9

На следующее утро Суль простилась на пристани с преисполненным скорби Якобом.

Плавание было изнурительным, и они прибыли в Осло в полдень, ожидая, что к вечеру прибудет из Копенгагена Даг.

Суль сняла номер в гостинице и устроила там совершенно измученную Мету. У девочки не было морской болезни, но за все время плавания она так и не сомкнула глаз. Плыть по морю на таком маленьком суденышке было для нее настоящим потрясением. Она судорожно цеплялась обеими руками за Суль, словно опасаясь, как бы Морской змей не набросился на ее благоподобную приемную мать, если Мета вдруг зазевается.

Суль велела ей закрыть дверь и никого не пускать.

– Я только навещу свою сестру, – пояснила Суль. – А тебе идти не следует, ты очень устала, тебе надо поспать. Я скоро приду.

Мета пыталась было протестовать, но ей и в самом деле так хотелось спать!

Суль слышала, как она запирает дверь, как шумно плюхается на постель – скорее всего, не раздеваясь. «Спокойной ночи», – подумала Суль, выходя из гостиницы и направляясь к дому Берениуса.

Суль была потрясена видом Лив. Сестра стояла и пристально смотрела на нее, словно не понимая, кто перед ней.

– Но это же я, Суль! Твоя бедовая сестрица!

– Суль? Ты… здесь? В этом доме?.. О, Суль!

Наконец-то до Лив дошло, кто к ней приехал! Она с таким пылом прижала к себе старшую сестру, словно собиралась проглотить ее.

– Моя дорогая девочка, – озабоченно произнесла Суль. – Как ты выглядишь! Если бы не цвет волос, я бы не узнала тебя, так ты изменилась! И волосы твои потеряли блеск и упругость!

Руки Лив дрожали, когда она показывала Суль свои роскошные комнаты. Она с опаской трогала волосы, боясь, что мужу может показаться, что с ними не все в порядке.

– К-к-как же я и-и-изменилась?

Суль онемела: Лив никогда раньше не заикалась.

– Ты весишь вдвое меньше, чем раньше. А глаза! Они полны страха! И эти синяки! Я-то думала, что ты здорова и все у тебя хорошо! Мне так и писали: фантастически шикарный дом и… Ты одна дома?

Младшая сестра кивнула.

– Сегодня у моей с-с-свекрови день сплетен, она сейчас у жены галантерейщика Самуэльсена. Она пробудет там весь день. О, Суль, как хорошо снова видеть кого-нибудь из с-с-своих! Так хочется поговорить, когда тебя не обрывают и не поучают…

Она заплакала.

Суль обняла ее, с ужасом внимая ее безудержному плачу, сдерживаемому в течение нескольких месяцев одиночества.

Когда сестра немного пришла в себя, Суль услышала всю ее историю. Лив неизбежно должна была кому-то все рассказать.

– Я не хочу наговаривать на своего мужа, но…

– Говори, говори, – подбодрила ее Суль, – тебе нужно высказаться, это бывает нужно каждому, мне кажется…

– Он переделывает меня, Суль! Согласно своим собственным представлениям о покорной, глупой и услужливой жене. Все, чему я научилась дома, подвергается здесь критике и отметается и…

– Неужели? – разъяренно перебила ее Суль. – На свете нет лучших родителей, чем наши!

– Да, я тоже так думаю, но Берениус полон презрения к ним.

– Тебе приходится называть его Берениус? Но ведь это смешно!

– Значит, ты тоже так думаешь? А я считала, что я сошла с ума! А его мать…

История Лив потрясла Суль. Она сидела, онемев от ужаса и негодования. Не разрешать принимать близких, ездить домой, рисовать, показывать хоть чуточку свой ум – какое варварство! Просто бесчеловечно!

«Увядшая лилия», – с грустью подумала Суль. Ей, Суль Несгибаемой, предстояло взять на себя заботу сразу о двух девушках! Словно у нее было так много сил. Ситуация была непростая.

– Что же касается постели… – начала Лив, но тут же запнулась. – О, нет, извини…

– Нет уж, говори!

– Не надо, Суль, я не знаю, имею ли я право говорить о таких интимных вещах у него за спиной.

– Как хочешь, я не принуждаю тебя.

– Суль, мне так все надоело! Я так устала! Неужели я и в самом деле ни к чему не способна? Я все время пытаюсь что-то сделать, но каждый раз это плохо кончается.

– Ты не делаешь ничего плохого. Это его промахи, а не твои.

Лив хотела услышать эти слова. Страх, неуверенность и одиночество, накопившиеся за последние месяцы, исчезли бесследно.

Случайно увидев следы от плетки на руке сестры, Суль решила, что это уж слишком: забыв о всякой сдержанности, она дала волю своей ярости и выдала такую тираду, которая заставила бы побледнеть самых закоренелых сквернословов.

Лив только разинула рот, едва не лишившись чувств.

– Идем! – сказала Суль. – Корабль Дага вот-вот прибудет. Встретим его в гавани!

– Даг? Приезжает Даг?

– Да, мы договорились встретиться в Осло.

– Даг… – тихо произнесла Лив. – С ним приедет фрекен Тролле.

– Какая фрекен Тролле? Никакой фрекен Тролле у него нет!

– Но, я думала…

– Пустая болтовня. У Дага нет времени ни на что, кроме занятий. Салонный флирт время от времени, как у всех, он ничего не значит.

– Но мне не разрешают выходить!

– Не разрешают? В нашей семье слово «разрешение» не употреблялось. Ты сама за себя отвечаешь…

Суль тут же подумала о том, как она сама распоряжается этой ответственностью…

– Идем, я не принимаю никаких возражений!

Через час они увидели входящий в порт корабль.

Стоя на пристани, они болтали обо всем, кроме печальной судьбы Лив – и впервые за долгие месяцы на лице девушки появилась улыбка. Но она вздрагивала при малейшем звуке и озиралась по сторонам, словно за ней кто-то наблюдал. Все это время она думала, что сказали бы ее муж и свекровь, если бы увидели ее здесь.

– Сваливай все на меня, – сказала Суль, – Я все вытерплю!

Пока они стояли, глядя на пассажиров, сходящих с корабля, Суль тайком изучала сестру.

«Значит, дело касалось Лив», – думала она, вспоминая слова ведьмы из Ансгарс Клюфта: «Кто-то из твоих близких страдает…»

Воображение Суль заработало, она прищурила глаза…

Высокий, нарядно одетый юноша махал им рукой.

– Это он! – воскликнула Лив. – О, Суль, какой счастливый день – встретить вас обоих! Если бы только…

– Пойти к тебе домой?

– О, нет, я не то имела в виду… Я знаю, что лояльность – самое главное в браке, и мне стыдно, что я сегодня предала Берениуса и злоупотребила его доверием.

– Хорошо, что рассказала мне все. Что же касается лояльности, то она должна быть с обеих сторон, не так ли?

– Но он так мил, так много дал мне… И он никогда не изменял мне, хотя он говорил, что, как мужчина, имеет на это право. Я не должна была… Даг! Как я рада снова видеть тебя!

Даг по очереди обнял сестер.

– Тебе удалось приехать раньше меня, Суль. Это здорово! Передаю тебе привет от множества людей, не успевших попрощаться с тобой. Тебя многим не хватает, в основном… гм, молодым парням! Добрый день, малютка Лив! Так давно тебя не видел! Но дорогая, как ты похудела и побледнела! Твой муж плохо кормит тебя, да? – рассмеялся он.

– Это настоящий кризис, – пояснила Суль.

– Суль! – испуганно воскликнула Лив. – Ты не имеешь права!

– А вот и имею! Этот презренный негодяй до полусмерти замучил нашу сестру!

– Нет, Суль, ты не должна…

– Что это значит? – тревожно произнес Даг. – Я хочу знать все.

По дороге из порта Даг выслушал всю историю из огнедышащих уст Суль. Он в замешательстве переводил взгляд с одной сестры на другую.

– Лив! Она самая чистая и прекрасная из всех нас! Я вырос с ней, я знаю, что лучшего человека не найти! И он осмелился так обращаться с нашей сестрицей?

Лив не была родной сестрой ни Суль, ни Дага, но когда у кого-нибудь из них были в жизни проблемы, они стояли друг за друга крепче, чем родные.

– Это не так уж страшно, – печально и подавленно оправдывалась Лив, – я все преувеличила…

– Преувеличила? – возмутилась Суль. – Взгляни на ее руки, Даг! А свекровь ее чего стоит! Она ей просто прохода не дает!

– Мы все поедем домой! – решительно произнес Даг. – Мы расскажем все Тенгелю, Силье и Шарлотте. Лив, ты поедешь с нами!

– Нет, нет, – с отчаянием произнесла она, – я не могу!

– Ну что ж, – сказал Даг, – тогда мне придется увезти тебя силой! Ты готова к отъезду, Суль?

– Нет, мне нужно захватить вещи… О, Господи, я опять забыла про Мету…

– Какую Мету?.. – недоуменно спросили Лив и Даг.

– Она брошена на произвол судьбы, она будто создана для того, чтобы о ней забывали… – виновато произнесла Суль.

И она рассказала им про девочку.

– Ты удивительный человек, Суль, – покачал головой Даг. – Я видел, что ты проделывала с пациентами Тенгеля: совершенно хладнокровно отпиливала ногу, вскрывала гнойные раны, даже не меняя выражения лица. И вот теперь какая-то девочка считает тебя своей героиней! Но, конечно, мы должны взять беднягу в Линде-аллее или в Гростенсхольм! Ты правильно поступила.

– Разумеется! Но Лив права, она не должна сейчас ехать с нами домой, это спровоцирует ее мужа на новые бешенства. Мы ведь не хотим, чтобы он засек до полусмерти нашу сестру!

– Я поговорю я этим человеком, – стиснув зубы, произнес Даг.

– Нет, ты сделаешь только хуже, – сказала Суль. – Предоставь мне во всем разобраться! Тебе же, Лив, следует спешить домой, пока они не вернулись. Ведь мы почти пришли. Ты, Даг, позаботься об отъезде на Линде-аллее, а я заберу эту бедолагу Мету. До гостиницы, где она меня ждет, довольно далеко.

У Суль были совсем другие планы.

– Встретимся у городских ворот, Даг, со мной будет это убожество.

– Какое убожество?

– Мета, конечно. А Лив придется потерпеть, пока мы не переговорим с нашими родителями. Будь послушна и кротка, как овечка, Лив! Увидимся!

Суль ушла, быстро скрывшись из виду.

Лив и Даг медленно брели по улице. Они еле переставляли ноги, чтобы по возможности удлинить свою прогулку. Лив совершенно забыла, что ей нужно торопиться.

– Не рассказывай всю правду отцу и матери, – тихо попросила она.

– Хорошо. Но с ним я должен поговорить.

Лив вздохнула.

– Он поступит со мной так, как в прошлый раз.

– Да, боюсь, что так.

Не сговариваясь, они взялись за руки, как в старые добрые дни. Даг рассказывал ей о своей жизни в Копенгагене в шутливом тоне. Но в глубине души он чувствовал тупую, беспомощную растерянность. Законный муж обладает всеми правами. Лив, его маленькая сестричка, восхищенно внимавшая ему в детстве – почему именно она, а не кто-то другой, должна страдать всю оставшуюся жизнь? И вместе с тем, у пего появилось смутное чувство собственной вины.

– Где находится его контора? – спросил он после некоторого молчания.

– Нет, ты не имеешь права ходить туда, Даг, не имеешь права!

– Но я должен сказать ему всю правду! Или, если быть совершенно честным – дать ему в рыло!

– Даг, прошу тебя!

Он взял ее лицо в ладони.

– Ну, ладно, не буду, – пообещал он, – послушаем, что предложит Суль, она всегда была изобретательной, – наивно добавил он.

Он долго смотрел Лив в глаза, и когда они расставались, их лица были печальными. Он пообещал, что скоро она получит вести из дома – и они расстались.

Она долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. И только тогда повернулась и пошла к своему красивому дому, находясь под впечатлением этой встречи и в то же время смертельно боясь наказания, которое незамедлительно последует, если муж узнает, что она уходила.

Суль свернула за угол. Она наняла элегантную карету и приказала извозчику ехать к дому Самуэльсена. Сидя в карете, она привела в порядок платье, стараясь выглядеть как можно более представительной. Это далось ей без труда, поскольку на ней было лучшее из всех платьев, подаренных графиней Страленхельм. Разумеется, по норвежским понятиям оно было супермодным. Порывшись в своих тайниках, она положила кое-что в карман.

Когда они подъехали, она попросила кучера доложить, что прибыла графиня Тотт из Копенгагена. Тоттов было такое множество, что невозможно было перезнакомиться со всеми. Кучер поднялся до лестнице – и «графиню» тут же пригласили войти. Приподняв юбку, Суль элегантно поднялась по ступеням, голову ее украшала копенгагенская шляпка, сделанная по последней моде.

Жена галантерейщика, толстая фру Самуэльсен, делала бесконечные книксены, прося высокую гостью в свой убогий купеческий дом, где как раз собрались ее приятельницы. И в то же время она никак не могла взять в толк, что хочет от нее эта элегантная графиня.

Суль вошла в салон. С гордо выпрямленной спиной и дружелюбной, хотя и снисходительной улыбкой она оглядела сидящих дам. На прекрасном датском языке она попросила хозяйку представить ее милым дамам.

Ее датский язык не был безупречен, но этого никто не заметил.

Фру Самуэльсен сделала то, о чем ее просили, и Суль тут же положила глаз на фру Берениус, свекровь Лив. Раньше они никогда не встречались, ведь Суль не присутствовала на свадьбе. «Желчная карга, – подумала Суль. – Это она так по-свински обращается с лучшей девушкой в Норвегии! Эта тявкающая гора жира! О, бедняжка Лив, как она страдает!»

Суль снова обратилась к хозяйке:

– Ах, моя дорогая фру Самуэльсен, я приехала прямо с бала…

Хозяйка была явно польщена.

– Я разговаривала там с моим другом, старым графом Левенбрандером, и он просил меня передать Вам привет…

Она произнесла это имя осторожно, потому что графа с таким именем не существовало.

– … и он рассказал мне, что в юности был безумно влюблен в Вас, но его семья не разрешила жениться на Вас. Он никогда не забывал Вас, фру Самуэльсен. Разве это не романтично, милые дамы?

Суль заразительно рассмеялась.

Фру Самуэльсен была крайне растеряна.

– Нет, но, ох, кто бы это мог быть? Граф Левенбрандер? Что-то я не припоминаю…

– Нет, разумеется, нет! Тогда он не носил этого благородного имени, как Вы понимаете. И он не осмеливался выразить Вам свое восхищение, но Вы ведь понимаете, что я имею в виду, не так ли?

Хозяйка неуверенно выдавила из себя что-то вроде улыбки. Суль видела, что она пытается что-то вспомнить. Все остальные смотрели на хозяйку, выпучив глаза.

Суль села рядом со свекровью Лив. Она изящно жестикулировала, болтая со всеми, обращая внимание всех на картины, висящие на стене.

Хозяйка предложила ей легкую закуску, но Суль вежливо отказалась. Ее ждала внизу карета, она здесь мимоходом.

Она покинула дом с эффектной элегантностью артиста, улыбаясь про себя при мысли о восхищенных взглядах, провожавших ее.

Она появилась вместе с Метой у городских ворот с опозданием, там уже ждал их Даг и… простая телега.

А в это время свекровь Лив испускала дух, спустя полчаса после тяжелого сердечного приступа. Никто не связывал это с выпитым недавно вином, и еще меньше – с появлением знатной дамы из Копенгагена. И поскольку это произошло вне дома, Лив не могли обвинить в смерти свекрови. Все это предусмотрела Суль. А она всегда делала то, что хотела.

Даг направился прямо в Гростенсхольм. Там был его дом, там в одиночестве жила его мать.

Шарлотта была в восторге, увидев своего элегантного сына. Она смеялась и плакала одновременно.

– Мы думали, что вы приедете только через несколько дней. Мы хотели встретить вас на лодке. Ну, как дела? – с любопытством спросила она, садясь рядом с ним на диван.

– Какие дела?

– Экзамены, конечно.

Экзамены? Он о них попросту забыл.

– Спасибо, великолепно! Теперь у меня есть высшее юридическое образование, и я могу выбирать службу по своему вкусу. Я не хвастаюсь, но должен сказать, что закончил лучше всех!

– Я так и знала! – просияла Шарлотта, она никак не могла наглядеться на сына, ведь он так повзрослел! – Я знала, что тебе это удастся. Я и сама не так глупа, ты ведь знаешь, так что тебе есть с кого брать пример, – сказала она и от души рассмеялась.

– Знаю, знаю. Это Вы нас всему научили, матушка! Честь Вам за это и хвала! Учеба в университете была трудной, ведь со студентами мало считаются, особенно, если учишься на второстепенном факультете. Самое выгодное в нынешней жизни – это быть священником. Нашему брату приходится присутствовать на всех похоронах и отпеваниях, и чем аристократичнее покойник, тем пышнее служба, а это отнимает так много времени, которое можно было бы использовать для занятий. Но хорошо, что теперь все кончилось.

Даг замолчал, погрузившись в свои мысли, отвечая лишь «да» и «нет», рассеянно слушая рассказ Шарлотты о жизни в Гростенсхольме.

Наклонившись к нему, она спросила:

– Что с тобой, Даг? У тебя такой озабоченный вид.

Он выпрямил плечи, глубоко вздохнул.

– Да, мама. Боюсь, что Вы из самых лучших побуждений положили начало ужасной трагедии.

– Я? – покраснев, спросила она. – Что ты хочешь этим сказать?

– Как-то раз в Линде-аллее Вы рассказали о фрекен Тролле, о которой я мимоходом упоминал, не так ли?

– Да, – в замешательстве произнесла Шарлотта. – И чем же закончилась эта история?

– Ничем. Ничего и не было – просто мне показалось, что она мила, и я был польщен тем, что она разговаривала со мной. Это и моя ошибка тоже, мне не следовало упоминать ее имя.

– Ошибка? Ничего не понимаю.

– В это время за Лив ухаживал Берениус, не так ли? И он был представлен ей здесь, в Гростенсхольме, да?

– Да, это было здесь, что из этого?

Даг встал и принялся ходить по комнате.

– И до меня дошла весть о том, что Лив собирается за него замуж, что она уже дала согласие.

– Да, это была невероятно удачная партия для маленькой Лив, – не понимая, куда клонит сын, ответила Шарлотта. Увидев глубокую печаль на лице Дага, она забеспокоилась:

– Лив вышла замуж за женомучителя, мама! Это настоящий домашний тиран!

Шарлотта замерла от ужаса. Он же снова принялся шагать по комнате, потом остановился и стукнул кулаком по подоконнику.

– Ах, мама, Вы бы взглянули теперь на нее! Она превратилась в маленькую, дрожащую тень! Свекровь с утра до вечера понукает ею. Ей не разрешают навещать свою семью, а муж наказывает ее за все то, чему она научилась дома. Он высек ее плетью только за то, что она нечаянно выдала сама себя, показав ему, что умнее его.

– Неужели это в самом деле так, мой мальчик? – растерянно воскликнула Шарлотта. – Что же нам делать? О, Боже, что нам делать? Тенгель…

– Нет, не надо говорить об этом Тенгелю! Он убьет Лаурентса, а этого допускать нельзя. Ради самого Тенгеля! Мы должны обсудить это: Силье, Суль и мы с тобой. Что-нибудь да придумаем. Суль просила меня подождать, но я не мог молчать.

– Да, конечно. О, Господи, что я наделала! Но я и не подозревала… О, бедная девочка… Никто на земле не способен любить так, как Лив!

– Я согласен с тобой, мама! Но не рассказывай ничего в Линде-аллее – пока. Дай время нам с Суль найти выход. Лив очень боится скандала.

– Обещаю тебе.

Они долго сидели, думая каждый о своем.

– Как дела у Суль в Копенгагене? – наконец спросила Шарлотта.

– У Суль? Она как кошка – всегда падает на четыре лапы.

– Значит, был скандал?

– Уж это она умеет делать, даже очаровывая окружающих.

– Не ругай ее, мой мальчик.

– Ха! Вы бы послушали Суль, когда она в ярости!

– Могу себе представить, – утомленно произнесла Шарлотта.

На Линде-аллее Суль встретили с распростертыми объятиями.

– Нет, Силье, тебе пора кончать есть медовые пирожные!

Тенгель обнял Силье за талию.

– Это ей к лицу!

– На время. Я уже насмотрелась на упитанных матрон, и мне что-то не хочется видеть такую у себя дома!

– Это не так легко, – сконфуженно улыбнулась Силье. – Но ты совершенно права, я слишком раздобрела. Тенгель, если ты увидишь, что я беру медовое пирожное, отними его у меня и отдай беднякам! Но что это за девочка с тобой, Суль?

Силье тяжело было выслушивать недипломатичную критику Суль, и она пообещала самой себе, что больше не даст для этого повод. Так что Суль сделала полезное дело.

Суль представила смертельно смущенную Мету своей семье и вкратце рассказала о ее судьбе. Наиболее драматичные места она опустила, щадя Мету.

Силье и Тенгель сразу прониклись сочувствием к бездомной девочке и обещали, что возьмут ее в прислуги.

Мета осторожно спросила, не позволят ли ей работать на скотном дворе. По ее мнению, дом был слишком роскошен для нее.

– Что же ты делала в Сконе, Суль? – подозрительно спросил Тенгель.

– Навещала знакомых, – непринужденно ответила она.

– Вот как? Уж не в Бресарпс Бакар ли? «Проклятие, – подумала Суль, – и он знает о ведьмах тоже!»

– Нет, как ты мог подумать! Если быть совершенно точной, то это недалеко от Тулларпа.

– Тебе было там трудно, Суль?

– Трудно? Почему?

– Я получил… послание от тебя. Мы с Силье пытались тебе помочь.

Суль опустила голову и принялась смущенно рыться в своем узелке.

– Вам удалось это, – пробормотала она. – Спасибо, тысячу раз спасибо!

Тенгель и Силье переглянулись.

– Ты ничего не хочешь рассказать? – спросил Тенгель.

– Ничего, – ответила Суль. – Я сделала глупость. Этого больше не повториться. Можете быть уверены.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне об этом! – тихо попросил Тенгель. – Мне это интересно! Ты понимаешь! Мне показалось… что я видел фигуру… которую мне бы не хотелось называть по имени.

Суль пристально посмотрела ему в глаза. И оба почувствовали, как близки друг другу. Она кивнула.

– Когда-нибудь я расскажу тебе, обещаю. Сейчас еще слишком свежи воспоминания.

– А вот и Аре, – сказала Силье. – Аре! Посмотри, кто приехал! А это Мета, она будет у нас жить. Мета, если тебя интересует работа на скотном дворе, обратись к Аре, это его хозяйство.

Мета застенчиво взглянула на высокого, сильного юношу, очень похожего на Тенгеля – только без его демонических черт.

– Спасибо, когда я могу начать? – спросила она. – Я буду много работать…

Аре с недоумением уставился на нее.

– Что она говорит? Я не понимаю ни слова!

– Вы не понимаете меня, господин… – огорченно прошептала она.

– Господин!! Мне только четырнадцать лет! А вот ты до сих пор не умеешь правильно говорить!

– Все дело в том, Аре, – сказала Суль, – что она говорит по-сконски, на диалекте, напоминающем одновременно датский и шведский. Ты быстро научишь ее…

– Я? Никогда в жизни! Сама научится!

– Возьми ее на скотный двор и покажи свои владенья, – сказала Силье. – И веди себя прилично! А мы поговорил с Суль наедине.

– Почему я не могу остаться с вами?

– Ты пока еще не взрослый.

– Вы делаете из меня ребенка!

– А как же к тебе еще относиться! – мягко улыбнулась Силье. – Ты не хочешь быть господином и не хочешь быть ребенком. Возьми с собой девочку.

Аре ушел, что-то недовольно бормоча себе под нос, Мета неуклюже потащилась за ним.

– Это совсем не похоже на Аре, – озабоченно произнесла Суль. – Обычно он сама вежливость.

Силье тихо рассмеялась.

– А не помнишь, какая ты сама была в этом возрасте? Одна нога – в детстве, другая – в мире взрослых. Я, во всяком случае, помню, как мне бывало трудно. И ты, конечно, тоже была не ангелом!

Четырнадцать лет… Клаус, церковный служка, господин Йохан…

– Да, я никогда не была ангелом, – согласилась Суль. – И у него это пройдет. Ну, мне пора, у меня поручение в Тенсберге для одной датской дворянской семьи – рано утром я поскачу туда.

– Но ведь ты не можешь скакать туда одна! – возразила Силье.

– Милая Силье! Я же не буду скакать целый день. Я переночую у них, а на следующий день буду дома. Что со мной станется, если я сижу верхом на коне?

– Пусть едет, – сказал Тенгель. – Она справится одна.

– Хорошо, но не могла бы ты подождать пару дней? – попросила Силье. – Пока маленькая Мета освоится здесь и почувствует себя как дома.

Подумав, Суль сказала:

– Хорошо, я подожду.

– Вот и прекрасно! Так мило с твоей стороны заботиться об этой девочке, Суль!

– О, если бы вы знали, что она пережила! Но, думаю, я не должна говорить об этом ради ее же блага.

Аре мрачно ходил по скотному двору и показывал Мете свое хозяйство. Бедняга тащилась за ним, горячо кивала, когда он что-то объяснял. Глаза ее говорили, как ей все это нравится, но она не произносила ни слова.

– Тебе что, трудно ответить? – не выдержал Аре. Она задрожала, глаза ее наполнились слезами.

– Я не осмеливаюсь. Вам ведь не нравится мой язык, господин!

– Господин! О, Иесус, дай мне терпение!

Выполняя настоятельную просьбу Суль не говорить никому о страданиях Лив, Даг и Шарлотта держали язык за зубами. Суль не хотела рисковать, предвидя бурную реакцию Тенгеля. Это нарушило бы ее планы. Поэтому она и сказала дома, что едет в Тенсберг.

Но туда она не поехала.

Через несколько часов она стояла напротив торгового дома Берениуса, скрываясь от посторонних глаз в переулке.

Торговый дом находился недалеко от гавани Осло, но совсем не близко от особняка, в котором жила Лив.

Суль не спешила. Ведь день она изучала прохожих, проходящих мимо. Несколько раз она видела моложавого мужчину, в котором признала Лаурентса. Щегольски одетый, но слишком уж прилизанный и самоуверенный, по мнению Суль. Такой тип людей никогда не нравился ей. Она ценила авторитет, партнера, обладающего прирожденной властностью и не нуждающегося в приказах и воплях. Она не знала, чем торговал Берениус. Возможно, лесом, пиломатериалами или чем-то подобным. Суль интересовали только люди.

Фронтон дома выходил на улицу. Под самой крышей было открыто чердачное окно. На окне стояло несколько тяжелых мешков, которые, возможно, собирались спустить вниз. Это окно находилось прямо над входом. Лаурентс часто стоял в дверях и разговаривал.

На следующий день Суль вернулась на прежнее место в узкий переулок. Там росли кусты, и она спрягалась за ними.

Главное – чтобы он сам не увидел ее, иначе ей пришлось бы зайти в дом и осуществить задуманное иным способом. Но ее план не должен был иметь никакого отношения к Лив и ее дому – это было главным условием для Суль.

Она уже много лет упражнялась в передвижении предметов с помощью силы мысли. И теперь, в ранние утренние часы, она работала так, что от пота слипались волосы на висках, а сердце билось вдвое быстрее обычного. Усилием мысли она пыталась сдвинуть один из мешков на самый край. Она не знала, что в этом мешке, но надеялась, что он достаточно тяжел. Раньше ей никогда не приходилось передвигать тяжелые предметы на таком большом расстоянии. Коробочки на столе, это да, это у нее получалось. Но мешок!..

В конце концов она вынуждена была признать, что ей это не под силу. Так что теперь ей предстояло зайти в дом. Но как?

Она заметила, что в том же квартале была угольная лавка – на заднем дворе дома. Там лежали мешки и всякий хлам, окна на задний двор не выходили.

Через полчаса в торговый дом Берениуса вошел какой-то мальчишка. На спине его был мешок. На глаза надвинута закопченная кепка. Ноги и ступни его были настолько грязными, что с трудом можно было различить цвет его кожи. Лавируя с мешком между людей, он уверенно поднялся по лестнице.

Забравшись на самый верх, Суль опустила мешок на пол, предварительно убедившись, что поблизости никого нет. После этого она поднялась на чердак и спряталась там за мешками возле самого окна. Она осмотрела устройство чердака: тяжелые балки крест-накрест подпирали потолок, на другом конце помещения было еще одно открытое окно. Она осторожно подошла к нему. Чуть ниже окна была крыша, по ней можно было перебежать на крышу соседнего дома, а оттуда снова спуститься вниз.

Услышав шаги на лестнице, Суль спряталась за мешки, но шаги вскоре затихли. Прислушавшись, она поняла, что люди находятся этажом ниже. Но Лаурентс Берениус не показывался весь день. Это был день похорон его матери!

Она, конечно, не знала, что в это время в Линде-аллее отправилось письмо. Лив сообщала, что ее домашним нет необходимости участвовать в похоронах ее свекрови. Лив не написала, что Лаурентс стыдится ее родни. Он не признавал ни Дага, ни Шарлотту. У него просто не укладывалось в голове, как мог такой безродный, незаконнорожденный парень, как Даг, получить разрешение носить титул барона. Какая презренная женщина эта Шарлотта! Иметь ребенка вне брака! Неслыханно! (То, что сам Лаурентс имел многочисленные связи с женщинами до встречи с Лив, во внимание не принималось).

Лежа на мешках, Суль нетерпеливо посматривала на улицу.

И вот, наконец, в полдень Лаурентс Берениус подошел к торговому дому. Выйдя из коляски, он быстро поднялся по лестнице.

Теперь пришло время ему выйти из дома. Все внимание Суль было обращено на входную дверь. Ей пришлось долго ждать. А у нее в запасе только один день! Иначе дома стали бы беспокоиться. У них не должно было возникать никаких подозрений на ее счет.

Вот он вышел. Она подалась назад. Он остановился! Но нет, пошел дальше. По направлению к гавани.

Она не могла видеть его со своего наблюдательного пункта, и не знала, что он там, внизу, делает. От напряженного ожидания ее ногти впились в мякоть ладони.

Он возвращается обратно! Вот он остановился под чердачным окном! Но их оказалось двое. И под окном стоял как раз другой человек. Суль снова пришлось ждать.

С высоты ей видны были только головы людей. «Берениус начинает лысеть», – мимоходом подумала она.

Мужчины долго обсуждали что-то. Время от времени они менялись местами.

Он стал на это место! Суль было не под силу сдвинуть мешок. Может быть, ей следует сейчас воспользоваться гипнозом, чтобы осуществить задуманное? Стой и не шевелись, Лаурентс Берениус!

Суль стала толкать мешок, пока тот не накренился и не начал падать.

Лаурентс посмотрел наверх. Суль вскочила, не осмеливаясь оставаться там дальше. Выбравшись из чердачного окна, она метнулась на крышу соседнего дома.

Вскоре она была уже на улице. Перед тем, как свернуть в переулок, она бросила быстрый взгляд на останки у входа.

Мешок оказался тяжелым – тяжелее, чем она думала.

И когда он достиг тротуара, от Лаурентса Берениуса почти ничего не осталось.