10

К вечеру она была уже дома.

– Суль, как хорошо, что ты вернулась, – взволнованно произнесла Силье, – Шарлотта и Даг здесь. Мы получили письмо – Лив сообщает, что ее свекровь умерла. Сердечный приступ. И Лив просит нас не приезжать на похороны. Но мне все-таки кажется, что мы должны поехать. Как ты думаешь?

Не успела Суль ответить, как вошел Даг.

– Муж мог заставить ее написать это, – сказал он. Силье удивленно повернулась к нему.

– Зачем? Почему ты так думаешь?

– А когда похороны? – перебила ее Суль.

– Послезавтра.

«Лив теперь одна, – подумала Суль. – В доме никого нет, кроме покойников!»

– Думаю, что Лив нуждается в нас, – спокойно произнесла она. – Мы поедем – все, кто может.

Так и было решено. Но не успели они отправиться к Осло, как пришло новое известие – его привез всадник. Известие пришло, когда они обсуждали планы на следующий день.

Лаурентс тоже был мертв. Несчастный случай на рабочем месте, так что похороны матери отложены, их будут хоронить вместе.

– О, бедная Лив, – прошептала Силье. – Так рано потерять такого чудесного мужа!

Даг, Суль и Шарлотта переглянулись.

– То, что произошло, к лучшему, – сказал Даг. И он рассказал им о злосчастном браке Лив.

Лицо Тенгеля становилось все более и более бледным.

– И вы молчали об этом? Моя маленькая девочка!

– Мы сами узнали об этом всего неделю назад, – сказал Даг.

Силье заплакала.

– Я так много раз горевала о том, что она не приезжает сюда, не навещает нас. Мне так хотелось видеть ее! А ей не разрешали! О, Лив, наше дитя!

– Да, мы несем ответственно за этот брак, – сказала Шарлотта. – Мне кажется, мы обманули Лив. Она ошибочно стала считать, что Лаурентс – это единственный подходящий для нее мужчина.

– Я поеду туда завтра утром, – сказала Силье, – помогу ей с похоронами, а потом заберу ее домой.

– Я поеду с тобой, – сказал Тенгель.

– Да, поезжайте, – сказала Суль. – Но я что-то голодна, пойду скажу, чтобы принесли поесть. А если слуги спят, сама что-нибудь приготовлю.

– В такое позднее время?

– А что? Прикажете мне есть по часам? Следовать принятым нормам?

Она ушла. В комнате стало тихо.

– Суль оригиналка, – улыбнулся Аре. – Она всегда делает то, что ей нравится. Она доставляет нам много неприятностей, но…

– Думаю, мы многим обязаны Суль, – сдержанно произнес Даг.

Остальные молчали.

– Да, – сказала Шарлотта, вспоминая прошлое: трактир в Довре, двое мертвых бандитов…

– Она любит свою семью больше всего на свете, – сказала Силье, вспоминая двухлетнюю Суль, которая внушила мерзкому сыну Абелоны напороться на нож, после того, как тот слишком уж досаждал Силье. – Ради нас она способна на все.

– Да, – произнес Даг, не переставая удивляться тому, как могла свекровь Лив умереть так внезапно и так кстати.

Тенгель молчал. Выражение его глаз говорило о том, что мысли его были далеко. Он видел мертвого церковного служку. Этот церковный служка угрожал донести на Тенгеля, что тот использует колдовскую силу…

– Суль просила нас подождать несколько дней, – бормотал Даг.

Ни у кого не было желания смотреть другому в глаза. Никто не хотел задавать вопросы относительно Тенсберга…

У каждого из них были только обрывки сведений, Суль же знала все.

Все началось с ее отвратительного дружка в долине Людей Льда. По сравнению со всем остальным случай с сыном Абелоны был просто тренировкой. Этот ее товарищ по играм очень досаждал Лив и Дагу. Все решили, что он умер собственной смертью.

Да, она непрестанно следила за тем, чтобы никто не навредил ее близким и не злословил в их адрес. Если дело касалось зла, все они были беззащитными и наивными детьми. Она должна была защитить их, заботиться о том, чтобы они жили в мире и благополучии.

Однажды на почтовой станции в Довре двое бандитов пытались навредить тете Шарлотте, этому семейному ангелу. Что там церковный служка! Вот где она действительно позабавилась! Господин Йохан… Это был грех, но иначе было нельзя – это было в высшей степени необходимо!.. А надоедливые пациенты Тенгеля… Но они в счет не шли, все-таки они были больными.

А тот случай в Копенгагене! Конечно, во всем этом замешана она!.. А эти двое налетчиков в Сконе… самооборона, никто не спорит, но слишком уж быстро она все проделала!

И вот теперь свекровь Лив, больше всех досаждавшая ей. Все было тщательно продумано. А потом Лаурентс. У нее это тоже здорово получилось.

Довольно длинный список. За последнее время число жертв резко увеличилось, но, возможно, главные жертвы были еще впереди. И никто не подозревал в этом Суль!

Лив стояла совершенно неподвижно посреди своего роскошного дома в Осло. Она сжала руки, чтобы они не так сильно дрожали, но дрожь пробегала по ее телу – и она ничего не могла с этим поделать. «Он мертв, – думала она, – он мертв и не придет сюда!» Она дрожала всем телом, будучи не в состоянии о чем-либо думать: мозг ее отказывался работать, потому что ей могли придти в голову мысли, которые она гнала прочь. Эти мысли стали преследовать ее сразу после того, как она узнала о смерти свекрови. «Я не имею права чувствовать облегчение, – сказала она сама себе, – я… нет, я не желала ее смерти! Не желала! Бог помог мне и освободил меня!»

И вот теперь Лаурентс.

«Не думать, не думать, моя совесть не в силах противостоять этим мыслям! Похороны! Как я переживу все это? Неужели никто не приедет и не поможет мне? Мне следует думать совсем о другом. Я совсем разбита, разбита всем случившимся, я… Кто-то идет! Знакомые голоса! Знакомые, дорогие голоса!..»

В комнату вошла Суль. За ней все остальные. Лив окружили озабоченные, полные сочувствия родные лица, к ней тянулось множество рук, рядом была мать, ее теплый, ясный взгляд. «Худышка», «возлюбленное дитя»! Без умолку болтала Суль, а рядом был Даг, Шарлотта и все те, кто беспокоился о ней. Но она видела их словно в тумане.

Тенгель остановился в дверях. Он пристально смотрел на свою дочь, которую он в детстве, когда она болела, носил на руках, которую держал на коленях, обучая грамоте, которая, подрастая, нежно и сердечно улыбалась всему миру. И он не узнавал ее! Застывшее, исхудавшее лицо с синяками под глазами, растерянный взгляд, потускневшие волосы…

Отвернувшись, Тенгель закрыл лицо руками. Теперь он понял, что такое ненависть. Лаурентс Берениус и его мать должны были быть благодарны за то, что их смерть была такой быстрой и безболезненной.

Глубоко вздохнув, он вытер глаза. Сколько раз они с Силье думали съездить навестить Лив, хотя она и явно противилась их приезду. Они тактично настаивали на своем, а Лив просила немного подождать, ссылаясь на то, что еще не готова к их приезду, или на то, что Лаурентс в отъезде – а он хочет быть дома, когда они приедут…

Теперь Лив была среди своих. Каждый хотел обнять ее, поговорить с ней. Ее лицо было совершенно безжизненным. Тенгель подошел к ней – и она бросилась к нему в объятия.

– Забери меня отсюда, отец!

– Да, да, – шептал он в ответ, будучи не в силах говорить. – Добро пожаловать домой, дорогое дитя!

Бледная, худая, уставшая, Лив вернулась домой. Она тихо бродила по двору, лишь изредка совершая прогулки в Гростенсхольм, где подолгу беседовала с Дагом. Из всех сверстников Даг был ей наиболее близок. Шарлотта не вмешивалась в их разговоры, предпочитая держаться в отдалении. Лив и Даг гуляли на лугу.

– Будь добра, Лив, скажи, что тебя так гнетет? – в отчаянии сказал Даг. – Я вижу, что что-то не так. Мы все заметили это, после твоего возвращения домой, и тебе не станет легче, пока ты не расскажешь обо всем. Ведь оба они мертвы, Лив! Чего же ты боишься?

– Не решаюсь сказать об этом вслух, – сказала она, ломая пальцы.

– Ты должна сказать! Иначе тебе не отделаться от этого!

Лив кивнула. Помолчав немного, она сказала:

– Я чувствую себя виноватой, Даг.

Он взял ее за руку, чувствуя, какая она холодная.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не желала смерти Лаурентса, но мои мысли постоянно возвращаются к тому, что я никогда не пыталась порвать со своей унизительной жизнью! А это, в некотором смысле, все равно, что желать ему смерти, не так ли?

– Нет, это не так. Скорее, это было с твоей стороны просто покорностью.

– Может быть, – неуверенно, но с некоторым облегчением произнесла она.

Они остановились.

– Лив, дорогая, попробуй смотреть на все это как на пройденный этап.

Доверься мне, у меня всегда есть для тебя время и терпенье. Не бойся повторяться, если у тебя есть в этом нужда, гони прочь все ужасное из своей души и тела. И тогда мы сможешь начать все с начала.

– О, Даг! – она склонила голову ему на плечо. – Я никогда не смогу начать сначала. Я подавлена более, чем ты думаешь.

Он обнял ее за плечи.

– Время излечит тебя, оно теперь лучший помощник! Не вешай носа!

Отстранив ее от себя, он мягко посмотрел в ее растерянные глаза. Неожиданно улыбка исчезла с его лица. Оба замерли. Глаза Лив стали огромными, взгляд – беспомощным. Даг затаил дыхание. Страх перед будущим вдруг охватил их обоих. Охнув, она отскочила от него, – и побежала словно перепуганное животное, по лугу, в сторону Липовой аллеи. Даг молча стоял и смотрел ей вслед, не делая ни малейших попыток догнать ее. Он вернулся в Гростенсхольм, оглушенный и встревоженный.

Шарлотта стояла под окном гостиной и подрезала розы, посаженные ее матерью много лет назад.

– Ты один? А я думала, что Лив останется с нами обедать.

Он ничего не ответил, просто стоял и смотрел невидящими глазами на кусты роз. Шарлотта взглянула на него.

– Что случилось, Даг?

Он с трудом проглотил слюну.

– Ладно, можешь не отвечать, – сказала она, продолжая обрезать розы. – Я все поняла, как только ты приехал сюда, когда ты говорил о недоразумении с фрекен Тролле и настойчивом сватовстве Лаурентса.

– Да, в тот раз я бессознательно пришел к тому, как сильно я был ею увлечен. Но я не позволял себе додумывать эту мысль до конца. Ведь Лив была замужней женщиной. Но теперь… сегодня…

Мать не прерывала его, давая ему возможность высказаться.

– Я не понимал этого раньше, ведь мы все время были братом и сестрой, – горячо произнес он. – Но ведь мы не брат и сестра! И я знаю, что Лив чувствует то же самое, хотя это и пугает ее. Шарлотта кивнула.

– Понимаю. Она была ошеломлена, услышав о фрекен Тролле, и, не разобравшись, что к чему, поддалась влиянию и вышла за Лаурентса Берениуса. Лив ведь такая мягкая. А ты… ты был в это время в Копенгагене… Ты был возмущен тем, что она выходит замуж, не так ли?

– Так.

Он резко повернулся, так что заскрипел под ногами гравий.

– Но ведь Вы никогда не одобряли брак между мной и Лив? – сказал он с вызывающей интонацией в голосе. – Она ведь не дворянка!

– Дорогой Даг, как ты можешь говорить это? Разве я когда-нибудь отличалась снобизмом?

– Нет, слава Богу, никогда.

– Думаю, тебе следует вести себя предельно осторожно. Мы все видим, какой ужас испытывала Лив к своему браку.

– Боюсь, – вздохнул он, – что на это уйдет слишком много времени. Может, мне так и не удастся уговорить ее.

– Ее мучают угрызения совести, – кивнула Шарлотта, – Словно кто-то упрекает ее во всем, за что бы она не бралась. Мысль о любви между теми, кто вырос как брат и сестра, может пугать ее еще больше. Бедная девочка! Мы должны окружить ее заботой, Даг!

Он согласился, хотя и не сказал об этом вслух.

Как-то раз все семейство из Липовой аллеи сидело за обеденным столом. Суль обратила внимание на то, что Силье упорно не замечает блюда с пирожными – и язвительно усмехнулась. Тенгель в это время пытался втянуть в разговор Лив.

– Лив, тебе следует подумать о твоем будущем, – сказал он и внимательно посмотрел на нее. – Ты ведь теперь владеешь крупным торговым предприятием.

– Я не хочу быть хозяйкой этого предприятия! – возразила она.

– Тогда тебе придется все продать, – сказал Тенгель. – Нельзя бросать все на произвол судьбы.

– А не глупо ли продавать? – вмешался в разговор Аре. – Ты ведь знаешь, отец, я собираюсь проредить здешний лес. Мы с тетей Шарлоттой уже договорились. И что может быть лучше, чем владеть лесоторговым предприятием! Можно сбыть все сразу.

– Прекрасная идея, – сказал Даг.

– Но я не разбираюсь в торговле, – заметила Лив. – И я не хочу жить в этом ужасном купеческом доме – с воспоминаниями. Я лучше останусь здесь!

– У тебя есть такая возможность, – сказал Даг, разочарованный тем, что она избегает его взгляда. – Я, как юрист, могу во многом помочь тебе. Кстати, ты не должна забывать и о своих способностях, ты могла бы, находясь здесь, проверять счета… Не знаю, что делать с домом, грешно было бы продавать его…

– А почему бы мне не жить там? – непринужденно спросила Суль. – Разыгрывать из себя светскую даму, устраивать приемы и тому подобное. Женихи валом повалят, стараясь купить меня.

– Не говори глупостей, – строго заметил Тенгель. – Ты не можешь жить одна!

– Очень даже могу. Это сделает мою жизнь еще более содержательной. Все умрут от любопытства, видя такую красивую женщину с такими скорбными глазами!

– Скорбные глаза – у тебя?! – рассмеялся Аре. – Твои глаза полны жажды жизни и всякой чертовщины!

– Аре! – строго сказала Силье. – Не смей ругаться в этом доме!

– А я и не ругаюсь, это только к слову пришлось.

Тенгель вздохнул, с трудом скрывая улыбку.

– Что-то наш семейный совет не удался, – сказал он. – Давайте-ка посерьезнее. Вы все взрослые, за исключением Аре. Но он единственный, кто пристроен к делу. Взрослые же дети никак не могут осесть и прочно обосноваться. Даг получил блестящее образование. Что ты намерен делать дальше?

– Я пока точно не знаю, отец. Но у меня есть два действительно хороших предложения, а также масса других вариантов.

Даг по-прежнему называл Тенгеля отцом, из-за чего Шарлотту часто поддразнивали друзья и знакомые.

– Но пока ты сидишь и ловишь мух! Лив досталось в наследство торговое предприятие, но у нее нет сил приложить к нему руки. А Суль!.. Ты не могла бы опять помогать мне с больными? Им всем так не хватает тебя, но больше всего – мне.

– Могла бы, – уклончиво произнесла она, думая при этом о той свободе, вкус которой уже почувствовала. Все совершенно изменилось с тех пор, как она встретилась с Князем Тьмы. К прошлому больше не было возврата. Да, могла бы, – повторила она. – Но недолго, пока я не определюсь в жизни. Вряд ли ко мне будут липнуть женихи.

– Женихов у тебя предостаточно, ты хорошо это знаешь, – улыбнулась Силье. – Добрая половина пациентов мужского пола ухаживала за тобой. Но не похоже, чтобы тебе кто-то нравился.

– Это не так совсем, – беспечно ответила Суль.

В конце концов все стало на свои места. Суль с отсутствующим видом возилась с пациентами, давала им безвредные, слабые лекарства и обещала полное выздоровление. Иногда это помогало, иногда нет, но больные любили ее. Пару раз она предпринимала прогулки в лес, где устраивала свои скачки на Блоксберг, однако последствия были такими тяжелыми, что она не могла делать это часто. Тем не менее она постоянно тосковала по прекрасному образу Сатаны. Несмотря на то, что все происходящее на Блоксберге постоянно менялось, он всегда оставался тем же: несказанно привлекательным мужчиной с теми дьявольскими чертами, которые так нравились Суль. С каждым разом он становился все более и более красивым, все более эротичным. Пропасть между ним и обычными земными мужчинами становилась все более глубокой. Она встречалась с ним уже трижды в вихре экстаза и каждый раз, просыпаясь после этого, она чувствовала все более и более горькую пустоту. Она рыдала в бессилии.

Суль понимала, что с каждым разом сознание ее становится все более и более ущербным. Преисподняя стала для нее пограничной зоной, разделяющей два мира, и она все яснее и яснее осознавала, в каком мире чувствует себя как дома, куда влечет ее тоска. Это пугало ее больше, чем она того желала.

Лив постепенно возвращалась к нормальному существованию. Но до полного выздоровления было еще далеко. Даг был очень терпелив, часто думая о том фатальном мгновении, когда оба они поняли, что вовсе не являются братом и сестрой.

Лив сама начала об этом разговор. Они сидели у окна в Гростенсхольме. Наступили сумерки. Беседа их иссякла. Они были одни. Шарлотта отправилась на Липовую аллею.

– Что же будет с нами? – внезапно вырвалось у Лив.

Он вздрогнул.

– О чем ты?

– Ты знаешь, о чем.

– Да, – после некоторой паузы ответил он. – Только я не решался говорить об этом.

Лив ждала, что он ответит.

– Ты согласна, Лив? – тихо спросил он. – Согласна выйти за меня замуж?

Она отвернулась.

– Это не так легко, – прошептала она. – Хотеть, это не то же самое, что мочь.

– Что же мешает?

Она торопливо покачала головой.

– Я не могу тебе сказать об этом, Даг. Не могу. Это… слишком личное…

Он пристально взглянул на нее, но она снова отвернулась.

– Но ты согласна? – опять спросил он. – Согласна выйти за меня?

На этот раз она решительно кивнула. Даг не стал больше терзать ее, видя, как ей трудно.

Вместо этого он обратился со своими проблемами к Суль – открытой и честной Суль, всегда готовой придти на помощь. Он попросил ее выведать у Лив, что мешает ей выйти за него замуж.

– Во-первых, еще слишком рано, ведь ее мужа только что похоронили, – ответила Суль.

– Знаю, но я могу подождать.

Суль, почти уже решившая покончить со своими опасными играми в Блоксберг, была рада занять свои мысли другими проблемами.

– Конечно, я спрошу ее, брат. Единственное, что сейчас может спасти Лив, это брак с тобой. Почему ты не понял это раньше, простофиля?

– Ты так всегда думала?

– Откровенно говоря, нет, я так не думала, я смотрела на вас как на брата и сестру.

– И мы тоже. Но ведь мы же не брат и сестра, Суль!

– Нет, конечно, нет! Я желаю вам всего самого наилучшего и выведаю у нее правду.

И ей удалось все узнать. Как и в детстве, они спали с Лив в одной комнате, и однажды вечером Суль заметила, что Лив созрела для разговора о своем жутком браке. Она слышала в темноте шепот сестры:

– Наша мамочка говорила мне, чтобы я отдала ему всю мою любовь, чтобы я принимала его с радостью и давала ему понять, что разделяю его… страсть. И я делала так, Суль. Но в награду получила жестокие упреки: он сказал, что это не женственно, что мне впредь надлежит быть пассивной. Сказал, что это он должен быть охотником, завоевателем. Я же была его женой, его собственностью, которой он может гордиться и пользоваться по своему усмотрению.

– Ты хочешь сказать, злоупотреблять! – прошипела Суль. – Никогда не слышала ничего более гнусного! Ничего более безумного! Выбрось это из головы, Лив! А Силье права: большинство мужчин хотят, чтобы им отвечали на их ласки, хотят, чтобы их любили.

– Ты так думаешь? – с надеждой спросила Лив.

– Думаю? Я хорошо это знаю!

Лив была слишком разбитой, чтобы заметить искушенность Суль.

– Если бы только я была достаточно сильной, чтобы поверить в это! Но я была изолирована от всех, была так неуверенна в себе. Я думала, что я ошиблась, а он был прав, когда сравнивал меня с женщиной легкого поведения. Это было для меня жестоким ударом, Суль. Это было началом всяческих унижений и угрызений совести. Понимаешь, он убивал меня! И… Суль!.. Нет, я не могу об этом говорить!

– Говори. Скажи всю правду, иначе тебе не дадут покоя твои мысли.

– Нет, это пришло мне в голову только сейчас.

Суль ждала.

Собрав все свое мужество, Лив сказала:

– Это, конечно, ужасно, но я не могу… Ты понимаешь, всякий раз, когда он сек или как-то иначе наказывал меня, он бывал потом удивительно нежен…

Суль села на постели.

– О, какое свинство! Это так противоестественно…

Не найдя нужных слов, она опять легла.

– Я бы убила его! – пробормотала она, стиснув зубы, словно именно это она и не сделала.

– Но это все пустяки, – как бы извиняясь, сказала Лив. – Куда хуже было повседневное давление, неотступно наблюдавшие глаза. Я постоянно должна была следить за безупречностью своего поведения.

Она замолчала.

– Вот почему я не могу выйти замуж за Дага, – печально произнесла она. – мне нечего ему дать. Я не осмеливаюсь проявлять свои чувства и буду ходить в постоянном страхе, что делаю что-то не так, как ему нравится. Мысль о наказании…

– Со стороны Дага?

– Он всегда был чересчур пунктуальным и придирчивым, ты ведь знаешь. Не любил беспорядок и неряшливость.

– Да, но какая здесь может быть параллель с любовью?

– Ее легко провести.

– Не будь дурой, – сказала Суль.

Они спорили еще долго, но Суль так и не удалось переубедить сестру.

Встретив Дага, Суль рассказала ему все.

– Похоже, твоя любовь к порядку сковывает непосредственность ее чувств, Даг. Надо что-то менять!

Даг сидел у окна и смотрел на Лив, которая помогала Мете в курятнике. Он был поражен тем, что Лаурентс убил в своей жене способность быть естественной и умение радоваться. Он быстро повернулся к Суль.

– Но ведь ей нечего бояться! – растерянно произнес он. – Разве она не знает меня?

– Разумеется, знает.

Он не находил слов.

– Но… но… – он стукнул себя ладонью по лбу. – Как может она сравнивать меня с этим скотом?

– Тебе предстоит долгий путь, брат, – неторопливо произнесла Суль.