в его кресло. Ивар быстро взглянул на нее. Глаза у Любы были на мокром месте. Ох, только не это! Пожалуйста, бог, только не это! Подойдя, он сел рядом с ней на корточки, взял ее ладони в свои. — Люб, у меня работа. Это важно, понимаешь? Они прожили вместе семь лет. И что из этого вышло? Вот сидит перед ним совершенно чужая женщина — готовая зарыдать, а он не чувствует к ней ничего, кроме острой жалости. Ни Леденцова, ни Боги, ни Никитин, которые терпеть ее не могли, не знали, что за ее королевской осанкой и полупрезрительным взглядом прячется обыкновенная девчонка, которая, как и все, смотрит по телику «Слабое звено», готовит по праздникам салаты и очень хочет, чтобы ее любили. Чтобы отвлечь ее, Ивар стал расспрашивать про Ромку. Вытирая слезы, Люба что-то отвечала. Ивар чувствовал, как ощущение полной безнадеги все глубже и глубже засасывает его. Ему вдруг вспомнилось, что поначалу у него от Любы тоже сладко кружилась голова, и она казалось ему ангелом во плоти… Ведь с Кристиной все будет точно так же: сначала полеты, а потом слезы и бесполезные сожаления. «Мне только кажется, что я люблю ее, — зло подумал Ивар. — Я же ничего о ней не знаю. Я выдумал ее. А она что знает обо мне? Еще меньше: она даже не в курсе, что я — это я». У них не было никакого будущего: она живет тут, он — в Москве… И в случае развода у Ивара не будет возможности работать. А как же тогда быть успешным героем-суперменом? «Мне никого не надо! Ну их всех к черту!» Он слишком запутался. Хотелось просто удрать и спрятаться. Подумав об этом, Ивар усмехнулся: мальчики так не делают. Мальчики обязаны нести свою ношу, какой бы тяжелой она ни была. — Ты о чем сейчас думал? — спросила Люба, встревожено глядя ему в глаза. Ивар поспешно поднялся на ноги. — Люб, извини, мне действительно некогда. Она искательно погладила его руку. — Но ведь мы так страшно поссорились тогда… Я думала, что должна попросить у тебя прощения… Ты все еще сердишься на меня и поэтому такой колючий? Ивар тут же ухватился за эту спасительную мысль. — Да. Немного. Слушай, давай отложим этот разговор на вечер, хорошо? Теперь, когда Ивар признался ей в своих «слабостях», Люба сразу же успокоилась. Она вновь попала в привычную ситуацию: «ее горюшко» опять натворил что-то не то, а она — как сильная и мудрая женщина снисходительно его прощала. — Ну хорошо, я тебя дома дождусь, — сказала она, доставая из сумочки пудреницу. — Постарайся вернуться пораньше, ладно? Я сготовлю ужин. Припудрив нос и поцеловав его на прощание, она вышла из кабинета. Ивар смотрел ей вслед. Люба просто умрет от горя, если он уйдет от нее. Женившись на ней, он тем самым обещал ей счастливую жизнь. А свое слово надо держать, и уже поэтому Ивар не имел права бросить ее. Благодарение богу, ребята сделали вид, что ничего не произошло. Даже вечный приколист Никитин и тот помалкивал, хотя он редко пропускал случай поглумиться над кем бы то ни было. — Ну, что там у нас новенького? — спросил Ивар, садясь с кружкой крепкого кофе на подоконник. — Кстати, госпожа Леденцова, я только что обеспечил финансирование вашей водке и носкам. — А Вайпенгольд? — спросили все почти что хором. — А наш Мальчик-с-пальчик и дальше будет процветать в стенах этого здания. — Лишь бы только не размножался, — буркнул Никитин, который все еще не пережил трагедию с украденными газетными площадями. — Черт с ним! — отмахнулся Боголюб. — Тут проблем выше крыши, не до этого полудурка! — А что случилось? — сразу напрягся Ивар. — Твоя Тарасевич где-то выкопала весьма убойный компромат на Караваева. Теперь у Синего есть доказательства, что тот обокрал родимое государство на много миллионов денег. И к вечеру враги сдают в типографию тираж с сообщениями на эту тему. Ивар чуть не поперхнулся кофе. — Откуда у тебя эта информация?! — Один из моих источников доложился. Сказал, что пленки с материалами поступят сегодня к восьми вечера в типографию «Горполиграф». Надо что-то делать… Ивар смотрел прямо перед собой невидящим взором. Слова Боголюба с трудом доходили до него. Типография, пленки с материалами… Когда они стояли с Кристиной в том запыленном подъезде, он забыл обо всем: ему не было никакого дела до того, что она — человек Синего… Но чтобы Ивару самому не утонуть, он должен бороться против нее. Иначе он проиграет эту великую войну — выборы. Войну, которая дает ему хлеб. Интересно, как бы Кристина отреагировала, если бы узнала, кто он такой на самом деле? Ведь, скорее всего, она придет в ужас и бросит его в пять секунд. «А Пименов-то, то же мне, деятель! — мрачно подумал Ивар. — Сказал, что Тарасевич не могла ничего слышать из серьезных разговоров… Ведь она наверняка ездила шпионить за Пименовым, а этот жирный сукин сын ничего не просек». На столе Леденцовой пел радиоприемник: «Любовь — это когда хорошим людям плохо». Кажется, это «Сплин»… Ну что ж, очень верно сказано. Если только можно назвать хорошими людьми их — двух хищников, ломающих и свои и чужие судьбы ради «торжества демократии». — У нас нет другого выбора, — продолжал шуметь Боголюб. — Надо сделать так, чтобы кто-нибудь выкрал их фотонабор[5] — тогда Синий не сможет ничего напечатать. Кража в этом случае вообще идеальна: во-первых, ему придется искать новую типографию, а это не может случиться скоро, а во-вторых, мы подорвем финансовую мощь противника. «Горполиграф» спонсирует выборы Хоботова, и потому печатает ему все материалы по цене себестоимости. А если у них не будет фотонабора, Синему придется обратиться к другим типографщикам и платить им по полной программе. — А кто красть будет? — задала самый существенный вопрос Леденцова. — Солнышко, я уже все продумал! Мне тут посоветовали переговорить с одними ребятами, у них за городом есть небольшой заводик по производству бодяжной водки. Так вот «Горполиграф» в свое время отказался им печатать этикетки. Вышел конфликт… И водочники так обиделись, что до сих пор очень хотят плюнуть недругам в рожу. Они сами все сделают, нужно только чтобы Стольников пообещал им безнаказанность. А так они обстряпают это дельце даже за бесплатно! Боголюб выжидающе посмотрел на Ивара. — Ну ты чего молчишь? Мы беремся за работу? Ивар махнул рукой. — Делай, как знаешь! Если надо, я съезжу к Стольникову и обо всем договорюсь. … Когда он, ссутулясь, ушел в свой кабинет, негативщики переглянулись. — А-яй, что с ним Любка-то сделала! — протянул сочувственно Боголюб. Вообще парень не в себе! — Да сука она! — в сердцах бросила Леденцова. — А он все носится с ней, вместо того чтобы задрать ей юбчонку, да напороть задницу как следует! — Боюсь, здесь дело не совсем в Любке… — задумчиво протянул Никитин, но объяснять, что он имеет в виду, не стал. У Кристины все спорилось в этот день. Ив вдохнул в нее новую жизнь, новый смысл… Жаль, конечно, что его вызвали куда-то по делам, и они совсем не успели поболтать, ну да ничего: на этот раз она была уверена, что он перезвонит. Все-таки есть на свете судьба: иначе чем объяснить их случайную встречу? «Мы предназначены друг для друга, — ликуя, думала Кристина. — И никуда нам от этого не деться». В двенадцать она заехала на телевидение и вызвала Софроныча на переговоры в ближайшее кафе. В двух словах Кристина рассказала ему о случае на Елениной АЗС. — У нас будет передача журналистских расследований, — вдохновенно вещала она. — И начнем мы с этой бензоколонки. Думаю, успех нам просто гарантирован. Во-первых, это отчасти детективная история, а наш народ любит детективы. А во-вторых, владелицей АЗС является бывшая жена Хоботова. Стало быть, все произошедшее могли подстроить люди губернатора, что тоже весьма актуально в преддверии выборов. — Ты серьезно думаешь, что Стольников в этом замешен? — с сомнением спросил Софроныч. — Конечно! — торопливо заверила его Кристина. На самом деле она немного лукавила. Пока что на Стольникова не указывало ничего, кроме интуиции Синего. А этого было как-то маловато. Но Кристина уже решила для себя, что ради него она доведет это расследование до конца, чем бы там дело ни закончилось. — Когда ты планируешь начать съемки? — осведомился Софроныч. — На самом деле, я еще не сказала Пименову окончательное «да», улыбнулась Кристина. — Мне хотелось сначала получить твое согласие. — Тогда звони ему и договаривайся о деталях. Посмотрим, что из всего этого выйдет. Кристина набрала номер Бориной приемной, и Снежана тут же соединила ее с боссом. — Я согласна на твои условия, — произнесла Кристина деловито. — Когда мы можем приступать к работе? — Да в принципе когда угодно, — отозвался Пименов. — Наверное, чем раньше, тем лучше… А что за передачу ты собралась делать? Кристина не смогла удержаться от иронии: — Ты же вроде сказал, что я могу выпускать в эфир все, что угодно. Тогда зачем тебе знать? Пименов рассмеялся. — Да это я так, из любопытства спросил… Если не хочешь, можешь не говорить. Я все равно все по телевизору увижу. До последнего момента Кристине все же не верилось, что Пименов предоставит ей полную свободу слова. Но тем не менее он пошел на это. «Я сниму на Борины деньги передачу об АЗС, отдам материалы Синему, а если в них обнаружится что-нибудь анти-стольниковское, и Пименов запретит выпускать их в эфир, то в любом случае будет уже поздно: Синий сам как-нибудь их опубликует», — подумала Кристина. — «Пилот» сорганизуем к концу недели, — пообещала она. — Если, конечно, не будет проблем с камерами и монтажками. — Позвони на «Фристайл» и обо всем договорись, — пробурчал Боря. Снежана даст тебе телефоны. В принципе, тебе даже лучше заехать туда: получишь новые журналистские корочки и аванс. У тебя все? Тогда пока. — Аванс дадут! — сияя, проговорила Кристина, убрав телефон. — Круто! — оживился Софроныч. — Сегодня же оформляй административный, и завтра мы с тобой едем в психушку навещать кассиршу Наташу. Если с «пилотом» все получится, то можно будет и насовсем перебраться на «Фристайл». Как считаешь? — Легко! — согласился Софроныч. Кристина возвращалась домой на крыльях счастья. У нее началась белая полоса: любимый мужчина и любимое дело… Что еще надо от жизни? Все-таки она страшно соскучилась по телевидению. Не надо ей никаких выборов, никаких хитроумных махинаций! Все, что ей хотелось, — это встать перед камерой, взять в руки микрофон и говорить. Впрочем, на телевидении свет клином не сошелся. У влюбленных женщин улыбка на губах, и они ни о чем больше думать не могут, кроме того, что… У Кристины была улыбка. Вся ее история с Ивом была крайне романтична, изыскана и безумна. Но, боже, как ей было страшно, что все это может оказаться лишь красивым миражем! «Мы выдумываем друг друга… Нас нет. Мы — призраки…» Мысли стремительно неслись вперед, наталкивались друг на друга, вставали дыбом, как льдины во время ледохода… Что принес сегодняшний день? Только тепло поцелуев и новый всплеск всех чувств и эмоций. Впрочем, нет, на этот раз Кристина стала обладательницей сокровища: на прощание Ив записал для нее свои координаты номер сотового и e-mail. А это уже был пропуск в его мир! — Сонька спит, что ли? — шепотом спросила Кристина, входя в полутемную квартиру. Вышедшая ее встречать баба Лиза значительно кивнула. — Уснула, слава тебе, господи! — Хорошо. Пока Кристина переодевалась в домашнюю пижаму и наскоро ужинала, баба Лиза как всегда вдохновенно рассказывала, на какие хитроумные уловки ей пришлось пойти, чтобы загнать Соньку в кровать. Кристина кивала и то и дело косилась на часы. Было уже девять вечера. Ив наверняка позвонит. Должен позвонить! Она видела, какими глазами он смотрел на нее… Закончив свой монолог, баба Лиза сняла со спинки стула свою мохеровую кофту. — Ну все, я тебе ребенка сдала, так что теперь можно и на покой. И перекрестив Кристину и батарею, шепотом добавила: — Господи! Прости женщин негодных! Спасибо тебе, я спать пошла. Это была специальная молитва за благополучие Кристининого дома. В голове были мысли о чем угодно: забыл, все надоело, слишком много работы, что-то случилось… Весь вечер Кристина просидела перед телевизором с выключенным звуком, чтобы ничто, не дай бог, не заглушило телефонного звонка… Все было напрасно: Ив так и не объявился. В любом случае получалось, что она заинтересована в Иве больше, чем он в ней. Кристина Тарасевич была для него очередной знакомой, с которой при случае можно пообжиматься в подъезде… Тогда ради чего это сидение в углу дивана с поджатыми коленками? Только для поддержания адреналина в крови? Любовь — это очередной фантом, который придумало себе человечество: что-то вроде бога, которого все ищут и никак не могут найти. Совсем уж отчаявшись, Кристина достала из сумочки записку с телефоном Ива. Долго смотрела на цифирки, за которым пряталось его имя. Позвонить? Но что можно сказать человеку, который не хочет тебя видеть? Который вот уже во второй раз обманывает тебя? Не смотря ни на что, Кристина все же принялась набирать его номер. Замерла. Прислушалась. — Абонент не отвечает или временно недоступен. Она ничком упала на диван. Может, с Ивом что-то случилось? Может, он попал в беду и не может позвонить? Боже, пусть он просто вернется! Пусть просто вернется… Весь день у Ивара был жесткий взгляд и поджатые губы. Он заперся в своем кабинете, зарылся в бумагах… Проблема выбора — либо Люба, либо Кристина — вновь и вновь всплывала у него в мозгу. Но он не хотел решать свою дилемму! Он не хотел быть причиной несчастья для жены и не хотел бросать Тарасевич! Временами в его душе поднималась злость на Кристину: это она втравила его во все это! Не будь ее, все было бы в порядке! Впрочем, Ивар знал, что он врал сам себе: не будь ее, у него была бы все та же серенькая, сто раз виденная жизнь, в которой самым волнующим событием являлось получение зарплаты. И еще у него не было бы этих странных галлюцинаций: на его коже до сих пор горели ее прикосновения и поцелуи… … Вечером у Стольникова была прямая радиотрансляция, и Ивар поехал к нему договариваться о краже фотонабора. На проходной его встретила Леденцова и провела к эфирке. Губернатора надо было перехватывать на ходу, а то сразу после радио у него было запланировано выступление на годовщине Союза предпринимателей. Ивар с Леденцовой на цыпочках зашли в небольшое подсобное помещение, отделявшее коридор от студии. Сквозь стеклянную перегородку им были видны и какая-то журналистка с пионерскими восторженными глазами, и сам Стольников. Он сидел, облокотившись на пульт, и весьма эмоционально объяснял: — На меня, так сказать, обвалилась философская мысль: я просто обязан сейчас быть в центре! Жизненный уровень, который сегодня у нашего народа по разным причинам ниже колена, еще ниже быть не может. Так почему я должен быть у своего гордого народа какой-то мочалкой? Ивар медленно перевел взгляд на Леденцову. — Он что, обкурился, что ли?! Чего он несет?! Та лишь мученически закатила глаза. А Стольников был настолько горд своим успешным выступлением, что, увидев поджидавшего его Ивара, даже забыл осерчать. — У тебя какой вопрос? — спросил он после окончания эфира. — Ладно, давай не на ходу… Садись ко мне в машину, по дороге расскажешь. Ивару ничего иного не оставалось, как согласиться. Ивар позвонил в штаб и сообщил, что Стольников дал добро на похищение фотонабора. Голос у него был странный, с плавающими интонациями. — Слушай, — обеспокоено позвал его Никитин, — по-моему, ты малость набрался. Что там у вас происходит? — Предприниматели празднуют годовщину своей успешной деятельности, после некоторой паузы ответил Ивар. — И ты вместе с ними? — Ну да, в некотором роде… — С тобой точно все в порядке? Ты сам на себя не похож… — Да ничего. Пока. — Погоди-погоди! Но Ивар уже повесил трубку. — Спорю, на что хочешь, что Алтаев сегодня напьется в стельку, вздохнув, сказал Никитин Боголюбу. — И спорить нечего — напьется! — угрюмо отозвался Боги. Ему редко удавалось проникнуть кому-нибудь в душу, но этот случай был слишком очевиден. Умница-Никитин до самой ночи писал опровержения против изобличительных анти-Караваевских статей. Было ясно, что после кражи фотонабора Синий не успокоится и постарается распечатать свои газеты где-нибудь еще. Так что надо было использовать предоставляющуюся паузу, чтобы заранее убедить избирателей в великолепных душевных качествах губернаторского зятя. Никитин щелкал клавиатурой, заигрывал с журналистками по «аське»,[6] хохмил по телефону, но в то же время не на секунду не забывая об Иваре. Он чувствовал, что с его другом что-то происходит… Что-то нехорошее… … Он разыскал Алтаева в ресторане «Ассамблея». Предпринимательское торжество уже отгремело, официанты убирали со столов… Ивар сидел в одиночестве в глубине зала и курил — упавшая на глаза челка, опущенные плечи… — Привет, — тихо сказал Никитин. Алтаев поднял на него какой-то замученный взгляд. — Ты зачем приехал? — Уже поздно. Тебе надо домой. — Решил взять меня на буксир? Я бы и сам добрался… Никитин сел рядом с ним. — Не хочешь к Любке возвращаться? Ивар махнул сигаретой. — А, опять вопить будет… Надоело. — Поехали ко мне? — И что, мне всю жизнь у тебя прятаться? Ладно, черт с ним! Где Леденцова с Боги? — Боги уехал с водочниками красть фотонабор, а Леденцова уже дома. Ивар затушил окурок в пепельнице. — Знаешь, что я придумал? Давайте, когда кончатся эти выборы, махнем на какой-нибудь отдаленный карибский остров на пару недель. Просто ничего не будем делать: солнышко, океан, пальмы… Никитин сжал его плечо. — Пойдем, я отвезу тебя. В квартире гуляли остывшие кулинарные запахи. Люба была молчалива и несчастна. Сквозь открытую дверь в большую комнату виднелся ее огромный черный чемодан: Люба не умела путешествовать налегке. Ивар стоял посреди прихожей, не совсем зная, что ему делать и куда приткнуться. Теперь, с приездом Любы, он уже не был хозяином в своем холостяцком жилище. Она успела навести чистоту и все расставить «по местам». — Ты где был? — наконец задала она вопрос, который должна была задать. — На работе, — произнес он заранее заготовленную фразу. — И ты там пил?! — А что, не заметно? Они стояли друг напротив друга и молчали. «Она не должна меня любить, — подумал Ивар, глядя на жену. — Разве я нужен ей такой, как сейчас?» Ни слова не говоря, он прошел мимо нее в комнату, снял рубашку, оглянулся, не зная, куда ее девать. Раньше, до Любиной уборки, он имел право закинуть свою вещь в любой угол… А сейчас надо было «уважать чужой труд». — Ты считаешь, что мне лучше уехать? — спросила Люба, войдя следом за ним. Ивар сел на диван. Она подошла, опустилась на пол у его ног. — Что с нами происходит? У нас же была такая красивая любовь! Любовь! У Ивара не было слов. Хотя нет, сейчас он, пожалуй, сформулировал для себя, что же за любовь у них была. Он любил свою жену лишь до тех пор, пока надеялся, что ради него она готова пожертвовать всем на свете, даже собой. А этого никогда не было в благородном семействе Алтаевых. Ни Ивар, ни Люба никогда ничем не жертвовали, они ждали этого друг от друга, но так и не дождались. Каждый из них хотел брать, но никогда не собирался давать. Люба плакала. Закрыв свое красивое личико красивыми ладошками. Ее мир рушился и почему-то никто не хотел заниматься его спасением. — Возвращайся в Москву, — сказал Ивар, поднимаясь. Она вцепилась в его руку. Подняла залитые слезами глаза. — Ты куда?! Он пожал плечами. — Не знаю. Просто пойду. — Ты все еще не простил меня? Да? Глупый ребенок! Все еще живет по правилам «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Ей даже не приходит в голову, что иногда наступает время, когда мириться просто не хочется. Что-то ломается внутри, и это уже невозможно починить, потому что ты смотришь на то, что когда-то любил и удивляешься: неужели это было со мной? Невероятно! И самое главное, что ты удивляешься без малейшего сожаления. Кристина проснулась от телефонного звонка. Резко села, испуганно глядя на мерцающие в темноте цифры электронного будильника. Полтретьего. Телефонные трели тоненько звали в гулкой темноте ночи. Ив? Или кто-то из приятелей, загуляв, решил осчастливить ее столь «уместным» звонком? Кристина отсчитывала сердцем тикающие секунды. Брать трубку и вновь разбивать восставшую из мертвых надежду было страшно. Звонки не умолкали. Она все же поднялась, голышом, без халата, дошла до подоконника, куда вечером с отчаяния зашвырнула телефон. — Алло… Это был Ив. — Привет… Ничего, что я так поздно? Теплая волна накрыла Кристину с головой. — Ничего, конечно… — Ну и здóрово. Выходи гулять. — Что? — Выходи гулять, говорю. Я около твоего дома. Выгляни-ка в окошко. Прячась за жалюзи, Кристина посмотрела вниз. Действительно Ив стоял рядом с ее подъездом и махал ей рукой. — Ты с ума сошел! — только и смогла проговорить она. — Да нет. Ну, ты выйдешь? — Выйду. Жди. Пойти среди ночи на гулянку — это уже ни в какие ворота не лезло. А как же Сонька? Вдруг она проснется? «Не проснется!» — заверила сама себя Кристина, поспешно натягивая первый попавшийся под руку свитер. Душа ее пела. Окинув себя прощальным взглядом в зеркало, она чуть было не рассмеялась. На нее из полумрака смотрела хорошенькая черноволосая девчонка с задорным взглядом и довольной-предовольной улыбкой. Стараясь не шуметь, она закрыла за собой входную дверь и помчалась вниз по лестнице. Ивар сидел на скамейке перед подъездом. Завидев Кристину, он поднялся ей навстречу. — Привет! — Привет, — отозвалась она. — Вот уж не думала, что ты позвонишь. Она замерзла, ее полудетские плечики вздрагивали от ночной прохлады. Черные пряди волос были заправлены за остроконечные ушки. И этот ищущий влажный взгляд… «Эльф», — подумал Ивар, с нежностью глядя на нее. Как он вообще мог отталкивать ее от себя, когда вот оно, счастье, — стоить только протянуть руку?! — Мне просто захотелось тебя увидеть. Она подошла к нему, прижалась, спрятала лицо у него на плече. — Я знаю, я знаю… И ничего не стала расспрашивать. … После Любы Ивар вернулся в штаб и долго сидел у себя в кабинете, пытаясь собраться с мыслями. Совершенно случайно его взгляд застыл на смятом листке «досье» на Кристину, которое выдал ему Боги. В самом низу был указан ее адрес. Ему было срочно нужно, чтобы рядом с ним оказался кто-то живой. Он пешком добрался до ее дома, долго стоял у подъезда, вычисляя, за каким окошком находится ее квартира. Набрал ее номер. «Сейчас пошлет меня куда подальше», — подумал, усмехаясь. Она появилась через минуту — доверчивая, вся осветившаяся счастьем. Это так редко, когда кто-то счастлив просто потому, что ты есть! … Они шли рядом и болтали о том, о сем. Редкие ночные машины проносились мимо, мигали вывески магазинов, и пахло свежей летней ночью и недавними грозами. В конце концов, они выбрались на речной откос, нашли какую-то лавочку, отгороженную ото всего мира зарослями жасмина. Внизу под обрывом виднелся средневековый монастырь, а на том берегу, как звезды, сияли бесчисленные городские огни. Ивару казалось, что все события сегодняшнего дня — Пименов, Стольников, Люба, — произошли не с ним, а с кем-то другим. Он искоса поглядывал на Кристину и удивлялся сам на себя: «Из-за нее я только что сломал всю свою жизнь. Назад дороги нет. Люба все поняла, и никогда меня не простит». Но с другой стороны, что именно он сломал? Без Кристины у него не было будущего, у него было только известное на пятьдесят лет вперед прошлое. «Я бы превратился в Любиного папу: вроде богатого, вроде успешного и по своей сути глубоко несчастного мужика», — подумал Ивар. Но дело было в том, что Кристина не знала, что он принадлежит к враждебному ей лагерю… И одному господу богу было известно, что она подумает, когда обман обнаружится. «Я должен ей все рассказать», — промелькнуло у Ивара в голове. — Ты знаешь, что я работаю на Стольникова? — произнес он чуть слышно. Кристина вскинула на него непонимающий взгляд. — Ты о чем? Сердце Ивара глухо стукнуло в груди. — Не знаю, почему ты не догадалась, но я вовсе не писатель… Надо было сразу признаться тебе во всем… А так — глупо все вышло. Как в каком-нибудь американском фильме… — Ив — это Ивар Алтаев? — спросила Кристина. — Да. Затаив дыхание, он ждал, что она скажет. Кристина молча смотрела на него чуть расширившимися глазами, в которых метался и страх, и смятение и борьба всех чувств разом. — Мне наплевать, — наконец отважно произнесла она. — И вообще с сегодняшнего дня я больше не работаю на выборах. Я теперь снимаю свою передачу для телеканала «Фристайл». Лицо Ивара просветлело. — Правда?! Ну и о чем твоя передача? Кристина немного смешалась, видимо, борясь с нежеланием открывать ему всю правду. — Помнишь, ты раскручивал Елену Хоботову на пресс-конференцию? — спросила она. — У нее есть сеть бензоколонок в Захолмске, и на одной из них двое рабочих убили друг друга, а два других сошли с ума. Я расследую этот случай. — Так что ты пытаешься выяснить? — спросил Ивар. Кристина глубоко вздохнула: — Я подозреваю, что ваш Стольников может быть замешан во всей этой истории. — Каким это образом?! — Ну, я не знаю… Просто… Ивар чувствовал, насколько нелегко ей далось это признание. Он поцеловал ее в висок. — Даю тебе честное благородное слово, что Стольников не имеет к этому никакого отношения. Я бы знал об этом. Да, мы использовали это происшествие на АЗС, но все произошло без нашего участия. Думаю, это был просто несчастный случай. — Ладно, давай не будем об этом! — махнула рукой Кристина. — Не хочу больше ни о чем думать! Сейчас ты для меня главное. Ивар взял ее ладонь, потерся о нее щекой. — Значит, я все правильно решил. — Что? — Развестись с женой. — У тебя есть жена?! — Есть. И сын. — А у меня дочка, — отозвалась Кристина. — Соней зовут. Ивар рассмеялся и притянул ее к себе. — Мы просто чокнутые с тобой! Совсем чокнутые… — А что у вас не клеилось с женой? — Не знаю. С одной стороны ничего такого глобального и не случалось… Все больше какие-то мелочи. Каждое утро битва за унитаз: у нее в семье было принято в туалете курить и читать, а у нас туалет использовался для более прозаических целей… Ты вот смеешься, а знаешь, как мы ругались!.. Ну а ты из-за чего развелась со своим благоверным? — Тоже из-за ерунды. Только это он развелся со мной, а не я с ним. Конечно, когда все уже катилось под откос, я сама хотела сделать первый шаг. Но у меня смелости не хватило. Хорошо уходить, когда тебе есть к кому. А мне было не к кому. — А кем был твой муж? — Он был хорошим человеком. Хотя, я наверное все сделала для того, чтобы мы развелись. — Тебе надо было сразу предупреждать, что ты такая коварная женщина! — Тебе тоже надо было предупреждать, что ты вовсе не писатель. — Ну, я когда-то хотел стать таковым… Но из этого ничего не вышло. — Почему? — Когда мне было двадцать, я написал роман, который никто не печатал. По-моему, я все издательства в Москве обошел. Черта с два! Все говорили, что талант есть, но тема, увы, неактуальная. А мальчикам ведь нельзя быть неудачниками, ибо ничего нет отвратительней непризнанного гения. Кристине показалось, что она где-то уже слышала об этом. Кажется, Щеглицкая говорила, что несостоявшиеся мужчины — что-то вроде уродов. «Дура она, — в очередной раз подумала Кристина. — Что такое „состоявшийся“ или „несостоявшийся“? Ты состоявшийся, если в тебя верит хотя бы один человек». — А о чем был твой роман? — тихо спросила Кристина. Ивар смотрел на россыпь огней под ногами. — О революции. Немодная тема. — И поэтому ты пошел в выборщики? — Это деньги. Ну и успех, разумеется. — Мне кажется, нельзя быть счастливым, если у тебя нет любимой работы… — Дело вовсе не в работе. Счастье — это надежда, что все будет хорошо. А несчастье — это когда страшно, что все будет плохо. Мне было страшно быть писателем. — А мне было страшно работать на выборах, — вдруг призналась Кристина. — Почему? — В эти выходные меня занесло на корабль к вашему Пименову. Это вышло практически случайно… Но ты бы знал, чего мне стоило удрать оттуда! — Он к тебе приставал? — спросил Ивар сочувственно. — Еще как! И как я могла быть такой дурой, что согласилась поехать?! Понимаешь, я думала, что смогу собрать какие-то сведения для Синего… Ивар приложил палец к ее губам. — Ничего не говори. Иначе завтра ты будешь сожалеть, что предала своего друга. Ему, кстати, тоже необязательно знать, что у нас происходит. Кристина кивнула. Боже, как она была благодарна Ивару за то, что он берег ее и не заставлял быть предателем! Небо на востоке светлело. В окнах загорались первые огни. Ивар с Кристиной стояли у ее подъезда и все никак не могли расстаться. Он уже три раза порывался уйти, и всякий раз возвращался. А у Кристины в голове крутилась песня: Предрассветный воздух дрожал от ее страсти, и ей уже казалось, что весь город пропитан ею, как каким-то манящим сладким ароматом. — Я позвоню тебе завтра. То есть уже сегодня, — сказал Ивар, обнимая ее на прощание. — Ты придешь? — Приду. Вечером позвоню тебе, и мы договоримся, где встретимся. Только поздно, а то днем полно работы. — Будешь избирать своего Стольникова? — Мы же вроде договорились, что до конца выборов не будем упоминать о наших кандидатах? Мы просто делаем каждый свое дело. — Все, молчу. Представляешь, что будет, если нас кто-нибудь застукает вдвоем? Крику будет… Мы с тобой преступники. — Все, давай, пока. Уже светает. — Нет, мы не преступники, мы вампиры. Солнце нас убивает. … Кристина поднялась до второго этажа и выглянула в окошко на лестничной площадке. Ивар вышел к дороге и, остановив какую-то «девятку», уехал. А она все смотрела ему вслед. История или любовь? |
||
|