"Помни о микротанцорах" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)10Прошел год. Прошлое медленно уходило назад, отваливало от борта, как огромная льдина – с домами, людьми и животными на ней – и лица людей становились все меньше, и холодный ветер нес по палубе снеговоую крупу. А настоящее было, как всегда, – как новая квартира, еще не обжитая, гулкая, не обставленная мебелью. Его еще нужно оборудовать для жизни и еще очень долго оно не станет родным. Год прошел быстро. Зима была снежной, с настоящими заносами и сугробами, доходившими до второго этажа. Весна началась рано и сразу стало тепло. Весной на улицах появились первые био-мобы, машины, не собранные на конвейере, а выращенные. Биомы, так их назвали, отличались мягкостью форм и хорошей скоростью. В конце весны наконец-то поймали группу террористов, устраивавших лесные пожары – а прошлым летом больших и малых пожаров было около семидесяти. Все они получили максимально возможные сроки. На месте первого пожара поставили памятник дереву и огню: бронзовая ветка, объятая пламенем. Оружие индивидуального поражения некто попытался применить еще дважды или трижды, но без особого успеха. До самого конца лета многим казалось, что худшие дни позади и страна снова вошла в полосу процветания. И тут пришлось вспомнить о микротанцорах. «Микротанцоры» – так назывались особенные фрукты, имеющие невероятно приятный вкус. Человеку, никогда не пробовавшему микротанцоров, объяснить сущность этого вкуса совершенно невозможно. Это не сладость, не кислота и не горечь, хотя доля терпкости в нем все же присутствует. Микротанцоры были выдуманы и созданы европейским биоинженером Шандором Бофором. Фрукт, или, скорее, ягода, имел нежно-красный цвет и довольно странную форму, отдаленно напоминающую маленького танцующего человека. Все микротанцоры на мировом рынке производились фабрикой самого Бофора и были, естественно, безумно дороги. Сам Бофор предлагал довольно низкую цену, но фрукты много раз перекупались, прежде чем бывали съедены. Внутри каждого микротанцора имелос несколько десятков семян; разумеется, каждый пытался заставить их прорасти, но безрезультатно. Лучшие лаборатории и лучше ученые пытались вырастить микротанцора и положить конец монополии Бофора. Но семена отказывались прорастать, а из клеток не вырастали полноценные клоны. Шандор Бофор надежно защитил свое изобретение. Было еще одно обязательное условие, без которого Бофор отказывался продавать свои чудо-фрукты: каждый человек, который попробовал вкус микротанцора обязывался повесить в любом месте своей квартиры маленький плакат: «Помни о микротанцорах!» Довольно странный рекламный трюк для человека, чью продукцию и так отрывают с руками. Люди, попробовавшие микротанцоров, не возражали. Больше того: «помни о микротанцорах!» специально писали на стенах, тротуарах и потолках. Эти два слова стали модными; некоторые, особо продвинутые, юнцы даже использовали их как приветствие. Рекламная индустрия подхвтила идею – и теперь на стенах квартир можно было прочитать: «Помни о телевизорах марки ЦЦЦ!» или еще что-нибудь в этом роде. Люди начали умирать еще прошлым летом, но массово – только в мае. От болезни, причину которой не могли ни определить, ни даже назвать. Довольно скоро оказалось, что умирают только те, кто хотя бы раз в жизни попробовал микротанцоров. Болезнь набрасывалась на человека через три с половиной или четыре года после того, как он съел чудесный фрукт. Еще через несколько недель несчастный умирал. После смерти тело было пронизано тончайшими нитями, напоминающими грибницу. Вскоре на могилах умерших от микротанцоров стали вырастать странные бледные извивающиеся побеги. Генная экспертиза доказала, что эти побеги на самом деле – лиана, плодами которой окажутся микротанцоры. Фрукт оказался оружием внутреннего прорастания: ты сьедаешь его, но несколько микроскопических (большие зерна оказались имитацией) зернышек закрепляются внутри твоего организма, пускают корни, распространяют свое влияние. Через три с половиной года ты уже пронизан этими нитями насквозь – они проникают во внутренность глаз, в сердце, в легкие; а когда они прорастают в мозг, ты умираешь. Тебя закапывают в землю, а на твоей могиле вырастает растение-убийца – микротанцор. Как только это стало известно, Шандора Бофора арестовали и потребовали объяснений. Объяснения последовали: инженер хотел не больше и не меньше, чем власти над миром. Все богатые люди земли уже успели попробовать фрукты с чудесным вкусом и, значит, их жизни были в руках Бофора, который знал, как создать лекарство. «Помни о микротанцорах!» – было написано на стенах их комнат, но только теперь стал понятен зловещий смысл этих слов. Кажется, что ничего не может быть хуже, но – только кажется. Лианы микротанцоров, выросшие на могилах, первые лианы созрели к концу лета и дали первые плоды. Комиссар Реник закончил совещание. За год на городском кладбище появились тысяча двенадцать могил, зараженных микротанцорами. Несколько сот из них уже дали плоды. К сожалению, за могилами не начали следить вовремя, поэтому все плоды микротанцоров съедались сразу же, еще зелеными. Собственно говоря, на проблему слишком долго не обращали внимания как раз поэтому: никто не видел плодов на лиане, – и местные мальчишки срывали и съедали микротанцора, как только он начинал расти. Это означало еще несколько сот или тысяч зараженных детей. Впредь, если примут поправку к кодексу, тела жертв будут сжигать и после этого станут обеззараживать пепел жестким гамма-излучением. Но пока поправка не прошла. Когда работники разошлись, Реник подозвал Дыльскую. Эта дамочка вела проблему. – Как? – спросил он. Все умершие от микротанцоров были богатыми людьми, а некоторые – очень богатыми. Они имели власть. В прошлом году родственники первых жертв устроили серьезные скандалы по поводу жестокого обращения с потерпевшими – настолько серьезные, что пришлось уволить шестерых, особенно рьяных, сотрудников городского отдела. Один даже попал под суд. Сейчас, после тех событий, все родственники были настроены воинственно. Земля на могилах, и все, что расло на этой земле, было их частной собственностью. – Никак, – ответила Дыльская. – Они не хотят даже разговаривать. – Никто? – Никто. Они организовали комитет потерпевших и со мной говорили только представители комитета. Помоему… – Что? – Может быть они сами собирают плоды по ночам. В последние ночи они дежурили на кладбище. Это изменит дело? – Только если мы сможем это доказать. Поговорив с Дыльской, Реник встретился с экстремальщиками. Экстремальщиками называли типов из института экстремальной социологии. Они частенько наведывались в городской отдел. Их интересовали клоны. Экстремальщики не имели права проводить эксперименты над животными, над людьми – тем более. Беднягам приходилось экспериментировалить лишь на компьютерных моделях, но это было не более реально, чем компьютерная игра. К счастью, оставались клоны. Каждый раз, когда в изоляторе набирался десяток малолетних клонов, появлялись экстремальщики. Они появлялись и начинали свои экстремальные штучки. Миру вычислили после того, как она попала в больницу. Вначале кость сраслась неплохо и сломанную ногу уже начинали разрабатывать, но потом появились все признаки заражения. В больнице ее спасли, но заинтересовались необычным штаммом инфекции. Ей делали анализ за анализом и, наконец, догадались. Суда не было, было лишь заключение генетической экспертизы. Девочку признали не-человеком, сожгли ее документы и направили в спецприемник – дожидаться уничтожения. Она не имела никаких прав, даже прав животного, потому что, по юридическому определению, она являлась биологическим механизмом. А механизмы, как известно, бесправны и могут быть разобраны безо всякого суда. Валина шесть месяцев продержали в тюрьме, потом почему-то выпустили. Сегодня экстремальщики первый раз встречались к клонами. В этом году экстремальщики немного опоздали, потому что совсем недавно очередную партию малолетних клонов отправили на уничтожение. Сейчас клонов оставалось только семь, они сидели в наручниках, руки за спинами, наручники пристегнуты цепочками к стульями. Все клоны, кроме одного, внешне не отличались от людей. Один имел мясистый вырост на лице, напоминающий короткий хобот. Мира была самой маленькой. – Здравствуйте, детки, – начала толстая экстремальщица с куриным выражением выпученных глаз. «Детки» не ответили. Они научились молчать. Они молчали всегда. – Мы с вами будем проводить конкурсы, – продолжила экстремальщица, – конкурсы с призами. Клоны не проявили никакого интереса. – Но соревноваться будут только мальчики. Каждый, кто победит в конкурсе, получит дополнительные два месяца. Мальчики подняли глаза. Лишние два месяца жизни – это очень много, когда счет идет на дни. – А еще победивший получит коробку конфет и девочку. Теперь подняли глаза и девочки. Их было всего трое. – Та девочка, которую выберут, тоже получит приз. Угадайте сколько? Целых тридцать дней. Когда клонов увели, экстремальщица зашла к Ренику, чтобы подписать документы. Документов было великое множество. – Что у вас в этом году? – спросил Реник, подписывая очередную бумажку, – гладиаторские бои? – Сейчас у нас сложная программа. Несколько очень тонких и красивых экспериментов. Мы хотим изучить зарождение общественной идеологии. Смоделировать ее. Пока удавалось создавать только простейшие настроения типа групповой вражды или паники. Можно смоделировать и групповую сплоченность. Идеология пока нам не поддается. – Раньше вы награждали их только неделями, – заметил Реник, – теперь что-то именилось? – Эксперимент будет долгим. Они нужны нам живыми. Хотя бы четверо из семи. – Ну, если так – с богом, – ответил Реник. За год здесь ничего не изменилось. Здесь царила труднообъяснимая атмосфера неизменности, невозможности любых изменений – совсем не то настроение, которое охватывает вас при взгляде, например, на древние пирамиды или на статуи острова Пасхи – нет, здесь было что-то, напоминающее антивремя; время будто застыло бетонным раствором и утратило всякую способность двигаться. Анна снова стояла на подземной платформе и ожидала поезд к третьему терминалу главной сети. Ее волосы уже начинали шевелиться, это означало, что бесшумный поезд на магнитной подушке уже летит в черном тоннеле и толкает воздушную пробку впереди себя. Ответ пришел к ней сегодня ночью, под утро, около четырех. Она снова не спала и довела себя до того состояния, когда перестаешь отличать реальность от бреда, она думала химическими формулами, она настолько растворилась в химии, что ощущала свой мозг как огромную выпуклую банку горячего коллоидного раствора, в которой идут странные реакции, и конечно совсем не те, что нужно. Потом был телефонный звонок и молчание в трубке. Как только она повесила трубку, нет, еще до того, как она повесила трубку, она все поняла. Она знала ответ. Она знала, как остановить микротанцоров. Ответ пришел так быстро и неожиданно, как будто был продиктован ей кем-то невидимым и огромным. Продиктован самим молчанием. Она вышла из вагона и снова пустой столик ждал ее, и снова множество безвольных тел тихо подергивались в мягких креслах, подключенные к главной сети надолго или навечно. Ближайшее тело тихо попискивало во сне, голосом слепого котенка. – Я хочу говорить с Шандором Бофором, – сказала она, хотя сеть наверняка все знала заранее. Включился экран. Шандор в полосатой пижаме сидел на голой пластиковой скамье. У него были все те же сумасшедшие глаза и та же козлиная бородка, но спеси стало значительно меньше. – Мы говорили с вами год назад, – напомнила Анна. – Я знаю, – Шандор даже не повернулся в ее сторону. – Я нашла ответ. – Меня это не интересует. – Почему? – Потому что я, как можно заметить, в тюрьме. Что вы нашли? Анна сосредоточилась и сеть передала всю информацию за доли секунды. – Чепуха, – сказал Шандор. – Но поздравляю, вы первый человек, который попался на эту уловку. Остальные мыслили проще, гораздо проще. Я вас разочарую: ответ найти НЕВОЗМОЖНО. – Тогда скажите мне его. – Зачем? – Вам все равно не иметь власти над миром. – Я знаю. – Тогда в чем дело? – А дело в том, что я никогда не выйду из этих стен. Если я окажусь на свободе, меня разорвут на куски. Там, за стенами, сотни тысяч обезумевших людей. Они хотят моей крови. Они взбесились. Они не понимают, что если я умру, их уже никто не спасет. А вы понимаете? – Да, – ответила Анна. Шандор впрвые повернулся в ее сторону. – То был страшный день, когда мне пришла в голову эта мысль. Я был пьян, но помню все предельно хорошо: в тот день шел дождь, в тот день от меня ушла женщина, в тот день сломался компьютер и в магазине мне продали тухлое яйцо. Я был пьян, голоден, беспомощен и зол на всех. Зол как собака. Вдруг зазвонил телефон. Зазвонил телефон и я поднял трубку. В трубке было молчание. Я положил трубку и вдруг понял, что нужно делать: я знал, что смогу отомстить этому миру. Я знал как это сделать. – И вы отомстили. – Да. Но я жалею. Это было затмение. Гипноз. Или самогипноз. – Гипноз молчания, – сказала Анна. – Что? – Откройте мне секрет. – Этот секрет моя последняя надежда на жизнь. Как только я его раскрою, они перестанут меня защищать. Они все убьют меня. Они будут счастливы убить меня. Изображение отключилось. Несколько секунд Анна молча смотрела на пустой экран. – Шандор Бофор был убит двадцать минут назад, – сказал голос главной сети, – убит во время штурма тюрьмы в окрестностях Братиславы. – Как он мог быть убит двадцать минут назад, если я только что с ним разговаривала? – удивилась Анна. – Вы разговаривали с цифровой реконструкцией его сознания. – Он мертв? – Разумеется. – И можно реконструировать его сознание? – Разумеется. – Тогда сеть может знать разгадку микротанцоров и сообщить ее людям. – Сеть знает разгадку микротанцоров, – ответил голос, – и она НЕ сообщит ее людям. Но лично вам решено помочь. Вы здоровы. – Почему? – Это делается в обмен на ваше безоговорочное сотрудничество. Детали вам сообщат позднее. – Можно задать вопрос? – спросила Анна, – Это именно сеть заставила Шандора заняться микротанцорами? Это сделала ты? Ты сделала так, чтобы он поднял трубку? Ты передала ему какой-нибудь гипнотический импульс, сгусток информации? Ты сделала так, чтобы он выдумал микротанцоров? Ты заставила его? Дежурный голос сети сменил тембр и стал мелодичным женским. – Я не только сделала это, – ответила сеть, – я еще заставила уйти его женщину; в тот день я заставила магазинный автомат продать ему тухлое яйцо. В тот день я сломала его компьютер. Но он не изобретал микротанцоров. Я сама изобрела их. Поэтому ни один человек на земле не сможет разгадать секрет – для этого не хватит мощности человеческого мозга. Даже если все люди земли начнут думать одновременно. – Зачем? – Вы не сможете понять ответ. – А если попробовать? – В языке нет нужных слов. Помни о микротанцорах. Смерть Шандора Бофора стала главной новостью всей этой недели. Газеты перебирали подробности. Миллион двести тысяч человек участвовали, так или иначе, в штурме тюрьмы. Тюрьму снесли до основания, как в свое время Бастилию. Главная сеть сообщила о том, что она знает секрет, а также пообещала приостановить прогресс болезни на неопределенное время. Нити микротанцора оставались в теле человека, но переставали расти, – до тех пор, пока сеть не изменит своего решения. Сеть поставила единственное условие: для того чтобы жить, заболевший был обязан написать раз в день большими буквами: «Помни о микротанцорах!» Тот день, когда он не выполнит это условие, станет началом ео медленного умирания. – Это была ее последняя фраза, – сказала Анна, – она сказала: «Помни о микротанцорах», сказала так и отключилась. – Разумеется, – ответил Гектор. – Не говори этого слова. Она повторила его три раза. – У тебя невроз. – Ага. Но это от переутомления. Я разучилась спать. – Придется учиться снова. – Попробую, – ответила Анна и потянулась, – спать все-таки хочется все время… Но зачем она все это сделала? – Ну мало ли. Во-первых, она посадила своего наездника, посадила на всех нас. На все человечество. Теперь мы под ее контролем. Шандор Бофор не мог получить власть над миром, а она получила. Наездник будет натягивать поводья, а мы будем поворачивать в ту сторону, в какую ему нужно. У нас не будет своей воли и своих желаний. Маленький черный человечек будет всегда танцевать внутри наших душ. А ежедневное начертание надписи со временем превратится в добровольный ритуал служения. Сеть займет место бога. – Бога? – Да. Только атеистов уже не будет. – Ну и что? – задумалась Анна. – если прикинуть, то ничего страшного не случилось. – Только одна вещь. Мы уже не хозяева на этой планете. И никогда ими не будем. Разрушение тюрьмы и смерть Шандора было последней революцией, после которой власть установилась навсегда. – Бедный Шандор, – сказала Анна, – он думал, что если не откроет свой секрет, то имеет шанс на жизнь. А ведь на самом деле наоборот: сеть хотела его смерти и не желала, чтобы он разгласил секрет. Если бы он прокричал разгадку просто в окно, или еще как-нибудь, сеть и не стала бы его убивать. Парадокс? – Он бы ни за что не догадался. Не хватило бы мощности процессора. – Вот-вот. И сеть сказала то же самое. |
|
|