8

Молодому, целеустремленному Ульсену не спалось.

Он тоже лежал и прислушивался к ветру, кото­рый гудел между домами. Как раз у его стены что-то шуршало снаружи. Сильные удары врезались в его сознание с неровными промежутками, так что он не мог уснуть.

– Проклятый шум, – разозлился он. Не остава­лось ничего другого, как встать и положить этому конец.

«Остальные сладко спят, – с завистью подумал он. – Как сурки, не обладающие моей чувствитель­ной нервной системой». Он выбрался наружу и от­крыл скрипучую дверь.

На улице было холодно, дождливо и ветрено. Вет­рено – это еще мягко сказано, штормило так, что его прижало к стене, и он почувствовал, как ветер сры­вает с него одежду. Рассвет был неясным и загадоч­ным. Пригнувшись к земле, Ульсен испытывал не­приятную дрожь, пробиравшую его с ног до головы.

Он подавил желание вернуться обратно в дом и зашел за угол. На стене висел старый деревянный черпак, именно он вызывал этот ужасный шум. Уль­сен сильно дернул его вниз. Он крепко сидел на сво­ем гвозде, поэтому и мог так долго противостоять рез­ким порывам ветра.

Ульсен вернулся к двери, но остановился на поро­ге, взявшись за дверную ручку. И даже не заметил, как черпак прогарцевал в траве через двор и при­землился на другую стену дома.

Проклятый пристав Свег, который всегда унижал его! Который издевался над ним в присутствии по­сторонних! Над ним, Ульсеном, который в тысячу раз больше, чем пристав, знал о преступлениях и о том, как решают эти загадки. Этому он выучился. А Свег, наверное, ни разу даже книгу не открыл!

Теперь у Ульсена был шанс. Теперь он мог сам решить проблему с брактеатом и тем мертвецом, с женихом Аделе и его исчезновением. Вот тогда они все удивятся и будут говорить себе, как умен оказал­ся этот Ульсен и какими глупцами были они.

И у Аделе появится заинтересованный блеск в гла­зах.

С чего бы ему такого начать?

У него была собственная теория того, по какой причине Мортен Хьортсберг погиб здесь наверху. Он должен был находиться здесь, в деревне, может быть в одном из этих домишек. Например, на него обру­шился потолок…

Но это не решает загадку с трупом, который они обнаружили в озере у себя дома.

Он должен сейчас быть похитрее. Надо все тща­тельно продумать…

Да, было нелегко придумать что бы то ни было, когда все казалось таким невероятно загадочным и иррациональным. Ульсену также не нравился этот налет сверхъестественности. Паромщик. Его-то он действительно видел…

Но ведь он теперь исчез, утонул в озере. В этом Ульсен мог быть уверен и немного приободрился.

Брактеат… Ливор сказал, что их было много.

Лучше всего было начать поиски с них. С запаса брактеатов и, заодно уж, Мортена Хьортсберга.

Ветер снова подхватил его, но он укрылся за бли­жайшим домом.

Это была лишь куча бревен, беспорядочно раски­данная, без входа или чего-то похожего на него. Ульсен обошел вокруг нее и решил, что тут не может быть спрятано ничего интересного.

Он продолжил путь через деревню, размышляя про себя о том, что он справится с решением загадки самостоятельно, без вмешательства призраков и кол­дунов, всего того, о чем болтали остальные.

Ведьмы? Призраки? Нонсенс!

Он подошел к маленькому дому, который прова­лился так, что два фронтона уперлись друг в друга. Надо было войти, и Ульсен с удовлетворением поду­мал, что он сейчас ужасно рискует жизнью из-за Свега. Ну да, частично по вине Свега.

Но дом не скрывал ничего ценного. Ульсен спра­вился с порывом выскочить наружу, а вместо этого важно прошествовал через необычно низкий дверной проем.

Он осматривал дом за домом…

Проделав половину пути, он оказался возле церкви.

Хотя окна были выбиты, а дверь и чердак зияли черной пустотой, маленькая деревянная церковь со­хранилась неплохо. Слегка нерешительно он прибли­зился к входу и вошел внутрь.

В церкви было темно. Скамеек не было, но ал­тарь был на месте.

Или…?

Это был самый удивительный алтарь, который ему приходилось когда-либо видеть. Что, в самом деле, означало вон то? А что это там … светится? Глаза?

Ульсен замер посреди церкви.

Он недоверчиво глядел прямо перед собой, потом по сторонам. Его взгляд все быстрее метался по уг­лам – и тут он закричал тонким, пронзительным криком.

Его-то и услышала Бенедикте, наполовину погру­женная в сон. Но она приняла его за крик птицы, озерной птицы, пытавшейся противостоять шторму.

Ведь все было так спокойно в Ферьеусете.

– А где Ульсен? – спросил Сандер за скромным завтраком.

– Да ну его, – фыркнул пристав Свег. – Он наверняка бродит по деревне сам по себе и делает находки, которые должны подействовать на мое са­молюбие, этим он любит заниматься. Мне это тоже неприятно. Вот увидите, он придет с самым серьез­ным выражением лица и принесет свои «доказатель­ства», которые наверняка несущественны. Он, веро­ятно, скоро появится.

Но Ульсена все не было. А Бенедикте сидела и смотрела, как Аделе время от времени обвивает ру­кой шею Сандера и что-то доверчиво шепчет ему, улы­баясь. Но Сандер выглядел немного настороженно.

«Как они близки, – подумала Бенедикте. – Боже, не делай мне так больно!»

После еды Сандер объявил, что намеревается про­извести осмотр верхнего этажа. Остальные принялись его отговаривать, но он настаивал. К тому же он хо­тел пойти один, потому что считал, что пол наверху не выдержит слишком большого веса.

Да, с этим они были согласны.

Бенедикте попыталась чем-нибудь себя занять в его отсутствие. Прибраться в комнате или сделать еще что-нибудь полезное. Но она не могла собраться с силами. Она рассказала о ночных глазах, но толь­ко Сандер, казалось, поверил ей.

Если бы он общался только с Аделе, это, может быть, было бы легче переносить. Или нет, конечно, нет, Бенедикте приросла к нему всей душой. Он всегда так заинтересованно слушал то, что рассказыва­ла Бенедикте, они вдвоем так мило беседовали. Так доверяли друг другу. Но не в такой интимной мане­ре, как Сандер вел себя с Аделе.

Безжалостная действительность состояла в том, что Бенедикте так и не смогла съесть ни кусочка за завтраком из-за Сандера. Она вела себя, как луна­тик, чувствовала комок в горле, но не могла запла­кать, она лишь сидела за столом, слушая разговоры. Не смела открыть рот из опасения, что слезы немед­ленно начнут капать. Разумеется, пристав Свег рас­сказывал что-то забавное, но она не смогла как сле­дует улыбнуться, улыбка превратилась в унылую гримасу. Единственное, что ее занимало, это то, с ка­кой легкостью, словно это было самое естественное движение на свете, Аделе могла класть свою руку на руку Сандера и шептать ему на ухо какие-то их об­щие секреты. Бенедикте даже и представить себе не смела, о чем они шепчутся.

После того, как Сандер поднялся наверх, она пред­приняла решительную попытку починить стул, кото­рый пристав Свег раздавил своим весом. На корот­кое мгновение у нее мелькнула надежда сделать хоть что-нибудь полезное, но вскоре она снова выпустила стул из рук. Она была похожа на птицу, которая не в силах расправить крылья. Бенедикте села на свою кровать с метлой в руках, не в силах пошевелиться, ее лицо выглядело печальным и постаревшим на сот­ню лет. Она была так некрасива, так некрасива!

Ее мысли молниеносно взлетали и бросались вниз, и, словно когти, оставляли глубокие раны. И вот в такой ошеломляющий миг, когда Аделе вошла и ехид­но поинтересовалась, что это она здесь сидит, Бене­дикте почувствовала, как ее переполняют злые чув­ства, унаследованные от Людей Льда. Нестерпимое желание выместить свою злость, выпустить пар. Она крепко схватилась за край кровати и держалась так, пока волна гнева, ненависти и недостойной ревности не миновала.

Затем она неуверенно улыбнулась Аделе и сказа­ла прерывающимся голосом что-то о своем неваж­ном состоянии.

Аделе не стала сочувствовать ей.

– Никто из нас, наверное, не чувствует себя в форме в этой ужасной деревне. Но это вовсе не зна­чит, что надо сидеть на кровати и жалеть себя. И к тому же пытаться заинтересовать собой некоторых людей, рассказывая лживые истории о светящихся глазах в темноте. Господи! И когда ты повзросле­ешь?

На это Бенедикте не нашлась, что сказать, чтобы защитить себя. Она поднялась и попыталась выгля­деть занятой полезным делом.

Сандер осторожно пробирался вперед вдоль чер­дачной стены наверху, поскольку пол не вызывал ни­какого доверия. В худшем случае, Сандер мог прова­литься прямо на голову своим товарищам.

Это был довольно неряшливый чердак, юноша не видел никаких следов того, что он когда-то использо­вался для жилья. Если там и жили, то, во всяком случае, очень давно. Здесь хранились старые дере­вянные бочонки, корыта и другая домашняя утварь, а поодаль стоял разломанный шкаф, повернутый дверцами к стене. Похоже, что его забросили на чер­дак, как только он сломался.

Сандера больше всего заинтересовал этот шкаф, поскольку все остальные предметы не представляли для него никакой ценности. Подобраться туда оказа­лось нелегко, потому что у стен лежал всевозможный мусор, вынуждавший его ступать по полу, но в конце концов, Сандер эту задачу выполнил.

Свет скупо падал внутрь сквозь немыслимо пыль­ное окно. Сандер слегка вытер стекло рукавом, стало немного светлее.

Шкаф содержал даже больше интересного, чем он мог надеяться. В одном из выдвижных ящиков он нашел изъеденную мышами тетрадь. Кто-то записы­вал в нее давние события, происходившие в Ферьеусете.

«Женщина», – догадался он по почерку и содер­жанию. Даты не встречались вовсе, но пожелтевшие листы свидетельствовали о давным-давно прошедших днях. Там и сям мыши сгрызли довольно много слов, но Сандер погрузился в захватывающее повествование, забыв про своих товарищей и прислонившись прямо к стене у окна. Он читал и читал.

В основном рассказывалось о повседневных до­машних заботах. Наполовину это была амбарная книга, где доходы были занесены изящными, ровны­ми столбиками. Были записаны удачные годы с боль­шим количеством запасенного козьего сыра, сосчита­ны возы с сеном, которые надо было везти вниз, в деревню, отелившиеся коровы и так далее. Записи становились немного более личными, когда расска­зывалось о дождливой погоде, все лето продержав­шей коров в стойле, и о походах в лес и на болото за черникой и морошкой.

Но иногда попадались рассказы о предрассудках. Сандер читал и становился все мрачнее и мрачнее. Было похоже, что здесь в 1600-е и 1700-е годы про­изошло несколько убийств, может быть, оставшихся не столь заметными, поскольку это было оживленное место с паромной переправой. Упоминалось и о раз­бойнике, о котором рассказывал Ливор.

Но вот Сандер дошел до историй о призраках и ведьмах. Все, что касалось нечистой силы, водяных и леших, он быстро пролистал, поскольку ему казалось, что этого не существует на самом деле. Нет, он хотел прочитать о злодеях и призраках в человеческом об­личии.

«Посвященные люди»? Это выражение встреча­лось два-три раза, и как раз этими людьми Сандер заинтересовался больше всего. Потому что ему каза­лось, он знал, что означало имя озера Неттес. «Озеро Нертхюс». Он был уверен, что именно так оно когда-то называлось.

Он нашел упоминания о многих призрачных су­ществах, о которых рассказывал Ливор. Было напи­сано и о ничьих стадах, и о коровах, которые не хоте­ли идти в свой собственный хлев, о холодной руке на лице у женщины. Было сказано, что мучитель женщин, скряга и садист вернулся снова и бродил по округе, пугая своим наполовину человеческим лицом всех, встречавшихся у него на пути, до потери рас­судка. Чаще всего это происходило на берегу озера. А что касается одного из убийств – здесь Сандер читал более внимательно, – что касается одного из убийств, было сказано, что призрак убитой женщи­ны разорил двор в деревне, на котором оно произош­ло.

Возможно, это именно ее глаза увидела Бенедик­те? Он верил в ее рассказ. Были ли еще секреты в этом доме? Убитая женщина? Которая не хочет по­казаться?

Да, удивительная маленькая девушка из рода Людей Льда утверждала, что это был плохой дом. Хотя, маленькой ее вряд ли назовешь, но Сандер все равно находил ее неописуемо трогательной. И совер­шенно беззащитной против нападок Аделе. Ох, он надеялся, что Аделе вряд ли захочет рассказать об их маленьком ночном приключении! Надо бы ей ска­зать, чтобы она помалкивала.

А вдруг он этим только навредит, и станет хуже? Аделе имела склонность к злорадству, он это хорошо заметил.

Он снова сосредоточился на богатой событиями рукописи. Та, что написала ее, производила впечат­ление одинокого человека. Она могла довериться лишь чистому листу бумаги. Она рассказывала мно­го. Выглядело так, словно она записывала свои мыс­ли для себя. Время от времени встречались малопо­нятные намеки на мужчину, который, кажется, должен прийти в Ферьеусет. Она трепетно радовалась этим визитам, понял Сандер. А затем тон становился сми­ренным. Очевидно, мужчина уезжал и снова ничего не происходило, женщина оставалась одна, наедине со своим «дневником». Да, это был именно дневник, даже если она сама называла его только амбарной книгой.

Очень интересная глава рассказывала о большой панике, царившей в Ферьеусете много сотен лет на­зад. Об одном человеке – или, скорее, существе, – оказавшемся там проездом. Это было только древнее сказание, поэтому женщина описала его мимоходом. Сандеру уже приходилось слышать, что когда-то эта деревня была местом паромной переправы между севером и югом.

Этот неприятный человек «призывал к себе злые силы из далекого прошлого, силы, которым следовало оставаться погребенными». Сандер кивнул. Это под­тверждало его теорию. Потом были снова упомянуты «посвященные люди», и было что-то еще более необъяс­нимое – здесь мыши постарались – о какой-то не­справедливости, совершенной с паромщиком.

«Ага, – подумал Сандер. – Вот, значит, какая древняя эта история с паромщиком!»

Но рассказ был запутанным, поскольку сам этот человек выглядел необычайно подлым. Злобное со­здание, которое… Угол страницы сгинул в голодном мышином животе, и Сандеру не пришлось узнать, что же совершил паромщик. Между тем казалось, что тогда он понес свое наказание. Изуродованный при жизни, он не имел покоя и после смерти.

Женщина, написавшая этот невероятно важный дневник, казалось, любила свой Ферьеусет. Но мно­го раз со страниц книги проступало, что над этим опасным для жизни местом нависла неотвратимая кара.

Но почему-то нигде не упоминалось о бегстве из Ферьеусета двадцать пять лет назад. Очевидно, этот дневник относился к более раннему времени.

Значит, место было связано с суевериями намно­го раньше, в точности как сказал Ливор. Но вот как-то раз чаша терпения переполнилась, и люди поки­нули Ферьеусет навсегда.

Только паромщик все продолжал свои вечные рей­сы туда и обратно, не замечая, что люди сбежали.

Сандер медленно спускался по лестнице с весьма потрепанной амбарной книгой в руке. Уже по пути вниз он услышал укоризненный голос Свега:

– Этот окаянный хвастунишка, что он о себе во­ображает? Вы знаете, как он похвалялся перед од­ним из своих коллег как-то раз? Да, я слышал каж­дое слово. «Погодите, вот я стану министром юстиции, – сказал Ульсен. – Вот тогда Свег полу­чит за все свои презрительные словечки. Он уйдет в отставку с волчьим билетом, и это будет мое первое официальное распоряжение!» Министр юстиции, как же! Самое ужасное в том, что он настолько глуп, что сможет им стать! Ага, а вот и Сандер, ну, что ты нашел?

Сандер рассказал им о самом главном в амбар­ной книге, которую Свег немедленно конфисковал, состроив недовольную гримасу. Здесь внизу, при днев­ном свете, книга выглядела действительно довольно неопрятно.

Остальные проявили более-менее вежливый инте­рес к рассказу Сандера о ее содержании. Аделе была хмурой, а Ливор заинтересовался.

Бенедикте усмехнулась.

– Если бы это не было столь немыслимо, я бы сказала, что это мой прародитель Тенгель Злой по­бывал здесь как-то раз много сотен лет назад.

Это заставило Сандера слегка улыбнуться. От сво­его отца он немного знал историю рода Людей Льда.

Наконец, все решили идти искать пропавшего Ульсена.

– Сандер, не объяснишь ли ты подробнее, что ты имеешь в виду, когда называешь это озеро Нертхюс? – сказала Бенедикте. – Кто такой Нертхюс?

Ливор остановился на пороге, держась рукой за дверную ручку. Все посмотрели на Сандера.

– Нет, это не совсем приятно, – беспокойно ска­зал он. – Нертхюс – это богиня плодородия в гер­манской мифологии – предшественница нашего Ньерда во времена викингов, так считают многие ученые. Она обитала на острове посреди воды, и у нее была повозка, на которой она объезжала свои владения и благословляла те места, которым оказы­вала честь своим посещением…

– Каким образом она добиралась до суши? – лаконично спросил Свег. – Она что, летала со своим экипажем и всем остальным?

– Я не знаю, – улыбнулся Сандер. – Но на острове росла вечнозеленая роща, и там находилась ее повозка, скрытая под покрывалом. Это покрывало мог трогать только ее верховный жрец. Он мог пред­чувствовать, когда Нертхюс окажется возле своей по­возки в потайном месте и почтительно сопровождал ее на протяжении всего пути. Повозка была запря­жена коровами…

– Как прозаично, – заметил Свег.

Сандер улыбнулся, сохраняя серьезность в глазах.

– С собой она несла не только добро, но и зло. В тех местах, где она появлялась, люди складывали все оружие наземь, все железное запиралось на замки и засовы, а жители праздновали ее посещение на про­тяжении нескольких радостных дней. Возможно, с довольно дикими ритуалами плодородия, но об этом мы знаем мало.

– Более? – поинтересовался Свег.

– Да, – кивнул Сандер. – И вот, когда богиня получала достаточно много даров от людей, жрец доставлял ее обратно на священный остров. Там по­возка, покрывало и сама богиня должны были быть омыты в озере рабами, которых затем сразу же топи­ли в воде. Я думаю, приносили в жертву.

– Как мерзко, – прошептала Аделе.

– Э-э-э-э… – протянул Свег. – Она была совре­менницей этих… э-э-э-э… брактеатов?

– Если принять во внимание, что верования мед­ленно добирались с континента в Норвегию, они были здесь одновременно, – ответил Сандер. – Во време­на Меровингов.

– Сдается мне, что дело начинает запутывать­ся, – хмуро сказал Свег. – Время Меровингов – примерно с 600 по 800 годы после Рождества Христо­ва, так ты сказал?

– Точно.

– А теперь эта история с тем злобным человеком, который совершил что-то несправедливое с таким же злобным паромщиком. «Много сотен лет назад». Те­перь вот что: двадцать пять лет назад здесь что-то произошло. Да, да, я не говорю уже об этих проме­жуточных историях с привидениями…

– А мне кажется, что мы должны обратить на них внимание, – серьезно сказал Сандер. – Все вме­сте совпадает, я не понимаю только, каким образом.

– Пусть будет так, но во всяком случае паром­щик появился опять, и это произошло двадцать пять лет назад. К тому же какой-то вид жертвоприноше­ния. Или что?

Он говорил достаточно агрессивно. Сандер отве­тил лишь коротким «Да».

– Хорошо, выйдем наружу, ради Бога, – смяг­чил свой тон Свег.

Посреди этого ветреного утра они начали кричать, разыскивая Ульсена. Их голоса носились над дерев­ней, как листва на ветру.

Сандер повернулся к Ливору.

– Ты не рассказывал о жутком призраке, у кото­рого уцелела только одна половина лица.

– Раньше я эту историю никогда не слышал, – с улыбкой отвечал молодой крестьянин. – Она, долж­но быть, старая и до моих времен не дошла. Но я слышал об этой убитой женщине, которая разруши­ла свой двор. Только забыл рассказать вчера.

– Это произошло в большом доме? Где мы оста­новились?

– Нет, нет, это в разрушенном доме, там вдали на холме.

– А «посвященные люди»?

– Я никогда не слышал о них. Старая сказка, возможно. Слишком старая для меня.

– Невероятно, как такая маленькая деревня мо­жет собрать вокруг себя столько суеверных разгово­ров, – сказал Свег.

Сами не сознавая этого, они шли почти той же самой дорогой, что и Ульсен этим утром. И подошли к церкви.

Бенедикте замедлила шаг. Ее глаза приняли ис­пуганное выражение.

Сандер слышал об избранных в роду Людей Льда и их трудностях при входе в церковь. Но казалось, что Бенедикте кроме этого беспокоит что-то другое.

– Что с тобой? – тихо спросил Сандер.

– Я не знаю. Я… мне лучше остаться здесь, – сказала она неуверенно.

– Как хочешь. Мне трудно представить себе Уль­сена, увлеченного молитвой в церкви, поэтому мы только на минутку заглянем внутрь. И сразу же назад.

– Изящная работа, – сказала Аделе, разгляды­вая церковь. Свег был невосприимчив к эстетическим тонкостям, он вошел прямо внутрь. Остальные, не считая Бенедикте, последовали за ним.

Они остановились немного нерешительно в двер­ном проеме, их охватило обычное чувство уважения к религии.

Это была совершенно обыкновенная деревенская церковь, разумеется, без скамеек, но с настоящим алтарем и единственной иконой, большую часть ко­торой занимало изображение распятого Христа. Ни­чего неожиданного, на первый взгляд.

– Такое впечатление, что церковь замечательно сохранилась, по сравнению с тем, что мы видели до сих пор в деревне, – сухо сказал Сандер.

– Да, во всяком случае, не Ульсен здесь пыль вытирал, – сказал Свег. – Он испытывает сильное отвращение ко всякого рода уборкам и чисткам с тех пор, как я тысячу раз поручал ему навести порядок в конторе пристава. Только чтобы вышибить из него немного нахальства. Но что ему сделается, этому по­лоумному?

Сандер подошел к самому алтарю, медленно, тихо и с уважением, как люди невольно ведут себя в церк­ви. Аделе последовала за ним, но пристав и Ливор остались у двери.

– Что ты ищешь, Сандер? – спросил Свег при­глушенным голосом.

Молодой человек присел на корточки и тщатель­но изучал алтарь. Провел пальцем вдоль нижнего края.

Но внезапно повернулся и встал прямо.

– Тихо! Что там? Они прислушались.

– Бенедикте с кем-то разговаривает, – сказала Аделе.

– Значит, она нашла Ульсена, – предположил Свег.

– Нет, – задумчиво возразил Сандер. – Может и так, но я слышу там несколько голосов.

Они стояли неподвижно, даже не могли решиться приоткрыть церковную дверь.

– Несколько голосов здесь? – скептически ска­зал Ливор. – Этого я не понимаю. Деревенские жи­тели настолько боятся этого места, что…

– Тише, – решительно прошептала Аделе.

Они в недоумении посмотрели на нее. Она стояла и прислушивалась, напряженная, словно натянутая тетива. На ее лице читалось удивление, смешанное с надеждой и скепсисом.

Они напряженно замерли, пытаясь всеми чувства­ми уловить звуки снаружи. Из-за двери церкви по­слышались приближающиеся тяжелые шаги.

Казалось, что…

Аделе первая очнулась от парализовавшего их изумления и смущения. Она широко распахнула дверь и выскочила наружу, бросив молниеносный взгляд на трех мужчин, которые шли по тропинке в траве с испуганными лицами.

– Мортен! Господи, это Мортен, мой жених!

– Вы что, с ума посходили? – крикнул он. – Вы ночевали в этом Ферьеусете?

Аделе не слушала его. Она демонстративно горя­чо обняла своего суженого – быстро обернувшись в сторону Сандера, чтобы проверить, видит ли он эту сцену, – и все заговорили, перебивая друг друга.

Свег еле сдерживался, чтобы говорить разборчи­во.

Главное было в том, что те трое, оказавшиеся Мортеном Хьортсбергом и двумя немцами, были ох­вачены страхом. Как Свег и его группа отважились переночевать в этой ужасной деревне?

Свег, в свою очередь, интересовался тем, что слу­чилось с ними, и услышал в ответ, что они жили на горном пастбище в километре отсюда и что три дру­гих немца были мертвы.

– Но где ты пропадал все это время? – пожало­валась Аделе.

– Я встретил их возле Ферьеусета в тот же день, как добрался сюда, – объяснил Мортен Хьортсберг, высокий и элегантный мужчина, но с несколько над­менной, декадентской манерой держаться. – И они спасли меня от… Да, вы мне не поверите, но меня схватил паромщик, который…

– Да, достаточно, мы тоже видели его, – спо­койно сказал Свег. – Каким образом им удалось вас спасти?

– Они бросились ко мне и крепко держали меня, потому что я уже почти угодил на борт лодки, – ответил Мортен. – Я был, конечно, смертельно испу­ган, но они объяснили мне, что паром утащит меня на дно.

Бенедикте тихо подошла к группке на церковном дворе. Она пристроилась к Сандеру, стоявшему с краю группы.

Мортен Хьортсберг продолжал:

– Да, и немцы рассказали мне, что они верну­лись назад сюда, чтобы попытаться найти одного из своих пропавших друзей.

– Только одного из них? – сказал Сандер. – Разве их было не трое? Вас разве с самого начала было не пять человек?

Один из немцев отвечал на ломаном норвежском:

– Почему же. Но остальных мы… нашли. Один утонул, а другой…

– Я знаю, – сказал мрачно Свег. – Повешен и обескровлен, так?

– Да, точно так. И мы хотели выяснить, что же случилось с третьим.

– Выяснили?

– Нет. Еще нет. Он пропал бесследно.

– Они пропали одновременно? – спросил Сан­дер.

– Да, двое последних. Это было осенью, и они держали в строжайшем секрете то, чем они здесь за­нимаются. Но один из нас слышал короткий разго­вор между ними, и тогда один из них сказал что-то о «большой чистке». Мы так и не поняли это, но они пропали.

– Где вы нашли того мертвого? – спросил Сан­дер. – Того… принесенного в жертву.

– На берегу, он плавал в озере. Сандер замер.

– Но, Господи, какие же мы глупцы!

– В чем дело? – сказал Свег.

– Жертвенная роща!

Сандер бросился бежать, обогнув церковь. Осталь­ные последовали за ним, сперва неуверенно, затем постепенно все убыстряя шаг.

За церковью к озеру сбегала луговина. Вначале они попали на маленькое кладбище, сразу за церко­вью, затем вышли на луг. Они видели Сандера дале­ко впереди себя, он спускался по дороге к маленько­му возвышенному полуострову, вдававшемуся в озеро. К холму с венком из деревьев на вершине.

Уже издалека они увидели, что с деревьями на полуострове творилось что-то необычное. На одном из них висел, покачиваясь на ветру, непонятный пред­мет или, скорее, странный плод.