"Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева" - читать интересную книгу автора (Чертопруд Сергей)
Глава 13. АКТИВНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ В СФЕРЕ НТР
Один из методов научно-технической разведки — добыча образцов механизмов, узлов, приборов, готовых изделий или оборудования для их производства. В страну они обычно ввозились в качестве военных трофеев или контрабандно. Этим занимались не только сотрудники советской внешней разведки, но и многочисленные иностранные бизнесмены. Для них это был выгодный бизнес.
На Западе считается, что активный ввоз запрещенной к экспорту техники Советский Союз практиковал только в период «холодной войны». Хотя реально этот процесс начался значительно раньше. И достижения 30-х годов поражают своим размахом.
Уже в 1924 году главный инженер Московского объединения фабрик электроламп (МОФЭЛ) Коган был командирован в США для закупки через Амторг полуавтоматических ламповых машин. В них Советское государство остро нуждалось. Ведь для демонстрации достижений электрификации необходимо было оборудование для производства обычных лампочек.
В связи с негласным эмбарго на торговлю с Советским Союзом миссия была на грани провала. Никто не хотел продавать. А зря. Коган через группу мелких компаний закупил оборудование, затем его тайно доставили в СССР, ну а дальше отечественные Кулибины его разобрали, изучили и скопировали. Вот так реализовывался ленинский план ГОЭРЛО[433].
Другой пример. В апреле 1930 года из США под видом сельскохозяйственного трактора был тайно вывезен танк ТЗ знаменитого американского конструктора Дж. У. Кристи, намного опередившего свое время. При транспортировке пришлось снять с боевой машины башню, и, разумеется, вооружение. Активное участие в этой операции научно-технической разведки приняли сотрудники «Амторга»[434].
Летом 1935 года было проведено совещание начальников управлений Наркомата обороны и командующих войсками военных округов. После выступления одного из докладчиков — начальника Автобронетанкового управления И. А. Халепского — Сталин спросил у оратора о достижениях Запада в сфере танкостроения. В частности он упомянул про немецкий танк Х-111, о котором ему несколько месяцев назад доложила разведка, и попросил подробнее рассказать об отличии этой машины от отечественной модели БТ.
Выступивший не располагал такими данными. Тогда вопрос был адресован руководителям военной разведки, присутствующим на совещании. Начальник Разведуправ-ления тоже не смог ничего доложить, а его заместитель А. X. Артузов пообещал добыть образец Т-111. Свою уверенность в успешной реализации этой авантюры он объяснил тем, что на Западе все можно купить. Даже секретный образец танка.
Через два месяца обещанная модель была доставлена на один из подмосковных полигонов. Советские конструкторы не нашли в новом образце ничего интересного для себя, кроме пушки[435].
Разведчик-нелегал А. О. Эйнгорн для выполнения заданий Центра неоднократно выезжал из США в Китай и Японию. Целью поездок была организация импорта американских военных товаров в Японию и доставка их затем в СССР. Для этого в США была создана специальная фирма, президентом которой стал американский коммерсант А. Хаммер[436].
Хаммер первым превратил контрабанду отдельных образцов в выгодный бизнес. Кроме этого он участвовал в финансировании агентов советской разведки. Однажды он выплатил гонорар некоему Дж. Монессу, официально оформив его, как оплату за поставку оборудования[437].
ФБР вело постоянную оперативную разработку А. Хам-мера и членов его семьи еще с середины 20-х годов, но ничего не смогло доказать. Аналогичную работу в 70-е годы проводила внешняя контрразведка ЦРУ, но также ничего не смогла доказать[438].
В 1949 году был создан Международный координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ) со штаб-квартирой в Париже. В него вошли США, страны НАТО, кроме Испании и Исландии, а также Япония. Организация стала контрольной инстанцией стран Запада по всем вопросам легального и нелегального экспорта технологий.
Главная его задача — предотвращение экспорта военных устройств и новейших высоких технологий в соцстра-ны. В секретных, обязательных для всех стран — членов КОКОМ списках эмбарго были перечислены все существенные в военном отношении технологии, и эти списки регулярно обновлялись с учетом стремительного научно-технического прогресса. В таких же списках-соглашениях определена совместная стратегия поддержания эмбарго.
Заседания КОКОМ были абсолютно секретными, и французское правительство ничего о них не сообщало. Но поскольку отсутствовала юридическая база для обеспечения решений этого комитета, национальные власти обычно рассматривали нарушение правил КОКОМ как малозначимые проступки. Поэтому эмбарго нарушалось во всех государствах — участниках КОКОМ.
По оценкам западных спецслужб, в период между 1976 и 1986 годами за «железный занавес» через подставные фирмы ушло около 900 тысяч технологических документов и более 75 тысяч образцов и деталей конструкторских разработок, совокупная ценность которых превысила в десять раз затраченные на их приобретение суммы.
Согласно сведениям ЦРУ, в контрабанде особенно широко использовалась в качестве международного «шлюза» технологий территория ФРГ.
По данным западных спецслужб, около 60% раскрытых случаев запрещенной передачи технологий из Западной Европы в страны Восточноевропейского блока (причем груз был снабжен поддельными фрахтовыми документами и накладными) приходилось на долю закупщиков и агентов ГДР.
В 1980 году началась операция «Экзодус», которая должна была блокировать каналы нелегального экспорта в страны Варшавского блока. Уже в первые годы удалось перехватить более 2300 фрахтовых грузов, а всего за шесть лет было предотвращено около 11 500 поставок запрещенных к вывозу изделий на общую сумму 900 миллионов долларов[439].
По утверждению западных экспертов, более 300 предприятий в трех десятках стран специализировались на импорте в Советский Союз иностранных секретных технологий и оборудования. При этом бизнес считался сверхприбыльным. И дело не только в сумме услуг за посредничество, порой превышающих 50%, но и в том, что с этих доходов не нужно было платить налоги. Деньги поступали наличными или переводились на номерные счета в швейцарских банках.
Около 15% задач, фигурировавших в годовом разведывательном плане ВПК (подробнее об этом документе и самой организации рассказано в главе 14), выполнялось за счет официальных торговых сделок, заключавшихся между государствами или советскими учреждениями и западными фирмами[440].
Среди тех, кто занимался ввозом в СССР оборудования, запрещенного к экспорту КОКОМ, был норвежский бизнесмен, представитель компании-производителя машин для переработки полимерных материалов. Он «специализировался» на добыче оборудования, необходимого в сфере строительства подводных лодок, и авиационной тематике.
Например, он добыл ноу-хау пенистого полимера с заданными ячейками пенопласта. Описание занимало 15 страниц машинописного текста и стоило 25 тысяч долларов. Полученный с помощью этой технологии материал использовали для защиты топливных баков военных вертолетов. Другой его трофей — квадратный метр специального покрытия для корпусов подводных лодок. Его применение делало субмарины невидимыми для локаторов[441].
В 1961 году ГРУ через шведского коммерсанта удалось закупить в США целую лабораторию по изготовлению микромодулей. Отправлять ее из Швеции пришлось по частям в Финляндию, а оттуда в Советский Союз. Операция продолжалась несколько месяцев и закончилась успехом.
По оценке специалистов, добытое ГРУ оборудование сэкономило одному из московских научно-исследовательских институтов 1,5—2 миллиона рублей. Сотрудник резидентуры, проведший эту операцию, был награжден орденом Красной Звезды. А это говорит о многом, учитывая большую скупость тогдашнего руководства на поощрения[442].
Германский мультимиллионер Р. Мюллер из Естербурга с 1973 по 1983 год занимал лидирующие позиции на рынке нелегального экспорта. И только угроза ареста заставила его перебраться за «железный занавес»[443]. Он исчез в октябре 1983 года в Южной Африке, преследуемый Интерполом и сотрудниками американской, шведской, западногерманской, швейцарской и французской контрразведок. После его бегства, в течение нескольких лет, сотрудники этих ведомств пытались разобраться в деятельности 60 компаний Мюллера, которые были разбросаны по всему миру[444].
Бизнесмен Я. Кельмер организовал в 1972 году в Израиле компанию «ДЕК Электронике». Первой его сделкой была отправка в Советский Союз высокочастотного осциллографа американского производства, который мог использоваться при испытании ядерного и лазерного оружия и другого военного снаряжения.
После этой операции компанию пришлось переименовать в «Де Вими Тест Лаб» и зарегистрировать ее в Канаде. И бизнес пошел в гору. Сначала в СССР попала установка для получения арсенида галлия, который используется в микроволновых приемопередающих устройствах. Затем у фирмы «Джи-си-эй» в Бедфорде (США) была приобретена за несколько сотен тысяч долларов одна из самых совершенных в мире фотокопировальных установок для получения микросхем на полупроводниковых кристалликах. А за 40 тысяч удалось купить автомат для проверки контактных точек на полупроводниковых пластинах[445].
К дортмундскому инженеру В. Бруххаузену на международной выставке «Электроника-1974», которая проходила в Мюнхене, подошли двое советских граждан. После непродолжительной беседы они предложили бизнесмену заняться экспортом различного высокотехнологического оборудования в Советский Союз. Они пообещали хорошо платить за каждое устройство. И они сдержали свое слово. Он действительно заработал более 40 миллионов марок, причем большая часть этой суммы не облагалась налогами (деньги переводились на счет в швейцарском банке) и 15 лет тюрьмы[446].
С октября 1974 года в США начала активно действовать группа компаний под условным названием «Калифорнийская технологическая корпорация» (КТК). Она специализировалась на закупке и переправке за «железный занавес» запрещенных к экспорту в социалистические страны приборов и оборудования. Среди ее достижений добыча подводного локатора (сонара) и запчастей к нему. Кроме этого, в 1978 году в ее послужном списке значилось оборудование «Ай-би-эм», «Радио корпорейшн оф Америка», «Хьюлетт-Паккард», «Тектроник» и «Вариан».
Американские власти заинтересовались ее деятельностью только в 1979 году. В ходе начатого расследования выяснилась масса интересных фактов. Например, что в КТК работают всего лишь три человека и она не имеет собственного имущества. Ее руководил В. Бруххаузен, его помощник и директор филиала А. Малюта (Т. Метц) имел единственного сотрудника — молодую немку С. Титтель. При этом все трое были весьма обеспеченными людьми.
Было доказано их участие более чем в 300 эпизодах вывоза оборудования, запрещенного к экспорту в страны СЭВ. Его суммарная стоимость оценивалась более чем в 10,5 миллиона долларов.
Малюта и Титтель были арестованы 19 августа 1981 года. Суд приговорил его к пяти годам тюрьмы и 60 тысячам долларов штрафа. А она получила два года тюрьмы и оштрафована на 25 тысяч долларов[447].
Американский эксперт по компьютерам Л. Бейкер заявила: «С помощью Бруххаузена и его сети Советскому Союзу удалось получить весь необходимый материал и все запчасти для строительства современного завода по производству микропроцессоров в промышленном объеме. Эти микросхемы служат основой всех военных вооруженных систем. Например, микропроцессорных сигнализаторов радаров, с помощью которых можно обнаруживать и сбивать крылатые ракеты. Во многих случаях Бруххаузен поставлял приборы наведения и связи, которые были сконструированы, построены и пущены в ход по военным спецификациям»[448].
А вот другая история, из жизни советской военной разведки. 26 августа 1966 года Й. Линовски посетил советское посольство в Риме. Он поведал принявшему его сотруднику ГРУ, работавшему под дипломатической «крышей», что фирма его друга, западногерманского предпринимателя М. Раммингера, обладая обширными связями в деловых кругах западных стран, может организовать поставку в СССР любых образцов промышленных изделий и новейших технологий, включая и те, что подпадают под запрет КОКОМ. Действительно, указанная инженерно-строительная компания «Манфред Раммингер и К°» была основана в 1960 году, но из-за резкого сокращения количества заказов искала новые рынки сбыта. На свое предложение Линовски получил уклончивый ответ — посольство такими делами не занимается, но все его предложения будут переданы в Москву.
В Центре, внимательно изучив сообщение из Рима, провели необходимую проверку и приняли решение установить с Раммингером личный контакт. Для этого его решили пригласить в Москву. В римскую резидентуру ГРУ была направлена телеграмма, где, в частности, говорилось:
«Ряд внешнеторговых объединений МВТ… хотели бы в спокойной обстановке обсудить с владельцем фирмы в деталях практическую реализацию предложений… Исходя из этого руководство МВТ приглашает Манфреда Раммингера в Москву на деловые переговоры. В качестве легального предлога… можно использовать международный аукцион породистых верховых лошадей, проведение которого запланировано на 1—3 апреля с. г. Помните, что… Линовски не должен получить не малейшего намека на то, что он имеет дело с представителями советской разведки».
Данная встреча состоялась в конце марта в Москве, где М. Раммингер встретился с представителями ГРУ. Затем он уехал обратно в ФРГ. А 11 ноября 1966 года он привез в СССР два ящика, где лежала разобранная новейшая сверхсекретная американская ракета класса «воздух — воздух» «Сайвиндер». Он вместе с Линовски и летчиком ВВС ФРГ В. Кноппе просто украл ее со склада военно-воздушной базы в Нейбурге.
Вот как он это сумел реализовать.
«Поздним вечером 23 октября в густом тумане мы подкатили гидравлический подъемник почти вплотную к забору аэродрома. С его помощью я перенес на территорию аэродрома Линовски и Кноппе, а потом переправил тележку на резиновым ходу. Ну а там Линовски пустил в ход свои инструменты. Проделав дыру в заборе, они проникли в запретную зону. Кноппе сумел отключить сигнализацию. Линовски открыл двери склада. Вынесли ракету на руках за пределы зоны и вернулись, чтобы закрыть на замок двери склада и включить сигнализацию. Потом, погрузив ракету на тележку, подкатили ее к забору, за которым я дожидался их. В два приема — сначала тележка с ракетой, а затем Кноппе с Линовски — все было сделано. Кноппе и Линовски отогнали подъемник на пустующую строительную площадку в километре от аэродрома. Там погрузили ракету в заранее арендованный грузовик. Кноппе отправился в свое офицерское общежитие. Линовски на грузовике, а я на своей машине взяли курс на Крефельд». Гонорар троицы составил 92 тысячи марок и 8 500 долларов.
В марте 1968 года Раммингер привез в Москву подробное техническое описание новейшей модели аэронавигационной платформы, разработанной западногерманской
А 8 мая 1968 года в одной из газет ФРГ появилась сенсационная статья «Украденные приборы». В ней говорилось:
«Спустя несколько часов после официального окончания седьмой немецкой аэронавигационной выставки в Ганновере-Лангенхасене неизвестные воры похитили два навигационных прибора новейшей конструкции стоимостью более 60 тысяч марок.., инерциальную платформу ТНП-601 размером с пишущую машинку и приводной индикатор с комплектующими деталями».
В Москву Раммингер прилетел 19 июля, привезя в личном багаже похищенную платформу. Договорился о новой встрече, но не смог на нее попасть — арестовали за кражу ракеты.
Суд, состоявшийся в сентябре 1970 года, признал подозреваемых в государственной измене, шпионаже и краже и приговорил Раммингера и Линовски к четырем годам, а Кноппе — к трем годам и трем месяцам тюремного заключения[449].
Иногда разработчики сами продавали свою продукцию за «железный занавес». Вот типичная история времен «холодной войны».
Американский изобретатель У. Спор создал в мастерской, размещенной в собственном гараже, лазерный отражатель. Его «зеркала» охотно покупали Лос-Аламосская национальная лаборатория (занималась исследованиями в области ядерной энергии), Лаборатория военно-морских вооружений и другие солидные учреждения США.
В 1975 году через посредника из Западной Германии В. Вебера он предложил свою продукцию Советскому Союзу. Там с радостью приняли его предложение. Конвейер работал до октября 1976 года, пока министерство торговли США не отказало предпринимателю в выдаче экспортной лицензии. И тогда он начал переправлять свой товар через Швейцарию. Это продолжалось до марта 1978 года, когда министерство торговли и таможенная служба начали совместное расследование. Его результатом стало вынесение Федеральным жюри 12 декабря 1980 года приговора У. Спору и его жене. Его приговорили к шести месяцам тюрьмы, а ее к пяти годам условно. Оба должны были сверх того отработать 500 часов на общественных работах. На их фирму был наложен штраф в размере 100 тысяч долларов[450].
Другой американский изобретатель поставлял Советскому Союзу приемные устройства, используемые в новейшей навигационной системе ВМС США «Омега». Благодаря им советские подводные лодки могли в считанные секунды точно определить свое местоположение в Мировом океане[451].
Заниматься контрабандой приходилось не только зарубежным бизнесменам, но и советским разведчикам. Чаще всего они просто «ошибались» при заполнении таможенной декларации или давали «взятку». Поясним, о чем идет речь.
Один из лидеров в сфере волоконной оптики американская компания «Даург крон» в начале 70-х годов объявила о создании световода длинной 10 метров. Им сразу же заинтересовались советские военные и заказали образец такого кабеля. Сфера его применения — подводные лодки.
Сотрудник НТР в Канаде заказал его по почте, указав в графе «область применения» — «медицина». При получении его на таможне он заплатил максимальный (40%) налог и тем самым избежал проверки по спискам КОКОМ. Дело в том, что в этом документе было более 100 тысяч позиций изделий и технологий, запрещенных к экспорту в страны Восточной Европы, и оптоволоконные кабели там точно присутствовали. Чуть позднее удалось получить таким же способом образец длинной 17 метров[452].
Однажды одному из отечественных учреждений срочно потребовались два газоанализатора. Эти приборы позволяют улавливать частицы отдельных веществ, например фтористых соединений. Офицер ПГУ КГБ приехал в канадский филиал американской компании «Алкан» и приобрел за наличный расчет два таких устройства. Конечно сотрудники в офисе были удивленны столь странным поступком посетителя. Ведь обычно оборудование приобреталось по безналичному расчету. При этом по незнанию или специально они не стали требовать у клиента документов. Дело в том, что оборудование такого класса было запрещено к экспорту в страны Восточной Европы. Выйдя из здания, он погрузил добычу в автомобиль и доставил покупку в консульство. А через неделю советский теплоход «Пушкин» доставил ценный груз из Монреаля в Ленинград[453]. Скорее всего, канадская таможня так и не узнала о факте незаконного вывоза оборудования в СССР.
А военные заказали образец напалма, который американцы использовали во Вьетнаме. Это студнеобразное вещество, в состав которого входили гели, углеводороды (бензин или бензоид) и инициирующие вещества — алюминиевые соли органических кислот, которые и зажигали «адскую смесь».
Сотрудник НТР, который работал под «крышей» Внешхимимпорта, сначала установил фирмы, поставлявшие отдельные компоненты напалма в армию США. Затем он посетил их офисы. Благодаря дружеским связям с руководителями и специалистами этих компаний особых проблем при закупке образцов не возникло, хотя отдельные вещества формально были запрещены к экспорту в страны Восточной Европы.
Вот как, например, он приобрел порцию алюминиевого порошка, который в каталоге был помечен звездочкой (особые условия продажи). Сначала зашел в кабинет к вице-президенту и поговорил с ним о перспективах торговли с СССР, а потом попросил помочь с ознакомлением и закупкой отдельных образцов. Подразумевалось, что через несколько месяцев после закупки пробной партии будет заключен контракт на большую партию продукции. Для решения всех технических вопросов руководитель направил его к своему подчиненному, приказав тому ни в чем не отказывать посетителю.
Визитер, ссылаясь на устное согласие шефа собеседника, сначала попросил подробно рассказать об алюминиевом порошке, а потом попросил продать порцию этого вещества. Сотрудник компании не стал звонить руководителю и узнавать разрешил ли вице-президент продавать товар, который закупает армия США, представителю Советского Союза — главного противника Америки. В результате порошок, как и остальные компоненты, попал к нашим военным[454].
Разведчик-нелегал М. Федоров во время зарубежной командировки в деловом клубе познакомился с представителем крупнейшего в Европе концерна цветной металлургии «Хандельсметалл». Во время беседы случайно выяснилось, что бизнесмену нужно сбыть сталелитейные изделия, в частности проволоку особо тонкой прокатной стали высокого качества. Он обронил такую фразу: «Вы знаете, за „железным занавесом“ такую сталь у меня с руками оторвут. Там она вот как нужна». Собеседники высказали сомнение в возможности подобной сделки, ведь в то время существовал запрет на торговлю с Востоком. На это замечание бизнесмен с явным пренебрежением к препонам добавил, что знает, как обойти запрет, лишь бы нашелся подходящий покупатель.
Во время ближайшего сеанса связи в Москву ушла телеграмма:
Москва живо и заинтересованно откликнулась на это предложение:
В течение месяца разведчик не спеша и осторожно действовал через своих друзей в клубе коммерсантов, и его усилия увенчались успехом. М. Федоров получил исчерпывающую информацию о бизнесмене и передал эти сведения в Москву. Много позже, уже после окончания зарубежной командировки, коллеги сообщили, что с предпринимателем установили контакт и наладили обоюдовыгодное конфиденциальное сотрудничество[455].
Оценить размах контрабанды невозможно. Однако о ее масштабах можно судить по такому факту. С октября 1981 по январь 1983 года таможенная служба США произвела 1051 конфискацию запрещенных к экспорту стратегических материалов и оборудования, которые тайно пытались вывезти из страны. Большая часть этой контрабанды, включая объекты, относящиеся к новейшим технологиям, предназначалась для стран Восточной Европы[456].
Еще один источник поступления оборудования — военные трофеи.
Начиная с апреля 1945 года в советской оккупационной зоне Германии работали многочисленные команды специалистов из различных советских наркоматов. Их основная цель — сбор сохранившейся документации и образцов. В Советском Союзе координировал их деятельность заместитель наркома НКВД СССР, видный строитель и организатор А. П. Завенягин (впоследствии заместитель председателя Совета Министров СССР).
В этой акции активное участие принимали и сотрудники советской разведки, которыми руководил полковник А. Коротков — руководитель резидентуры ПГУ в советской зоне оккупации Германии. Во время поисков они часто использовали еще довоенные данные. А вот с агентурой было плохо: часть ее была арестована гестапо, часть погибла или пропала без вести во время войны[457].
В 1946 году изучением научно-технических достижений Германии занимались высококвалифицированные специалисты из 52 министерств. По состоянию на 1 декабря 1945 года их насчитывалось 9 323 человека. Правда, к 1 августа 1946 года их число сократилось до 5076 человек. Они организовали более 200 технических бюро, в которых было занято около 8 тысяч специалистов и 11 тысяч рабочих, и около 50 экспериментальных цехов и лабораторий. В итоге их работы в соответствующие советские министерства было направлено свыше 3 тысяч законченных научно-технических работ, опытных образцов двигателей, приборов, металлорежущих станков, электромашин, мотоциклов и др. Многое из доставленного демонстрировалось на Выставке германской техники, устроенной в Москве[458].
Контроль и руководство основной группой советских научно-технических организаций осуществлялся уполномоченным Особого комитета, состоящего из технического отдела и ученого совета. Однако руководство комитета считало, что должный контроль над немецкими исследованиями из-за недостатка высококвалифицированных специачистов отсутствовал в то время. Руководители советских предприятий и научно-исследовательских учреждений неохотно отпускали своих специалистов, считая их командировку в Германию напрасной тратой времени.
Между тем, прибывшая в июне 1946 года в Берлин группа советских ученых и инженеров энергично взялась за работу: Перед ними были поставлены следующие задачи:
— изучение достижений немецкой науки и техники, которые можно будет использовать для народного хозяйства СССР;
— привлечение и использование немецких специалистов и ученых для разработки новейших проблем науки и техники, а также доработка работ, начатых ранее, но прерванных после капитуляции Германии;
— контроль за работой научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро, технических обществ, лабораторий и отдельных специалистов с целью недопущения возрождения военного потенциала;
— решение вопросов, связанных с развитием изобретательства. Их решение началось в августе 1946 года.
За год деятельности в Берлине советскими органами науки и техники была проделана следующая работа:
— привлечен ряд немецких специалистов для решения отдельных важных научно-технических проблем (профессор математики Рорберт, специалист по твердым сплавам Улькан и др.). За 1946—1947 годы только бюро науки и техники в Берлине осуществило 16 разработок научных проблем, результаты которых были переданы советским научно-исследовательским организациям;
— взято на учет 71 научно-техническое бюро.
В берлинском районе Далем до капитуляции находилась секретная лаборатория, работавшая над расщеплением атомного ядра. Там, в центре атомных исследований работал доктор О. Г. Хан — виднейший ученый-атомщик, ученик М. Планка. Многие его сотрудники оказались в руках советских властей и были вывезены в Москву. В частности, под руководством П.Л.Капицы работали профессора Герц и Арден[459].
О результатах их работы (авиационная, атомная и ракетная тематика) уже было рассказано ранее. Кроме поисков документов и специалистов, они подбирали необходимое оборудование. Однако для реализации добытых технологий требовалась соответствующая производственная база. А как раз ее в Советском Союзе и не было. Во-первых, поступление нового оборудования из Германии прекратилось в июне 1941 года, но немецкая промышленность, несмотря на войну, все эти годы активно развивалась. Во-вторых, существовавшие станки были изношены в результате сверхнагрузок, либо уничтожены (бомбежки, эвакуация, оккупация и т. п.). В-третьих, началось восстановление народного хозяйства. Многочисленным заводам и фабрикам срочно требовалось оборудование, а его в СССР не могли производить из-за отсутствия необходимых производственных мощностей. Поэтому его срочно ввозили из-за рубежа.
Например, в мае 1945 года началось строительство крупнейшего в Сибири химического комбината. Он располагался у впадения в Ангару реки Китой. Все оборудование для него было вывезено из Германии. Сначала этот объект именовался «Китайский исправительно-трудовой лагерь» (в переписке он фигурировал как п/я ВМ-16), а с 1951 года получил статус города и имя Ангарск. В 1955 году химический комбинат был пущен. Десять лет — уникальный срок для возведения такого гигантского объекта[460].
Оценить эффективность такого способа строительства, даже спустя полвека, сложно. Мнения специалистов расходятся. Одни утверждают, что оборудование до места назначения доходило разбитым, его бросали и оно постепенно ржавело и разрушалось. Обычная российская бесхозяйственность. Поэтому и было решение организовать производство непосредственно на территории Восточной Германии, которая контролировалась советскими войсками.
Сторонники другой версии утверждают обратное. Вывезенное оборудование быстро монтировали, но из-за отсутствия квалифицированных кадров и невозможности их быстрой подготовки, оно простаивало.
В марте 1946 года состоялось специальное совещание, на котором присутствовали маршал Жуков, специалисты из советской военной администрации и делегации из ряда министерств, а также представители восточногерманских деловых кругов. На этом совещании рассматривались «трудности советской репатриационной программы» и говорили об ускорении выпуска подъемных кранов, без которых невозможно было восстанавливать советские города.
Еще одна проблема, которую активно обсуждали на этом мероприятии, — несогласованная работа отдельных советских ведомств. Многие директора заявляли о том, что приказы, исходившие от советских чиновников, противоречили друг другу. Часто бывало так, что указание о демонтаже оборудования приходило уже после того, как наладили производство. Один из заводов, например, начал выпуск продукции для репатриационной программы, используя сбереженные станки, уцелевшие после демонтажа, и был вынужден отдать их[461].
Решение о начале массового демонтажа и вывоза оборудования было принято в мае 1945 года. При этом решили начать с Берлина. Всего с марта 1945-го по март 1946 года ГКО и другими высшими органами Советского Союза было принято 986 различных постановлений, относящихся к демонтажу 4389 предприятий, в том числе 2885 из Германии, 1137 немецких предприятий из Польши, 206 из Австрии, 11 из Венгрии, 54 немецких предприятий из Чехословакии и 96 из Китая (Маньчжурия)[462].
Кроме оборудования вывозились и наиболее интересные образцы техники. Например, в 1945 году в СССР было отправлено 89 образцов наиболее интересных сельскохозяйственных машин общей стоимостью 64 тысячи марок. А с августа 1945 по 10 января 1947 года репатриационные органы приобрели 1333 образца сельскохозяйственных машин и оборудования общей стоимостью 194 тысячи марок[463].
Несколько промышленных объектов, которые были задействованы в атомной программе СССР, располагались на территории Германии. Например, предприятие «Висмут», занимавшееся добычей урана. А еще химический завод концерна «И. Г. Фарбен индустри» в Биттерфельде, где выпускался очищенный кальций. Это вещество использовалось при производстве урана-235. А на заводе Тева в Ньюштадте производилась никелевая сетка.
Поскольку многие фирмы, снабжавшие своей продукцией «Висмут» и другие предприятия, стали акционерными обществами при Главном управлении советской собственности в Германии, то пневматические молоты, специальные шахтерские лампы и морозильные испытательные камеры, которые они поставляли «Висмуту», сразу же оправлялись в СССР. То, что немцы не могли достать в советской зоне, запрашивалось через западногерманские фирмы. Например, завод в Биттерфельде нуждался в вакуумных насосах и специальной атомной стали, и это было заказано в Западной Германии[464].
Оценить объем полученных Советским Союзом запрещенных к экспорту в СССР технологий крайне сложно. Хотя известно, что в результате совместной операции западногерманской контрразведки и ЦРУ в конце 40-х годов было блокировано 400 контрактов, арестовано 800 посредников и нанесен ущерб этому бизнесу — контрабандным поставкам технолоий и оборудования в СССР — в размере 800 миллионов марок. Хотя это была только вершина айсберга[465].
Порой с трофеями были связаны различные экзотические истории.
Например, по сообщениям красноярской газеты «Очевидец», в первой половине февраля 1945 года двое охотников нашли в якутской тайге в районе Верхневилюйска странную повисшую на дереве «конструкцию», представлявшую собой авиабомбу со стабилизатором и медным пропеллером, анероидным прибором для отцепки бомбы на заданной высоте, парашютом и термитными шашками для уничтожения всей системы.
Журналисты из Красноярска посчитали, что это была маленькая копия американских атомных бомб «Малыш» и «Толстяк», случайно сброшенная Соединенными Штатами на территорию Советского Дальнего Востока раньше, чем на Хиросиму и Нагасаки. Бомбу забрали органы НКВД и перевезли в Москву.
Американские ВВС в годы Второй мировой войны систематически бомбили позиции японцев на Курильских островах. Нередко их бомбы из-за ошибок в расчетах экипажей бомбардировщиков попадали и на советскую территорию. Так, только в июне 1944 года на побережье полуострова Камчатка было обнаружено 106 зажигательных бомб, 28 из которых оказались неразорвавшимися. Надписи на корпусах указывали, что они изготовлены в США. Кроме того, было отмечено несколько случаев, когда самолеты ВВС США сбрасывали бомбы в пределах советских территориальных вод. Одну из них какими-то неведомыми путями и занесло в якутскую тайгу.
С находкой двух сибирских охотников связана еще одна история, которая могла бы стать сенсацией.
В центральном архиве Министерства обороны имеется любопытный архивный документ, написанный от руки на японском языке:
Радиограмму подписал генерал-лейтенант X. Хата — начальник штаба Квантунской армии, дислоцировавшейся на территории Маньчжурии. Но откуда генерал мог знать о существовании некоей третьей атомной бомбы и как смог отправить радиограмму в Токио, когда еще 20 августа город Чанчунь, в котором находился штаб квантунцев, был занят советскими десантниками?
Как выяснилось, центральной фигурой в этом деле явился оперативный офицер японского генштаба (так он обозначен в японских документах) подполковник С. Аса-эда, который прилетел в Чанчунь из столицы Японии накануне вступления в город советских войск с телеграммой генерального штаба, носившей в силу своего содержания сверхсекретный характер.
Документ содержал указания генштаба командованию Квантунской армии срочно начать переговоры с представителями Красной Армии о порядке капитуляции японских войск на материке. При этом генштаб и высшие чины армии считали целесообразным до окончательного решения совещания союзников — СССР и США — оставить без боя Советскому Союзу территории Маньчжурии, Кореи, Южного Сахалина, Северного Китая с Тянь-цзинем и островов Цусима и Сайсю, запирающих проход флота через Цусимский пролив. Как считали японские генералы, заняв эти территории, «Советский Союз будет иметь более выгодную позицию по отношению к американцам, оккупирующим собственно Японию. Кроме того, такое распространение Советского Союза предотвратит влияние американцев на материке, еще больше укрепит силу и мощь Советского Союза и его вес в международной политике».
Далее в токийской телеграмме отмечалось, что «генеральный штаб и высшие чины армии желают прекратить разоружение своих войск в Пекине и Тяньцзине американцами и „американизированными“ чунцинцами. Лучше пусть это сделает Красная Армия, к которой у японцев нет никаких враждебных чувств. Это мнение генштаба и высших чинов армии держится в секрете от военного министра, министерства иностранных дел и императорских кругов».
Следует подчеркнуть, что, по донесениям советской военной разведки, аналогичные планы территориальных уступок Советскому Союзу в обмен на его посредничество в мирных переговорах с США имелись в определенных правительственных кругах Японии еще в мае—июне 1945 года, то есть до вступления СССР в войну на Дальнем Востоке.
Задача же подполковника Асаэды состояла в том, чтобы подготовить благоприятные военные и политические условия для ускоренного продвижения советских войск на юг. Японские генштабисты тогда еще не знали, что зоны оккупации и боевых действий войск союзников уже были строго поделены на конференции в Потсдаме, и все попытки Москвы их изменить были решительно пресечены Вашингтоном. Неофициально, по заключению советской военной разведки, Асаэда должен был забрать из штаба Квантунской армии важные и секретные документы, которые бы, видимо, изобличали Японию и ее вооруженные силы в агрессивных намерениях по отношению к СССР.
Попав в оккупированный Красной Армией Чанчунь, оперативный офицер генштаба быстро выполнил стоявшие перед ним задачи и попросил у советского командования разрешение на вылет в Токио. Начальник 2-го управления ГРУ РККА генерал-лейтенант Ф. Феденко запросил по этому поводу решение Ставки Верховного Главнокомандования. Ответ пришел отрицательный. Тогда-то японцы, стремясь достичь цели любым путем, и пустили «атомную утку».
26 августа подполковник С. Асаэда попросил личной аудиенции у генерал-лейтенанта Феденко. Ожидая встречи с советским представителем в приемной, Асаэда как бы невзначай в разговоре с переводчиком Титаренко впервые изложил ему «сенсационное» предложение советской стороне забрать у японцев якобы неразорвавшуюся вторую атомную бомбу, сброшенную авиацией США на Нагасаки. Для этого необходимо было лишь слетать с ним на самолете в Токио до прихода туда американских войск. Японский генштабист охотно брался за проведение этой непростой операции. Для подтверждения своих слов Асаэда пригласил советских представителей связаться со столицей Японии по прямому проводу.
Решение передать бомбу Москве представитель японского генштаба аргументировал следующими словами: «…Если Америка будет обладать монополией на атомное оружие, то мы пропали: она поставит нас на колени, закабалит, превратит в свою колонию, и мы никогда уже не сможем вновь подняться. А если атомная бомба будет у них и у вас, то мы глубоко уверены, что в самом недалеком будущем Япония вновь поднимется и займет подобающее нам место среди великих держав».
В тот же день подполковника Асаэду принял Ф. Феденко. Судя по имеющимся документам, на встрече речь ни о какой бомбе не шла. Разговор касался только вышеназванных предложений японского генералитета об ускорении наступления Красной Армии на юг и выдаче разрешения оперативнику на вылет в столицу. Феденко запросил главкома советских войск на Дальнем Востоке маршала А. Василевского, не следует ли ему направить Асаэду на самолете к нему. Главком ответил: «Передайте Феденко, что с Асаэдой я встречусь 29—30, будучи в Чанчуне». Вот тогда-то, утром 27 августа в подтверждение мнимой подлинности своих слов об атомной бомбе Асаэда и X. Хата, очевидно, и составили заведомо ложную вышеупомянутую радиограмму в Токио.
По всей видимости, советское командование и военная разведка оперативно организовали проверку достоверности этой информации[466].
Часто новые образцы техники и вооружений добывали офицеры Советской Армии, участвующие в локальных конфликтах по всему земному шару. Фрагмент официального перечня стран, где воевали наши военнослужащие в период «холодной войны»:
«Боевые действия в Китае: с марта 1946 г. по апрель 1949 г.; с июня 1950 г. по июль 1953 г. (для личного состава воинских подразделений, принимавших участие в боевых действиях в Северной Корее с территории Китая);
Боевые действия в Алжире: 1962—1964 гг; Боевые действия в Египте (Объединенная Арабская Республика): с октября 1962 г. по март 1963 г.; июнь 1967 г.; 1968 г.; с марта 1969 г. по июль 1972 г.; с октября 1973 г. по март 1974 г.;
Боевые действия в Йеменской Арабской Республике: с октября 1962 г. по март 1963 г.; с ноября 1967 г. по декабрь 1969 г.;
Боевые действия во Вьетнаме: с января 1961 г. по декабрь 1974 г.;
Боевые действия в Сирии: июнь 1967 г.; март—июль 1970 г.; сентябрь—ноябрь 1972 г.; октябрь 1973 г.;
Боевые действия в Анголе: с ноября 1975 г. по ноябрь 1979 г.;
Боевые действия в Мозамбике: 1967—1969 гг.; с ноября 1975 г. по ноябрь 1979 г.;
Боевые действия в Эфиопии: с декабря 1977 г. по ноябрь 1979 г.;
Боевые действия в Афганистане: с апреля 1978 г. по 15 февраля 1989 г.;
Боевые действия в Камбодже: апрель—декабрь 1970 г.; Боевые действия в Лаосе: с января 1960 г. по декабрь 1963 г.; с августа 1964 г. по ноябрь 1968 г.; с ноября 1969 г. по декабрь 1970 г.;
Боевые действия в Сирии и Ливане: июнь 1982 г.»[467].
В список попали только те страны, где войсковая разведка реально могла добыть трофеи. Например, личному составу кораблей советского ВМФ в Бангладеш (1972—1973 годы) охотиться за оружием было крайне проблематично.
Первый военный конфликт, после окончания Второй мировой войны — война на Корейском полуострове (1950—1953 годы), где советские военнослужащие охотились за образцами иностранной техники.
В 1950 году в небе над Кореей впервые в истории авиации развернулись воздушные бои реактивных истребителей. Со стороны Северной Кореи участвовали в боях советские МиГ-15, а на вооружении сил ООН были американские истребители F-86 «Сейбра». Эти машины были созданы в середине 40-х годов, во многом были похожи друг на друга, но имели и различия. За ними велась взаимная охота советской и американской разведок. Рассказ о том, как советские МиГи попадали в США, — тема для отдельной книги.
В апреле 1951 года по распоряжению главкома ВВС СССР в Северо-Восточный Китай прибыла группа представителей ВВС, имевших приказ посадить F-86 «Сейбра» на советский аэродром. В группу «Норд» из 16 человек под командованием генерала А. С. Благовещенского входили, в частности, летчики НИИ ВВС В. Н. Махонин, Л. Н. Курашов и А. П. Супрун. Однако их четырехмесячное нахождение на фронте окончилось неудачей и группа вынуждена была вернуться домой.
К моменту окончания войны в Корее СССР располагал двумя экземплярами истребителя «Сейбра». Первый из них, F-86A (серийный № 49—1319), был сбит командиром 196-го истребительного полка полковником Е. Г. Попеляевым 6 октября 1951 года, а второй зенитчиками[468].
Другая операция, подробности которой продолжают храниться под грифом «секретно», была проведена 7 февраля 1952 года в районе Гензана. Тогда под руководством военных советников А. Глухова и Л. Смирнова удалось захватить вертолет ВВС США. За это приказом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1952 года они были награждены: А. Глухов — орденом Ленина, Л. Смирнов — орденом Красного Знамени. При участии военного советника полковника А.Дмитриева и переводчика старшего лейтенанта Нехронова вертолет был доставлен на аэродром Аньдун[469].
А в 1953 году в Москву были доставлены американские танки М-24 «Чафори» и М-46 «Паттон-1»[470].
 |
 |
Например, во время войны во Вьетнаме представители ГРУ, исполнявшие роль военных советников в армии Северного Вьетнама, активно охотились за образцами иностранного оружия. По труднообъяснимым причинам их коммунистическое правительство отказывалось делиться с Советским Союзом военными трофеями, вот и приходилось сотрудникам «Аквариума» создавать свои агентурные сети для получения образцов оружия[471].
Правда, в соответствии с соглашением, подписанным между Москвой и Ханоем в 1965 году, Вьетнам брал на себя обязательства передавать Советскому Союзу образцы трофейной техники США для их последующего изучения. За период с мая 1965 по январь 1967 года, по данным посольства СССР в Ханое, было отобрано и отправлено в Советский Союз свыше 700 подобных образцов. В справке посольства отмечалась большая польза от проведенной работы, так как по ряду отобранных и изученных образцов было принято решение ЦК КПСС об освоении их советской промышленностью.[472]
А в 1973 году, после окончания войны в этой стране, правительство Вьетнама подарило СССР большое количество образцов военной техники США. Среди них были вертолеты (транспортный АСН-47 «Чинук» и многоцелевой UH-IB «Ирокез»), самолеты (истребитель Ф-4 «Фантом-П», штурмовик А-37 «Драгонфлай» и истребитель Ф-5Е «Тигр-II». Все они были досконально изучены в советских ОКБ и институтах, а последний был воспроизведен и испытан в НИИ ВВС[473].
 |
Советский Союз активно участвовал в локальных конфликтах в Африке. Причины, по которым шел экспорт вооружения и военных советников из СССР в этот регион, известны. В первую очередь, это поддержка политических движений и режимов социалистической и марксистской ориентации. Вторая причина — о ней старались не говорить — это возможность испытать новые образцы военной техники в боевых условиях. Этой возможностью стремились воспользоваться также и западные страны.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что советская военная разведка активно охотилась в Африке за новейшими образцами иностранного оружия, хотя о ее конкретных достижениях на этом континенте известно очень мало. Основная причина — многие документы, раскрывающие подробности отдельных боевых операций в Африке и других регионах продолжают храниться под грифом «секретно». Ведь СССР официально туда не вводил свои войска. Еще одно объяснение — объем трофеев был незначительным, по сравнению с тем, что удалось добыть по линии агентурной разведки в США и Западной Европе.
Похожая ситуация складывалась и у основного противника Советского Союза в «холодной войне» — США. Большинство трофеев были получены не в Корее, Вьетнаме, Анголе или Афганистане, а в самой Восточной Европе.
Это не значит, что вклад войсковой разведки в добычу чужих секретов был незначительным. Были и здесь свои успехи.
В качестве примера боевой операции по добыче секретной техники малоизвестный эпизод арабо-израильской войны. В октябре 1973 года мощная группировка египетских войск форсировала Суэцкий канал, прорвала неплохо выстроенную, но слабо прикрытую войсками оборонительную линию и продвинулись в глубь Синайского полуострова на 15—20 км. Одновременно, сполна воспользовавшись праздничной субботой, на сирийском фронте был нанесен танковый удар в районе Голанских высот.
Стальной бункер на горе Хермон в течение нескольких часов держался в тылу стремительно наступающих сирийских войск. Его обороняли солдаты и офицеры израильской радиотехнической разведки — аналога («Аман») российского ФАПСИ и американского АНБ. Эти совершенно секретные «уши» и «глаза» позволяли осуществлять радиоперехват на сирийских линиях связи и наблюдать за передвижением войск вплоть до Дамаска, расположенного в 40 километрах. Разведчики оказали отчаянное сопротивление, но сталь и бетон не выдержали. Сирийские «коммандос» ворвались в бункер, убив 18 защитников, а более 30 человек было захвачено в плен. Хотя самым ценным трофеем стала сверхсекретная аппаратура, которую потом долго изучали в Сирии, Египте и Советском Союзе[474].
Одна из африканских стран, где советские военные специалисты присутствовали около пятнадцати лет, — Ангола. Первая группа советников прибыла в эту страну в 1975 году. В период с 1975 по 1979 год там побывали тысячи советских военнослужащих. Затем их число сократилось. В начале 80-х годов они занимали посты советников при командующих бригадами ангольской народной армии. Непосредственное участие в боевых операциях они принимали крайне редко.
Во время одного из боев, в июле 1989 года, были захвачены образцы новейших гранатометов: американского М-79 и французского «Аппелассов». Трофеи были срочно доставлены из Африки в Советский Союз[475].
Во время боевых действий в Афганистане советский спецназ добыл множество образцов иностранного вооружения и техники. Чаще всего трофеи брали во время выходов на захват образцов оружия, поступившего в душ-манские отряды. Некоторые из них представляли интерес не только для военных, но и для отечественного ВПК. В их числе были мины, средства связи и, особенно, переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК).
Советская разведка не смогла добыть образец американского ПЗРК «Стингер». Тогда вспомнили о 40-й армии, которая воевала в Афганистане. Это оружие приказали добыть любой ценой: купить, украсть, обменять, добыть в бою. В качестве награды — звание Героя Советского Союза.
Известны как минимум четыре удачные операции по захвату «Стингеров».
Первые «Стингеры» появились в Афганистане в начале осени 1986 года, а уже через несколько недель разведгруппа майора Быкова из 173-го батальона спецназа под Кандагаром отбила сразу три ПЗРК. Обещанной награды командир группы так и не получил, «не подойдя» по характеристике, уличавшей его в нарушении требований проходившей тогда антиалкогольной кампании.
Следующий «Стингер» пришлось брать с боем. 5 января 1987 года южнее Шахджоя во время вертолетного патрулирования был обнаружен караван из пяти мотоциклов. По вертолетам успели выполнить два пуска ракет, от которых удалось уклониться. Ответным огнем высадившаяся группа майора Е.Сергеева уничтожила 16 из 17 боевиков, сожгла мотоциклы и доставила на базу пленного, две пусковые установки и один комплектный ПЗРК.
Позднее у г. Газни на пещерном складе в руки спецназовцев «Чайки» (таким был позывной у газнийского батальона спецназа) попали четыре новеньких «Стингера», по клеймам на которых установили, что они были выпущены американской фирмой «Дженерал Дайнэмикс» менее месяца назад[476].
Еще одна группа спецназа смогла завладеть ПЗРК, правда в ее составе было три офицера: сам командир группы, заместитель командира роты и начальник штаба батальона. Во время облета на вертолете возможных маршрутов движения караванов душманов они засекли колонну из трех мотоциклов.
В результате скоротечного боя все моджахеды были уничтожены, а спецназу достался новенький «Стингер». Трофей отправили в Москву. А вот с наградой возникла проблема. Командир группы недавно получил выговор по партийной линии. Значит, ему не положено. Двое других офицеров вроде бы ни при чем. И им не дали. Могли дать сержанту — заместителю командира, но и он не проявлял инициативу[477].
Говорить о том, что захват чужой военной техники с целью ее изучения и тиражирования был распространен только в период «холодной войны», не совсем правильно. Этот метод активно использовался еще в Первую мировую войну в царской армии, в 20-е годы, во время Гражданской войны.
Советский Союз активно участвовал в войне в Испании. О роли отечественной разведки в этом военном конфликте написано достаточно много. Хотя отдельные эпизоды, по тем или иным причинам, не получили широкой огласки.
Первое боеспособное соединение немецких истребителей «Мессершмитт» Bf-109B появилось там на фронте в феврале 1937 года. Желание заполучить этот новый аппарат в свои руки появилось у республиканской армии Испании практически сразу, однако все предпринимаемые попытки оканчивались провалом.
Счастливый случай произошел только 4 декабря 1937 года. В тот день пилот Bf-109B фельдфебель О. Поленц после выработки горючего совершил вынужденную посадку на «красной» территории. Целехонький «Мессершмитт» был доставлен на авиабазу в Барселоне и подготовлен к испытаниям. Первыми его обследовали французы. Их военная миссия прибыла на аэродром 1 января 1938 года и в течение месяца скрупулезно изучала трофей. Правда, добытая таким путем информация так и не была востребована французскими авиаконструкторами. Летом 1938 года Bf-109B вместе с другим трофеем — бомбардировщиком «Хейнкель» Не-111 был отправлен в Советский Союз. Здесь «Мессершмитт» был испытан в НИИ ВВС, его конструкция подверглась подробнейшему изучению, и по его результатам было составлено подробнейшее техописание. Перед началом Второй мировой войны в Советский Союз попала новейшая модификация этого самолета— Bf-109f, и специалисты отметили множество усовершенствований по сравнению с «испанским пленником»[478].
На самом деле охота за трофеями велась по заранее разработанной технологии. Наркомат обороны совместно с Наркоматом внешней торговли организовал доставку в Советский Союз образцов материальной части самолетов, танков, артиллерии и стрелкового оружия.
Трофейные образцы принимались специальной комиссией Разведывательного управления РККА. Ее возглавлял инженер 2-го ранга Вельский. После инвентаризации добыча направлялась в соответствующее управление НКО для изучения и испытания. Наркому обороны, согласно его приказу от 4 апреля 1937 года, начальники управлений были обязаны докладывать не реже двух раз в месяц о результатах работы по изучению и испытанию трофейного имущества «вместе с предложениями по использованию всего полезного для РККА».
В научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро восстанавливали германские и итальянские самолеты, проверяли их летные качества, использовали некоторые технические решения для совершенствования военной отечественной техники. Например, повышение живучести советских самолетов путем внесения изменений в конструкцию топливного бака (как у германских машин).
Несмотря на личный контроль К. Е. Ворошилова за ходом опытных работ, изучение и внедрение зарубежных новшеств в конструкции советской военной техники происходили медленно, с волокитой[479].
— Опыт сбора и изучения трофеев был реализован во время Великой Отечественной войны. Более того, эта процедура была закреплена юридически. «В соответствии с Постановлением Государственного Комитета Обороны от 16 января 1942 года о сдаче трофейного имущества все граждане, проживающие в освобожденных населенных пунктах, обязаны сдавать в 24 часа воинским частям, органам НКВД или местным органам власти, по принадлежности, все брошенное противником и подобранное огнестрельное и холодное оружие, боеприпасы, противогазы, обмундирование, обувь, людское и конское снаряжение, автотранспорт, повозки, продовольствие, фураж и прочее военное имущество …». Это цитата из приказа НКЮ № 6 от 26 января 1942 года[480]. Понятно, что большинство трофеев были неинтересны советским инженерам, но всегда существует вероятность совершенно случайно наткнуться на новинку, еще не известную в Советском Союзе.
Систематическое изучение немецкой авиатехники началось 29 июля 1941 года, когда приказом по НИИ ВВС была создана и начала работать постоянная комиссия по приему трофейного имущества. Ее работой руководил заместитель начальника НИИ ВВС генерал М. В. Шишкин.
До конца года специалисты НИИ ВВС, других научных центров, выезжая на разные фронты, смогли осмотреть на земле основные типы самолетов люфтваффе. При этом изучалось все, даже приборные доски, распределительные щитки, кислородные баллоны и другие не столь важные детали.
Работа велась в двух направлениях.
Во-первых, изучение уязвимых зон и особенностей эксплуатации самолетов, их скорость и маневренность на разных высотах и т. п. Эти данные требовались для выработки рекомендаций советским летчикам.
Во-вторых, заимствование всего ценного и нового, что появилось у противника. Например, значительный вклад в сбор и изучение трофейной техники внесли инженеры Военно-воздушной инженерной академии им. Н. Е. Жуковского, которые выполняли специальное задание штаба ВВС Красной Армии на Калининском фронте. Команда специалистов, возглавляемая В. А. Семеновым, отобрала наиболее интересные технологические новинки немцев и определила возможность их использования в наших условиях. Поясним, что речь идет об эксплуатации авиатехники в зимних условиях[481].
Иногда «потенциальные» трофеи сами пересекали границу Советского Союза и от военных требовалось только воспользоваться этим шансом. Чаще всего добычей становились самолеты. Во время Великой Отечественной войны — американские бомбардировщики, а после ее окончания — самолеты, выполнявшие разведывательные полеты и имевшие неосторожность вторгнуться в воздушное пространство СССР.
Назвать точное число машин, попавших в различные советские КБ, крайне сложно. Полный список американских военных самолетов, сбитых на фронтах «холодной войны», продолжает до сих пор оставаться секретным. Хотя известно, что их число измеряется десятками. Большинство из них было сбито над морем и извлечь их обломки было крайне сложно. Хотя отдельные самолеты падали на сушу или пилотам удавалось посадить поврежденные машины на местные аэродромы. Вне зависимости от места падения нарушителя предпринимались активные попытки по поиску обломков сбитого самолета.
Вот как, например, разворачивались события после того, как над Балтийским морем в районе города Лиепая 8 апреля 1950 года был сбит американский военный самолет RB-29. Через двенадцать суток военно-морской министр СССР И. С. Юмашев в письменном виде доложил заместителю Председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганину о мероприятиях, которые планировало провести командование ВМФ:
Правда, поиски так и не увенчались успехом[482].
Еще один инцидент произошел 22 июня 1955 года вблизи острова Святого Лаврентия в Беринговом море. В тот день советские истребители атаковали патрульный разведывательный самолет ВМС США P2V-5 «Нептун». Подбитая машина рухнула в море. Семеро из десяти членов экипажа получили травмы, но все остались живы[483]. Скорее всего, СССР предпринимались активные попытки поднять куски машины с морского дна.
Порой американским пилотам удавалось посадить поврежденную машину на советский аэродром. Например, 27 июня 1958 года американский военно-транспортный самолет С-118 совершал обычный полет из Висбадена (ФРГ) в Пакистан, на аэродром в Пешаваре. На его борту было девять офицеров и солдат, трое из которых сотрудники ЦРУ. При них были секретные документы, связанные с программой разведывательных полетов над территорией СССР На участке маршрута полета из Аданы (Турция) в Тегеран С-118 нарушил границу Советского Союза над территорией Армении. Его попытались перехватить два истребителя Як-25. Нарушитель попытался уйти, был сбит, но пилот сумел посадить поврежденную машину на военный полевой аэродром Гиндарх на территории Армении. Американцам удалось уничтожить секретные документы. Экипаж 7 июля 1958 года в городе Астара (Азербайджан) был передан представителю армии США, а сам самолет так и остался в Советском Союзе[484].
Иногда добыча доставалась неповрежденной. Так 27 марта 1958 года на территории Армении был насильно посажен советскими истребителями транспортный самолет ВВС США С-118, углубившийся на 160 километров в пределы воздушного пространства СССР. Самолет летел из Аданы (Турция) в Тегеран[485].
Когда 1 мая 1960 года был сбит американский самолет-разведчик U-2, то в сборе фрагментов машины участвовало множество людей. Район падения, общей площадью 20 кв. километров был разделен на квадраты и специально выделенные подразделения по нескольку раз прочесывали свои зоны. Двигатель самолета нашли в болоте и с трудом подняли его краном. По свидетельствам очевидцев, собрали почти все «до нитки», хотя кое-что растащили местные жители, в частности, магнитную ленту. Рассказывают, что в одной из деревень упала плоскость сбитого самолета. Местные жители первыми прибежавшие к месту катастрофы, начали разламывать ее ломами, разливая имеющееся внутри горючее, которое представляло определенный интерес для военных экспертов.
Иногда самолеты сами совершали вынужденную посадку и попадали в НИИ ВВС. Например, в 1967 году на территории ГДР совершил вынужденную посадку «Боинг-727». В то время в СССР создавали пассажирский самолет Ту-154 того же класса, что и «трофей». Иностранца поставили в ангар № 4 и тщательно изучили.
В 1969 году на территории Монголии (по другим данным, Средней Азии) был найден беспилотный самолет-разведчик D-21, совершивший удачную посадку после выработки топлива. В СССР его прозвали «Черной кошкой». Новинку авиационной техники доставили в НИИ ВВС, а затем передали на московский машиностроительный завод «Опыт», где под руководством А. А. Туполева ее тщательно изучили[486].
Иногда трофейную технику нам дарили. Например, в 1985 году президент Ирака Саддам Хусейн в знак признательности за поставку советского оружия подарил трофейный танк МК-5 «Чифтен». В одном из отечественных НИИ его тщательно изучили. Рассказывают, что специалисты написали хвалебный отчет, что спровоцировало гнев начальства.
 |
А французский танк АМХ-13, который начал выпускаться еще в 1951 году, попал в Советский Союз из Алжира, где был захвачен у французского Экспедиционного корпуса во время войны за независимость. Чем интересна эта машина? Это первый в мире танк с автоматическим заряжением орудия[487].
 |
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |