7

– Ну вот, слава Богу, – сказал Ульсен. – Кто-то едет нас встречать.

– «Паромщик», – пробормотал Свег. – Ну, те­перь держись!

– Нонсенс, – фыркнула Аделе. – Это всего лишь обычный человек.

– Да, точно, я так и говорю. Здесь не место ка­ким-то полоумным суевериям!

Сандер ничего не сказал. Он смотрел на Бенедик­те, одновременно наблюдая за лодкой, которая каза­лась все еще слишком расплывчатой, чтобы они мог­ли различить детали.

Бенедикте стояла неподвижно. Она почувствова­ла, как на лбу выступил пот. Корень мандрагоры крутился, как от боли.

– Разумеется, это человек, – пробормотал Уль­сен. – Теперь я его вижу. Он стоит на корме и шеве­лит веслом. Как и все паромщики.

– Но что он здесь делает? – поинтересовалась Аделе.

– Это, наверное, как раз тот самый Ливор, кото­рый не боится никого, ни чертей, ни колдунов, – ска­зал Свег.

– Это похоже на правду, – кивнул Сандер.

Но ему не нравилось выражение лица Бенедик­те.

Пристав сложил ладони рупором и поднес их ко рту, чтобы подозвать лодку. Но Бенедикте крепко вцепилась в его руки.

– Не кричите, – тихо сказала она. – Я не ду­маю, что это… хорошо.

– Почему? – так же тихо спросил Сандер.

– Я не знаю. Возможно, это может придать ему… силу. Я всего лишь чувствую это.

– Что за чушь! – снова вспыхнула Аделе.

Лодка была уже ближе к ним, чем к деревне. Сум­рак был настолько глубокий, что они не могли раз­личить черты лица паромщика, было заметно лишь, что он высокого роста, с перекошенными плечами, почти горбун. Голова была посажена низко и опуще­на, так что плечи почти сходились над ней.

Внезапно Бенедикте очнулась. Она резко сорвала с себя алруне и побежала по берегу к самому краю воды.

Она держала большой корень мандрагоры высо­ко в поднятой руке и направляла его точно против лодки, видневшейся невдалеке посреди глубокой воды. Голосом, который для всех присутствовавших казал­ся незнакомым, таким сильным и властным он был, она выкрикнула слова, из которых никто не понял ни единого.

Сандеру произнесенные ею слова показались длинным, запутанным заклинанием, в котором оди­наковые слоги повторялись раз за разом во все более усложняющемся порядке.

Он не был особенно силен в языкознании, но от­метил, что этот язык нес на себе черты одного из вос­точно-норвежских диалектов. Судя по произношению, он пришел далеко с Востока.

Лодка остановилась. Ульсен сбежал вниз к Бене­дикте и прошипел:

– Что это ты делаешь? Ты что, хочешь совсем отпугнуть парня?

Бенедикте отмахнулась от него. Казалось, что паромщик будто увеличился в размерах, он выглядел огромным, опасным и преисполненным мести.

Но это был, по-видимому, лишь обман зрения, созданный окружающей обстановкой и теми непри­ятными слухами.

Сандер сгреб Ульсена сзади и закрыл ему рот рукой. Аделе закричала:

– Ты что, с ума сошел?

Но Свег на этот раз стоял, словно парализован­ный, не смея пошевелиться. Его мозг отказывался воспринимать происходящее.

– Продолжай, Бенедикте! – прокричал Сандер.

Его слова снова разбудили ее. Сандер верил в нее!

Лодка подошла уже близко. Теперь она напоми­нала обычный паром, круглый и старомодный. Па­ромщик отвернулся в сторону, он был поглощен сво­им веслом и, очевидно, хорошо знал свое дело.

Бенедикте снова подняла мандрагору и стала по­вторять свое странное предостерегающее заклинание с начала.

Плоскодонка сразу же остановилась. Ульсен ба­рахтался, пытаясь освободиться из объятий Санде­ра, его глаза отчаянно и беспомощно искали приста­ва Свега. Но из этого ничего не вышло. Он уставился на лодку.

Бенедикте возвысила голос так, что он гремел над водой.

И тут, прямо на их глазах, лодка стала погру­жаться в пучину, вместе с паромщиком, все еще сто­явшим с веслом на корме. Он не делал каких-либо попыток спастись, словно был целиком захвачен сво­им размеренным движением на веслах.

Ни звука не донеслось до них, когда лодка и че­ловек на ней пропали. На воде не было заметно ни единого колебания, ни мельчайшей ряби. Паром лишь соскользнул вниз под воду и исчез.

Пятеро неподвижно стояли на берегу.

Аделе начала всхлипывать, словно ребенок.

Бенедикте наконец опустила руку и снова надела на шею свой амулет, запрятав мандрагору под блуз­ку.

– Спасибо тебе, – прошептала она. Наконец и Сандер ожил. Он выпустил Ульсена, которого трясло от обиды.

– Что это ты выкрикивала? – спросил Сандер Бенедикте. – На совершенно неизвестном языке!

– Это было заклинание против злых сил, – отве­тила она, побледнев. – А может быть, и благослове­ние, я не знаю. Я вычитала его в книгах Людей Льда, туда записал его мой прапрадед Хейке. Он выучился ему у Мара и Ульвхедина – так было написано в книге. Я выучила его наизусть – в надежде, что оно мне пригодится. Вот и пригодилось теперь.

– Я верю тебе! Но язык?

– Сокровенный язык Людей Льда. Map говорил на нем. А некоторые из избранных могли произно­сить такие заклинания спонтанно, они внезапно сами к ним приходили. Но не ко мне, мне пришлось зуб­рить их.

– Ты же натуральным образом уничтожила зло­го духа!

– Похоже, так. Но мне ничего не известно о силе этого заклинания, и о его смысле тоже. Я могла сто­ять здесь и выкрикивать что угодно!

– Во всяком случае, это на него подействовало.

Всхлипывание Аделе за их спинами переросло в истеричный крик. Сандер вернулся и помог осталь­ным успокоить ее.

Ульсен тоже позеленел от страха, но Свег сказал сухо:

– Есть все же какой-то предел для человеческого восприятия. Подобные картины просто отодвигают­ся, представляешь себе, что вообще ничего не про­изошло. Как раз сейчас я сильно сомневаюсь в том, что мы вообще видели какой-то паром.

Сандер собирался было ему ответить, но был пре­рван внезапно раздавшимся поблизости криком. Приглушенный, тоскливый возглас:

– Эй! Есть здесь кто?

Они повернулись на звук, исходивший со стороны реки на их стороне.

Сначала все посмотрели друг на друга, затем Сандер кивнул, и Свег отвечал:

– Эгей! Мы здесь. На берегу.

Они немного подождали, потом послышались шаги, и человек вынырнул из темноты на пригорке. Молодой и полный сил. Когда он подошел ближе, они увидели, что это типичный представитель этой части страны. Крестьянин с гор, длиннолицый, с боль­шим носом и выступающим подбородком, глаза гус­того голубого цвета. Он казался очень симпатичным, спокойным, немного медлительным, одновременно бодрым и настороженным.

– Мне показалось, что я слышу голоса, – сказал он, спускаясь к ним и протягивая руку приставу Све­гу, в котором он мгновенно вычислил руководителя их маленькой группы.

Пристав представился и спросил:

– А вы, очевидно, тот самый Ливор, которого мы искали?

– Вы искали меня? – улыбнулся мужчина.

– Да, в качестве бесстрашного эксперта по Ферьеусету.

– Ну, экспертом я, наверное, все же не являюсь, но храбрым – пожалуй. Так вы хотите перебраться через озеро Неттес?

– А оно так называется? Я думал, это Ферьеусет

– Деревня, – да. Но не озеро. Хотя… – Ливор колебался. – Вы разве не получали приглашение переправиться?

Он заинтересованно и немного беспокойно пере­водил взгляд с одного на другого.

– От паромщика? Нет, почему же, – сказал Свег. – Но оно нас не заинтересовало.

Ливор внимательно посмотрел на них, ожидая разъяснений, но они не последовали. Тогда он сказал:

– Обычно им не удается так легко отделаться.

– Кому «им»?

– Тем, кто хочет на другой берег.

Река тихо плеснула. Облачная стена расступилась и открыла далекие горы, которые задумчиво и спо­койно лежали в сумерках, храня свои секреты. В воз­духе пахло снегом.

Сандер сказал:

– Давайте на минуту забудем про паромщика. Каким еще образом можно перебраться?

Ливор сделал движение большим пальцем руки.

– Дальше вверх по реке. У меня там спрятана маленькая лодка. Вы можете воспользоваться ею, если хотите.

Казалось, он был немного изумлен тем, что не появился паромщик.

– Мы назначим большое вознаграждение, если ты захочешь остаться с нами, – сказал Свег.

– Но я как раз спускался вниз в деревню.

– Нам надо так много разузнать. Мы хорошо заплатим, если ты останешься здесь на ночь и, мо­жет быть, еще немного утром.

Ливор долго колебался. Наконец, он кивнул.

– Меня ведь никто не ждет. Домашнюю работу сделают и другие. Вы меня немного заинтересовали. Что ж, пойдем!

Они отправились за ним вдоль реки, молча, в сгу­щающихся сумерках.

Сандер держался поблизости от Бенедикте, как будто бы хотел поговорить с ней и не имел возможности для этого. Она замедлила шаг и притворилась, что поправляет туфлю. Сандер ждал вместе с ней.

– О чем это ты думаешь, Сандер? – тихо спро­сила она.

– Ты все ведь знаешь, – улыбнулся он. – Ты видела, откуда выплыл паромщик?

– Нет, я об этом не подумала.

– А я заметил, – сказал Сандер, на этот раз вполне серьезно. – Паром отчалил от того неболь­шого мыска недалеко от церкви.

– Полуостров с небольшой рощей наверху?

– Точно.

– Да, когда ты увидел это, то… Почему это тебя пугает, Сандер?

– Нет, все дело в названии озера. Озеро Неттес… Мне не нравится все это.

Бенедикте молча смотрела на него. Наконец они снова пошли. Она крикнула вперед, обращаясь к Ливору:

– Почему озеро называется Неттес? Он остановился и пожал плечами.

– Вероятно, какая-нибудь девушка по имени Нетте утонула здесь однажды, – крикнул он в ответ.

– Да нет, ошибаешься, – процедил Сандер сквозь зубы, так что его слышала одна Бенедикте. – Я думаю, здесь имеется другое объяснение.

– Какое же? – тихо спросила Бенедикте.

– Его, конечно, Ливор не знает. Поскольку оно весьма древнее. Но я догадываюсь, отчего озеро так называется. Брактеат у тебя, Бенедикте?

– Нет, я думаю, он у пристава.

– Ладно, это не играет роли. Я прекрасно по­мню, как он выглядит. Там была еще одна руна, тай­ная , понимаешь?

Они снова отстали от всех, так что их никто не мог слышать.

– Тайная руна? – сказала она. – Я не видела ее. Там были только… Ты имеешь в виду ту малень­кую веточку внизу, в середине?

– Точно. Вертикальный штрих с двумя малень­кими «ветками» с каждой стороны. Это означает, что за ним скрывается еще одна руна из другого рода.

– В этом я ничего не понимаю.

– С одной стороны два штриха. Это означает еще одну руну. А два штриха с другой стороны означают другой род. Род – это группа рун. Всего их три, у каждого рода свое имя, но в это я не буду сейчас вдаваться, чтобы не запутать тебя окончательно.

– Так что же это за руна?

– Руна «Н».

– Ага, – сказала Бенедикте. – Ты имеешь в виду, что она имеет какое-то отношение к имени Нетте?

– Самое прямое! Только, по всей вероятности, это озеро называлось не Неттес, а озеро Нертхюс . И тог­да смысл совершенно меняется!

– Ты, очевидно, знаешь, кто такой был Нертхюс?

– Еще бы! В таком случае многие фигуры стано­вятся на свои места. Только паромщик не совсем впи­сывается сюда.

– Эй вы там! – крикнул пристав Свег. – Вы полезете в лодку или как?

Было уже довольно темно, но они все же могли разглядеть группу, столпившуюся на речном берегу. Большинство уже уселось в маленькую лодку, толь­ко Ливор стоял и ждал отставших.

– А нам хватит места? – спросил Сандер.

– Все будет в порядке, – ответил Ливор. – Река здесь совершенно спокойная.

Бенедикте увидела, что как раз там, где они нахо­дились, русло реки расширилось до небольшого озе­ра. Она полезла через борт, и естественно, умудри­лась плюхнуться в лодку так, что она опасно закачалась. Но Сандер поддержал ее, и все закончилось благопо­лучно. «Черт возьми, – подумала она. – Почему я такая неуклюжая? Когда люди смотрят на изящную, элегантную Аделе Виде, им наверняка кажется, что неуклюжее меня не бывает».

Сандер сел рядом с Аделе. Чтобы согреть ее, он принялся растирать ей спину, дружески улыбаясь. Бенедикте отвернулась.

Они быстро переплыли на другой берег и выта­щили лодку на сушу.

– Ты совсем не боишься Ферьеусета? – спросил Сандер у Ливора.

– Нет, сама деревня совершенно не опасна. Но вот паром…

– Да, а что это за штука такая? Ливор снова пожал плечами.

– Я не знаю.

– У него есть какая-то история?

– Я тебе расскажу все, что сам знаю, когда мы придем.

Дальше они шли молча.

У всех было неважное настроение. Подъем наверх был изнурительным, да и холод брал свое. К тому же они проголодались, но не ждали гостеприимного приема в Ферьеусете, этой заброшенной горной де­ревне.

Ульсен начал нервно рассказывать о старых ис­ториях с привидениями, о которых ему доводилось слышать. Его хвастливый кристианский диалект зву­чал так неуместно здесь, наверху, на себе посреди притихшей пустынной местности, несшей отпечаток вечности. Свег резко попросил его заткнуться.

Силуэты домов вынырнули из темноты пугающе близко. Бенедикте невольно вздрогнула.

– В чем дело? – спросил Сандер осторожно. Она остановилась.

– Давайте повернем, – сказала она. Он тоже не двигался.

– Почему это?

Она снова пошла вперед.

– Нет, ничего. Мы ведь должны отыскать жени­ха Аделе.

Эта задача стала для нее важной, правда она не могла определить, почему. Если бы Бенедикте была более опытной, она сразу бы догадалась, что это рев­ность. Она хотела убрать Аделе с дороги, и жених бы оказался замечательным выходом из создавшегося положения.

Но у нее не было таких явно выраженных мыслей. Она была необычайно чувствительным человеком, почти по-детски чистосердечным. Если бы она поня­ла, что шевелилось в ней, она бы испугалась самой себя. Она не стала бы влиять на Сандера, чтобы зас­тавить его выбрать «правильную» девушку!

Она ведь считала себя ничтожной!

Ливор остановился у первых домов.

– Здесь только один более-менее обжитой, вон тот, самый большой, – сказал он. – Я был здесь никак не меньше двух лет тому назад.

– Ты здесь с тех пор так ни разу и не был? – спросил Свег.

– Нет, здесь нечего искать. И то, я почти всегда грелся на солнышке и отдыхал на крыльце. Внутрь заходил один-единственный раз, да и что делать в нежилом доме, если на улице нет ни дождя, ни снеж­ной бури?

– Но теперь дождь затянулся слишком надолго, – сказала Аделе и поглубже закуталась в свое паль­то. – Мы попробуем зайти внутрь и развести огонь в очаге – если, конечно, он там есть, – закончила она недоверчиво и подавленно.

Она была в ужасном настроении. Сандер все бо­лее и более отдалялся от нее, ускользал из рук. Ока­залось, что она допустила непростительную ошибку, переспав с ним. Но ей-то казалось, что она доско­нально изучила его, она знала многих мужчин его типа – и она могла действительно положиться на свою неотразимость в постели. Ведь это она постоян­но говорила «спасибо» и «прощай» после одной или двух ночей с мужчиной. И все униженно просили о продолжении.

Но не Сандер Бринк! Что с того, что он по-пре­жнему был вежлив и любезен, вел светские разгово­ры и был слегка ироничен, в точности как она, но он не влюбился в Аделе! Все ее тонкие намеки на то, чтобы провести несколько вечеров наедине в ее комнате, он пропускал мимо ушей, как будто бы и не слышал их!

Проклятие!

Но ей приходилось признать, что он был необы­чайно мил и приветлив с этой бедной неудачницей Бенедикте, это было сильно заметно по нему. Только бы он теперь не внушил бедной девочке чего-нибудь, ведь она не сводит глаз с него! Когда-нибудь Аделе придется серьезно поговорить с ней, ведь не вообра­жает же она, что Сандер хочет чего-то большего, чем просто поболтать? Насколько, собственно, эта дев­чонка глупа?

В душе Аделе разозлилась. Отчасти потому, что Сандер и Бенедикте взяли другую манеру для разго­вора друг с другом, и она не могла больше вмеши­ваться. Но главное потому, что, к своему ужасу, по­чувствовала, как сильно влюбилась в Сандера. И это она – всегда сохранявшая хладнокровие!

Нет, так нельзя! С раскаянием она вспомнила о своем собственном женихе, Мортене Хьортсберге. В последние дни она бессовестно мало думала о нем! Ее мысли все это время блуждали в другом месте…

Ливор привел их к входу в большой дом и выта­щил щепочки из засовов на каждой половинке две­ри. Они распахнулись с неприятным скрипом.

Люди вошли внутрь. Ливор отпер внутреннюю дверь, и они очутились в комнате, они это заметили, хотя повсюду было темно.

– Уфф, – тихо вздохнул кто-то.

И был прав. Старый дом, простоявший долгое время незаселенным, вряд ли выглядит особенно при­влекательно.

– Я зажгу свет и разведу огонь, – ободряюще сказал Ливор.

– Да, зайдя в холодный дом, не согреешься, – сказал Ульсен.

Они проследовали далее, в другие комнаты, по скрипящим, местами провалившимся половицам. Но Бенедикте осталась на месте. Сандер ждал вместе с ней.

– Что там, Бенедикте?

– Тихо! Я пытаюсь понять атмосферу этого дома. Он подождал, пока она опять расслабится. Слышались лишь слабые звуки голосов из дальних ком­нат.

– Ну?

Бенедикте провела рукой по лбу. Прошло некото­рое время, прежде чем она ответила.

– Здесь нечто примечательное. Я с таким рань­ше никогда не встречалась. У дома нет вообще ника­кой атмосферы! Здесь так стерильно, как … в только что протопленной бане.

– Ну да. Да, но это же, наверное, хорошо?

– Нет, это совсем не хорошо. Мы в очень старом, запущенном доме, где должны были происходить сот­ни событий. Здесь рождались дети, в этом доме уми­рали старые и больные, здесь разыгрывались траге­дии и бывали моменты радости. Здесь ужасно пахнет, но это не имеет никакого отношения к самой атмос­фере дома. Здесь не чувствуется никаких следов про­шлой жизни, никаких вибраций, никакого чувства смерти или чего угодно другого. Дом с такой длин­ной и богатой событиями историей – и ничего! Как будто бы…

–Да?

– Как будто бы дом испуган. Словно он умыш­ленно скрывает подробности, прячет их от меня… Я не понимаю этого. Я не потеряла своих сверхъесте­ственных способностей. Только они здесь не работа­ют. Я ощущаю себя, ощущаю свои чувства и впечат­ления. Я чувствовала также огромную тоску во всей деревне, пока мы шли сюда. Но внутри дома… все мертво.

Она сделала знак, говоривший, что им надо при­соединиться к остальным.

Пока она шла за Сандером, внутри возникла боль и тоска. «Он никогда ничего не узнает, – подумала она. – Он никогда не узнает, как я скучаю по нему, как я стремлюсь быть с ним день и ночь. Пока он ничего не почувствовал, я могу сохранить его друж­бу. Затем – если он догадается – всему конец. Он отвернется от меня с отвращением. С удивлением и презрением.

Мне необходимо придерживаться нейтральной дружбы, чего бы мне это ни стоило».

В соседней комнате стояла Аделе и беспомощно озиралась вокруг. Они ее понимали. Весь дом гово­рил о запустении. В стенах можно было пробить дыру хоть пальцем, нависающий потолок, вздувшийся пол. Нет, последнее было не совсем верно, таким он был лишь в гостиной. В этой же комнате был только зем­ляной пол.

– Здесь дурно пахнет, – пожаловалась Аделе. – Словно старой, забытой половой тряпкой.

Да, все это чувствовали. Запах гнилого, разло­жившегося тряпья.

Ливору удалось зажечь и очаг, и лампу, и теперь они соперничали между собой, освещая неверным, колеблющимся светом углы старого дома. Но свет местами не достигал их. Беспокойные тени лежали и двигались, крадучись, в дальних частях комнаты и внутри, в спальне, маленьком помещении, напоми­навшем альков. Бенедикте стояла неподвижно и всматривалась в эту бесформенную, постоянно ме­нявшуюся темноту, несшую отпечаток древности из-за этих невероятно толстых бревен, время от времени выступавших из мрака. Это должна была быть са­мая старая часть дома, остальное пристроили поз­же.

Почему? Откуда это чувство пустоты, стерильнос­ти в таком старом и много пережившем доме?

Теперь ей бы очень пригодился кто-нибудь из рода Людей Льда. Но ныне живущие не обладали особыми способностями. А к мертвым обращались лишь при крайней необходимости.

Ее глаза приобрели особый, резкий блеск, они словно буравили темноту в углах.

В результате она почувствовала исходящую отку­да-то трепещущую настороженность и неусыпную бдительность. Но дом выдержал атаку. Не выдал ничего из своей истории.

Бенедикте показалось, что между ней и домом идет война. Или, может быть, она борется не с са­мим домом? А с чем-то, что скрывается среди его те­ней?

Внезапно она почувствовала себя беспомощно-юной и неопытной. Но она утешала себя тем, что та­кие же чувства должен был испытывать Хейке в тот раз, когда он сражался с ведьмой в Штрегешти. Ему было не намного больше лет, чем ей сейчас. И ему удалось победить, значит, она обязательно должна хотя бы попробовать решить загадку Ферьеусета.

Но у Бенедикте было нехорошее предчувствие, что на этот раз в игру вступили более могущественные силы. Ее амулет вращался с невиданной силой с тех пор, как они подошли к этому обреченному и покину­тому месту.

Она глядела на мертвые, трухлявые стены и при­слушивалась к звукам снаружи.

Никогда ей не встречалось ничего подобного.

– Но мы же не станем ночевать здесь, – пожа­ловалась Аделе. – Разве нет дома получше? Ливор покачал головой.

– Остальные совсем обвалились.

– Господи, Боже мой, – прошептала Аделе. – Многое мне пришлось вытерпеть в этой ужасной по­ездке, но это – предел! Это же не дом, а свинарник!

– Если калоши не подходят, можешь отправляться домой, – зарычал Свег, который был, в общем-то, согласен с ней.

Аделе бросила взгляд в темноту за окно и смолк­ла. Поездка домой в одиночестве не особо привлека­ла ее.

– Мы можем подмести пол в ближней комнате, – спокойно сказала Бенедикте, хотя сама и чувствова­ла сильнейшее желание выскочить наружу на све­жий воздух и убежать как можно дальше от этого ужасного дома. – А что у нас, собственно, находится на чердаке?

– Я не знаю, – ответил Ливор с извиняющейся улыбкой. – Но достаточно, по-моему, взглянуть на потолок, чтобы…

Все подняли глаза и скептически посмотрели на прогнувшийся потолок.

– Нет, – сказал Свег. – В этом ты прав. К тому же… Сдается мне, я узнаю ситуацию.

Остальные кивнули. Все, за исключением Аделе и Ливора, недавно побывали в похожем доме. С заб­рошенным вторым этажом.

– Остается только надеяться, что этот чердачный этаж не прячет столь же много непристойного, как и тот, прежний. С нас довольно подобных секретов, спа­сибо! – сказал Сандер.

– Ну-ну, – сказал Свег. Он осмотрелся вокруг. – Так, здесь внутри земляной пол, но имеется и пара кроватей. Хоть они и ужасно короткие, должен я за­метить. Если дамы лягут здесь, то мы, мужчины, раз­местимся в ближней комнате. Все равно посреди ночи мы не придумаем ничего лучше.

Аделе и Бенедикте печально смотрели на две кро­вати. Старые деревянные доски с мусором, пылью и мышиным пометом.

Но земляной пол был еще хуже.

Только Сандер выглядел бодро и жизнерадостно.

– Но сперва нам необходимо немного подкре­питься! А потом Ливор расскажет нам о Ферьеусете.

Мысль о еде заставила всех просветлеть. Они со­брали на стол нехитрую дорожную провизию и ели, сидя на отчищенных кроватях за единственным в доме столом, запивая теплой водой, которую кое-как уда­лось вскипятить. Сандер вытащил оставшуюся у него фляжку с вином. Ему казалось, что момент для этого настал вполне подходящий.

Настроение у большинства поднялось. Только Бенедикте сидела неподвижно и прислушивалась к странной тишине стен.

Ливор набил свою трубку и поднес к ней лучинку с огнем, прежде чем начать:

– Я знаю не более того, о чем говорит народная молва.

– И этого вполне достаточно, – поддержал его пристав Свег.

Ливор кивнул. Бенедикте сидела и изучала про­филь Сандера, который казался ей замечательным, интересным и оживленным. Он повернул голову и встретил ее взгляд. Он смотрел жизнерадостно и слег­ка заинтересованно. Она быстро отвернулась и ста­ла прислушиваться к словам Ливора.

– Здесь, в Ферьеусете, всегда болтали. О ведь­мах, домовых и всяких потусторонних вещах. О ноч­ных криках и еще не знаю о чем. Собственно, расска­зывать-то и нечего, все ведь так расплывчато и неясно. Но вот случилось… постойте… лет двадцать пять тому назад это произошло, мне тогда было лет пять.

Сандер и Бенедикте обменялись взглядами. Они довольно точно угадали время.

– Ты жил там тогда? – спросил Свег.

– Ну да, внизу в деревне и сейчас живут несколько семей отсюда. И которые сбежали туда. Я не знаю точно, что случилось, но, во всяком случае, здесь был большой переполох. Шептались о какой-то женщине, найденной мертвой с… Извините, милые дамы! С перерезанным горлом и выкачанной кровью.

– Где ее нашли? – резко спросил Свег. Ливор погрузился в свои воспоминания, он раз­мышлял.

– Я не помню точно, поскольку я не присутство­вал. Но мне кажется, она всплыла в озере, там собра­лось много народу на берегу. И как раз в это время-неожиданно показался паромщик. Это от него все сбе­жали, потому что он был действительно опасен. Но я так и не знаю точно, чем именно. Не знаю. Позднее сюда поднимались порой какие-то незнакомцы и про­сили переправить их на тот берег, но их всех находили потом мертвыми в воде. Не всех, конечно, нашли. Я-то уцелел, потому что я никогда не кричу ему, когда он появляется, я притворяюсь, словно не вижу его.

Он наморщил лоб.

– Но вот перед этим, еще раньше случилось тоже…

– Перед чем? – сказал пристав.

– Перед тем, как нашли первую мертвую жен­щину. Мне так никогда и не удалось выяснить, что там произошло, но у меня осталось слабое воспоми­нание, что люди говорили о какой-то находке. На­ходке, которая потом опять пропала…

– Но кто-нибудь в долине должен знать о тех событиях?

– Я не верю в это. – Ливор сделал на этой фра­зе ударение. – Вы понимаете, я так не уверен, мне было всего пять лет, но мне кажется, что эта женщи­на и ее друг что-то нашли. И они никогда уже не скажут, что это было.

– Но друг должен был, наверное…

– Его-то как раз первого и взял паромщик. Его ви­дели садящимся в лодку, которой раньше не было – и прямо посередине озера Неттес она исчезла. Он утонул.

Пристав Свег вытащил брактеат.

– А вот предмет, который они нашли… Могло это быть чем-то подобным?

Ливор вздрогнул так, что они все это заметили.

– Откуда вы это взяли?

Пристав рассказал о трупе далеко внизу в смеж­ном озере.

Молодой крестьянин кивнул.

– Значит, еще один! Нет, они вряд ли в тот раз нашли именно этот, поскольку он лишь один из мно­гих. У всех, найденных мертвыми, были такие.

– У всех, ты сказал? – повторил Сандер. – Сколько их, собственно, было?

– Нет, не так уж и много. Люди нечасто подни­маются сюда. Так, считаем эту пару, и потом за все время было два-три случая.

– И никто не расследовал этого? – спросил при­став Свег.

– Ну почему же? Но они никогда ничего не нахо­дили. А все амулеты пропали.

– В прошлом году здесь были какие-то немцы? – поинтересовался Ульсен, уверенный, что сказал что-то крайне своевременное и умное.

Ливор повернулся к нему.

– Да, я о них слышал. Но никогда не видел эту группу. Они, наверное, пошли дальше через горы.

Аделе хотела больше узнать о своем женихе, но тут Ливору было нечего прибавить к тому, что они уже выяснили.

Сандер прислонился к стене.

– Мне бы очень хотелось подробнее услышать о деревенских разговорах, про которые ты поминал, – сказал он. – О ведьмах и всем таком.

– Но ведь это все только предрассудки! – возра­зил Ульсен.

Сандер строго посмотрел на него.

– Так мы же здесь имеем дело именно с «пред­рассудками», разве ты еще не понял? Кем, по-твое­му, был паромщик? Живым человеком?

На это Ульсен не нашелся, что ответить, но скри­вил губы, как старая дева, хранящая невинность.

Ливор немного замялся, прежде чем решился рас­сказать обо всей той чепухе. Он был здравомысля­щим молодым человеком.

– Да что там, это обычные истории в горных де­ревнях. Давным-давно здесь был повешен один раз­бойник с большой дороги, и болтали, что он возвра­щается опять. Пустая болтовня! Потом одна женщина почувствовала ледяную ладонь на своем лице. В од­ном хлеву никак не могли держать коров, так ужас­но разыгралась там нечистая сила. Мужик увидел в окне женское лицо как-то раз, когда выглянул лун­ной ночью наружу. Стада скота, которые были ни­чьи, паслись сами по себе. Нет, это все слишком расплывчато, обще, происходит только из фантазий и страха темноты. Здесь когда-то была большая пе­реправа, с севера на юг, с платой за перевоз и всем остальным. Много народу было!

– Но в паромщика-то ты веришь?

– Да, с головой у меня нормально, но его я мно­го раз видел.

Он посмотрел на них.

– Но не в этот раз. Почему?

Все молчали. Наконец пристав сказал:

– Среди нас есть один, кто умеет ворожить. Па­ромщик утонул, вместе с лодкой.

Молодой житель гор переводил внимательный взгляд с одного на другого. Потом медленно произ­нес:

– Паром всегда тонет. Но только когда на нем есть пассажиры.

Никто не ответил. Никто из них не отважился вы­дать способности Бенедикте влиять на сверхъесте­ственное. И сама она, конечно, предпочла промол­чать о них.

Все отправились спать. Бенедикте лежала на же­стких досках, завернувшись в свое пальто. Задум­чиво провела кончиками пальцев по старым, шел­ковистым стенам. И быстро отдернула руку к себе. Не было ничего странного, на что бы стоило обра­тить внимание, это обычное, старое и гнилое дере­во, но все равно ее пальцы мгновенно вернулись под одеяло.

Этот неодушевленный, показавшийся ей почти стерильным, дом! Интересно, остальные ее спутни­ки таким же образом ощущали его атмосферу? Как здесь, должно быть, мертво и скучно! Для нее ожи­вал каждый отдельный дом, каждое дерево и ка­мень в природе, она могла чувствовать здания, как друзей, счастливых или несчастных, – или наобо­рот, врагов, отстраненных, угрожающих, даже впря­мую опасных.

Но этот…

На нее давило молчание дома. В этом было что-то ненормальное, но дом отказывался давать какие-либо объяснения. Словно бы он знал, что она могла уничтожить злые и горькие воспоминания. То, что находилось здесь, не хотело быть обнаруженным и уничтоженным. Оно хотело продолжать вершить свое злое дело.

Она лежала, разметавшись по кровати, и не могла уснуть битый час, пока наконец не начала осознавать, что в комнате вот уже некоторое время что-то происхо­дит.

В глубокой темноте горели два глаза. Так незамет­но, что она только сейчас смогла увидеть их.

Бенедикте оцепенела. Она лежала, повернувшись к центру комнаты, но не помнила, как она должна выглядеть, не могла различить, висят ли глаза пря­мо над ней или бесконечно далеко в стороне. Каза­лось, что они возникли в далекой неизвестности вне времени и пространства.

Или они осязаемы, а в комнате кто-то? Но кто…?

Они не были красными и вообще не светились ка­ким бы то ни было цветом. Больше всего это было похо­же на холодное, бледное олово – но это были именно глаза, потому что они даже двигались, один раз морг­нули, спокойно и бесчувственно.

И они были направлены прямо на нее. На нее, Бенедикте, и во взгляде была ледяная непримири­мость. Они ее изучали, словно хотели знать, с кем имеют дело, кто она, собственно, такая. Беспощад­ные, жестокие и пугающе спокойные!

От Аделе было мало проку, она крепко спала и ужасно закричала бы, если бы Бенедикте посмела ее разбудить. Звать остальных… Сандера? Или приста­ва Свега?

Нет, она бы не решилась. К тому же не знала, где находится дверь в ближнюю комнату, и тем более, что произойдет, если она все-таки крикнет.

Но никогда в жизни она бы не осмелилась убе­жать от этих неприятных глаз!

Губы Бенедикте сами собой сложились в корот­кие, пугающие слова. Заклинание, которое она выу­чила из книги Людей Льда.

Холодные светящиеся глаза сразу же потухли, уб­рались, откуда пришли, ведь она могла успеть причи­нить им боль.

Девушка замолчала, прервала заклинание, так как опасалась, что кто-нибудь из попутчиков проснется и испугается. Она не узнала существо в темноте, боялась, что оно может снова напасть – на нее или на любого, кто пошевелится.

Но в одном она была уверена: кто бы ни прятал­ся там в темноте, он обладал необычной силой вну­шения – и он был злым до содрогания.

Она заметила и кое-что другое. Пока глаза свети­лись, запах старой половой тряпки был необычайно сильным. Словно это неизвестное создание стояло очень, очень близко к ней. Или находилось в таком бесконечно сильном напряжении, что запах клубил­ся над ним.

Она была почти уверена, что неявное присутствие именно того ночного гостя она ощущала все это вре­мя, и лишь случайно увидела его, на мгновение по­казавшегося из темноты. И все это время он ощущал себя безнаказанным.

Тотчас на улице начался сильный ветер. Осенний шторм, который гудел и завывал над бедным старым Ферьеусетом, жалобно вздыхал под крышами, застав­ляя двигаться какой-то предмет снаружи на стене. Что-то скреблось и стучало, словно кто-то просился, чтобы его впустили в дом.

Бенедикте закуталась в пальто с головой и лежа­ла так, прислушиваясь к болезненно-сильным ударам своего сердца. Впоследствии она не понимала, как могла заснуть в тот раз, наверху в Ферьеусете, но она все же сделала это. Смогла расслабиться и успо­коилась до такой степени, что сон наконец овладел ею.

Когда ночь превратилась в серый рассвет, она проснулась. Ветер перешел в рокочущий гул, кото­рый проносился над горами и снова умирал где-то вдали.

Но вот посреди этого шума ей показалось, что она услышала крик. Протяжный и жалобный крик смер­тельно испуганного человека.

И все снова стихло.